Сандра. Часть 6

Часть шестая
"Разум и чувства"

34

Сандра не могла поверить, что все это происходит наяву. Мечты, воплотившиеся в реальность, столь стремительно обратились кошмаром, что девушка была теперь раздавлена и сломлена. Человек, который когда-то заверял ее в бесперспективности своих отношений с Жанни Лагерцин, который утверждал, что лишь она, Сандра, нужна ему, — теперь с такой легкостью перечеркнул все вышесказанное, что она больше не могла ему верить.

Какой же глупой она была! Сандра считала мимолетный поцелуй клятвой вечной верности, тогда как Лаэрт был всего лишь благодарен ей… Она являлась для него помощницей, другом, но не возлюбленной, поэтому он никогда не целовал ее так же, как свою Жанни...

Только теперь Сандра осознала, что Лаэрт никогда не говорил ей о любви… Да, он был с ней чуток и нежен — но не страстен. Скорее, он относился к ней как к младшей сестре, как к ребенку...

Она — жалкая песчинка. Она по ошибке влезла в жизнь чужих людей, насыщалась их благами и еще пыталась навязать им свои желания! Но она здесь никто. Она не имеет права что-либо требовать от Лаэрта. Он принял ее в свой дом, уберег от разрушительной силы реальности, хотел осчастливить деньгами, но никак не ожидал, что девушка полюбит его. Под заботой этот человек понимал деньги, а не любовь.
Теперь, когда Сандра отказалась от своей последней иллюзии, она будто постарела душой, и яркий мир, созданный ее воображением, безвозвратно угас. Да, она очнулась, осознала суровую реальность, где все идет наперекор твоим желаниям, и с поражающей отчетливостью увидела иллюзорный мир других людей. Ну разве не заблуждается Лаэрт Мильгрей, разве не заблуждается Жанни, разве не заблуждаются Миля и Ники?..


Лаэрт ждал ответа, но девушка будто забыла о его присутствии. Глаза ее с безразличным упорством смотрели мимо, сквозь него.

— Я понимаю, что виноват перед тобой. Но с нашим разводом к своим извинениям я прибавлю еще и весьма значительную сумму, на которую ты сможешь купить себе отдельный дом, забрать мать с острова, наладить нормальную жизнь… Неужели тебя это не устраивает? — спросил Лаэрт после продолжительного молчания. — А у меня начнется своя жизнь. Я сделаю то, о чем всегда мечтал: приму в свою семью Жанни. Я простил измену, ведь мы с ней любим друг друга… Она отказалась от своего прошлого ради меня…

Сандра рассеянно слушала его слова, но они уже не отзывались в ней резкой, пронзающей болью. Что ж, раз так, она ему тоже ничего не должна! Развод? Ну и пусть. Лаэрт был ее мужем только на бумаге, и Сандра не смогла удержать его. Конечно, зачем ему глупенькая девочка, когда его идеалом всегда оставалась опытная женщина, намного старшая по возрасту!

— Александра, не молчи! — попросил Лаэрт, теряя терпение. — Твое молчание загоняет меня в тупик!

В тупик? А он, он не загнал ее в тупик своим жестоким обращением? Неужели он был так слеп, что никогда не замечал, как она к нему привязалась?..

Последние остатки ревности впились в измученное сознание Сандры, когда показавшаяся из дверей библиотеки женщина приблизилась к Лаэрту и обхватила его сзади обеими руками, спеша увести с собой. Ее полные мясистые руки с обломанными ногтями принялись без устали ласкать его — в этих похотливых движениях сквозило столько умелой фальши, порока и грязи, что Сандра скривилась, но в остальном ничто не выдало ее чувств.

Жанни победно улыбнулась — благодаря ее стараниям Лаэрт начинал терять над собой контроль: его голова запрокинулась, губы приоткрылись, жар взыграл в крови… Сандра не могла больше это видеть. Одно желание отчетливее других всплыло в ее мозгу: бежать, скорее бежать отсюда, отогнать от себя и ставшую ненужной любовь, и воспоминания, и надежды… Сейчас она стояла напротив любимого мужчины и с каким-то отчуждением вспоминала события последнего часа: как радовалась его возвращению, какие планы строила на будущее… Теперь не осталось ничего, ни единого прибежища. Все украла другая, которой посчастливилось больше.

