На деревню едет генерал

 


На деревню едет генерал.

На деревню едет генерал!
Чумная весть настигла сознание главы местной Управы в самый разгар хмельного сна.
-- Из самой столицы! С ревизией! – хрипло пояснил денщик Прохор, обиженно потирая скулу после смачной барской оплеухи.
-- Зачем? – переспросил Голова заплетающимся языком.
-- А мне по чём знать? – удивился Прохор – То ж ваши, барские, забавы! Друг дружке нервы трепать да выпендриваться, как петухи!
-- Чё? – грозно зыркнул красным оком барин – Ты это кого, башка твоя холопья, петухами обозвал?
Денщик с опаской покосился на пьяного дурня и отодвинулся подальше. От греха, как говорится. Барин пошарил ногами в поисках тапок и, не обнаружив их, встал босым на холодный пол.
-- Рассолу! – властно взмолился он.
-- Нема! – горестно отозвался Прохор.
-- Тогда водки! Сию же секунду! Шельма! – грозно рыкнул хозяин.
-- Это можно… -- радостно засуетился Прохор – Ентой заразы у вашего благородия всегда в превеликом избытке!
-- Давай ужо! Хорош верещать, как монашка под гусаром! – нетерпеливо кашлянул барин и только сейчас обнаружил, что опочивать он изволил в парадном мундире, который, непонятно по каким причинам, был весь замызган отборной свежей блевотиной.
-- Енто вы давеча изволили с полковником Свинотой ужраться… -- понимающе подсказал холоп Прохор – Он вас с новым чином уж который год к ряду по субботам поздравляет!
-- А-а-а… -- пытаясь вспомнить хоть что-то, отозвался Голова, махнул стакан и принялся искать оправдания столь неуместному конфузу – Помню-помню…Кажется…Полез ко мне этот Свинота опосля третьего штофа с лобызаниями поздравительными…-- довольный собственной находчивостью, вещал Голова, наливая сам себе ещё стакан – Тоже мне эстет выискался! Кто ж с такого возлияния лобызаться-то лезет? Вот, весь парадный мундир и обрыгал, мерзавец! – с этими словами он жадно опрокинул в себя порцию сивухи и философски констатировал – Какие манеры, такие и потребности! Прости господи!
-- Да-а-а… -- сочувственно отозвался Прохор – Этот Свинота вам ещё и в штаны насрал, ваше бродь!
Голова Управы онемел от такого уточнения, но не спешил оправдываться перед холопом.
-- А кто из генеральства едет то? – как бы отвлечённо произнёс он.
-- Его высокопревосходительство генерал Отморозь! – с готовностью отчеканил Прохор, подливая барину ещё водки – Редкая бестия, говорят! Самим Императором благословен он для блюдения порядка в волостях и губерниях!
-- Вот же не свезло! – горько выдохнул обновлённым перегаром барин, жахнул «контрольную» порцию и принялся отдавать распоряжения – Всех в ружьё! Подготовить селение к военному смотру!
-- Вам бы в баньку, ваше благородие…-- резонно предложил Прохор – Обосраться вы всегда успеете, а для приличия следует перед ревизором генеральского чина с мытой сракой являться! Не то конфуз случится!
-- Молодец! – радостно гаркнул барин и врезал дюже смышлёному холопу по зубам – Баню! Веники! И девок!
-- Девок бы для генерала поберегли… -- горестно прокряхтел Прохор – Они-то всегда пригодятся…А то коли не будет, или уставши скажутся, хоть сам ложись!
-- Молодец! – снова похвалил его барин и врезал ещё раз по зубам – Давно у меня служишь! Всё наперёд знаешь!
-- Давно-о-о-о-о… -- выдавил из себя Прохор, пробуя пальцем, расшатавшийся зуб – Восемь зубьев всего и осталось!

