Сиэтл среднего возраста

Сиэттл вызывает у меня сложные чувства. Я прожил в нем четыре года, но так и не свыкся с ним.
Первое время этот утопленный в облаке город казался мне младшей, некрасивой сестрой канадского Ванкувера. Вечный накрапывающий дождь, пухнущие в рыхлой зелени холмы, запруженные трассы. И аэропорт СЕАТАК цвета цемента, неоконченной стройки - негостеприимный, с бесконечными извивающимися гусеницами-очередями на досмотр багажа.

Я переехал в Сиэтл к клиенту, "Юнайтед Телесистемс". Несомненный карьерный скачок - перебраться в штаб-картиру одного из крупнейших телекоммуникационных конгломератов страны, в жерло неспящего вулкана. Почувствовать его пульс, раздирающие противоречия, голод самого крупного хищника в лесу. Этот токсичный и изматывающий профессиональный челлендж довольно долго был единственным моим ощущением от Сиэтла. На его фоне тускнела красота штата Вашингтон с океаном, мшистыми хвойными лесами и парящей в небе неподвижной громадой горы Рейнир.

Никак не удается мне избежать длинного пейзажно-настроенческого вступления, ведь написать я собирался о вполне конкретном человеке.

На момент, когда жизнь моя из аврально-командировочной превратилась в аврально-офисную, нашим менеджером по продажам в регионе работала Донна. В сфере Айти она была "гастролером", до этого занимаясь телевизионной рекламой. Что ж, жизнь человека от продаж малопредсказуема и куда меньше привязана к специализации, чем жизнь, скажем, инженера.
Донна была старше меня лет пожалуй на пятнадцать, а мне тогда было около тридцати пяти. Невысокого роста, бойкая и хохотливая. Главным на тот момент ее достижением была неожиданная крупная продажа в «Юнайтед Телесистемс». Бастион, который до нее не смогли взять опытные продавцы Айтишных систем, она одолела ярким, изящным нахрапом. Донна не знала тогда, что в Телекоме, за периодом красивой, успешной продажи, ужинов и выгулов клиента по лощеном поле для гольфа в Редмонд-ридж, следуют серые будни технического внедрения. Скучные до зубной боли, вытягивающие жилы, с повторением изо дня в день прописных стин, эскалаций и гашения конфликтов, убеждения и умиротворения участников.

Маятник моего рассказа мотнулся в обратную сторону и теперь, пожалуй, чересчур унесло меня в профессиональную область. Возвращаемся к сюжету.

"Юнайтед Телесистемс" раскинулся многокорпусным кампусом на взгорьях пригорода Редмонд. Наш арендованный офис с тесной парковкой и стальной, дребезжащей камерой лифта ютился по соседству. В течении дня мы сновали туда и обратно много раз, собираясь на бесконечные совещания. Наш офис - широкий опенспейс с шестью выделенными, вечно-занятыми кабинетами. На открытом пространстве - четыре ряда столов, доска на стене с комбаном-статусом внедрения и просторной свободной стеной на которую выпуклый глаз проектора проецировал презентационные слайды.
Местных сотрудников было немного, в основном командировочные - мотались между гостиницей и офисом. Иногда возвращались после выходных с круглыми глазами из дождевых лесов парка "Олимпик", точно срисованных из фильма "Аватар", или изрезанных скалами пляжей.

Однажды вечером я застрял в офисе, засиделся в одном из угловых кабинетов в обществе одного пластикового стакана кофе. Дневные рабочие часы проглотили встречи с нерадивым, требовательным клиентом, а разбор завала почты съехал невесть куда, в ночь.
Было около девяти. Одеревеневший, с красными глазами я вышел опенспейс размять кости. Здесь висела полутьма - после шести вечера в офисе автоматически выключался свет. Заметивший меня датчик движения, точно пес увидавший хозяина радостно включил потолочные лампы. Я увидел у окна маленькую фигуру Донны. Она задумчиво смотрела в панорамное стекло, за которым накрапывал нескончаемый сиэтловский дождь.
Донна уже собиралась уходить - была в верхней одежде. Одевалась она всегда эффектно: туфли, юбки с дизайнерскими жакетами и пуловерами, авторские воротники пальто "Белстаф" и цветастые шелковые шарфы. Она носила короткую прическу, упорядоченно-растрепанную. Не назвал бы ее красивой - дурная привычка оценивать женщин внешностью, такая уж видать мальчуковая натура - однако живой и обаятельной. Большие светлые глаза, крупные черты лица, чуть резковатый голос.

