Глава 13. Безмерно опасны, безумно прекрасны

          Предыдущая глава:      http://proza.ru/2021/10/09/1752   


          «Все драконы – наши. Чужих не бывает.
          Все наши драконы – это те,
          которых мы создали или родили сами.
          Или же впустили в себя и дали им пищу»

          Ян Словик. «Трактат о Драконах»

          Лафей терпеливо ожидал пробуждения Локи. От его острых, внимательных глаз не укрылись и угрюмая тень тяжёлых раздумий, что весь предыдущий вечер омрачала лицо сына, и его невидящий, провалившийся взгляд. Он словно бы отгородился от всех, нарастив чешую, закрывшую его от излишнего внимания окружающих, что смотрели на него с надеждой и ожиданием чуда. Лафею очень хотелось поддержать сына, утешить, развеять его сомнения, но сочувствие своё он держал при себе, зная, что Локи его не оценит. И лишь когда юноша удалился в свои покои, Король дал распоряжение не беспокоить принца на следующий день, несмотря на то, что впереди их ждали ещё девятнадцать Домов Утгарда. Он хотел, чтобы сын хорошо отдохнул и набрался сил перед долгим путешествием.

          Проснувшись, царевич некоторое время лежал, бездумно глядя в потолок, а затем отбросил тяжёлые шкуры и сел в кровати. Он чувствовал себя разбитым и не выспавшимся: во сне его преследовали голоса давно умерших, но не забытых и не молчащих королей и принцев Йотунхейма. Словно желая выкинуть из головы их скрипучее многоголосье, Локи встряхнул взъерошенными тёмными волосами и решительно спустил ноги на обжигающе холодный пол. Как ни странно, это принесло облегчение – в голове прояснилось почти мгновенно. Подойдя к узкому остроконечному окну, он непроизвольно поморщился – льющийся из него свет был яркий и болезненно резал глаза. Взошедшая Дневная Звезда сияла так ослепительно, что в её свете снег искрился миллиардами кристально голубых вспышек. Огромный аквамариновый купол небесного свода выгнулся исполинской перевёрнутой чашей, накрыв лежащий за окном мир от горизонта до горизонта. Куда ни кинь взгляд, везде простиралась чистая, незапятнанная снежная равнина. И лишь высокие пики Поющих гор полосатили её белизну долгими синими тенями.
 
          Не спеша одевшись, Локи плеснул в лицо ледяной водой, чтобы окончательно прогнать остатки сна, и вышел из покоев. Его обдало волной пронизывающего, вязкого холода. Тут же, словно из-под земли, появился слуга – незримый, неслышимый, не смевший прежде нарушить покой принца и не дававший знать о своем присутствии. С учтивым поклоном он предложил проследовать за ним.
 
          Лафей сидел в трапезной, за длинным столом, накрытым блюдами с бесхитростной, но сытной пищей, ожидая появления сына. Когда принц вошёл в сопровождении пожилого хримтурса, Король, незаметно выдохнул с облегчением и, отпустив слугу взмахом руки, сделал приглашающий жест, указав Локи на место рядом с собой. 

          Завтрак прошёл в молчании, нарушаемом лишь общими, ничего не значащими фразами. Принц казался рассеянным и едва ли уделял должное внимание словам отца – эта неучтивость проскальзывала в его жестах, в том, как он бросил небрежное приветствие в его сторону, в том, как искоса поглядывал на него. Мысли Локи словно оставались заняты чем-то своим.

          Заметив тёмные тени, залёгшие под глазами сына и выдававшие его давнишнюю бессонницу, Лафей резонно предположил, что причина такой рассеянности может крыться в элементарной усталости.

          – Ты плохо спал? Тебя что-то беспокоит? Если у тебя есть какие-то тревоги и сомнения – поделись со мной, – в голосе Короля появились непривычные просящие нотки, поскольку он не особо надеялся на то, что сын обнажит перед ним часть себя в угоду одному лишь его любопытству. – Ты словно сосуд, Локи, всё держишь в себе. Но бездонных сосудов не бывает. У всего есть свой предел. И если я слишком давил на тебя в последнее время, если посмел просить о слишком многом, ты всегда можешь сказать мне об этом. Поверь, я абсолютно точно не хочу, чтобы ты следовал моим целям в порыве великодушной жалости. Ты вправе поступать сообразно своим собственным желаниям и велениям своего сердца. И я не стану упрекать тебя за это, даже если сам Один приставит меч к моему горлу.