— Ничего не нужно, — сдавленным голосом промолвила Сандра. — Я ухожу. Не нужно денег — они не оплатят всего, что я пережила. — И, развернувшись, спешно зашагала прочь, в неизвестное, оставляя за своей спиной торжествующую Жанни и поверхностно недоумевающего Лаэрта. Он не остановил, не окликнул ее, а остался стоять, обнимаемый лицемерной вымогательницей…

35

Сандра шла быстро как могла, но даже покинув особняк, ставший ей домом, не перестала дрожать от обиды, от разочарования. Какие-то обрывки эмоций терзали ей душу, но разбираться в них не было сил. «Прочь! Прочь! — стучали в голове невидимые молоточки. — Забыть! Забыть!»

Кто бы мог подумать, что желанная встреча принесет ей столько страданий! И все же, где-то в глубине души Сандра до последнего верила, что Лаэрт окликнет ее тогда, когда она двинулась прочь в темноту коридора. Она чувствовала, как он провожал взглядом ее фигуру. Наверное, голос разума приказывал ему догнать и остановить девушку, которой без денег некуда идти. Но Мильгрей промолчал, потому что она перестала быть ему нужной. Все! Срок «службы» истек, и Сандра первой отреклась от него, не дожидаясь, когда ей прямо укажут на дверь.


На улице поднялся сильный ветер, взметая в темное небо ворохи осенней листвы; ночь заявила свои права, обдав землю прохладой. На освещенном матовым светом крыльце показалась одинокая фигурка, которая нерешительно замерла, словно в последний раз собираясь с духом, с тоской обернулась на захлопнувшуюся позади нее дверь и очертя голову сбежала с высоких ступеней, чтобы тенью скользнуть по дорожке, ведущей через сад к воротам.

Оказавшись по ту сторону ворот, девушка еще раз вскинула взгляд на мерцающие светом окна старинного дома. Холодный ветер, подкараулив из-за угла, ударил в лицо, пытаясь сломить решимость. Да, Сандра могла бы попросить помощи, но вместо этого с еще большей настойчивостью шагнула в темноту. Тогда ветер, злобно ухмыляясь из мрачных углов, швырнул в упрямицу охапку листвы. Однако вряд ли что-то сумело бы смягчить ее волю…

Сжав зубы, Сандра упрямо шагала против ветра, а перед глазами ее стояла невыносимая картина: Лаэрт в объятьях Жанни… Девушка ожесточенно мотала головой, пытаясь отогнать наваждение, но оно преследовало ее, как и ветер, от которого нигде нельзя было найти спасения. «Я не уеду. Я не отступлюсь от того, о чем всегда мечтала, — молча поклялась себе Сандра. — Я не позволю себе вернуться к матери жалкой, побежденной трусихой! Чему быть, того не миновать, но она увидит меня счастливой — иначе быть не должно». И она шла прочь от теплого, уютного дома со светящимися окнами, бежала в ночь от человека, который предал ее, отдавшись во власть слепой страсти.


Вдруг из непроглядной темноты переулков перед девушкой выросла мужская фигура. Она появилась так стремительно, что Сандра испугалась и хотела броситься бежать, но сильная рука удержала ее за запястье.

— Не бойтесь меня! — проговорил мягкий, бархатный голос, и она с облегчением узнала в «призраке» Герберта Лабаза. — Что вы здесь делаете, мой друг? — со своей обычной естественной любезностью осведомился джентльмен. — Я как чувствовал, что спокойно не усну в эту тревожную ночь! Какое-то шестое чувство заставило меня вернуться к вашему дому. Вторжение гулящей девки в столь скорбную минуту шокировало нас, и я ушел вместе со всеми. Уж простите: стадный инстинкт. Но я не смог проехать и трех кварталов, как сердце мое наполнилось неизъяснимой тревогой за вас, мой друг. И тогда я сказал себе: «Что я делаю? Почему убегаю, повинуясь общей воле?» Вот, как видите, я вернулся не случайно: на вас лица нет, вы вся дрожите! Что случилось? Незваная гостья обидела вас?

Воркование этого человека успокоило Сандру, мало-помалу она перестала дрожать.

— Мне нужно найти себе жилье на первое время, — сказала девушка; рассудительность Лабаза передался и ей. — Вы не поможете мне? Дело в том, что у меня нет денег. Я бы могла работать у вас прислугой или...

