Александр Невский. 1971 vs 1938

Чем дальше уходит от нас историческое событие, тем ценнее свидетельства современников этого события, или хотя бы людей, не так далеко от него отстоящих.
Как человек ушедшего столетия, я стою почти на полвека ближе нынешнего поколения к тому героическому времени, о котором хочу рассказать.
В соответствии с темой объявленного конкурса* мой рассказ будет об Александре Невском.
О фильме, снятом в 1938 году Сергеем Эйзенштейном (человеком, который стоял еще на полвека ближе к этому времени и к нашему герою).
 
К сожалению, мне не удалось найти людей, которые сохранили бы живую память о первых показах фильма. После заключения известного пакта фильм был отправлен в резерв. Но с началом войны Александр Невский вновь вступил в строй и, не поступаясь ни единой долькой, честно прошел все четыре года тяжелейшего ратного труда.

Так что после войны трудно было найти хотя бы одну не убитую копию этого фильма.
Поэтому послевоенному поколению зрителей достались трофейный Тарзан и отечественный Подвиг разведчика.

А нашему поколению достались Триста спартанцев и Александр Невский.
У этих фильмов разная судьба, но к нам они пришли одновременно. Довоенную картину к семидесятым годам, похоже, немного подлатали и снова выпустили в прокат.
Спартанцы были цветными; Александр Невский – черно белый (что придавало ему безусловной достоверности).

У спартанцев было море, горы, ущелье; у новгородцев – озеро, ёлки, сугробы.
У спартанцев было лето и жара – у Эйзенштейна на съемках тоже было лето и жара. Но если говорить о кино – никто об этом не догадывался.
Перекличек было много – бесконечные колонны воинов, чёткие построения и чеканные фразы, новгородское вече и греческое собрание, мужество и предательство, жажда жизни и гибель всерьёз.
Спартанцы зажатые в Фермопильском ущелье – Русь зажатая между немцами и татарами.
У царя Леонида была его Греция – у князя Александра Русская земля.
Они не конкурировали – каждый держал оборону на своем участке.
А стрелы перелетали из одного фильма в другой, из одного времени в другое.
Доставалось и нам.

То, что эти фильмы совпали во времени (в нашем времени), придавало широту взгляду и свободу дыханию. Обеспечивало включенность в общую историю. Историю мужества, стойкости, самопожертвования…

Если говорить об Александре Невском, то мы не были настолько искушены, чтобы оценить вертикальный монтаж мастера и, тем более, гениальную музыку другого мастера – по той ужасной звуковой дорожке, которую, как выяснилось, поторопился утвердить первый зритель этой картины.
Зато мы воспринимали этот фильм – непосредственно.
Мы были хорошие зрители.
Мы отличали пенопластовые льдины от настоящих. Мы принимали условия игры. Мы улавливали посылы и смыслы. И мы были далеки от желания всех утопить.

С рыцарским вооружением не было проблем. Каждое оцинкованное ведро вызывало (да и сейчас вызывает) прямую ассоциацию. Такие ведра в те времена стояли на лестничных площадках для сбора пищевых отходов. А белые рыцарские плащи легко выкраивались из простыней.

Но вот задача – кто бы согласился быть псом-рыцарем? Да ещё с дурацким помойным ведром на голове. Традиционное обаяние зла в этом случае не срабатывало.
Новейшие историки скажут, что и у другой стороны была своя правда. Но вставать на сторону той правды никак не хотелось. Эйзенштейн не оставил тевтонцам ни единого шанса.

С русскими шлемами была проблема – аналогов для них в окружающей действительности не находилось. Поэтому была договоренность – по голове не бить.

С мечами тоже была загвоздка. Ни сарацинских, ни каролингских не было, приходилось фехтовать на палках. И здесь наблюдалось такое смешение эпох, стилей и литературно-экранных источников, что лучше, пожалуй, это опустить.

Для защиты мы пользовались крышками от уже упомянутых ведер. Эти маленькие круглые щиты были удобны, ассоциировались с античностью, и после сражения мы даже честно старались вернуть их на место.

Кольчугу успешно имитировал свитер грубой вязки. От ударов он, однако, не спасал. Спасали картонки. Картонные коробки надо было еще поискать, но оно того стоило. Заправленные под ремень, а еще лучше под свитер, эти картонки могли сойти даже за латы. Удар они держали прекрасно – мы соизмеряли силу.

Но это всё антураж. Главное были – герои.

Немцы в этом фильме не были такие дураки. Более того, это были те самые любимые наши рыцари. Они были даже более картинны, чем те, которые квартировали в дальнем зале Эрмитажа (такое размещение было сделано специально, чтобы мы могли – попутно – ознакомиться с голландской и фламандской живописью). Но тевтонские рыцари пришли не для того, чтобы устраивать показательные турниры. И мы это понимали.
Вместо турниров была жуткая сцена со сжиганием младенцев в Пскове.