          Локи замер, не отрывая взгляда от стоящей перед ним тарелки. По излишне острой линии плеч и плотно сжатым губам было видно, насколько он напряжён. Лицо его приняло привычное надменное выражение, за которым он, как обычно, скрывал свою неуверенность и смятение. Несмотря на мягкий отеческий тон Короля, царевич вновь почувствовал себя провинившимся сыном, как и в той, прежней жизни, когда Один отчитывал его за то, что не оправдал его ожиданий. Лафей же расценил его молчание по-своему.

          – Возможно, наш мир пугает тебя…

          Король не договорил, заметив, как сжав зубы от накатившего раздражения, Локи нарочито медленно выпрямился на стуле, выправляя осанку. На его остром и гордом лице застыло выражение того особого высокомерия, которое носят все дети великих правителей.

          – Пугает? – спросил он и судорожно сглотнул. Узкие губы скривились, выдавая охватившую его горечь. – Ещё недавно мой мир был таким простым и понятным. А сегодня в нём зияют бездны расселин. И я не понимаю, как жить дальше. Все здесь смотрят на меня с надеждой, так, будто в моих руках будущее этого полуразрушенного мира, умирающего на задворках Иггдрасиля. Но как я могу изменить то, что мне неподвластно? – Локи издал негромкий, полулихорадочный смешок, с отвращением понимая, как жалко звучат его слова. – Я всегда хотел, чтобы мною гордились. А теперь – да, я боюсь… Боюсь, что не справлюсь, что войду в историю, как самый недолговечный правитель, при котором Йотунхейм окончательно сгинет, и моё имя станет символом позора и поражения.

          Лафей смотрел на сына, в рубиновых глазах которого так ярко пылала боль, словно у него были сломаны рёбра и сердце под ними раскрошено в осколки. Локи уже не старался изображать холодную надменность, он просто пытался удержать маску, чтоб отец не увидел под ней его настоящего. Но Лафей видел. Видел куда больше, чем сын мог себе представить. Потому что всё было в глазах – мучительное сомнение, опустошённость и почти детский страх.

          Король встал и шагнул к принцу, который тут же резко поднялся ему навстречу, оттолкнув стул, который с грохотом упал. Лафей положил тяжелую, ледяную ладонь на плечо сына.

          – Ты не должен бояться, сын. Ведь истинный правитель – это не тот, кто приумножает богатства своего мира, не тот, чьи подвиги с гордостью восхваляют потомки, не тот, чье имя скандирует ликующая толпа. Не найдётся и крупицы смысла в этой льстивой славе, блестящей, точно новёхонькая монетка, и мимолетной, как дуновение ветра. Истинный правитель – это тот, кто до последнего вздоха верен своему народу, кто помнит все свои промахи и готов нести за них ответственность, готов исправить их даже по прошествии многих лет. Возможно, мои слова мало что значат для тебя, но что бы с тобой ни случилось в будущем, какие бы ошибки ты ни совершил, сколько бы ни сказал необдуманных слов, не дал поспешных обещаний, я всегда буду гордиться тобой, ибо ты – моё единственное дитя, мой наследник.  Для меня ты – истинный свет Йотунхейма.

          Потрясённый словами отца, Локи молчал, стоя перед ним едва ли не смиренно, и Лафей не узнавал в нём того поразительного юношу, ведомого жаждой мщения, полного презрения и ненависти, что появился в его дворце несколько дней тому назад. Мгновение он помолчал, а затем добавил уже совсем другим тоном:

          – Пора собираться. Сегодня нас ждут в Доме Манагарма и далее – в Домах Стужи и Звёздного света, в Доме Горных защитников, Ледяного Меча и ещё дюжине других домов. Нам предстоит преодолеть ещё немало элей, прежде чем мы достигнем последней остановки пред завершением нашего пути – Колыбели Упокоившихся Титанов.
 
                *  *  *

          После полудня Высокий Двор Утгарда покинул Дом Поющих Гор под восторженный гром голосов нескольких сотен хримтурсов, собравшихся на центральной площади, чтобы проводить своего Правителя и наследного Принца. По сигналу, отданному Лафеем, они поскакали прочь по белоснежному покрову, раскинувшемуся под чистыми небесами, к древним камням Дома Манагарма.