Нам приходилось общаться помимо работы. Обсуждали Сиэтл - она рекомендовала места, или книги. Как-то весь обед проговорили о «Моби Дике» Мелвилла. В целом, были с ней на одной волне, хотя видел я, что рутинный Телеком — не ее. Она была хороша в маркетинге, быстрых кампаниях, продвижениях, организации мероприятий. Эта фаза — короткая полоска суши, на котором так вольготно и твердо чувствуют себя ноги, в безбрежном океане внедрения. Неделями и месяцами одинаково серого, бесконечно глубокого. Ветренного, штормящего или залегающего в смертоносный штиль. С опасными подстерегающими хищниками: конкурентами, коллегами, клентами.

Донна не сразу обратила внимание на вспыхнувший свет - смотрела в дождь за окном, в котором красными и белыми кляксами мелькали фары машин. Потом рассеянно обернулась, и взгляд ее постепенно сфокусировался на мне.
- А, Дэн, ты еще здесь. Извини, я задумалась. Вспомнила кое-что из прошлой жизни.
Донна, как оказалось, весь вечер просидела в соседнем кабинете. У нее был собственный челлендж - надвигающийся финансовый отчет.
В десятый раз она спросила про мою привычку к Сиэтлу. Я мимоходом ответил что-то типовое, нейтрально-вежливое, зная что сама Донна влюблена в этот влажный город, зажатый между снежными громадами Скалистых гор и туманным Тихим океаном.
Взгляд мой невольно повторил направление ее взгляда в брызгающее марево за окном, в котором сейчас троилась картина освещенного опенспейса.
- Наверное, такой дождь в Сиэтле - не редкость?
- Ты пока новичок, но скоро тоже начнешь различать пятьдесят оттенков дождя, - улыбнулась она, - Это - особый дождь, зовется "морось". - пауза, - Дождь моего "кризиса среднего возраста".

Примерно так начался наш с Донной разговор, легший в основу этого рассказа.
История, которой она со мной поделилась, случилась задолго до эпизода с "моросью" и даже нашего с Донной знакомства. Дождь однако послужил триггером и скоро станет ясно почему.
Часть биографии Донны я к тому времени уже знал. Приведу ее здесь, чтобы имел представление и читатель.
Американка с хорошим образованием, выросла в Техассе, долгое время жила в Калифорнии, далее перебралась на несколько лет в Великобританию, дождливый Лондон, потом вернулась в США и осела в Сиэтле.
Рассказ Донны касался в первую очередь ее мужа, вернее, бывшего мужа. Как и она, он занимался продажами, только в реальном секторе — продавал лес и говядину.

Говоря о совместной жизни двух людей, работающих в продажах, сценарий будет примерно одинаковым: пустая, дорогая квартира, в которую на выходные, с высокой долей вероятности, из командировок возвращаются оба, а по будням, время от времени, то один то другой. Именно так жила Донна со своим мужчиной - ярким, умным, спортивным. Заводилой и душой компании.
Ту же характеристику, кстати, я вполне мог дать ей самой.
Они прожили вместе почти десяти лет. Свободная, легкая жизнь устраивала обоих. Детей не заводили. Донна задумывалась иногда, но вдвоем, без гирь и якорей было удобно.

Я слушал складное повествование Донны, устроившись напротив. Несколько минут мы провели неподвижно и свет в опенспейсе погас, оставив нас силуэтами перед панорамным окном, заляпаным брызгами света с улицы. Обращенное ко мне лицо рассказчицы на секунду пропало, как смолк и голос. Света снаружи впрочем было достаточно и глаза привыкли быстро. Черты Донны вернулись, но уже не ко мне, а к каплям дождя. После паузы она продолжила.

Семейная жизнь их была полной: достаток - ужины в дорогих ресторанах, развлечения - театры, опера. Большие эксперты в джазе. Донна называла мне, истукану, несколько имен известных музыкантов в Новом Орлеане, Нью-Йорке и Сиэттле. Я доверчиво кивал, ведь мир моей культуры состоит по большей части из книг.
Она любила быструю езду, закончила школу экстремального вождения, участвовала в гонках. Перепробовала последовательно с десяток "мускулкаров" и немецких скоростных кабриолетов. Он, напротив, почти не водил сам, часто сидел рядом и любовался ее навыками, особенно с ручной коробкой передач. Много где побывали.

