Зубы-3

     Лошадь повернула свою большую голову с тонкими чуткими ушами и настороженно посмотрела на Тома, который раскладывал на принесённом столике свои инструменты и материалы. В глазах её ясно читалась тревога. “Понимает, что дело неладно, – с грустью подумал стоматолог. – И что от людей не стоит ждать ничего хорошего”.
     Он выпрямился и с удовлетворением оглядел свои орудия. Трудно было лучше подготовиться к столь щекотливому заданию в столь короткий срок. Упрекнуть себя ему действительно не в чем.
     Том повернулся к Брейнвилу, который молча наблюдал за приготовлениями.
     – Всё готово, лорд, – сообщил он. – Мы можем начинать.
     Брейнвил кивнул и сделал знак конюху. Тот вошёл, держа в руках огромных размеров шприц, от одного вида которого Тому стало не по себе. Аврора испуганно заржала.
     – Ну-ну, девочка, спокойно, – конюх погладил её по шее, дал кусочек сахару. – Тебе ведь это не впервой.
     Аврора, кажется, не считала это успокаивающим обстоятельством. Она приметно дрожала всем телом и начала взбрыкивать. Однако конюх был человеком опытным – улучив нужный момент, он ловким, почти незаметным движением вогнал шприц в туго натянутую вену на животе лошади. Аврора дёрнулась, жалобно заржала, но почти сразу же успокоилась, поникла головой. С минуту она тяжело стояла, борясь с сонливостью, затем глаза её медленно закрылись, и укоризненный взгляд уже больше не беспокоил Тома. Лошадь опустилась на колени, потом опрокинулась набок и заснула.
     – Ну вот, – бодро заявил конюх, помахивая пустым шприцем, – теперь она ваша.
     – Спасибо, Джон, вы свободны, – мановением руки отпустил его Брейнвил. – Итак, Томас, с чего вы начнёте?
     – Думаю, я начну со сверления, – в тон ему ответил дантист. – Пожалуй, это будет наиболее правильно.
     Лорд пропустил мимо ушей его иронию, и нетерпеливо прищёлкнул пальцами.
     – Ну так давайте, не томите, берите ваше сверло.
     Том поднял инструмент, который лорд назвал сверлом и взвесил его на руке. Нет, какое уж это сверло. Самая настоящая дрель, даже просто держать её опасно. Он вдруг понял, что рискует не справиться. Целых восемь отверстий, да подобной машиной… Но отступать было уже поздно. Том повернулся к лорду.
     – Мне потребуется ваша помощь, – быстро сказал он.
     – Моя помощь? – изумился Брейнвил.   
     – Совершенно верно, ваша светлость. Мне нужен ассистент, который бы держал рот открытым.
     – Но я… – лорд был явно фраппирован подобным предложением, – я одет вовсе не подходящим образом. Может, лучше попросить Джона?   
     – Не думаю, что вы хотите посвящать вашего конюха в подробности наших действий. Или я ошибаюсь?
     Снаряд попал в цель: лорд сам настаивал на максимальной конфиденциальности. Тяжело вздохнув, Брейнвил накинул висевший на стене рабочий халат и опустился на колени рядом с Томом.
     – Что мне делать? – сухо поинтересовался он.
     – Оттяните нижнюю губу и держите её так. Нет-нет, ещё дальше. Вот, теперь хорошо. Только старайтесь не шевелиться, у меня руки будут заняты. Вы ведь не хотите, чтобы Аврора пострадала?
     Брейнвил пробурчал что-то невразумительное.
     – Ну вот и хорошо. А теперь держите крепко.
     Том включил сверло и медленно, стараясь держать его прямо, поднёс к одному из нижних зубов. Важно было не переборщить и сделать небольшое отверстие, которое легко будет закрыть пломбой. Однако лошадиные зубы куда больше человеческих, и точно рассчитать усилие было практически невозможно.