          Жители этого клана славились тем, что в древности сумели приручить и подчинить своей воле одних из самых страшных и загадочных существ Утгарда – ледяных драконов-манагармов, обитавших в этих землях задолго до того, как здесь появились первые поселенцы. Эти сущности, наряду с огненными драконами, зародились во Вселенной, когда ледяные воды Хверьгельмира столкнулись с раскалёнными камнями Муспельхейма. Манагармы изначально были частью холодного, снежного мира, его безраздельными хозяевами. Древние, могучие, наделённые редким сочетанием инстинктов и разума, дополненных магическими способностями, ледяные драконы многие годы правили небом Утгарда. Когда первые хримтурсы стали осваивать эти земли, драконы поначалу не спешили обнаруживать себя, наблюдая за копошащимися на земле двуногими с заоблачных высот. Но настал час, когда они встретились, и эта встреча не принесла ничего хорошего ни той, ни другой стороне. Великаны, с завистью смотревшие на крылатых властителей неба, всячески пытались их покорить, мечтая видеть своими бессловесными рабами. Однако эта затея с самого начала была обречена на провал: приручить взрослого манагарма оказалось делом практически неосуществимым. И тогда хримтурсы начали охоту на непокорных повелителей небес.
 
          По странной прихоти природы количество драконов-самцов значительно превышало количество самок, которые к тому же были меньше и слабее. Убить взрослого дракона оказалось очень сложно, и хримтурсы решили использовать довольно подлый, но действенный способ. Пока дракон бороздил небеса, добывая пропитание, вооружённые воины пробирались в его логово, где, как правило, оставалась самка. Она всегда ждала самца, защищая дом и детенышей, даже не рождённых. И там же погибала, оставляя в память о себе только блеск мёртвой шкуры и озеро крови. С первой убитой самки началась вековая война между манагармами и хримтурсами. Драконы ответили встречной агрессией. Они проносились над поселениями йотунов, замораживая всё живое, до чего могло дотянуться их ледяное дыхание. Чтобы выжить, великанам пришлось перенести свои жилища вглубь скал. Взаимное противостояние привело к тому, что драконы почти исчезли с заснеженного лика Утгарда.

          И вот однажды кому-то из смельчаков в голову пришла самоубийственная идея: прихватить с собой из логова драконье яйцо, чтобы попытаться самостоятельно вырастить детёныша. И через некоторое время в горном поселении хримтурсов на свет появился маленький дракончик. И тут великанов ждал сюрприз. К своему невероятному изумлению, они обнаружили, что детёнышу манагарма свойственно удивительное явление, которое впоследствии было названо ими «запечатлением».* Как только у новорождённого открылись глаза, то с первым юношей, который попал в поле его зрения, дракон установил крепкую ментальную связь, которая выражалась во взаимопроникновении их сознаний. И с этого момента дракон и его избранник стали неразлучны. Подросший дракон покорно слушался команд воспитавшего его великана. Он не только позволял ему использовать себя, как ездовое животное, но и повсюду бегал за ним хвостиком. Сам. По своей воле. Хвостиком.

          Последующие попытки вырастить драконов из похищенных яиц дали еще более фантастический результат. Оказалось, что запечатление у детёнышей может начинаться ещё до рождения, когда зародыш ещё находится в яйце и ежедневно слышит один и тот же голос того, кто находится с ним рядом. С тех пор хримтурсы начали разводить ледяных драконов, используя их невероятную силу запечатления. Выросшие в неволе манагармы легко привязывались к своим хозяевам, и связь эта была нерушимой до конца их жизни. Драконы служили великанам, защищая жилища от незваных гостей, помогая в строительстве, охоте, с готовностью подставляя могучие шеи под сёдла.

          Дикие драконы презирали своих одомашненных собратьев, считая их обычным рабочим скотом. И, в конце концов, ушли с равнин, поселившись на вершинах покрытых снегом гор, вне границ привычного для ледяных великанов мира.

                *  *  *

          Поселение легендарного клана Дома Манагарма находилось в похожей на пасть дракона долине, со всех сторон окружённой высокими скалами, с острыми, как пики, вершинами. В долину вёл узкий тоннель, прорубленный в монолитной скале. Ездовые волки, непривычные к замкнутому пространству, недовольно ворча, медленно вошли под его своды и понукаемые своими наездниками, осторожно двинулись вперёд. Через некоторое время а конце замаячил выход, в котором виднелся кусочек вечернего неба, полыхавшего яркими закатными красками. Наконец, тоннель закончился, и Локи едва сдержал восхищенный вздох, когда перед его глазами открылся город, являвший собой пример удивительного по своей красоте зодчества. В центре долины стоял замок с десятками высоченных башен-шпилей, острыми иглами вздымавшимися в небо и сверкавшими в последних лучах заходящего дневного светила. Под большими окнами в виде арок виднелись козырьки, служившие, как потом оказалось, посадочными площадками для драконов. От центра башни понижались, постепенно переходя в простые, не слишком высокие, но добротные дома.

