Пламя. Повесть-размышление. Глава 16

ОН РОДОМ ИЗ ДЕРЕВНИ

В это утро, Геннадий Опанович, после  раздумий, затронул нежными строками тему, к которой он был привязан, как в младенчестве к груди матери и на случайном листке бумаги довольно быстро отобразил зародившиеся строчки. Перечитал их несколько раз, вычёркивая лишнее и добавляя нужное,  получил завершённое стихотворение:

                ДЕРЕВЕНЬКА МОЯ

Деревенька моя - одна улица,
Вдоль неё – лишь десяток дворов,
Где берёзы порою сутулятся
От объятий залётных ветров.

Возле дома искрит многоцветие,
Где душистой травы аромат,
Здесь дорога глядит сквозь столетия,
А глаза стариков – на закат.

Так пустынны дворы дома каждого,
Не заметишь людей на пути,
Словно нет ничего в мире важного,
Как печалью по сердцу пройти.

Его можно было понять. Геннадий вырос в деревенской семье, очень любил природу, поэтизировал её, но жить в деревне в бесправном положении, как жили его родители и родственники, не хотел.
Он понял, как деревенские люди зависимы от погоды и урожая, сельского Совета, от председателя колхоза, зачастую – самодура, которому безнаказанно позволено всё, что делается вопреки нормальной жизни сельского человека. Председатель может урезать приусадебный участок, не дать коня для вспашки огорода, не выписать зерна, прогнать с работы за жалобы и критику. Председателя защитят, а неугодного бунтаря запомнят, и каждый новый руководитель будет к нему относиться предвзято, отрицательно… Такой «славы» хватит на всю оставшуюся жизнь тому, кто попал в немилость.
В школе Опанович учился хорошо – трудолюбивый, сообразительный, целеустремлённый, творчески одарённый. Его привлекали театр, литературное творчество. Получив образование культурно-просветительского профиля, он быстро нашёл свою дорогу в жизни. В местном любительском драм театре при Доме культуры был на ведущих ролях. Активная корреспонденция в районную газету, поэтическое творчество в литобъединении «Случь», а также хорошая дикция, исполнительность привлекли внимание работников райкома партии, и ему доверяли читать речёвки и лозунги перед колоннами трудящихся во время праздничных демонстраций.
Он стал популярным и уважаемым, но, как водится, при своей успешности заимел множество завистливых недоброжелателей. Он никому не делал зла, был покладистым, отзывчивым, впитывал хорошие манеры поведения, чем особенно возмущал своих знакомых, ехидно бросавших реплики: «Недавно щи лаптем хлебал», а теперь – заведующий отделом культуры горисполкома! Опанович понимал причины отторжения его теми, кто от него отстал, но он относился к этому спокойно, без встречной неприязни.
Однажды ему пришлось пострадать от рук хулиганов. Возвращался поздно вечером домой из Дома культуры после очередной репетиции, и к нему подошли трое молодых людей. Как водится в тёмных переулках, попросили закурить.
– Я не курю, ребята, извините, не могу вас угостить сигаретами.
– А почему не куришь? – поинтересовался один из незнакомцев.
– Считаю, что без этого можно обойтись, тем более что курить вредно.
– Посмотрите, какой умный! – насмешливо обратил внимание своих дружков незнакомец, а второй парень неожиданно ударил Опановича кулаком в лицо.
Опанович рухнул на землю от мгновенной потери сознания. Поднимаясь, почувствовал, что из носа хлынула кровь. Смутно понимая, что произошло, с недоумением спросил:
– Ребята, за что? Я вам ничего плохого не сделал…
– А зачем ты галстук нацепил? Хочешь казаться умным? – услышал он голос из темноты и тут же получил второй удар в лицо.
– Хватит с него на первый раз или ещё добавить? – раздался голос за спиной.
– Бог троицу любит, – сказал третий негодяй и ударил его ногой в пах…
Опанович скорчился от боли. Он был оскорблён, унижен, подавлен. «За что меня так обидели, за что?» – недоумевал Опанович, ставший жертвой хулиганствующих молодых людей. «Почему люди так несправедливы? Почему жестоки и безрассудны?» – возмущённо задавал он себе вопросы. Ответов на них не находил. Для себя он сделал вывод, вспомнив слова одного из слуцких острословов: «Разумные бессильны речи, когда дебил расправит плечи». С тех пор он стал держать дистанцию в общении с незнакомыми людьми, тем более – с теми, кто имел очевидные признаки низкой культуры, для которых наличие галстука и опрятного вида могло стать основанием для проявления неприязни и агрессии.