…Пока Голова местной Управы отмывал засохшие сухари в бане – в селе Медвежье Ухо воцарилась суета и сумятица.
Денщики и вестовые метались по мужицким хатам, умоляя Христа ради надеть праздничные рубахи и выскоблить полы ножом. Праздничных рубах у мужичья отродясь не было, а отзываться на увещевания и стенания барских прихвостней и до сей поры охоты не имел никто. Для порядка ради, однако, мужики понимающе кивали косматыми бошками, а после шли к себе на сеновал курить самосад и лакать самогон ковшами.
Мудрый Прохор выслушивал доклады вестовых и передавал их слова барину. Барин что-то громко и невнятно выкрикивал в ответ и всё сильнее хлестал окорока берёзовым веником. Над банькой возбуждённо роилась туча мух, периодически встревоженно рассеиваясь от клубов жаркого пара, а затем любопытно слетаясь обратно.
Очень скоро стало ясно – дело дрянь!
Барин-то, ясное дело, от опалы после откупится, а селянам потом своим горбом эти игрища отрабатывать – вовсе не улыбалось.
В итоге было решено согнать в одну хату всю местную интеллигенцию – этим блаженным к подобным ристалищам не привыкать, а порою даже в охоту приходилось. Всем известно, что в деревне на Руси, если есть какой интеллигент, то – либо ссыльный, либо беглый от долгов столичных.
В Медвежьем Ухе в ту пору образованных то людей было даже в избытке – целых четверо.
 Беглый финансист-растратчик Теймураз Салям Оглы, выучивший за время томления в плену нелюдимов и ранних петухов всего одно слово – «чаво?». Этого было вполне достаточно, чтобы сойти за местного аборигена, не смотря на раскосый узбекский прищур каре-мудрых глаз и привычку пить кофий на вечерней зорьке. 
Ссыльный бунтарь-революционер из числа теоретиков – Серж Борисоглебский. Человек дотошный и основательный, парализовавший деятельность местной почтовой службы за первую неделю срока ссылки. Жалобы и челобитные верстались неутомимой рукой Сержа в таком изобилии, что местные власти давно уже использовали их для печного топления, не утруждая себя и почтовые экипажи отправкой пудов корреспонденции в столицу. Подобное обстоятельство держалось в строжайшей тайне, чтобы не слишком огорчать эпистолярного мэтра Борисоглебского, так как все писчие принадлежности, бумагу и чернила тот выписывал за свой счёт, чем обеспечивал непрерывный обогрев всего села даже в тёплое время года.
Инженер спирта-экспериментатор Александр Богодонский, замучивший начальство на месте прежней службы в алко-мануфактуре братьев Шляфманн-Бабаянов и откомандированного набираться творческих сил и вдохновения в это самое Медвежье Ухо – отправить дальше просто не получилось.
Венчал сей сонм интеллектуальных перлов уроженец Кавказских гор Кацо Генацвали – мужчина суровый и молчаливый в своей богатырской стати. Чем прогневал столичную фемиду этот Генацвали, было непонятно. Уточнять же никто не отчаивался, мертвецки млея от одного только лютого взгляда и игры мускулатурой.
В помощь интеллигенции и для пущей массовости были приставлены несколько местных отроков из числа дуболомов. Максимка Балагур – мужчина с необъятной фантазией, хмурым прошлым и мутным будущим. Руся Гоготун – участник Русско-Турецкой баталии, заброшенный диверсантом в стан врага и выданный обратно с доплатой из-за слишком громкого и несмолкающего голоса. Турки и шейхи, как оказалось, тишину и покой ценили намного больше золота и денег. Об этом они узнали только после появления в их кругах Руси Гоготуна. Пока не поздно, его отправили обратно в Россию на растерзание фискалам, уплатив три пуда золотом, а после приняли крещение и ушли поспать в мечеть.
Были также пару отроков с косой саженью в плечах и косой за пазухой. Это уже так, не в услужение, а на случай попытки бегства.

