Рогалики по пять копеек
Рогожин рывком снял чайник с деки и точным движением наполнил две пузатые чашки. Кипяток стал окрашиваться в густой чайный цвет, всплыли и закружились крупные чаинки.
- Не переборщили, Павел Сергеевич? - небрежно спросил он Мятликова.
- Все по норме, Сергей Павлович, - также небрежно бросил в ответ Мятликов. – Точно, как в аптеке.
Рогожин вернул чайник на подоконник и уселся перед своей кружкой, в ожидании, когда коллега передаст ему сахарницу. Мятликов не торопился, он всыпал в свою чашку ложку с горкой и теперь аккуратно стряхивал горку со второй ложки. Это было важно, спешить было нельзя и Рогожин смиренно ждал.
Наконец все было кончено и Мятликов бодро зазвенел ложкой по стенкам чашки. Рогожин подвинул к себе сахарницу и вынул из стола хрустящую пачку с ванильными круассанами.
- Гуляем, - недоверчиво поинтересовался Мятликов. – Повод?
- Отступная, - скривился Рогожин, глядя как крупинки сахара смешиваются на дне с чаинками– Придет сегодня наш всесильный Мардуков. И выгонит нас к чертовой матери. Или еще дальше, я вчера приказ видел, все крыло сдается в аренду.
- А мы как же?
- За что я тебя всегда ценил, Павел Сергеевич, так это за твою непосредственность и проистекающий из нее оптимизм.
- Да, - вскинул бровь Мятликов, - А я думал за мою теоретическую расчетливость.
- Скажите мне как физик физику, - невозмутимо продолжал Рогожин. - Вы носки вязать умеете?
- Думаете стоит научиться, Сергей Павлович?
-Нет, не стоит, коллега. Поздно. Сейчас это делает автоматический станок. Двадцать пар в минуту.
- Быстро, - согласился Мятликов, - Так быстро я и в самом деле не смогу.
- А торговать носками, вы умеете? - продолжил Рогожин поднимая взгляд на коллегу.
- На бирже?
- В переходе.
- Нет, - отрезал Мятликов.
- Я тоже не умею, -подытожил Рогожин. Разорвал пакет и, высыпав круассаны в приготовленное блюдо, продолжил. – Мы с тобой, Павел Сергеевич, совсем не пригодны к жизни.
- Можно писать дипломы, - предложил Мятликов.
- Не хочу, - ответил Рогожин. – Не хочу плодить серость в яркой обертке.
- Сережа, - усмехнулся Мятликов. – Мы с тобой можем сдохнуть с голоду, и ладно я, но твоя Лена тебе этого никогда не простит. А с этим ты жить не сможешь.
- Как так вышло, что вот эти Мардуковы, оказались важнее нас? - Рогожин впился в Мятликова тем самым баталовским взглядом, который тот не мог выносить без общего наркоза. - Почему Ковригин, умница, гений, ушел в небытие, а эти вершат судьбы.
- Наверное в этом и есть…
- Черта с два, - отрезал Рогожин и сделал сухой глоток. – Я знаю, что ты хочешь мне сказать и даже знаю, где ты этого набрался. Ну это твое личное дело…
Дверь в кабинет с шумом распахнулась и вошел Мардуков. Он был огромен, непереносимо надменен и до отвращения властен. За ним в кабинет втиснулся верткий коротышка из отдела оптимизации и реализации проектов, безликий холуек с папкой подмышкой и мамкой в высоком кабинете.
- Ну вот и все! - сообщил Мардуков, обращаясь даже не к присутствующим, а словно к самой вселенной. - Теперь все это крылышко оптимизируется и здравствуй светлое будущее. Наконец займемся делом, станем поднимать Россию с колен.
- А зачем она встала на колени? – склонив голову, спросил Мятликов.
- А она не сама, – раздраженно возразил Мардуков. – Её такие, как вы мечтатели тормозят. Изобретатели вечных двигателей, теорий всеобщего блага. А оно совсем в другом.