*  *  *
Этот день был обычным в жизни Опановича, как и все предыдущие, но вечером он встретил своего родственника Леонида Мутько, обрадовался. Шагая рядом, в разговоре незаметно они подошли к дому, где жил Опанович. Мутько предложил встречу отметить и распить имеющуюся у него бутылку водки.
– Твоя жена дома? – спросил Леонид.
– Должна уехать в деревню к родителям. Завтра – выходной. Она, может быть, и не поехала бы, но мы с ней повздорили. То ли от большой любви, то ли от сложности её характера у нас часто возникает непонимание друг друга. Я – нормальный человек, и она неплохая, а как сойдёмся вместе, так и зацепимся.
– Гена! Не переживай! Бабы – это такое капризное божье изделие, что им никогда не угодить. Ты думаешь, у меня лучше? Грызёт день и ночь и всегда только она права! Другой правоты у нас нет. Наши жёны – родные сёстры, так они во всём похожи, порода такая – бабы это…
– Лёня, я не могу так категорически говорить о жене, но деликатно можно заметить, что проблемы есть. Может, и я в чём-то виноват, но что мне положено, вечером – отдай! Её капризы мне надоели. Хоть караул кричи!
– Так кричи! Кто не даёт? – весело подсказал Мутько.
– Если бы помогло, то, конечно, кричал бы каждый день – утром и вечером. Ну, ладно. Пошли ко мне, посидим, потолкуем, спешить некуда.
Мужчины, оживлённо разговаривая, зашли в подъезд дома, поднялись на второй этаж и притихли. За дверями с тонкими фанерными панелями отчётливо слышались женские голоса. Жена Опановича, захлёбываясь от возмущения, энергично сообщала:
– Мой Гена тоже частенько коники выкидывает – всё не так да не эдак. Капризный, как ребёнок, вспыльчивый, зато с любовными прихотями. Ясное дело, в «культуре» – все с причудами. Если бы вкалывал на заводе, то было бы не до баб.
– В этом смысле, сестрица, мне проще. Мой наработается, так носом – в стенку и целенькую ночь нюхает ковёр. Бывает, встрепенётся, особливо когда выпьет. Да ничего интересного… Дыхнёт перегаром, придавит, как Слон Моську, и готов заснуть, забывая, зачем вскарабкался. Все они одинаковые – подними руку да резко опусти с крепким словом!
Услыхав такое, мужчины удивлённо переглянулись.
– Гена! Вот хохма с яйцами! Это же наши бабы на нас клевещут! Сошлись посплетничать. Во дела! Ты же сказал, что твоей дома не будет. Сговорились! Это народ коварный, – сказал Леонид и стукнул кулаком в запертую дверь.
– Кто там хулиганит? Щас милицию вызовем! – послышался недовольный голос жены Опановича, и в приоткрытой двери показалась её физиономия.
– Ах, это вы, милые, щирые, явились! Думали, я в деревню уехала, так выпить настроились? – с сарказмом сказала жена Геннадия и пошла на кухню, где начала бренчать тарелками и хлопать дверцами буфета. – Приготовлю на стол, поужинаем вместе с дорогими гостями, куда же от них денешься, раз припёрлись.
Опанович чувствовал, что встреча чревата… «Значит, не на шутку обиделась…» – подумал он и пригласил Леонида в кухню, за стол.
В доме особых разносолов не было, но селёдка с луком, винегрет, кружочки колбасы «пальцем пханой», доставленной из деревни, уже были на столе. Особенно вдохновлял аппетитный кусок сала с прорезью – лучший закусочный продукт, по мнению любого белоруса.
Глаза у обоих приятелей заблестели, настроение стало улучшаться. Гена, глядя на Мутько, негромко сказал:
– Вот что я заметил: ещё ни грамма не выпил, но мысль о такой возможности в организме уже проявляется ликованием. Это у всех так или только у меня?
Из другой комнаты послышалась ехидная подсказка с уточнением от жены:
– Да, уж! Знакомо ваше ликование. Только по этому случаю и ликуете!
Опанович пропустил реплику, не реагируя на неё. Настроение у него было хорошее, и он, обращаясь к женщинам, примирительно сказал:
– Милые женщины, прошу к нам за стол. Мы без вас не можем радоваться жизни! Вы для нас – всё! И радость, и печаль, и наслаждение!
– Ладно, сладкоежка, успокойся! – сказала жена Опановича, но сестра её одёрнула:
– Не груби своему мужику за доброту слов! Мой в жизни так красиво не скажет, так хоть твоего послушаю.
– Слушай, сестрица, слушай, он любит развешанные уши. Так в душу проникнет, а потом туда нагадит…
– Успокойтесь, дамы. Забудем разногласия. Нальём да выпьем за мир и дружбу в наших семьях! – примирительно предложил Опанович. Я вам потом стихи почитаю.
- Ой, только не это! – вызывающе произнесла его супруга и поморщилась.
Геннадий промолчал…