          Локи с удивлением отметил, что здесь почти незаметно было следов войны.

          – Всадники Манагарма мужественно защищали наши рубежи. Но у асов есть немало оружия, способного убить даже таких могучих созданий, как ледяные драконы. И в той войне их погибло немало. – Лафей на мгновение задумался, гнев и сожаление омрачили его суровое лицо. – Драконы составляют гордость и славу Дома Манагарма, и потеря даже одного зверя для них – тяжкое бремя. Со времени окончания войны хримтурсы Дома Манагарма отгородились от нас этими высокими скалами и живут в своём замкнутом мире, как в раковине. – В голосе Короля послышалась горечь. – Они и в лучшие-то времена не слишком любили соседей, а теперь и вовсе остаются равнодушными к нашим проблемам. Драконы – вот их главное богатство, которое они берегут пуще глаза.

          Королевская кавалькада выехала на центральную площадь города, вызвав переполох среди местных жителей. Вперёд выехал предводитель местного клана и, вскинув руку, обратился к горожанам, крикнув зычным голосом:

          – Приветствуйте своего Короля, Первого Сына Зимы, Владыку Утгарда и всего Йотунхейма и его сына – наследного Принца Локи Лафейсона!

          Толпа отозвалась на его призыв многотысячным эхом, но йотуны не пали ниц, как это было в Доме Поющих Гор, лишь с интересом разглядывали восседавших на волках высокопоставленных лордов, и лица их не выражали ни страха, ни трепета. А сам вождь, развернувшись к Королю, произнёс громко:

          – Я, Лорд Улланорд, глава Дома Манагарма, в лице своего народа приветствую вас в городе Драконов и приглашаю посетить мой замок, где вам будет предоставлены покои для отдыха и сытная трапеза.

          – Благодарю, Улланорд, – проговорил Лафей, глядя на лорда сверху вниз. – Мы ещё успеем отдохнуть и вкусить от твоей трапезы. А пока мы желаем познакомиться с гордостью самого загадочного из Домов Утгарда – Всадниками и их драконами. Скажи своим людям, чтобы не обращали на нас внимания и возвращались к своим обыденным делам.

          Обернувшись к йотунам, вождь что-то громко крикнул на древнем наречии, после чего горожане медленно разбрелись по площади, заинтересованно оглядываясь и переговариваясь друг с другом, гадая, что им сулит внезапный приезд высоких гостей.
 
          Лафей коротко махнул рукой, и вся свита полилась в город рекой из волчьего меха. Локи с интересом оглядывался вокруг, пытаясь найти хоть какие-нибудь признаки присутствия знаменитых драконов, и внезапно вздрогнул, когда прямо над его ухом раздался зычный голос лорда Улланорда:

          – Город построен в двух уровнях. В нижнем располагаются мастерские, рынки, склады, казармы, а в верхнем – жилые помещения. В них нет лестниц, и попасть внутрь можно, только взлетев до ближайшей террасы, поэтому чужакам появиться в наших домах не представляется возможным. Только если хозяин решит помочь подняться. Это одна из мер безопасности.

          – У вас есть флаеры? – наивно удивился принц.

          – Нет у нас флаеров. Зато у нас есть драконы, – широко улыбнувшись, ответил вождь.
 
          Чтобы скрыть смущение, Локи задрал голову, рассматривая башни чертогов Дома Манагарма, что, пронзая купол неба, взмывали ввысь настолько высоко, что соединяющие их мосты казались невесомыми паутинками.

          В нижнем уровне города вовсю кипела жизнь. Местные жители разгружали повозки с огромными ящиками, наполненными мясом, на что указывал витающий в воздухе кисловатый запах свежей крови. Перекатывали бочки, о содержимом которых можно было лишь строить догадки. Из задымлённых кузниц доносился звон молотов о наковальни, а из широко распахнутых ворот ближайшей кожевенной мастерской рабочие выносили поблёскивающие промасленной кожей огромные сёдла и сбрую, предназначенные явно не для лошадей и не для волков, а для каких-то явно очень больших животных. Каждый здесь занимался своим делом. Лишь когда Король со своей свитой проезжали мимо, йотуны кланялись до земли и тут же возвращались к своим занятиям.

