Камень. Голодное обострение болезни Коли. 1933 год

Голодное обострение болезни Коли.
(глава из биографического романа «Камень», автор – Владимир Шабля).
1933 год, февраль. Томаковка.
Заканчивалась зима 1932-33 года. Петя вернулся со школы голодным и первым делом бросился к печке. Пошарив по кастрюлям, но так и не найдя ничего съестного, он раздосадованно вернулся ко входной двери, переобулся в домашние тапочки и начал раздеваться.
– Бабушка, поесть ничего нет?! – крикнул он на всякий случай, вешая телогрейку на крючок, хотя и без особой надежды на положительный ответ.
Петя знал, что ограниченные продовольственные запасы заставили семью перейти на двукратное питание. Но чем чёрт не шутит, когда Бог спит?!
Мальчик прислушался, ожидая услышать голос бабушки, но ответа не последовало вовсе.
– Наверно, пошла к Пяткинше, – решил подросток и прислонился спиной к грубе, желая прогреть замёрзшее тело.
Груба была чуть тёплой, так что ждать хоть какого-то подобия тепла для тела пришлось долго. Ожидание без дела быстро наскучило, а потому Петя решил поступить рациональнее и совместить сразу два удовольствия. Он юркнул в спальню, схватил там табуретку с лежащей на ней книгой и тут же вернулся к печке, не успев растерять драгоценное тепло.
Приставив сиденье вплотную к шероховатой поверхности, излучающей приятные, еле ощутимые согревающие волны, мальчик кончиками пальцев аккуратно придержал закладку и бережно открыл вожделенную книгу. В тот момент, когда глаза коснулись текста, окружающее отодвинулось на задний план.
Не только сознание, но, казалось, и всё существо молодого человека погрузилось в перипетии романа Рафаэлло Джованьоли. С необычайной красочностью перед взором Петра проносились кровавые сражения гладиаторов с римлянами. Сильный и талантливый, умный и хитрый, честный и верный Спартак удивлял своими нестандартными, но решительными и эффективными действиями. Мальчик представлял себя в ближайшем окружении Спартака, воюющим бок о бок с преданными друзьями полководца Криксом и Арториксом. Он страдал, не в силах предупредить своего кумира о подлости и коварстве Эвтибиды, радовался его победам и тяжело переживал поражения.
– Если бы я был рядом, этого провала не случилось бы! – с бескомпромиссной самоуверенностью юнца пробормотал Петя.
Затем он закрыл книгу, и уже без Джованьоли, самостоятельно стал додумывать сюжет, уводя его в фантасмагорические лабиринты своего воображения, столь же яркие и самобытные, сколь и по-детски наивные.
Следует заметить, что главной отличительной чертой художественных фантазий школьника всегда являлся счастливый конец, достигаемый в первую очередь благодаря его, Петра, своевременным и результативным действиям.
Дойдя до хеппи-энда в своей интерпретации сюжета, мальчик на некоторое время приходил в растерянность, так как радость за любимых героев входила в противоречие с желанием насладиться эмоциями в процессе дальнейшего чтения романа. После непродолжительных колебаний внимание подростка вновь переключалось на книгу, которая снова возвращала его к исходному пункту фантазий. Теперь можно было сравнивать мысли великого писателя с собственными. Но отделить первые от вторых удавалось не всегда. Да Петя к этому особо и не стремился...
Звук открывающейся входной двери отвлёк мальчика от чтения. Послышался шум в коридоре. Наконец на пороге появилась мать. Вид у неё был какой-то разбитый; на бледном лице выделялись большие заплаканные глаза.
– Что случилось, мамочка? – Петя подбежал к Марии, резко ухватил её за руку. Предвкушение чего-то страшного и непоправимого отвратительным щекочущим комом поползло по позвоночнику, надоедливо перемещаясь сверху вниз.
– Коле стало хуже. Врачи сказали, что туберкулёз перешёл в острую стадию, – Мария разрыдалась, затем сорвала с головы платок и принялась утирать им слёзы, тщетно пытаясь успокоиться. – Говорят, организм ослаб в связи с недоеданием, – прерывисто проговорила она в момент частичного затишья, а затем вновь сорвалась на ещё большие рыдания.
Кровь прилила к лицу Петра, он почувствовал, как вдруг стало жарко, а затем капельки пота проступили на лбу.
– Как Коля себя чувствует? – по-взрослому рассудительно спросил Петя.
– Плохо. Кашляет с кровью и температура высокая, – мать постаралась взять себя в руки, но ей это не удалось.
В голове у Марии постоянно крутилась последняя фраза главврача: «Если не произойдёт чуда – мы вряд ли сможем его спасти». Это было нечестно по отношению к ней – забирать любимых людей как раз тогда, когда она к ним так сильно привязывалась, когда годы совместной жизни перерастали в любовь, а упорные усилия давали надежду на благополучие и стабильность.
«Почему Бог забрал у меня мою любимую младшую сестрёнку Марфу, в которую я вложила всю свою душу?! Почему он хочет сейчас забрать и Колю?! За что?! – мысли Марии метались, не находя выхода, переходя в эмоции обиды и жалости. – Ведь всё шло так хорошо: болезнь Коли почти отступила; за последние годы её, почитай, не было заметно... И вдруг такой удар!»