     Сверло с неприятным стрекочущим звуком соприкоснулось с поверхностью зуба. Мелкая эмалевая пыль полетела во все стороны, попав и на лорда, который невольно отпрянул и едва не отпустил губу.
     – Держите, держите! – крикнул ему Том, глаза которого предусмотрительно защищали специальные очки. – Ни в коем случае не отпускайте.
     Лицо Брейнвила, покрытое тонким слоем эмали, выражало мрачную решимость идти до конца. Том чуть углубил бур, который преодолел костную основу, а затем быстрым движением вынул сверло изо рта лошади.
     – Отлично, – сообщил он лорду. – Первая есть, переходим к следующей.
     Размеры этих зубов позволяли сделать по два полноценных отверстия в каждом. Дело теперь пошло быстрее, ибо, при всех неудобствах, работа эта не столь значительно отличалась от той, к которой Том привык. Лошадиные зубы были раза в три-четыре больше, но и только. В остальном, как оказалось, они почти не отличались от человеческих. Через десять минут все восемь отверстий были сделаны.
     – Можете пока отпустить, лорд, – сообщил Том, поворачиваясь к Брейнвилу.
     Посмотрев на хозяина поместья, он с большим трудом удержался от смеха. Лицо лорда напоминало древнегреческую маску – такой плотный на нём лежал слой эмали. Выделялись лишь глаза, которые странным образом выражали возмущение и удовлетворение одновременно.
     – О боже мой, лорд! – воскликнул Том. – Как же я не подумал, что… Постойте, постойте, дайте мне.
     Он достал из саквояжа гигиеническую салфетку и осторожно обтёр ею лоб и щёки Брейнвила.
     – Теперь гораздо лучше, – заверил он лорда, который хранил гордое молчание. – Мне по-прежнему требуется ваша помощь, так что, если вам нужна ещё одна салфетка…
     – Благодарю вас, но нет, – мрачно прервал его Брейнвил. – Что мне сейчас нужно, так это побыстрее покончить с нашим делом.
     – В таком случае я попрошу вас ещё немного подержать Авроре губу, пока я ставлю пломбы.
     Лорд молча повиновался. Кажется, теперь он уже не был в таком восторге от своей идеи. Тем временем Том открыл коробочку с восемью образцами и капнул в каждый из них растворителя. Затем начал быстрыми ловкими движениями заполнять сделанные в зубах отверстия получившимся пломбировочным материалом. Он начал с нижнего левого зуба и двигался по часовой стрелке, чтобы легче было запомнить порядок образцов. Через пятнадцать минут всё было кончено.
     – Можете отпускать, лорд, – обратился стоматолог к Брейнвилу, аккуратно складывая инструменты обратно в саквояж. – Дело сделано, пусть лошадь отдохнёт.
     Лорд, однако, нарочито не спешил. Видимо, ему была очень неприятна мысль, что он выступил в роли ассистента собственного дантиста. Гордость не позволяла Брейнвилу немедленно выполнить последнее распоряжение Тома. Лишь спустя минуту он медленно, словно нехотя, закрыл Авроре рот, желая показать, что делает это исключительно по своей инициативе. Поднявшись на ноги, он столь же неспешно снял халат и повесил его на прежнее место.
     – А вот сейчас, – сказал он, тщательно выговаривая каждый слог, – мы с вами, Томас, можем спокойно попить чай. Я очень надеюсь, что ваши пломбы нас не подведут. На карту поставлено многое, очень многое. Даже больше, чем вы можете себе представить.