Черно-белая месса, которую служили в лагере рыцарей на походном органчике, наводила тоску, но не завораживала. А вот звуки тевтонских труб резали душу – тем самым железом по стеклу. Этим трубам плохое качество звуковой дорожки было нипочем – а может быть даже шло на пользу.

Кстати, в Эрмитаже была еще рака Александра Невского. Поскольку зал, в котором она стояла, располагался по дороге к Галерее двенадцатого года, эта гробница была хорошо известна. Присутствие гробницы в Эрмитаже вызывало некоторые вопросы, но то, что князя Александра в ней нет – вопроса не было. Про то, что князь вознесся на коне, мы не знали, но про небесное покровительство нашего города мы, каким-то образом, догадывались. Смущали, правда, некоторые нестыковки – временные и топографические – но князь был наш. Свой. Само прозвание – Невский – свидетельствовало об этом.

Князь Александр был, несомненно, живым, но в тоже время он не был обременен такими подробностями, которые позволили бы снять о нем то, что теперь обозвали бы байопиком.

Играли роль не подробности. И не фактура.
В Александре была та внутренняя уверенность, которую нам в наших ролевых играх (мы не знали, что это так называется) было не отыграть – и не только из-за отсутствия шлема и бороды. Не хватало еще ни силы, ни таланта.
Но можно было влиться ручейком в ту силу, которую собирал князь Александр.
(И пошли-потекли колонны воинов – перекликаясь с фермопильской историей)

Главные богатыри – былинные Гаврила Олексич и Василий Буслай. Друзья-товарищи. Классические лёд и пламя, Удаль и Надежность. Перед битвой они оба сватаются к новгородской девушке Ольге. Но не лирическая героиня, а зрители были поставлены перед выбором. И выбора, собственно говоря, не было – ведь ясно, что ни один не уступит в доблести, и, значит, оба сложат головы.

Снаряжающаяся на битву псковитянка Василиса откровенно былинна, но надо видеть её взгляд, когда она получает в руки меч и впервые ощущает его неожиданную некиношную тяжесть. А уж когда, при всей своей былинности, она отсиживается в санях на заднем плане и на свой вопрос – уводить ли обоз? – получает от Васьки Буслая – “Цыц!”…
(Это слово – встречавшееся ранее только в правилах русского языка – произнесенное с большого экрана, производило сильное впечатление.)

Освоившись, Василиса бьётся с немцами наравне с другими, а главное, в критический момент – когда у Василия выбили из рук меч – она здорово помогает ему с оглоблей. Русская оглобля – это уже откровенный символ. В старших классах его позаимствует Лев Николаевич для своего романа-эпопеи.

Подвиги Василия на поле битвы яркие и запоминающиеся. И Гавриле Олексичу пришлось постараться, чтобы не уступить товарищу. Но не ради соревнования заслоняет Гаврила собой Ярославича от удара в спину.

Нипочём новгородской девушке Ольге Даниловне не выбрать бы себе жениха, если бы не боевая дружба, которая вспыхнула между Василием и Василисой. Так развязать этот любовный узел – чтобы младшеклассникам не стыдно было смотреть – это мог сделать только мастер.

Кольчужный мастер Игнат не был защищен никакой былинностью. Он был самым понятным и близким. И не своими шутками-прибаутками. Шутки ему снисходительно прощали. А отношение к жизни пытались перенять. Понимали, что не кольчужка – жизнь коротка. Возраст был такой – открытый для понимания.

Луками и арбалетами мы не пользовались (хотя и конструировали их – даже мотались в Артиллерийский музей сверяться с образцами). Лучшими копьями и дротиками были высохшие к началу учебного года стебли полыни. Заросли которой на пустырях Выборгской стороны найти тогда не было проблем.

Однажды я получил неожиданный удар таким копьем, пущенным с крыши гаража за школой,  прямо в солнечное сплетение – чуть выше заправленной под свитер картонки. Удар в солнечное сплетение запоминается. Я успел зафиксировать и школьный двор, и гаражи, и пронизанные солнцем осенние тополя – за мгновение до того, как это солнце померкло.
По всем правилам я был не ранен, я был убит. Но картонки под свитером было не видно, и, осенив себя этим "эх, коротка кольчужка", я сумел сделать вид, что копье попало в неё.

Сомнительную игнатову байку про лису и зайца мы пропустили мимо ушей – тем более она не вписывалась в наши представления о ходе битвы на Чудском озере. История с немецкой свиньей казалась нам более достоверной. Про битву мы знали из надежных источников – у нас была "Книга будущих командиров".