Так было, пока возраст ее мужчины не подступил к сорока пяти. Здесь Донна снова употребила словосочетание "кризис среднего возраста", но я бы охарактеризовал иначе. Пословицей: "седина в бороду, бес в ребро" (на английском - a grey beard, but a lusty heart).
Оба обеспечены, многое могут себе позволить. Работа и связи давно устаканились. Продажи - это параноидальная работа, но и она в какой-то момент становится привычной, рутинной.
Началось с того, что супруг Донны решил завести себе мотоцикл. Но не козлорукий, вальяжно-ревущий Харлей, на который садятся как в кресло, уложив на бензобак подрастающий живот. А спортивного зверя, дорогую и мощную японскую модель "Сузуки" или "Хонда". В ярком, красно-белом пластике. С приложением в виде аналогичного цвета экзоскелета и шлема.
Кстати, кодлы байкеров, еще один американский стереотип, который показывают в кино, - это вовсе не криминальная банда или друзья тяжелого детства, когда беспризорные мальчишки на свалке собирают из водопроводных труб свои первые байки. В США в интернете легко находится клуб по интересам, приглашающий время от времени на массовое катание и разговоры на тему: «А я вот себе выхлоп поставил от Hadson Hornet. Послушай как поет!»

Донна с мужем жили в то время в Сан-Франциско, еще один город, славящийся туманами, неслышно вползающими в город через одноименный залив; просачиваясь, точно пригоршня песка сквозь пальцы, через мост «Золотые ворота».
Сан-Франциско, Лондон и вот теперь Сиэтл. Я поинтересовался, почему выбирала Донна дождливые, мглистые города. Она фыркнула и ответила, что плоский, раскаленный Техас ее детства навсегда отбил у нее привычку к жаре. Подспудно она всегда стремилась туда, где вода и облака прижимаются к земле, защищая ее от палящего солнца.
Опенспейс, нахохлившись, спал. Было темно, таинственно и жутко интересно. Я старался не шевелиться, чтобы внезапно вспыхнувший свет не разрушил магию. Не каждый день услышишь откровенную историю от американца. Улица за окном, как промокашка, застывала, проступая кляксами дождя. А потом вдруг оживала, когда вдалеке появлялась машина, рассыпаясь отражениями огней в миллионах капель.

Итак, муж Донны отыскал себе команду. Состоятельные дяденьки сели во взрослом возрасте на спортивные мотоциклы и носятся озорным гуртом по федеральным трассам. Это увлечение мужа Донна не разделяла, предпочитая транспортные средства, которые умеют стоять на земле без подставки.
Супруг ее тем временем наращивал обороты. Бросок на 4 часа, на 8, на сутки, на двое по захватывающей дух трассе номер 1 по тихоокеанскому побережью. Слева отвес скалы, отсекающий небо, справа — такой же отвес, проваливающийся в полотно безграничной водяной глади. Я бывал на трассе 1 и живо представлял себе ощущения. По ней действительно хочется ехать без конца. Или, наоборот, остановиться и сидеть между стенами, между пространствами воды и воздуха и смотреть остеклянело вдаль.

Муж Донны увлекся всерьез. Завел пару байков, кастомных с костюмами под стать. Возвращался возбужденный, бодрый. Пьяный от скорости, от неба и океана. Стал пропадать, прогуливать редкие выходные.
И вот однажды вернулся с молодой девчонкой-колумбийкой за спиной. Со смазливым, губастеньким личиком, копной волос, в огромных темных очках. Она носила байкерскую косуху, обтягивающие кожаные штанах и сапоги с эффектными розовыми вставками на плечах и бедрах.
- Наверняка он ей купил, - прокомментировала Донна.

Заключительный их разговор с мужем состоялся в квартире в даунтауне, которую снимали они несколько последних лет и платили вскладчину. Просторная студия с кухонным углом из гранита и стали, широким диваном натуральной кожи и проектором высокого разрешения с многоканальной звуковой системой. Бокалы Ридел и Залто, дорогое вино из Франции, Италии и лучших виноделен долины Напа в Калифорнии. Одна стена — панорамное окно, глядящее на марево огней за холодными отпечатками дождя. За ними тьма, океан. Или нет, где-то там, за занавесом дождя и заливом Сан-Франциско еще берег, городок Аламида с его портами, пляжами, и ночной жизнью.
Но Донна не видела их в тот вечер за живой, кляксообразной моросью над переливающимся калейдоскопом даунтауна.

- Он сказал: Донна, нам было отлично вместе. И Марибэль никогда не будет также как ты ценить джаз и Оскара Уайлда, но с ней я чувствую себя моложе на двадцать лет, а это сейчас самое ценное, что у меня есть. Я себе заработал на это. И ушел.
Донна не назвала имя мужа, но запомнила имя девушки — Марибэль, да и описала ее довольно подробно. Представил ли ее муж, привел в их квартиру или встретились они где-то еще, не знаю. Этих подробностей она не раскрывала.