     Остаток дня получился каким-то скомканным, неровным. Тому вовсе не улыбалось проводить время в обществе лорда, да и тот, казалось, потерял к нему всякий интерес. После чая стоматолог ушёл в отведённую ему комнату и некоторое время сидел у окна, наблюдая за закатом. Работа была выполнена очень хорошо, однако он не ощущал никакого удовлетворения. Ему совсем не понравилось то, что они сделали с лошадью. Конечно, особого вреда от пломб ей не будет, но и пользы от них тоже никакой. И вряд ли бы Аврора, умей она говорить, согласилась бы на подобную операцию. Да, животные бессловесны, и на основании этого человек позволяет себе делать с ними то, что бы никогда не сделал с другим человеком. В каком бы плохом состоянии ни были зубы его пациентов, Том всегда обсуждал с ними план лечения. И если они по каким-то причинам отказывались от этого плана, он не настаивал. Каждый сам ответственен за своё здоровье. Но с лошадью совсем по-другому. У неё есть хозяин, который всё решил сам. Однако лорду не было дела до здоровья Авроры. Она ведь вышла на пенсию, эта великолепная в прошлом скаковая лошадь. Теперь она стара и просто доживает свой век в его поместье. Интересно, все ли свои призы она выиграла честно?
     Верхний край заходящего солнца подёрнулся тёмно-красным. Тонкие тёмные облачка кое-где прорезали его острыми нитями. Воздух был свежим и вкусным. Задумчиво пели в траве у пруда цикады. Природа была спокойна и снисходительна к маленьким человеческим слабостям. Какое ей могло быть дело до нравственных проблем? Нравственность – сугубо человеческое изобретение. Удивительно, как нечто, не существующее в реальности, может причинять столько неудобств! Вот он сейчас произнёс про себя это слово – “честно”. Есть ли в нём хоть какой-то смысл? Да, пожалуй, обычно его употребляют в значении “следуя правилам”. Но это смысл внешний, лежащий на поверхности. Ведь правила люди придумали, уже руководствуясь некими представлениями о честности. Тогда что же это такое и откуда взялось? Уж не идея ли равенства лежит в её основе? Все люди обладают равными правами, независимо от происхождения и так далее. Но ведь и это – человеческая придумка. В природе никакого равенства нет. Все виды различны и приспособлены к жизни по-разному. Если ты окажешься слабее, то погибнешь. Всё просто, и никакой нравственности не нужно. И тем не менее, он не может избавиться от противного чувства, которое вызвал в нём эксперимент, поставленный на Авроре.
     Том лёг, не раздеваясь, на кровать и уставился в потолок, столь высокий, что его почти нельзя было разглядеть. Вопреки ожиданиям, он вовсе не был восхищён своим мастерством. В конце концов, это не было очень трудно. Просто иные масштабы, а набор действий практически такой же. Конечно, всё зависит от качества образцов. И настоящий его триумф – или провал – ещё впереди. Однако Том уже сейчас понимал, что даже полный успех не доставит ему того удовольствия, которое, казалось бы, он должен ощутить. Ведь ставя подобный опыт, он был в некоторой степени учёным. Какой прок учёному от того, что эксперимент удался, если результаты всё равно не будут обнародованы? Если мастерство его послужит лишь тщеславию самовлюблённого старика? А между тем операция, подобная сегодняшней, может многое дать ветеринарии и стоматологии. Нужно лишь больше времени и лучшее оборудование… Но какой прок размышлять об этом сейчас? Все козыри в руках у лорда. Все, кроме одного. И при определённом раскладе этот козырь может стать ключевым…


     Следующий день выдался ненастным, с сильным дождём и ветром. Лорд утром уехал в Лондон по каким-то делам, и Том остался в обществе дворецкого Роджера и служанки Розы. Хотя обществом это можно было назвать с большой натяжкой, так как появлялись они лишь по требованию и держали максимально возможную дистанцию. Да и самому Тому не хотелось ничьего присутствия. Он пребывал в каком-то странном состоянии, похожем на апатию. Ему не хотелось ничего делать; просто сидеть в большой гостиной лорда и смотреть на электрический камин, включённый по случаю плохой погоды. Дождь стучал в старинные двустворчатые окна, потоками струился по стёклам. Сквозь водяную завесу нельзя было ничего разглядеть. Роза принесла кофе, но Том к нему даже не притронулся. Он весь словно одеревенел, и даже ход мыслей его замедлился настолько, что он почти ощущал их щекочущее движение в голове.