Женщина не в силах была совладать с разбушевавшимся вихрем страстей. Глубоко верующая, она не позволяла себе даже думать о возможной несправедливости деяний Господа. В то же время и найти приемлемое оправдание происходящему тоже не могла. В глубине души Мария знала, что раздирающие её вопросы так и не найдут ответа. Опустошённая, она присела на стул и тихо заплакала.
– Я схожу проведать Колю, – твёрдо сообщил Петя, беря мать за руку и пытаясь успокоить.
– Не смей! – почти истерически закричала та, – не хватало ещё, чтобы и ты заразился! – Мария стала прерывисто всхлипывать, а потом снова зарыдала.
– Мамочка, ложись, тебе нужно отдохнуть, – подросток настойчиво потянул мать за руку.
Он знал, что такие приступы не приводят ни к чему хорошему. При этом самое лучшее, что можно предпринять, – это уложить маму в постель.
Мария и сама понимала, что её нервы на пределе. Она послушно встала со стула и легла на кровать. Через минуту Петя прибежал со стаканом, из которого исходил сильный запах валерьянки. Женщина выпила лекарство и постаралась успокоиться. Обессилевший организм некоторое время ещё колотился, но вскоре покорился тройной дозе успокоительного и сдался.
Пока из спальни доносились всхлипы матери, Петя чутко улавливал динамику её состояния. Наконец, поняв, что на этот раз обошлось без осложнений и мать уснула, мальчик принялся обдумывать ситуацию.
Хотя ничего очень уж страшного мама не говорила, нехорошее чувство охватило Петра. Привыкший к периодическому профилактическому лечению брата, он и на этот раз поначалу буднично отнёсся к его пребыванию в больнице. Но теперь парнишка начал подозревать, что дела у брата обстоят хуже обычного. Свидетельством тому были и рыдания матери, и какая-то безысходность в её глазах, и Колин кашель с кровью, чего раньше никогда не было. Пожалуй, впервые в жизни Петя осознал, что брату угрожает серьёзная опасность. Сначала стало страшновато, но потом какая-то внутренняя сила выдвинулась изнутри и подвигла к решительным действиям.
«Колю нужно спасать! Прежде всего – хотя бы как следует накормить!» – твёрдо рассудил он.
Мальчик подошёл к коробке, в которой находился хлеб, достал лежавший на дне кусок и отрезал от него больше половины. Завернув краюху в обрывок газеты, он сунул её в карман телогрейки. Затем оделся и вышел в кладовку. Оттянув от стены висящую на ней полку, паренёк снял с гвоздя ключ, спрятанный в стеновом углублении за бруском.
Он приблизился к деревянному сундуку, приподнял замок и замер в нерешительности...
По неписанному семейному закону доступ к сундуку был позволен только отцу. Даже мать никогда не прикасалась к нему. Это было табу, выстраданное и закреплённое ещё в 1921 году. Тогда, во время страшного голода, только железная рука Данила, повесившего на сундуке с салом и мукой огромный амбарный замок, спасла семью от голодной смерти. Мужчина вёл домашнее хозяйство по усвоенным с детства принципам бухгалтерского учёта, пропитавшим всё его естество до мозга костей. Именно эти принципы заставляли Данила во время голода, независимо от ситуации, выдавать точно выверенное, каждый день одинаковое количество продуктов для поддержания пусть голодной, но всё же жизни всех членов семьи.
И жена, и тёща помнили тот драматический момент в их жизни и были благодарны Данилу за проявленную твёрдость. Дети тоже знали эту историю, принимали заведённые в семье правила и следовали им. До сегодняшнего дня Пётр никогда даже не заглядывал в сундук, хотя и догадывался, что в нём находится. Пару лет назад он случайно увидел место хранения ключа, но ни разу им не пользовался и никому не говорил о своём знании. Но теперь, в ситуации, когда здоровье брата в опасности, мальчик решил, что обстановка требует решительных действий, и взял инициативу на себя. Он резко повернул ключ в замке – внутри него что-то отрывисто щёлкнуло и дужка отошла от основания.
Парнишка осторожно поднял крышку. Дно сундука было устлано толстым слоем крупно помолотой соли. В центре находился неполный мешок с кукурузной мукой, а по углам – четыре пирамидки тёмно-коричневого, от старости дурно воняющего сала. К мешку была приставлена картонка с надписью: «Кукурузная мука. Расход 1 литр в день». Возле мешка стояла литровая банка, стенки которой покрывал тонкий слой прилипшей муки. Картонки лежали и возле каждой кучки сала. «Март», «Апрель», «Май» – гласили заголовки, относящиеся к трём практически одинаковым стопкам этого продукта. Ниже на всех трёх табличках красовались идентичные строки: «Расход 140 граммов в день». Больше всего сала лежало в правом ближнем углу. «НЕПРИКОСНОВЕННЫЙ  ЗАПАС!!! САЛО. 6 кг 270 г», – большими, каллиграфически выведенными красными буквами было написано на картонке, лежащей наверху этой пирамидки из кусков сала.
Решительным движением Петя убрал картонку с наибольшей кучки. Из уложенных друг на друга кусков он выбрал самый светлый, отрезал от него лежавшим здесь же ножом приличную полоску и присоединил её к находящемуся в кармане хлебу. Затем макнул оголившуюся сальную поверхность оставшегося куска в соль, которая находилась на дне. Аккуратно разместив сало на прежнем месте, подросток положил картонку на стопку и закрыл сундук.