— Что случилось?! — вскричал мужчина, и его обычно мягкое, покорное лицо стало мрачнее тучи. — Александра, объясните мне: что вы такое говорите? Как я могу вас — вас! — взять к себе на работу?! — искренне возмутился он.

— Лаэрт Мильгрей жив и он… с другой. Я ему не нужна, — вынуждена была признаться Сандра, хоть ей меньше всего хотелось посвящать в это дело кого бы то ни было.
Но, видимо, и это оказалось напрасным. Седовласый господин с моложавым, удивительно приятным лицом немного помолчал, но тут же заставил себя вновь заговорить:

— Вы уверены, что хорошо себя чувствуете? — Очевидно, он подумал, что у молодой вдовы от переживаний случился нервный срыв. — Вам нужна немедленная помощь… Нет-нет! Не желаю ничего слышать! — замахал он руками, когда Сандра попыталась ему возразить. — Идемте, я не оставлю вас в таком состоянии посреди улицы! Мало ли что может приключиться!

Она и в правду не могла сейчас похвастать ясностью рассудка. Ей и самой уже приходилось сомневаться в реальности произошедшего: неужели Лаэрт мог с ней так поступить?! Мысль о том, что он сейчас в теплой, уютной библиотеке, среди тесных полок, пахнущих старой бумагой, предается страсти в объятьях недостойной женщины, — повергала Сандру в оцепенение и стыд.

Между тем Герберт Лабаз намеревался сдержать свое слово. Обняв девушку за плечо, он повел ее к белому автомобилю, притаившемуся в полумраке склоненных к земле ветвей, а она покорно позволила ему распоряжаться собой, притворившись, будто и вправду чувствует себя не совсем сносно. Через минуту ее отяжелевшая от усталости голова уже мирно покоилась на плече нового друга, а шофер господина Лабаза мчал их по ночному городу.

Сандра сама удивилась, с какой безрассудностью покорилась Герберту — он умел с первой минуты знакомства располагать к себе людей. Его голос никогда не звучал резко, а плавно перетекал спокойным, мелодичным ручейком и будто убаюкивал. Нельзя было даже на миг представить себе этого человека гневным или жестоким. Казалось, он вовсе не умеет как следует сердиться. Когда Герберт хмурил брови и возмущался, стоило вам улыбнуться, потрепать его по плечу, как он тут же таял, словно лед под лучами солнца. Наверное, именно таким Сандра хотела бы видеть своего отца...

Было темно, полосы золотого света фонарей разрезали пространство, скользя по сильной жилистой руке, сжимающей маленькую, почти еще детскую ладонь, но Сандра не боялась. Уж этому человеку она могла довериться безоглядно! Они долго молчали, видно, оба не решались заговорить: слишком мало времени прошло с момента их знакомства и слишком странные обстоятельства привели к новой встрече…

— Куда мы едем? — спокойно спросила Сандра. Убегающая из-под колес дорога и скользящие по спинкам сидений лучи искусственного света старались ее загипнотизировать, усыпить, и девушка делала отчаянные попытки не поддаться дремоте.

— В надежное место, — проворковал Лабаз, обдав ее макушку горячим дыханием. — Я бы обязательно привез вас к себе, но у меня очень нервная жена, да и сын — порядочный балбес! В общем, компания несладкая. Поэтому мы едем в один постоялый дом: там всегда можно снять комнату за небольшую плату.

— Боюсь, у меня не будет даже малого! — честно призналась Сандра.

— Почему же вы не захватили с собой денег, моя маленькая строптивица? — лукаво вопросил он, но девушка не заметила его вольного обращения. Наоборот, такой шутливый тон как бальзам действовал ей на нервы. Столь милый, любезный человек не мог причинить ничего дурного!

Однако вскоре машина мягко притормозила в каком-то темном, сыром, недружелюбном квартале, у стен длинного трехэтажного дома, и Сандра с удивлением обнаружила, что Герберт привез ее именно в то место, где некогда жила ее мать. «Он будто читает мои мысли, — радостно подумала девушка. — Если я и хотела где-нибудь разместиться, то именно здесь!»