     Около двух часов позвонила Эмили и поинтересовалась, чем он занимается и когда намерен возвращаться. Том пробормотал что-то невнятное и постарался перевести разговор на её дела, что ему без труда и удалось. Супруга сообщила ему, что кузен Гарри снова заходил к ним и просидел довольно долго.
     – И как он? – спросил Том, стараясь, чтобы голос его звучал ровно.
     – Да всё так же, – даже через телефонную трубку он почувствовал, как Эмили пожала плечами. – Опять болтал об этих скачках. Честно говоря, он поскучнел за то время, что не бывал у нас. Одни азартные игры на уме. Твоему отцу следовало бы заняться им по-настоящему.
     – Не думаю, что моему отцу это интересно, – как можно мягче возразил Том. – Ты ведь его знаешь, с некоторых пор он стал мало заботиться о внешнем мире.
     – Да уж, это верно. Но мне вовсе не хочется, чтобы твой Гарри приходил сюда слишком часто.
     – Уверяю тебя, этого не будет. Как только его ставка… сыграет, он снова исчезнет. 
     – Что ж, будем надеяться. Потому что я не хотела бы быть грубой с ним.
Сказав это, Эмили повесила трубку. Том ещё некоторое время стоял, слушая короткие резкие гудки, затем нажал отбой. Он не испытывал особенного разочарования. Да, его брак в итоге оказался неудачным, но ведь такое случается. Это вовсе не означает, что нужно прерывать отношения. Любовь уходит, но связи остаются, и рвать их – занятие не из лёгких. Они с Эмили отдаляются друг от друга постепенно, с каждым годом. Возможно, скоро те нити, что натянуты между ними, станут настолько тонкими, что их можно будет безболезненно порвать. Но пока он не намерен предпринимать никаких решительных шагов. Пусть всё идёт своим чередом.
     Лорд прибыл около трёх часов пополудни. Вид у него был обеспокоенный.
     – Нас ждёт с вами бессонная ночь, Томас, – заявил он, едва войдя в гостиную. Время на приветствие он терять не стал. – Когда, по вашим расчётам, должна выпасть самая слабая пломба?   
     – Примерно через сутки после установки, – ответил Том, выдержав необходимую паузу.
     – Сутки? Значит, в районе пяти часов. Я распоряжусь установить в конюшне стол и пару кресел для нас.   
     – Не покажется ли это странным, ваша светлость? У людей могут возникнуть вопросы…
     – Мои люди, Томас, – с расстановкой сказал Брейнвил, опускаясь рядом со стоматологом на диван, – привыкли не задавать вопросов. То, что мы вчера с вами делали, тоже было довольно странно, не так ли? 
     – Пожалуй, вы правы.
     – И никаких вопросов, как видите, задано не было. Мои люди знают, что любопытство не доводит до добра. Я ценю тех, кто умеет молчать и не смотреть, когда не нужно. Мне кажется, вы из их числа, Томас. Или я ошибаюсь?
     Лорд остановил на его лице пристальный взгляд серо-голубых глаз. Но Тома не так-то легко было пронять. За долгие годы практики он научился не показывать своих чувств.
     – Все мы ошибаемся, лорд, – спокойно ответил он. – Остаётся надеяться, что ошибки наши не будут иметь слишком серьёзных последствий.


     К пяти часам вечера, как и было решено, они вдвоём переместились в конюшню. Роза приготовила роскошный обед и со знанием дела накрыла большой стол, установленный прямо напротив стойла Авроры. Тут был и суп с телячьими фрикадельками, и ростбиф с овощами, и величественных размеров молочный пудинг. Однако Том вовсе не чувствовал голода, несмотря на то что ничего не ел с самого утра. Казалось, все системы его организма впали в какую-то кратковременную спячку. Лорд Брейнвил же немедленно принялся за трапезу и продемонстрировал отменный аппетит.
     Покончив с обедом, его светлость поднял взгляд на большие часы, которые он попросил перенести сюда из гостиной.