- В поточном производстве носков, - предположил Рогожин.
- И в этом тоже, - Мардуков был презрительно снисходителен. – Оказалось, что народу нужны носки, куда больше теорий. И вы, Рогожин, вымирающий вид. Ну да и поделом вам, завтра весь ваш отдел выселят и все эти бумажки пойдут в архив. Можете начинать собираться.
Рогожин резко вскочил, но Мятликов поймал его руку.
- Вот- вот, - нарочито сказал Мардуков, инстинктивно отшатываясь от Рогожина. - Так же резко и собирайте свои приборы.
Дверь закрылась и Рогожин бессильно опустился на стул. Мятликов придвинул к нему чашку.
- Что уж теперь, Сережа, - примирительно сказал он и заговорщицки погладил его по колену. – Хорошо, что это нам поручили. Можем спасти, что сможем. Может будут лучшие времена. Может удастся это продать.
- Паша, а помнишь, как в детстве в будочных продавались такие рогалики по пять копеек? – спросил Рогожин возводя глаза к потолку.
- А еще бублики по шесть и сдобная булочка за девять, - ответил Мятликов и мечтательно продолжил. – Такая пышная и корочка у нее всегда была почти черная и блестящая.
Рогожин подошел к сейфу и повернул блестящую ручку. Некоторое время рылся в его стальных внутренностях ничего не нашел, почесал лоб, потом затылок. Открыл другой сейф. Постучал пальцами по подбородку, и стал одну за другой вынимать папки бегло читая ярлыки.
— Это не то, - бурчал он себе под нос выкладывая папки. – Это тоже не то. Ух ты, я думал ее давно спалили, но все равно не то. Это мусор, это рутина. А это…
Рогожин неожиданно бережно положил очередную папку на стол и снова продолжил небрежно потрошить сейф.
Мятликов придвинул к себе парку и почел название «Ковригин П.П. «Теоретические основы преобразования энергии вращения земли вокруг солнца»»
- Какая работа, - процедил Мятликов. – Какая идею. И так все слить.
Рогожин сел на край стола и повернул к себе папку. Работа в самом деле была отменная. Отчетливая была работа. Прорывная. Бесплатная энергия ограниченная исключительно сроком жизни солнечной системы. А сдохла просто, обидно. Обидно до зубного скрежета. С формулировкой «по причине низкой проработанности наступления последствий отбора энергии из процессов необъясненной природы».
Ковригин сумел отбиться от всех формулировок кроме этой. И Рогожин помнил тот день, когда проект закрыли и свернули финансирование. И как Ковригин еще полгода ходил по академии, где ему со слащавой услужливостью предлагали браться за другие темы, пока не превратился в призрак себя самого.
- Все к черту, Паша, - Рогожин отодвинул папку и бросил поверх нее прибор похожий на карманные часы.
- Ты с ума сошел, - скривился Мятликов. – Никто не испытывал прибор с живым пилотом.
- Игрушки незачем испытывать, - ответил Рогожин застегивая на запястье ремешок своего прибора. – Попробуем, а Павел Сергеевич? Хоть будет что вспомнить, стоя в переходе с табличкой «пишу дипломы».
- Учти я это делаю не ради тебя, - предупредил Мятликов надевая прибор. – На тебя мне плевать. И на науку мне сейчас плевать. Ты мне рогаликом душу разбередил, сволочь. А у тебя деньги есть, или ты решился пасть до кражи хлеба?
- Не опущусь, - согласился Рогожин и порылся в нижнем ящике стола. – Вот со старых времен осталось. Давай по-братски.
Он высыпал на стол пригоршню мелочи советских времен. Мятликов бегло пересчитал медяки и разделил горку на две части.
- По восемьдесят две копейки, на брата, - сказал он. – Жить можно. Главное точно попасть в локацию.
- Если промахнемся, там трамваи ходят, - сказал Рогожин, снимая халат.
- Минус пять копеек в один конец, - скривился Мятликов, синхронизируя свой циферблат с прибором Рогожина.