Ей не терпелось выйти из автомобиля, но Лабаз не спешил. Мягким движением он тронул водителя за плечо, и тот, не спросив ни слова, покорно вылез. Вскоре, в нескольких шагах от места их стоянки вспыхнул огонек папиросы.

Оставшись наедине с этим милым, добрым человеком, Сандра отстранилась от него, подвинувшись к соседнему окну, и благодарно улыбнулась уже с безопасного расстояния.

— Вы сегодня прекрасны, мой друг, — промурлыкал Герберт своим привычным тоном. — Столь чистое создание не заслуживает одиночества и страданий! — искренне признался он. Его рука, скользнув по пушистому ворсу сиденья, украдкой подобралась к руке девушки, и едва Сандра успела воскликнуть, как его горячие губы стали осыпать ее поцелуями.

— Нет-нет! Прошу вас! — Она судорожно вырвалась, и в мысли ее закралось подозрение.

— Понял. Извините, — смущенно, словно мальчик на первом свидании, пробормотал Лабаз, и его вид сделался настолько жалким, что Сандра ощутила укор совести. Несомненно, Лабаз-старший отличался бо;льшим благородством, нежели его сын.

— Это вы меня простите! — чистосердечно выдохнула она.

— Я, правда, не имел мысли вас обидеть, мой друг, — заверил мужчина, жалобно взглядывая на нее, как побитый щенок. — Мне хотелось как-то утешить вас, вы выглядите такой потерянной!

— Но это правда!

— Что — правда?

— То, что я вам сказала о Лаэрте…

На лице Герберта Лабаза отобразилось полнейшая растерянность.

— Так значит, он не погиб?

— Нет.

— О, так это же замечательно! — рассыпался было в любезностях почтенный господин, но, поняв, что сказал явно невпопад, запнулся. — Неужели этот молодой человек не видит, каким сокровищем обладает? Ему ведь повезло вдвойне: он выжил, а дома его дожидается такая прелестная жена!

— Да никакая я ему не жена! — с горечью выпалила Сандра. — Мы поженились случайно, без свидетелей, едва зная друг друга…

Она умолкла, видя, что ее слова выше его понимания. Герберт Лабаз изумленно хватал ртом воздух, глаза его растерянно изучали потолок.

— Так вы говорили с ним? — наконец спросил он, с опаской косясь в ее сторону.

— Да, но он остался с… Жанни.

— С Жанни?! С этой… этой?.. — охнул Лабаз, задыхаясь от возмущения, а когда ему ответом послужил короткий кивок, вдруг рявкнул так, что она вздрогнула: — Ваш Лаэрт просто дурак! Набитый дурак!

— Он любит ее, — тихо возразила Сандра, — ЕЕ, а не меня…

— Вот что, моя дорогая! — деловито объявил он. — Забудьте его — и дело с концом! Эти Мильгреи мне всегда не нравились: что отец, что сын — оба кривобоки в делах сердечных, обоих тянет на «экзотику» вроде девочек из борделя. Приличные мужчины, может, и наведываются в такие места, но делают это тайно, не приводят подобных особ в дом и, уж тем более, не делают их своими женами. Я думал, что сын должен научиться на примере отца — о браке Гурта Мильгрея и красотки Беатрис в то время судачил весь город! Порядочные жены ведь сидят дома и растят детей, а эта все по ухажерам прохлаждалась… Но что я о прошлом? — спохватился Герберт. — Почему Лаэрт не дал вам денег? Уж до такого мог бы додуматься…

— Не сердитесь на него, — перебила Сандра, чем вызвала глубокое изумление собеседника. Зная логику брошенных женщин, он думал доставить ей удовольствие, понося весь род Мильгреев, но эта девочка была не из таких. — Лаэрт предлагал мне деньги, но гордость не позволила мне взять их…

— Ну, гордость иногда бывает лишней, — пробурчал Герберт и вдруг вздохнул, будто от непрошенного тяжелого воспоминания, но тут же насильно улыбнулся, взглянув на неподвижный женский силуэт. — Я дам вам некоторую сумму на первое время. Вы сейчас пойдете вон под эту арку, свернете налево, подниметесь по лестнице — там будет дверь… В общем, вас устроят в одной из свободных комнат. Этих денег вам хватит на неделю, — продолжал мужчина, вынимая из-за пазухи фермового пальто тонкую пачку банкнот. — Завтра я принесу вам еще.