          – А это наши драконятни, – Улланорд указал рукой на северный склон, где виднелись огромные ворота, закрывавшие вход в вырубленные в толще скалы ангары. – Там находятся гнёзда, где выращивают молодняк. Дети у драконов в неволе рождаются редко, каждая драконица в состоянии отложить яйца не более трёх раз за всю свою жизнь. Поэтому каждый детёныш – настоящая драгоценность нашего клана.

          Приблизившись, лорд что-то гортанно выкрикнул, и громадные двери одного из ангаров медленно распахнулись. Из глубины загона пахнуло тяжёлым запахом сильных зверей. Стал виден широкий помост, вмещавший в себя три огромных, глубоких гнезда, выстланных свежей соломой, достаточно широких, чтобы самка, высиживающая яйца, могла не только поворачиваться, но и делать пару шагов из стороны в сторону. Два гнезда сейчас стояли пустыми, а в третьем – серебристо-голубая дракониха, изогнув длинную, мощную шею, вылизывала длинным розовым языком копошившихся под её брюхом толстеньких, слепых дракончиков, похожих на крылатых щенков размером с небольшого телёнка. Малыши, жалобно попискивая, теснились, отталкивая друг друга, стараясь пробиться к соскам с молоком.

          Локи, до сих пор видевший драконов только на картинках, сызмальства считавший их хищными и лютыми персонажами из мифов и легенд, с восторженной опаской рассматривал удивительное и великолепное создание. Драконица была прекрасна. Её могучее тело, словно отлитое из чистого серебра, было покрыто бледно-голубой чешуёй и переливалось серебристыми бликами. Удлиненную, чем-то напоминавшую волчью, морду покрывал белоснежный мех. Над верхней частью носа располагался костяной нарост и, поднимаясь надо лбом, разделялся по обе стороны головы, переходя в острые, длинные уши, напоминающие рожки. Изумрудные глаза с вертикальными зрачками сияли ярче звёзд.

          – Далеко не все детёныши выживают, – голос лорда Улланорда заставил отвлечься от созерцания сказочного зверя. – В первые месяцы жизни малыши слабы и беззащитны. Они часто умирают от переохлаждения или от перегрева, от недостатка воды и чистого воздуха, могут умереть от случайных ушибов, а бывает, что и сама мать ненароком задавит во сне. Чтобы сохранить как можно больше потомства, к каждой драконице приставлен специально обученный работник-нянька, так называемый дракофост,* который кормит её, тщательно чистит гнездо, следит за выводком, чтобы все получали достаточно материнского молока. И как только он замечает, что самка ослабла и исхудала, молодняк начинают подкармливать молоком буйволиц, а позже и сырым мясом буйволов.

          Услышав незнакомые голоса, мать перестала вылизывать дракончиков, повернула голову, грозно сверкнув злыми глазами на нарушивших её покой незваных гостей. Дыхание громадного зверя участилось, она предупреждающе взрыкнула. Тут же рядом с ней оказался молодой йотун, носящий полушутливое звание «драконьей няньки», который в это время тщательно подметал деревянный помост загона. Юноша заговорил успокаивающе, почесал дракониху за ухом длинной метлой, взял на руки одного из малышей, судорожно тыкавшегося слепой мордочкой в разные стороны, помассировал тому толстенькое брюшко и переложил к задним соскам, где молока было больше. Мамаша тут же успокоилась, опустив голову на солому и прикрыв глаза тяжёлыми веками. Из гнезда доносился лишь сонный писк и жадное урчание.

          – Каждый из наших юношей мечтает стать Наездником Манагармов. – Улланорд понизил голос, чтобы не тревожить задремавшее семейство. – Это большая честь и большая ответственность. Наши шаманы тщательно отбирают претендентов среди подростков, у которых обнаруживается ментальный дар. Мальчиков воспитывают, согласно древним обычаям и законам. Ведь им предстоит в дальнейшем стать одним целым со своим драконом, а для этого каждый их них должен не просто научиться работать с ним, но и жить его чувствами, любить и понимать своего дракона, горевать и радоваться вместе с ним. Когда у молодняка открываются глаза, в День Запечатления маленькие драконы выбирают своих Всадников. Встречаясь взглядами, они произносят обеты взаимной преданности. С момента Запечатления драконы и юноши вместе живут, спят на одном ложе, едят из одной миски, учатся доверять друг другу, вместе летают и, в конечном счёте, становятся частью жизни друг друга. Узы, возникающие между драконом и его Наездником, нерушимы, и в основе их лежит любовь и взаимопонимание. Потому что драконы не могут жить полумерами: если любят – то до самой смерти, если ненавидят – то до конца, а если идут войной – то не останавливаются до тех пор, пока полностью не истребят противника или же не погибнут сами.
 