Рогожин повернул корпус своего прибора и окружающий мир стек вниз словно размокший рисунок на стекле. Переход занят девять секунд. Мир проделал обратное движение и замер.
- Восемьдесят шестой год, тринадцатое мая, - сказал Рогожин сверяясь с прибором. - Москва Волоколамские шоссе. Все точно.
- Уверен? – усомнился Мятликов, переводя прибор в режим хромостатики.
- Все точно, - ответил Рогожин осматриваясь. Вон больница МПС. Там Покровское-Стрешнево. Вот там улица Габричевского и мой дом. Правда мы уже получили новую квартиру и здесь бабушка живет. А нам нужно вот в ту дальнюю башню. Там булочная. Пойдем дворами или через сквер?
- Давай через сквер, а обратно дворами, - кивнул Мятликов. - Хочу на Москву посмотреть. Я в Москву только в девяносто седьмом приехал.
Идти было минут пять-семь. Мятликов смотрел вокруг с неподдельным любопытством. Слушал звон трамваев, провожал взглядом угловатые троллейбусы. Рогожин, напротив, смотрел на все без интереса, а скорее с инстинктивной осторожностью.
Из двора булочной высунулась глазастая мордочка хлебного фургона. Значит хлеб в магазине мог быть еще теплым Рогожин прибавил шагу и потянул Мятликова за рукав.
Булочная занимала весь первый этаж четырнадцатиэтажной башни. На окраинах Москвы тогда понастроили много таких типовых одноподъездных башен. Да и в других городах. Потом Рогожин случайно узнал, что они называются, «башни Вулыха» по фамилии архитектора. Но сейчас это было не важно. Рогожин открыл стеклянную дверь, и втолкнул Мятликова в торговый зал.
Здесь было прекрасно. В высоких шкафах, на съемных лотках лежали черные буханки, лоснящиеся корочкой нарезные батоны. Лежали прямо так, без целлофановых пакетов. И потому их запах заполнял все пространство булочной.
Покупатели подходили к стеллажам и пробовали батоны специальной вилкой, потом брали их и несли на кассу. Рогожин прошел мимо всех стеллажей к последнему, где лежали рогалики. Они были свежие золотисто-желтые. Они лежали один к одному словно чешуйки.
Мятликов подошел к нему с сетчатой корзинкой, и они стали набирать в нее рогаликов и бубликов, и сдобных булочек с черной, словно лакированной, корочкой. Потом подумали и взяли еще нарезной батон.
Расплатившись, они сложили все в припасенную Мятликовым холщевую сумку и вышли на улицу.
- Слушай, Сережа, - задумчиво спросил Мятликов перебирая в ладони оставшиеся медяки. – У меня два вопроса. Первый, не повлияет ли наша покупка на ход истории…?
- А тебе что, жалко историю? - усмехнулся Рогожин. – Вот ей, например, на нас с тобой вообще наплевать. А второй вопрос какой?
- Второй? - Мятликов почесал за ухом. – Второй вопрос, есть ли тут где-нибудь квасная будка или автомат с газировкой?
- Квасной будки точно нет, - ответил Рогожин, - а вот автомат с газировкой должен быть на той стороне. Видишь там магазин «Диета», там, по-моему, был.
Они перешли дорогу и спустились в подземный переход. И тут увидели Мардукова. Совсем не такого, который руководил хозяйственной частью в их НИИ, а совсем молодого, лет пятнадцати.
Мардуков с наглой рожей, держал за ворот щуплого очкарика и хлопал его по карманам. Увидев его Рогожин, даже опешил.
- Паша, ты узнаешь эту рожу? – заулыбался он, толкая Мятликова в бок. – Присмотрись, Паша, это же Мардуков. Ты же Мардуков?
Мардуков растерянно отпустил очкарика и собрался огрызнутся, но не успел. Рогожин решительно ухватил его за шкирку и потянул на себя.