     – Пора, Томас, – объявил он. – Начнём нашу первую проверку.
     Том поднялся на ноги и подошёл к Авроре. Она отошла от наркоза и выглядела вполне здоровой. Однако, когда он приблизился к ней, лошадь тревожно замотала головой и заржала.
     – Помнит, всё помнит, – сухо засмеялся лорд. – Думает, что вы её снова хотите усыпить. Ну-ну, моя хорошая, успокойся, никто тебя не будет обижать. Мы просто хотим посмотреть. Ты ведь разрешишь нам посмотреть?
     Аврора скосила на него большой крыжовникоподобный глаз. Казалось, она раздумывает, не может решиться. Лорд похлопал её по холке и зашептал что-то прямо в большое насторожённое ухо. Затем с удовлетворённой улыбкой обернулся к дантисту.
     – Теперь можно, – кивнул он. – Аврора успокоилась.
     Брейнвил протянул руку и осторожным движением открыл лошади рот. Том, не теряя времени даром, посветил на левый нижний зуб, с которого он начал вчера. Пломба пока была на месте. 
     – Нет ещё, – ответил он на молчаливый вопрос лорда. – Но думаю, что совсем скоро должна выпасть.   
     – Что ж, давайте подождём, – не слишком довольным голосом отозвалась его светлость.
     И вот начался изматывающий многочасовой марафон, главной целью которого было установить точное время, когда выпадут все восемь пломб. Никогда раньше не доводилось Тому столь много времени посвящать ожиданию. Они с лордом расположились друг против друга и почти всё время молчали. Том попытался было пару раз завести какой-нибудь светский разговор, но неизменно натыкался на неприязненную вежливость Брейнвила и замолкал. Да и странно было бы поддерживать подобного рода беседу, сидя в конюшне. К тому же лорд слишком сильно переживал за исход предприятия, чтобы сосредоточиться на чём-либо ещё.
     Раз в пятнадцать минут, строго по расписанию, они поднимались со своих мест и осматривали состояние пломб. Первая выпала спустя двадцать четыре часа и сорок пять минут. Вторая – через полтора часа после неё. Третья никак не хотела этого делать, пришлось ждать почти до полуночи. К этому времени Роза успела подать и унести ужин. Брейнвил попросил её затем налить им по большой кружке самого крепкого кофе и отправил служанку спать. Ночные часы тянулись особенно медленно. Несмотря на кофе, Тома начало неудержимо клонить в сон. Да и лорд, явно не привыкший к подобным бдениям, держался с трудом. Тем не менее, раз в пятнадцать минут они, как заведённые механизмы, вставали и направлялись к Авроре. Четвёртая пломба выпала в три часа. Проверив состояние остальных, Том заявил, что раньше восьми утра ждать следующую смысла нет. Тогда, постелив себе прямо здесь же, возле стойла, они забылись глубоким, но беспокойным сном. Заснула и лошадь, которую все эти бесконечные проверки тоже немало утомили.
     Утром пришёл конюх, и производимый им шум разбудил Тома. Лорд ещё спал, подложив обе руки под голову и смешно посапывая. Конюх Джон нисколько не удивился, обнаружив их тут, а спокойно занялся своим делом. Однако в стойло Авроры он не заходил и вообще держался от него в стороне. Окончательно проснувшись, Том первым делом поспешил к лошади – проверить, как идут дела.
Оказалось, что выпали четвёртая и пятая пломба, и точный момент определить невозможно. Впрочем, особого значения в данной ситуации это не имело.
     Брейнвил проснулся через полчаса и первым делом попросил принести им завтрак. Лицо его, покрытое проседью щетины, стало злым.
     – Кажется, мы всё-таки проспали, – заявил он хмуро.
     – Не думаю, что это настолько важно, лорд, – возразил ему Том. – Последние три пломбы – ключевые для нас. И поэтому, перед тем как они выпадут, я хотел бы принять ванну.
     Брейнвил с неохотой согласился на это. Сам он, кажется, вознамерился не мыться, пока всё не будет кончено. 