          Замолчав, лорд обернулся и махнул рукой юноше-дракофосту, который тут же стал закрывать тяжелые створки драконятни, а йотуны, развернув волков, направились к главному замку Дома Манагарма, пребывая под впечатлением от услышанного.

          В то же время в широких арках башен стали появляться фигурки хримтурсов верхом на драконах. Взмахнув мощными крыльями, эти удивительные создания вместе со своими наездниками один за другим взмывали в воздух с террас и затем по спирали опускались к подножию замка. Небо наполнилось шумом крыльев, гнавших потоки холодного воздуха на скопище волков и йотунов, испуганно сбившихся в кучу. Затянутые в кожаные доспехи Всадники спокойно и величественно восседали на шеях покорных им чудовищ. Гигантской волной драконы опустились на землю и с шумом сложили крылья. Их приземление сопровождалось ощутимыми толчками и скрежетом когтей о каменную мостовую, покрытую слоем льда. Раздувая ноздри и дёргая ушами, волки в испуге пятились, настороженно глядя на огромных крылатых созданий.

          Один из драконов, размеры которого значительно превосходили остальных, хлопая кожистыми крыльями, затормозил, скользя по гладкой поверхности, и остановился, когда до королевской кавалькады оставалось всего несколько локтей. С его спины, выскользнув из седла, соскочил рослый йотун и, упав на одно колено, склонился перед Лафеем и лордом Улланордом, выказывая почтение своему Королю и вождю.

          Дракон с необыкновенной грацией сложил на спине свои могучие, похожие на паруса, крылья, которые в лучах заходящего солнца казались сотканными из тончайшей прозрачной ткани. Шею и грудь дракона охватывали широкие ремни упряжи, на загривке, между костяными наростами на хребте, виднелось большое кожаное седло. В отличие от своего наездника, он не спешил проявлять покорность перед чужаками, обнажив впечатляющий оскал великолепных белоснежных клыков, один вид которых вызывал искреннее уважение абсолютно у всех, кто их видел, а их остроту проверять не решился бы никто из присутствующих. Могучие мышцы бугрились под чешуйчатой кожей при каждом движении.

          – Имею честь представить Вашему Величеству и Его Высочеству Ведущего Крыла Манагармов, капитана Рекана. Он и Наездники его Крыла отнесут вас в отведённые вам покои, – вновь заговорил лорд Улланорд, указав на молодого йотуна, который всё это время стоял, преклонив колено и опустив бритую голову, на макушке которой красовалась длинная, тугая чёрная коса.

          – Буду рад служить моему Повелителю и его Наследнику! – поднимаясь и ударяя кулаком себя в грудь, звонко произнёс капитан. – Покорно прошу Владыку Йотунхейма и его Высочество, а также каждого из достопочтенных лордов оказать честь Наездникам Крыла Манагармов, разделив с нами сёдла наших драконов. 

          Ведущий Крыла вновь низко поклонился так, что его длинная коса едва не коснулась мостовой, и, глядя на Лафея, сделал приглашающий жест, указывая на своего дракона, который, в свою очередь, одобрительно заворчал. Звуки перекатывались в его горле, словно приглушенные расстоянием раскаты грома.

          Король легко соскользнул с гигантской холки Хати и, сверкая загоревшимися азартом глазами, обернулся к своим подданным, чтобы увидеть, как застывают улыбки на напряжённых, одеревеневших лицах бесстрашных вождей.

          – Ну что же вы, благородные лорды? Не стоит отказывать себе в возможности получить незабываемый опыт! Эти фантастические мгновения стоят потраченных сил и времени! Полёт на драконах нельзя сравнить ни с чем. Не зря же их зовут повелителями неба и владыками ветров!

          Лафей принялся обходить белоснежного дракона, без страха рассматривая его исполинское тело, покрытое прочнейшей серебристо-белой чешуёй.

          Зверь, поворачивая голову, внимательно следил за ним, сурово и оценивающе разглядывая незваного гостя большими, широко расставленными, прозрачно-серыми, как озёрный лёд глазами с вертикальными зрачками. От незнакомца веяло силой и властью. Дракон не спеша уселся на хвост – в такой позе особенно широко и мощно смотрелась его могучая грудь и крепкие лапы, увенчанные острыми когтями.