- Сережа, - постарался вмешаться Мятликов, — Вот это лишнее, хлеб хлебом…
- Э нет, Паша, - раззадоривался Рогожин. – Это не лишнее…
- Те че надо, дядя? - вякнул Мардуков, и вознамерился перехватить держащую его руку.
Но Рогожин хлестко ударил его по кисти так, что тот взвыл.
- А ну тихо! – прошипел Рогожин, хватая Мардукова за нос и вдавливая затылком в стену перехода. – Не вздумай орать, гадина.
- Сережа на надо, - опять попробовал прекратить эту сцену Мятликов.
- Надо, Паша, надо, - решительно повторил Рогожин. – Именно сейчас и надо, - пока этот Мардуков еще маленький, пока он еще в зародыше. Пока он не окреп.
Он взял Мардукова за грудки и, что есть силы, ударил его спиной о стену. Мардуков скрючился, пытаясь закрыться руками. Весь сразу.
- Нет, Паша, - продолжал Рогожин, хлопая перепуганного Мардукова ладонью по щеке. – Именно сейчас и надо искоренить этого Мардукова. Чтобы он никогда не смел лезть своими грязными лапками в науку.
- Ну гаденыш, говори, полезешь в науку грязными руками?
- Нет, не полезу, не бейте, отпустите, - взмолился перепуганный Мардуков.
- Сережа, хватит, - решительно вмешался, Мятликов. – Хватит. Так нельзя, он же у тебя обмочился.
Рогожин вдруг брезгливо скривился и оттолкнул от себя Мардукова. Тот был жалок, он прижимал руки к груди и на брюках у него было большое мокрое пятно.
- А ну пошел отсюда, - грянул Рогожин и для скорости дал Мардукову пинка.
Где-то сзади послышался милицейский свисток, Мятликов схватил друга в охапку, быстро включил приборы и мир снова стек вниз, как размытый водой рисунок.
Обратный переход был чуть длиннее, а когда мир вернулся на место Рогожин и Мятликов оказались в своей прежней комнате. Вернее, комната была прежняя, а вот обстановка совершенно другая. Вместо стеклянных шаров на потолке были светящиеся панели. Стены были из какого-то небывалого материала, от него веяло прохладой и свежестью. Чайник стоял на подоконнике, как и раньше, но был без провода и привычного выключателя.
Рогожин подошел к окну и посмотрел на улицу.
- Павел Сергеевич, - позвал он Мятликова. – А вы читали, кажется, у Брэдбери, охотник в прошлом наступил на бабочку и вернулся совсем в другой мир. Хуже того, из которого отправлялся на свою охоту.
- Что-то такое было, - кивнул Мятликов, глядя через окно на изменившийся мир.
- Выбросьте эту книжку в помойку, коллега.
Мимо здания неслись небывалые автомобили со стеклянными крышами. Огромный дирижабль разворачивался над сверкающим стеклом и металлом городом. На здании перед окнами горело табло.
«Поздравляем с пятнадцатой годовщиной ввода в строй планетарной энергосистемы Ковригина.»
«Ты, Сережа, обычный варвар», —сказал Мятликов отбирая у Рогожина прибор. – Вот тебе сегодня повезло, а могло и не повезти. Ты дикарь, возомнивший себя богом. Я сегодня же разберу эти чертовы приборы.
- Не занудствуй, Паша, - отмахнулся Рогожин. – Думаю, что летать бить Гитлера или Чингисхана не придется. Вселенной, как выяснилось, хватило и Мардукова. Ты рогалики не потерял?
- Не потерял, включай чайник. – ответил Мятликов ставя сумку на стол. - Интересно, что у нас теперь с чаем и сахаром?
Рогожин обмакнул рогалик в чай, он так делал еще детстве, откусил и зажмурился. Мятликов, по такой же детской привычке, снимал черную корочку со сдобной булочки.
- Да, Павел Сергеевич, - завел глаза к потолку Рогожин. – Все-таки, все новое это хорошо забытый Брэдбери.
- Или плохо переснятый Земекис, - согласился Мятликов.
Свидетельство о публикации №221120502011