— Нет-нет! Не надо! Я верну вам их как только заработаю, но больше мне ничего не надо! — запротестовала Сандра.

Герберт расплылся в добродушной улыбке.

— Ох, мой друг, как же вы напоминаете мне одну мою знакомую! Была такой же гордой, своенравной, но, к сожалению, гордость ее и погубила. Поэтому берите без возражений! А я все-таки приду… Вы же для меня как дверь в мою бесшабашную молодость! — воскликнул он с таким озорством, что девушка невольно улыбнулась. Нет, на него нельзя было сердиться!

Взяв деньги, она решительно вышла из машины, а галантный кавалер на прощанье едва ли оставил на ее руке место, которое не пылало бы от поцелуя, но Сандра не думала опасаться. Это был милый добряк.

Через секунду господин Лабаз кликнул шофера, а через пять машина умчалась в ночь, подгоняемая порывами ветра.

36

Медленно, но верно ноги несли Сандру под арку, во внутренний двор, где сегодня разыгрался какой-то праздник. Гремела плясовая; музыке вторили веселые крики. Кто-то шумел, кто-то бранился, кто-то травил байки. Освещенную площадку рассекали пары танцующих; они то резко подпрыгивали на месте, то неистово молотили ногами землю, будто желая, чтобы она провалилась, доставив тем самым весельчакам еще более буйную радость. Те, кто воздержался от танцев, плотным кольцом окружали народное гулянье, наливая в граненые стаканы бормотуху, что милостиво раскинулась на разоренных, словно после нашествия саранчи, столах. В воздухе пахло спиртом и потом; от несмолкаемого гула звенело в ушах.

Сандру никто не замечал. Она сиротливо стояла в стороне, не решаясь вторгнуться в чужой мир. Казалось, стоит ей подойти ближе, издать какой-то неосторожный звук, как голоса оборвутся, музыка смолкнет и взоры присутствующих с негодованием обратятся в ее сторону.

Девушка решила ждать окончания праздника, однако он лишь набирал обороты. То тут, то там разряжался пьяный гогот мужчин, раздавался визг хмельных женщин. Несколько раз Сандру едва не сбили снующие косяки детворы, и она окончательно забилась под арку. Между тем покоя не нашлось и здесь. Какая-то необхватная хохотушка, в руках которой красовался поднос с очередной порцией дурмана, чуть не опрокинула свою ношу, с разбегу налетев на прижавшуюся к стене чужачку.

Выслушав поток отборной брани, Сандра извинилась и изложила свою просьбу.

— Чего ж ты здесь стоишь, дуреха? — беззлобно возмутилась женщина. — Идем, я проведу тебя в свободную комнату.

Сердце Сандры пело, когда она торопливо поднималась по наружной лестнице на второй этаж. Вскоре они очутились на деревянной галерее, опоясывающей дом со стороны внутреннего двора. От каждого шага пол немилосердно скрипел, угрожая обвалиться, но Сандра не замечала таких мелочей. Наконец толстуха остановилась против маленькой дверки, толкнула ее и вошла внутрь.

Когда щелкнул выключатель, вниманию новоприбывшей предстала тесная, но весьма чистая комнатка с покрашенными мутной краской стенами. Здесь была железная кровать и больничная тумба, на которой возвышался глиняный кувшин с нарядными астрами.

— Благодарю вас, — промолвила Сандра, на что услышала непреклонный ответ:

— Деньги вперед. Знаем мы вас: снимаете комнату на пару ночей для встреч с хахалями, а потом исчезаете — ни ответа, ни привета!

Сандра плохо поняла, в чем здесь ее вина, но, покраснев, извлекла из-за пазухи деньги, предоставленные ей добрым Гербертом Лабазом. Глаза толстухи уже любовно ласкали заветную пачку, и руки Сандры задрожали — то ли от волнения, то ли от этого жадного взгляда, мечтающего выхватить, присвоить себе чужое добро.

Сандра не умела считать, поэтому долго мяла в руке свое скромное состояние в тщетных попытках отделить нужную сумму. Часть денег упала на пол и была тотчас схвачена цепкими, подстерегающими пальцами. Не выдержав, девушка сунула остальное в руки толстухи, лишь бы та поскорее ушла.

— Спокойной ночи! — Тон женщины сразу потеплел, и она испарилась, едва Сандра заикнулась об этом.