В глазах Донны мелькнул предательский блеск, она отвернулась к окну и замолчала. Снаружи понуро горбился едва различимый пейзаж с косматыми кедрами и кленами. Полотно асфальта блестело разбитым зеркалом из луж.
Придя в себя через полминуты Донна отступила от окна и заговорила уже обезличенно о тенденции, о кризисе среднего возраста. В опенспейсе послушно вспыхнул свет, ломая магию полумрака и ее приятного, с хрипотцой голоса.
Кризис, по теории Донны, неизменно настигает всех ярких и пытливых людей, жизнь которых будто бы устаканилась, вошла в предсказуемое русло. Причина тому - страх старости, попытка доказать себе, что ты еще молод и на многое способен. Мозг взбрыкивает, отталкивает старое и привычное, чтобы с новым рвением броситься на неведомую, нехоженную тропу или высоту. Донна назвала это тенденцией в среде состоявшихся взрослых людей, сопроводив историю многозначительным взглядом, мол, посмотрим, что с тобой будет, когда за спиной будет четыре с половиной десятка.

Тут она спохватилась и принялась оправдываться, что историю ее не нужно немедленно мерять на себя. Обстоятельства у всех уникальные и личные. У них с мужем, к примеру, не было детей и жизнь была достаточно обособленной: разъездная, много знакомств и встреч вне семьи. Она торопилась и сбивалась, а я ухватил только, что в тот год она приняла предложение о работе в Лондоне и уехала из страны на четыре года.

Такую историю рассказала мне Донна, которая не изменила после того случая трепетного отношения к серым, дождливым городам, вот только в Сан-Франциско больше не вернулась. В настоящее время она жила в пригороде Сиэтла с новым мужем - интравертного типа музыкантом, который играл на саксофоне в одном из известных джазовых ресторанов. Он был значительно моложе Донны, так же как она любил Оскара Уайлда - они имели в своем доме его собрание сочинений в хорошем, дорогом переплете. Донна не желала больше жить в квартирах и даунтаунах, предпочитая стеклянным небоскребам удаленные, уединенные дома с видом на лес и воду. Она вообще довольно много поменяла в своей новой жизни — коротко стриглась, перестала водить спортивные машины. Было это собственным ее кризисом среднего возраста или затяжной реакцией на разрыв с мужем, я так и не узнал.
Донна объясняла про эмоциональный перелом, приводила примеры знакомых, а взгляд ее сам собой возвращался к темному стеклу, с каплями. Тогда она замирала, словно видела что-то за стеклом, среди взъерошенной, как встряхнувшаяся мокрая кошка улицы. И гораздо больше увлекала меня эта неопределенная глубина и пустота, чем нагромождения ее пояснений.

Позже задумался я об описанном Донной кризисе. Крутил так и эдак, пытаясь понять, примерить на себя. Пока вдруг не осознал, что не могу применить к себе базового понятия - «состоявшийся взрослый человек». Я родился в стране, где не существовало традиции достатка или среднего класса. Рушился СССР, нарождалось новое общество и на этом изломе понятия «состоятельность», «комфорт» крошились, ускользали. Я не знаю, что такое сытая, спокойная жизнь. Кое-что я видел в кино, что-то подглядел в чужой жизни. Я знаю только - «забег за сытой жизнью». Торопливый, перескакивающий через подрастающие барьеры, запрыгивающий на ступеньку отходящего от перрона поезда. И всякий раз, когда кажется, что ты поймал, уловил свою сложившуюся жизнь, "все как у людей", приходит вдруг понимание, что нет, всего лишь шаткое, болезненное деревцо ты выбрал себе для гнезда. Вот рядышком растет покрепче, попробую взобраться. Какое-то перманентное, непокидающее ощущение, что ты упускаешь что-то, недобираешь, недодаешь.
Хуже это "кризиса среднего возраста" или лучше? Или кризис мой только впереди?

Донна со мной больше не откровенничала, только однажды случайно встретил я ее с молодым человеком в обеденный перерыв. Патрик был длинноволос, носил ухоженную трехдневную щетину, стильный шерстяной кардиган и имел задумчивый, пристальный взгляд. Он был малоразговорчив и загорался лишь, когда говорил о музыке. Донна смотрела на него покровительственно и Патрик благодарно принимал ее заботу. Диаметрально отличался он от описанного ею первого мужа.
Донна уволилась через несколько месяцев после описанных событий, так и не став цепким, выносливым продажником в Айти. Она вернулась на телевидение, в один из многочисленных стриминговых сервисов. Какое-то время мы переписывались, но потом я потерял ее из виду. Вспоминаю только, когда оказываюсь у ночного окна, за которым царствует морось - подвижные кляксы света, смывающие, отсекающие чью-то очередную судьбу.