Итак! Народ к визиту был готов!
Усевшись за начищенным столом, интеллигенция принялась ждать прибытия генеральского чина.
Серж Борисоглебский приготовил пять томов кратких политических тезисов и столько же рукописных копий на случай принудительного изъятия и ареста.
Кацо Генацвали иногда прохаживался по помещению, бросая грозные взгляды на входную дверь, выжигая на ней своим карим светочем вязь скоромного кавказского мата.
Все остальные тупо пялились в потолок, изредка издавая тяжёлые вздохи и стенания.
Неожиданно открылась дверь, и раскрасневшаяся рожа вестового возбуждённо выкрикнула: «Еду-у-у-уть!».
Блаженный электорат суетливо напрягся.
Теймураз Салям Оглы по привычке ляпнул своё «Чаво?», Серж Борисоглебский вожделенно приготовился к произнесению пламенной речи и вспотел затылком.
Через несколько минут немого стояния интеллигенция обмякла суставами и присела на лавки. В эту же секунду дверь снова отворилась с тревожным скрипом и взмокший от натуги вестовой снова гаркнул: «Еду-у-у-у-ть! Ужо близко! Держитесь, мужики!».
-- Чаво? – тут же отозвался Теймураз.
Кацо Генацвали метнул матершинную молнию из глаз и захлопнувшаяся дверь вспыхнула очередным ругательством.
-- Ничего-ничего… -- стойко прошептал революционер Борисоглебский – Мой «Манифест униженных и забытых» стоит того, чтобы немножечко подождать!
-- Чаво? – вновь вставил свой алтын Теймураз Салям Оглы.
На этот раз к нервному безумию подключился алко-кудесник Богодонский, который взволнованно возмутился:
-- Что это вы, милейший, заладили, как скорняк! Чаво, да чаво? Других «словей» не знаете что-ли? Мы, между прочим, образованные и культурные люди! Вашу-ж бога-душу мать!
-- Чаво? – продолжал упорствовать Теймураз.
Битве интеллигентов не суждено было развиться, так как снова распахнулась дверь и в хате возникла красная рожа вестового:
-- Едуть! Ужо близко! Ей-богу!
Генацвали вновь стрельнул суровым глазом и на этот раз попал под самую бровь опричнику.
-- Ой! Бляха-муха! – взвизгнул служака, схватился за обожжённую глазницу и сгинул прочь.
-- Чаво? – нахмурился Теймураз и сам ответил на свой вопрос -- Чаво-чаво? Да ни чаво!
-- Браво! Какой прогресс! – нервно зааплодировал Серж Борисоглебский, перебирая свои талмуды.
-- Задолбали, прости господи! – взвился позитивной истерией Руся Гоготун – Сколько можно людям голову морочить? Я в это время, вообще-то, ем шашлык!
-- Ах, оставьте ваши фантазии! – усмехнулся Богодонский – Какой ещё шашлык? В лучшем случае мамалыгу!
-- Или овёс! – язвительно заметил Борисоглебский.
-- Чаво? – хихикнул Теймураз.
-- Вот-вот! Чаво! – поддакнул Гоготун.
-- Ну, что я говорил? – утвердительно хмыкнул Богодонский.
-- Тише, мыши! —тревожно прошептал Серж Борисоглебский – Вроде идут!