          – Для меня всегда было загадкой, как столь огромное создание поднимается в воздух? – задумчиво произнёс Король, зачаровано глядя в холодные драконьи глаза, напоминавшие замерзшие озёра.

          – Драконы – создания древней первичной магии, недоступной нашему пониманию, – ответил Рекан. – Овладеть ею не может никто, кроме самих драконов. – И добавил, склоняя голову. – Для меня будет огромной честью, если Первый Сын Зимы соблаговолит оседлать Обгоняющего Ветер. Там есть второе седло и ремни. Я покажу, как нужно пристегнуться.

          – Пускай на этом драконе летит мой сын, – сказал Лафей, поймав восторженный, с оттенком лёгкой зависти, взгляд Локи. – А я составлю компанию своим лордам, а то они совсем посинели от страха.

          Капитан помог принцу взобраться на спину дракона, застегнул страховочные ремни, а затем сам ловко вскочил в седло и, обернувшись, произнёс виновато:

          – Простите, Ваше Высочество, будет лучше, если во время подъёма вы будете держаться за меня. Вообще-то наши драконы предпочитают начинать полёт, ныряя вниз со скалы или башни. Подниматься в воздух для них гораздо сложнее, а они не любят тратить усилий зря.

Локи в ответ лишь молча кивнул, с любопытным удивлением рассматривая полуобнажённый торс наездника, который помимо родовых линий покрывали странные рисунки. Это были не татуировки, а, скорее, насечки, сделанные, по-видимому, острым лезвием. Они покрывали тело мужчины от самой макушки бритой головы, спускались на шею, вились причудливым узором по рукам, очерчивая линии мускулатуры и вен. Завихрения странных символов и рун обвивали спину и грудь йотуна, уходя под кожаные доспехи. Вокруг глаз также были сделаны насечки, напоминающие затейливый рисунок крыльев, что придавало их владельцу суровый вид.

          – Можно поинтересоваться, что означают узоры на твоём теле? – спросил принц, наклонив голову к уху капитана Рекана.

          – Это обычай, существующий в Доме Манагарма с начала времён. – С гордостью произнёс йотун. – Если юноша решил стать Наездником, то на Празднике Совершеннолетия в Храме Дракона отец вырезает на лице и теле сына шрамы, в дополнение к тем, что покрывают его тело с рождения. Это так называемые метки связи. С этого момента он считается взрослым и его больше ничто не связывает с родителями. Подобные узоры вырезают и на теле дракона, который выбирает себе Наездника в День Запечатления. Между ними устанавливается ментальная связь, их чувства, так же, как и души, и сама жизнь отныне принадлежат друг другу. Драконы для нас – всё! И даже после смерти кого-то одного из связки частица души Наездника остаётся жить в драконе, подобно тому, как часть души прирученного им дракона остается жить в нём самом. С течением времени метки усиливают, вырезая новые рисунки, каждый из которых имеет своё значение.  Вот, например, те, что на руках, увеличивают силу, на теле – помогают исцелять раны, на голове – улучшают сноровку. Но самые главные узоры расположены здесь, – капитан нагнул голову, указывая на заднюю сторону шеи.  – Эти метки связи укрепляют взаимодействие и обостряют обоюдное чутьё между Всадником и его драконом. Их постоянно усиливают новыми рунами и символами, чтобы связь не ослабевала, а крепла и упрочнялась.

          В этот момент Обгоняющий Ветер, нетерпеливо переминавшийся с лапы на лапу, повернул увенчанную рогами голову и, раздувая красиво вырезанные ноздри, щелкнул зубами, выпустив белесоватое облачко холодного пара.

          Капитан понял своего друга без слов.

          – Вы готовы, Ваше Высочество? – Рекан обернулся к Принцу и, получив утвердительный кивок, громко крикнул, выбросив вверх сжатую в кулак руку: – Ввысь!

          Дракон вскинул голову и, вытянув во всю длину свою гибкую шею, издал мощный рык, который, подобно сигналу боевого горна, прокатился над долиной и от которого, казалось, задрожали окружающие скалы. Позади взметнулись огромные крылья, изогнутые шеи, могучие тела. Мощные лапы с силой оттолкнулись от земли, буквально выстреливая тела гигантских зверей вверх, и, взмахнув расправленными во всю ширь крыльями, один за другим, они рванули в небо, кругами набирая высоту и выстраиваясь в правильный полётный клин во главе со своим вожаком.