Говорят, что фильм снимали в студии и летом. Вороний камень, действительно, вызывал подозрение своей фактурностью, а вот лёд возле камня был качественным. Когда лошадь на всем скаку поскальзывалась на этом льду – это было более, чем убедительно.
И то, что именно после этого падения Александр решает – биться будем здесь, убеждает – что всё по-настоящему.

Наступал самый страшный час в бою – час ожидания атаки. А тут ещё эта выматывающая слух и душу музыка. На жесткое биение – не то копыт, не то сердца – накладывались режущие диссонирующие звуки. И как-то это всё накручивалось и накручивалось – то ещё болеро. Лавина накатывалась ближе и ближе, а столкновение всё откладывалось. Напряжение взвинчивалось по какому-то атональному ладу и никак не могло разрешиться.

В момент удара музыка просто обрывалась, уступая место крикам и стуку мечей.
И этот удар воспринимался как освобождение.

На битву смотрели во все глаза, пытаясь выхватить и запомнить каждый эпизод. Пока все мешалось в кучу, это было не так сложно. А в какой-то момент снова заиграли трубы, и крестоносцам “обратным ходом” удалось восстановить боевой порядок. Этот безукоризненный порядок было уже не проломить мечом и не охватить взглядом.
Но забили бубны, заиграли дудки, пошла русская плясовая и, кажется, что именно музыка перемогла тевтонскую выверенную схему.

Наступил решающий момент.
Александр на пришпоренном коне прорезал линии своих и чужих.
– Магистра мне! – И начался поединок.
Противник был достойным. И бой был честным.
И предугадать его исход  было невозможно.
Остановив дыхание, ждали момента, когда Александр собьет один рог со шлема Магистра. Здесь был перелом. Еще оставался второй рог – но только лишь для того, чтобы было, на что накинуть веревку – В обоз его!

Каждому, кто захочет переснять этот фильм, и кто захочет переиграть роль Александра Невского, придется решать ряд задач. Как держать себя среди мятущейся новгородской толпы? Что противопоставить отлаженной тевтонской военной машине? Ни тонкая дипломатия, ни грубая сила, ни финансовая составляющая здесь ничего не решат. И даже личная удаль-харизма не сильно поможет.
Только внутренняя сила и уверенность – в себе и в том деле, за которое не просто отвечаешь, а готов отдать жизнь. Внутренний стержень. То, на что можно опереться и самому, и другим. То, вокруг чего происходит кристаллизация смысла и силы. Этот стержень виден и в плещеевском изгнании, и в псковском триумфе. 

Спартанские боги только мешали. Латинский бог был явлен с избытком, но крестоносцам он не помог. Русский бог оставался за кадром. Всуе не поминался. Был зрителем. Какие-то вопросы у Него возникали, но, в целом, фильмом Он остался доволен. С учетом обстоятельств.

Слова, венчающие подвиг спартанцев, чеканны, как все античные формулы. Но это весть о гибели. Слова князя Александра взяты из Евангелия – Благой вести. Это легко читается нынешними знатоками. Но слова были понятны и в предвоенное время, и во времена Александра Невского. Александр только актуализировал цитату. И, чтобы ни у кого не оставалось сомнений, уточнил её по месту.

Эти слова становились внутренней правдой и силой каждого, кто принял их в свое сердце.

Образ Александра Невского, воссозданный Эйзенштейном, с точностью математического расчёта укладывается и в обстоятельства XIII века, и в любые другие русские времена.
Кому-то он люб, кому-то не люб. (Не любовником пришел я, – резонно говорит князь новогородцам). Но и тем, кто принимает его, и тем, кто его не принимает, не остаётся ничего другого, кроме как копировать этот образ.

Новому поколению достались Звёздные войны. Говорят, Джорж Лукас повторил ходы Сергея Эйзенштейна. Называют и другие – прямые и опосредованные – заимствования из фильма мастера.

Мы имели дело с первоисточником.

Несмотря на кашу в голове, мы, похоже, умели тогда отделять дурное от доброго, верность от предательства, честь от бесчестья.

................
Был еще эпизод в фильме, который не был отыгран нами. Однако запомнился.
В самом начале фильма – на Плещеевом озере. Когда из-за увала вылупилось-выкатилось чудище поганое на деревянных колесах.
За Александром тогда не стояли ни его дружина, ни Господин Великий Новгород. Не было ни шлема на голове, ни того самого меча в руках. Нечего было противопоставить наглой силе и язвящему унижению.
Кроме внутреннего стержня и прямого взгляда.
И не чеканные слова победителя, а этот взгляд вспоминается по прошествии лет.
Планка была задана. Высота обозначена.

апрель 2021

*) 2021 год в России был объявлен годом святого благоверного князя Александра Невского.
В связи с этим проводились различные конкурсы и корпоративы (и корпоративы зачеркнуто).
В одном из них имел удовольствие принять участие автор.