     Том с наслаждением опустился в горячую пенистую воду и дал натруженному неудобными позами телу расслабиться. Дело приняло далеко не самый приятный оборот. Он вовсе не предполагал, что придётся провести целые сутки в конюшне, поминутно проверяя лошадиные зубы. Строго говоря, никакой особой необходимости в этом не было. Достаточно было бы зафиксировать время последней из выпавших пломб.
Однако лорд решил по-своему, и Тому совсем не хотелось вступать с ним в спор. У него сейчас осталось одно-единственное желание – поскорее разобраться со всем этим и уехать в Лондон. Он чувствовал себя бесконечно далёким от той, привычной жизни. Как будто прошло не полтора дня, а несколько лет. Что он делает здесь? Зачем принимает участие в этом бессмысленном аттракционе? Рассказать кому-нибудь – не поверят. Мастер лошадиных зубов! А ведь лорд действительно относится к своему предприятию со всей серьёзностью. Впрочем, тут нечему удивляться. Он из тех людей, которые просто не умеют смотреть на себя со стороны.
     Помывшись и переодевшись, Том спустился вниз. В конюшне всё было по-прежнему. Брейнвил сидел за столом, на котором стояли остатки завтрака и неподвижно глядел в одну точку. Заслышав шаги стоматолога, он вздрогнул и как-то зябко повёл плечами.
     – Время, Томас, – проговорил он. – Пора проверить.
     Том пожал плечами и вошёл в стойло.


     Шестая и седьмая пломба сдались к полудню и трём часам соответственно. Оставалась лишь одна, последняя, та, ради которой всё и было предпринято. Если компоненты были подобраны в нужной концентрации, она должны была выпасть в шесть, ровно через двое суток после установки. Часы показывали уже без четверти шесть, а пломба всё держалась. Лорд Брейнвил ни на шаг не отходил от Авроры. Он стоял рядом, держа её рот открытым и уставившись на правый верхний зуб, словно надеялся таким образом ускорить процесс. Ни о чём другом он не мог уже ни говорить, ни думать.
     – Мы на грани провала, Томас, – сказал он чуть погодя. – Если эта последняя пломба не выпадет в течение ближайших минут… получится, что все ваши составы неправильные. И Чёрный Атлас, возможно, не победит.
     – Он хороший конь, – ответил Том, подходя ближе к Авроре. – Он может победить… без дополнительных усилий.
     – Вы, конечно, правы, и всё же… Посмотрите, не началось ли?
     Том приблизил глаза к морде лошади. Пломба уже еле держалась.
     – Думаю, начинается, – сообщил он лорду, стараясь, чтобы голос его звучал спокойно. Всё-таки последний состав оказался на редкость точным. Ровно двое суток, это действительно хороший результат.
     – Начинается? – вскинулся Брейнвил. – Вы уверены?
     – Да, вполне, смотрите сами.
     Лорд так близко подвинул лицо к зубам лошади, что Том даже несколько забеспокоился.
     – И правда, она выпадает! – торжествующе воскликнул Брейнвил. – Теперь я вижу, точно вижу! Томас, вы гений, разве я не говорил вам этого? Вот, вот и выпала, совсем выпала! Это победа, это действительно победа! Скорее, идёмте к Чёрному Атласу! Я распорядился поместить его в отдельном помещении. Нам надо спешить, через три часа прибудут представители комитета. Нужно успеть поставить ему пломбу с лекарством. Умоляю вас, Томас, пожалуйста, побыстрее!


     И снова всё повторилось. Вошёл конюх Джон с большим шприцем, наполненным фторотаном; похлопав Чёрного Атласа по холке, ловким движением сделал ему инъекцию; точно так же красивый вороной конь опустился на колени и медленно, словно нехотя завалился набок. Том наблюдал за этой картиной очень спокойно, отстранённо. Последний шаг должен был быть сделан сейчас. Пломбы, поставленные Авроре, были пустыми. Так что пока он не совершил ничего особенно предосудительного. Но в следующие десять минут всё может измениться. Пути назад нет. Так, по крайней мере, считает лорд Брейнвил. Есть ли у него, Тома, свой собственный взгляд на положение вещей?