И действительно, в сию же секунду в раскалившуюся от ожидания избу ввалилась торжественная делегация.
Первым шёл его высокопревосходительство генерал Отморозь собственной персоной – в парадном мундире на импортную сорочку с кружевной вышивкой «Ф.С.И.Н.» -- Фердинанд Скотинкин и Нелюди.
-- Хорошая мануфактура! – похвалил шёпотом Богодонский и мечтательно добавил – Я в такую ткань бутылки и штофы заворачивал, чтобы на таможне вопросов не было…
Следом за генералом двигался местный Голова, с распухшим задом и смиренными глазами.
-- Уже отымели-с! – довольно хмыкнул Борисоглебский.
За Головой следовала местная челядь, с блаженными улыбками из выбитых зубов.
Неожиданно ожил Максимка Балагур, который выхватил из штанов кусок бересты с подсказками и загрохотал торжественными обертонами:
-- Ваше высокоблагородие! Отец родимый! Кормилец! Свет очей наших! Ваши презренные смерды и холопы, ничтоже сумняшеся, припадаем к стопам вашим! Да продлит отче дни живота-брюха вашего!
Генерал Отморозь покривился верхней губой и зыркнул в сторону местного Головы: «А это ещё кто?».
Голова Управы вытянулся в струну и ебоквакнул привычную в таких случаях херню:
-- Это-с наш староста! Роду-племени не местного! Живёт-с не тужит! Много не просит! Лишнего не даёт!
-- Точно? – подозрительно нахмурился генерал.
-- Наверное-с… -- побагровел лицом Голова.
-- Ну, ладно… -- харкнул на пол генерал Отморозь и обратился к селянам – Слухайте тогда сюды! Чада вы мои крамольные! Это что же вы с теремом красным учудили, что приличному господину в этот говно-сарай и глаз казать не любо!
-- Чаво? – прохрипел горлом Теймураз Салям Оглы.
-- Понятно… -- нервно вздохнул генерал – В таком разе, буду гутарить на вашем языке окаянном! – с этими словами он достал из внутреннего кармана фотокарточку и ткнул под нос Максимке Балагуру – Вот! Вот так я хочу, чтобы в месте сим было!
-- Чаво? – натужно выдохнул на этот раз Максимка.
-- Они у вас что, нерусские что-ли? – удивился генерал, оборачиваясь к Голове.
-- Так точно-с! То есть, никак нет-с! – растерялся Глова и с дуру ляпнул – Нехристи, ****ь!
-- Ага… -- смекнул Отморозь и принялся объяснять мужикам громким тоном, как дебилам – Это есть дом! Так жить люди! Ферштейн?
Интеллигенция испуганно переглянулась, опасаясь за психическую здравость генерала. На выручку всем ринулся Серж Борисоглебский:
-- Позвольте, господа! – театрально откашлявшись, начал было он.
-- Не время! – строго упредил его местный Голова.
-- Вот! – продолжал тыкать всем под нос свою фотокарточку генерал Отморозь – Сделайт так! Мани-мани! Шуть-шуть! Сюда давай! А я вам разрешу ромашки на окне держать!
-- И занавески! Тюлевые! – осторожно поддакнул Голова.
Обескураженный электорат сконфуженно молчал, но вдруг яростно возопил Руся Гоготун:
-- Ба! Так это же Абу-Даби! Господа!
-- О! Грамотный? – удивился генерал – А гроши у тебя есть?
-- Не-не-не! – запаниковал Руся Гоготун – Нихт ферштейн! Идите в жопу!
-- Чаво? – изумился от неожиданности генерал Отморозь.
-- Это он вам своё почтение выражает. – тут же нашёлся Голова Управы – Мужичьё! Бескультурье, блят-с!
Возникла неловкая пауза, в которой каждый думал о своём – благим матом и в отношении всех присутствующих.
Исполненную трагизмом минуту неосмотрительно нарушил алко-гений Богодонский, который интеллигентно поинтересовался:
-- Прошу меня простить, ваше как вас там…Высоко-Мордие! Но на хрен нам всё это нужно?
-- Чаво? – отозвался хор высоких чинов и рангов.
-- Я говорю… -- продолжал нести свою околесицу Богодонский – Вы уху ели? Или так, без мыла, в Европу лезете?
-- Христа на вас нет! – неожиданно для всех и самого себя, устыдил гостей Теймураз Салям Оглы.
-- К оружию, браты! – отчаянно возопил Серж Борисоглебский – Мы наши русские хомуты не собираемся осквернять заморским шиком!
-- Я…Это…Того… -- залепетал оторопевший Голова.
-- Сейчас мы с вами обсудим… -- грозно сдвинул брови генерал Отморозь – И это! И того! Где тут у вас баня?

Всю ночь в управской бане генерал Отморозь «объяснял» местному Голове, как нужно «нести государеву службу».
 С утренними петухами столичный гость убыл, оставив на память о себе недержание прямой кишки у волостного Головы и неискоренимую народную примету:

Чем выше чин – тем паче об Отечестве раденье! Ведь не снесут людской молвы ни Отморозь, ни жопа Головы!


20.08.2021г.