          Локи тут же вдавило в жёсткое седло и хорошенько тряхнуло, когда дракон стал рывками набирать высоту. Холодный ветер тугой волной ударил в лицо, отбрасывая волосы назад и высекая слёзы из глаз. Обгоняющий Ветер заложил широкий круг, поднимаясь всё выше, пока сияющие серебром шпили башен замка лорда Улланнорда не оказались под ними. Долина резко пошла вниз, величественные горные пики, покрытые вечными снегами, стали укорачиваться, и Локи охнул, ощутив непривычную тяжесть во всём теле. Восходящий поток наполнял крылья дракона силой, и они с легкостью поднимались в небо. С высоты орлиного полёта принц рассматривал измельчавшие горы, похожие на челюсти с неровными, белоснежными зубами, и в груди его растекался холодок сладкого ужаса, сердце билось часто и мощно, в душе словно отрастали крылья, и ощущение невероятной свободы захватило его полностью. Даже в Асгарде, где быстрые флаеры могли переместить его из одной точки в другую за пару десятков секунд, Локи никогда ещё не поднимался так высоко. Никогда.

          Внизу уже лежали густые сумерки, а здесь, на высоте, всё еще стоял сверкающий день, и холодное северное Светило било своими лучами почти снизу, пурпуром просвечивая мерно вздымающиеся драконьи крылья, расправленные во всю их огромную ширину. В его угасающем свете величественные горные вершины, покрытые не тающими снегами, вспыхивали, как прекрасные бриллианты, горящие мириадами огней так, что было больно глазам.

          – Какая невероятная красота, – судорожно выдохнул Локи, чувствуя, что задыхается от непонятного, сильного и чистого чувства, воспламенившего его сердце.

          – Нравится? – капитан Рекан обернулся, на его суровом лице играла довольная улыбка. – Держитесь крепче за меня, мой Принц! Сейчас будем снижаться!  Прячь!  – скомандовал он, и Обгоняющий Ветер, разом подобрав крылья почти наполовину, словно провалился сквозь бьющий снизу ветер.

          Горные пики внезапно рванули навстречу, и Локи ахнул, почувствовав, как желудок поднимается к горлу. Ведущий Крыла, услышав за спиной сдавленное дыхание принца, предостерегающе постучал по шее дракона, и тот тут же выдвинул крылья шире. Падение прекратилось, сменившись медленным, плавным спуском, и желудок принца опустился на место.

          Горы разрастались, их вершины поднимались навстречу медленно покачивающемуся на расправленных крыльях дракону.

          Ошеломлённый нахлынувшими чувствами, Локи вцепился в кожаные ремни, опоясывающие торс йотуна, когда Обгоняющий Ветер описывал круг над башнями замка, готовясь приземлиться на одну из посадочных площадок.

          Остальные всадники Крыла вслед за своим Ведущим также спускались всё ниже, описывая широкие спирали.  Клин рассыпался: каждый дракон летел к своей арке, расположенной на разных ярусах башни.

          Чтобы погасить скорость, дракон резко изменил угол наклона крыльев, выставив их почти вертикально, как паруса. Раздался треск натянувшихся мышц, под напором потока воздуха крылья подались назад, и дракон, завершив плавное скольжение, опустился на карниз, весь в царапинах от когтей, оставленных тысячами приземлений.



Следующая глава: http://proza.ru/2022/02/09/66


          ПОЯСНЕНИЯ АВТОРА:

          * Запечатление или импритнтинг (от англ. imprint — оставлять след, запечатлевать, отмечать)-  вспышка внимания, мгновенная и надолго запись в память, серьезно влияющая на последующее поведение. В этологии и психологии специфическая форма обучения; закрепление в памяти признаков объектов при формировании или коррекции врождённых поведенческих актов. Объектами могут являться родительские особи (выступающие и как носители типичных признаков вида), братья и сестры (детёныши одного помёта), будущие половые партнёры (самцы или самки), пищевые объекты (в том числе животные-жертвы), постоянные враги (образ внешности врага формируется в сочетании с другими поведенческими условиями, например, предостерегающими криками родителей), характерные признаки обычного места обитания (рождения). Запечатление осуществляется в строго определённом периоде жизни (обычно в детском и подростковом возрасте), и его последствия чаще всего необратимы.

          *Дракофост - нянька дракона (от исландского drekaf;stra). Юноша, ухаживающий за новорожденными драконами до тех пор, пока у них не открылись глаза. Не всегда дракофост мог стать будущим Наездником драконов. Только те, у кого был дар ментального общения.