     Меж тем лорд, запустив руку во внутренний карман пиджака, который он не снимал всё это время, извлёк оттуда какую-то коробочку. Он аккуратно открыл её и протянул дантисту крошечных размеров ампулу.
     – Вот он, мой волшебный эликсир, – приглушённым голосом произнёс Брейнвил. – Прошу вас, будьте очень осторожны. Достаточно двух капель, но не больше, передозировка опасна.
     Том кивнул. Да, его предположения подтвердились, вещество, чем бы они ни было, довольно сильное. Что ж, пусть так, его дело – пломба.
     Лорд уже стоял на коленях, держа рот Чёрного Атласа открытым. Он был весь как сгусток энергии, направленной в одну точку. Успех, и только успех – вот чего он жаждал, без чего не мог жить. И такие мелочи, как моральные соображения, не могли быть приняты в расчёт.
     И вот Том снова берёт в руки массивный инструмент и приставляет бешено вращающееся сверло к внутренней поверхности одного из нижних зубов. Пломба, какой бы незаметной он её ни сделает, не должна быть видна снаружи. Конечно, это куда менее удобно, но… Через три минуты отверстие было готово. На самом деле, как он теперь понял, дело вовсе не в размерах инструмента. Если у тебя есть навык, ты справишься и с подобной махиной.
     Том вернулся к своему раскрытому саквояжу и вынул из него восемь образцов. Вот он, волшебный восьмой номер, который позволит пломбе выпасть ровно через двое суток. Впрочем, этого ведь всё равно нельзя гарантировать, не так ли, спросил он себя. Состав слюны Чёрного Атласа может отличаться. Температура внутри его рта может отличаться. Да мало ли что ещё! Однако если говорить о самом материале, то он и вправду идеален. Нужно лишь капнуть на него растворителем и запломбировать зуб, введя внутрь чудодейственное лекарство лорда. Несколько несложных манипуляций, и дело будет завершено. Но что-то удерживало его, какое-то странное чувство. Тому вдруг стало казаться, что именно в этот момент он делает решающий выбор. И от выбора этого зависит вся его будущая жизнь. Почему, каким образом? Он не мог сказать. Словно ему в голову кто-то вложил информацию, которую Том не способен был постичь. И колебания, ещё совсем недавно еле заметные, теперь вдруг стали похожи на раскачивание гигантского маятника.
     – Что вы там копаетесь, Том? – услышал он раздражённый голос лорда, но услышал очень издалека. – Нам нельзя терять ни минуты.
     – Я сейчас, – ответил ему Том, а может, лишь подумал, что ответил. Машинально, как автомат, он взял в руки растворитель, отвинтил крышку. Сделай это, сделай поскорее, и тогда места сомнениям уже не будет. Ты у самой финишной черты, а здесь никто не разворачивается. Никто и никогда. Это означает – упустить выигрыш, которого ты почти достиг.
     Но что значит – упустить выигрыш? Чей выигрыш, его или лорда? И не разные ли всё-таки у них цели?
     Том быстрым, хорошо замаскированным движением достал из портфеля ещё один мини-контейнер. В нём был последний, девятый состав. Который, если расчёты верны, позволит пломбе продержаться около трёх суток. Он не знал, почему приготовил его и с какой целью взял с собой. Однако сейчас настало время использовать этот тайный козырь.
     Стоматолог откупорил баночку с растворителем и налил несколько капель в новый состав.


     – А ты рано приехал, – заявила Эмили, когда он вошёл в гостиную с саквояжем в руке. – Я ждала тебя только завтра.
     – Знаю, – ответил он. – Но мне наскучило за городом. Слишком там всё… одинаково.   
     Супруга внимательно посмотрела на него, небрежно играя своими крупными жемчужными бусами.
     – Это не из-за лорда ты сбежал?
     – Из-за лорда? Что за ерунда? Я вовсе не к нему ездил!   
     – Вот как? Странно, мне казалось, что к нему.
     – Действительно, показалось. Я был… у одного школьного товарища.
     Неумелая ложь! Эмили прекрасно известно, что ни с одним из своих школьных товарищей он не поддерживал отношений. И почему именно это сорвалось у него с языка?
     Однако Эмили не была настроена на выяснение подробностей. Ему вообще ещё не доводилось встречать женщины, которая столь мало интересовалась деталями.
     – Что ж, надеюсь, ты хотя бы неплохо провёл время, – только и сказала она.
     – Да, спасибо, в целом неплохо.
     Том нагнулся и неловко поцеловал её в лоб. Она никак на это не отреагировала.
     – Я, пожалуй, пойду ложиться, – сказал он. – Путь был трудным. Особенно последний этап.   


     На следующий день он вернулся на работу и жизнь снова начала входить в привычный ритм. Или, возможно, это было лишь иллюзией. Может быть, Том просто очень хотел, чтобы всё вернулось на круги своя. Впрочем, разве это было так уж невероятно? Мисс Свейер по-прежнему расточала свои обворожительные улыбки, пациенты, как и раньше, уходили от него довольными, его репутация никуда не делась, он всё так же был самым популярным стоматологом Челси. И всё-таки ощущение какой-то перемены не оставляло Тома. Когда рабочий день закончился, он ещё некоторое время просидел у себя в кабинете, погрузившись в несвойственную ему задумчивость. Однако он вовсе не размышлял – по крайней мере, не в привычном значении этого слова. Мыслей, чётких, оформленных в слова мыслей, не было. В голове царил совершенный сумбур. Почему он сделал то, что в итоге сделал? Это не стало результатом принятого решения, а скорее походило на какое-то рефлекторное действие. Как будто он поднял руку и защитился от наносимого удара. Всё прошло гладко, лорд ничего не заметил. Когда Том уезжал, Брейнвил был доволен, как ребёнок, и превозносил таланты своего дантиста до небес. Бедняга, его ждёт большой удар! Хотя почему непременно удар? Чёрный Атлас – хорошая лошадь. Что бы там ни думал кузен Гарри, этот конь может победить, даже без допинга. А если не победит… Обнаружит ли лорд обман? Пломба может выпасть ещё до того, как ему вернут Чёрного Атласа. И тогда он сможет винить лишь само лекарство, а вовсе не Тома. Но даже если он увидит, что пломба не выпала, это ничего не будет значить.
В иных условиях всё могло пойти по-иному, наличие внутри пломбы жидкости вполне могло повлиять на сроки её разрушения. Короче говоря, что-либо предъявить Тому лорд не сможет. Однако эта сторона вопроса беспокоила дантиста меньше всего.
     Главный вопрос заключался в другом. Изменилось ли в нём что-либо после поездки к Брейнвилу? Тот же он человек или произошла какая-то необратимая перемена? Он обманул лорда и поставил Чёрному Атласу пломбу, которая не выпадет в нужный момент. По этому поводу Том не испытывал ни малейших угрызений совести. В самом деле, не будешь же испытывать чувства вины по поводу проявления инстинкта! Не соверши он этого подлога, пострадали бы другие люди, и получилось бы, что он обманул уже их. Замкнутый круг!
     Раньше Тому не приходилось решать подобных проблем. И в этом смысле, конечно, он изменился. Глубоко внутри появилась какая-то точка, больное место. Оно непрерывно саднило, доставляя почти физическое неудобство. Словно ощущение сделанной ошибки. Почему ошибки? Этого он не мог понять. Ему вообще не хотелось углубляться в подобные вопросы. А значит, остаётся лишь вновь войти в привычный ритм и работать, работать без передышки. Тогда, возможно, ему удастся унять не вовремя разгулявшиеся чувства.