Ночь спокойной никак нельзя было назвать. Сюда доносилась громкая музыка и пьяный смех, а по деревянному настилу то и дело скрипели чьи-то шаги… К тому же на кровати отсутствовал матрац, и постоялице пришлось улечься на жестких пружинах. Однако она не думала роптать на судьбу — с детства ее приучили радоваться тому, что имеешь и не грустить по тому, чего нет.

Лишь к утру голоса стихли, свет потушили и весь дом погрузился в тягостный, пьяный сон, подарив покой измученной Сандре. «Все будет хорошо. Я обязательно что-нибудь придумаю», — беззвучно шептала девушка, засыпая.

*  *  *

Сон, единственно принесший успокоение ее разгоряченным нервам, был прерван с первыми лучами солнца. Грубая рука с силой встряхнула спящую за плечо.

— Поднимайся, лежебока! Кому говорю?!

Продрав слипшиеся веки и заставив себя сесть, Сандра увидела женщину с напомаженными губами и дряблой, ссохшейся кожей. В этой «даме» словно не сохранилось ничего живого — лишь только алчный огонь в глазах еще заставлял ее биться за свое существование.

— Кто ее сюда заселил без моего ведома? — возмущалась она. — А если у девчонки нет денег?

В дверной проем просунулось несколько любопытных лиц. Люди сбежались на шум и удивленно переглядывались, показывая тем, что не имеют к новой постоялице ни малейшего отношения. Сандра ощущала себя на арене цирка и решительно ничего не понимала. Чего от нее хотят, в чем обвиняют? Ведь она заплатила за комнату, желая одного — остаться в покое и одиночестве.

— Ты будешь платить? Если сейчас же не внесешь плату, тебе придется освободить комнату!

Сандра невольно возмутилась: неужто над ней издеваются?!

— Я отдала вчера все свои деньги. Разве их недостаточно?

— Какие деньги? — Серые глаза, похожие на два бесчувственных камня, округлились от негодования. — Мне никто ничего не передавал! Так что не морочь мне голову, поищи дураков в другом месте!

«Почему, за что они все так ненавидят меня?» — с тоской подумала девушка, но поняла, что здесь нет ее вины. Это были несчастные, обозленные на всех и в первую очередь на самих себя существа, озверевшие от жестокости окружающего мира. Когда-то и эта бездушная женщина была такой же невинной и доверчивой — время выточило из нее этот оплот цинизма. После кончины мужа госпоже Кордак пришлось стать управляющей постоялого дома, взяв бразды правления в свои руки, и трудности закалили ее. Если с ней обращались несправедливо, она отвечала тем же; если ожидала удара, то скорее первой наносила удар, а в конце концов превратилась в непреклонный механизм — она предоставляла комнаты, а взамен хотела получить деньги; больше ее ничего не волновало.

— Клянусь, я отдала вчера деньги одной женщине, которая проводила меня сюда, — воскликнула Сандра. — Теперь у меня ничего нет. Я не могу повторно заплатить вам.

— Тогда выметайся! — отрезала госпожа Кордак, которую совершенно не тронули слова обманутой постоялицы. — Освобождай комнату — на нее уже есть много желающих.

— Неужели нельзя оставить девушку хотя бы на пару дней? — нерешительно вступился кто-то из любопытных. — Наверняка Лона выкинула один из своих «фокусов».

— Мне все равно, что у вас тут происходит! — разъярилась хозяйка, и голос ходатая тотчас умолк.

Сандра встала с железной сетки и хотела было покинуть арену сражения побежденной, минуя столпившихся в коридоре зевак, для которых каждое подобное изгнание становилось своего рода представлением, как в дверях вознник спаситель в облике Герберта Лабаза. Сандра облегченно улыбнулась: он не забыл ее; хоть для кого-то она что-то значит в этом неладно скроенном мире! Его приход — неожиданный и своевременный — был подобен солнечному свету, грянувшему из-за облаков.
Растолкав зевак, мужчина посмотрел на хозяйку постоялого дома. Посмотрел так властно, с чувством собственного превосходства, что та сразу сникла; яростный огонь в глазах мгновенно угас, превратив мегеру в жалкую, слабую старуху.

— Чем вы недовольны? — железным тоном осведомился Лабаз.

— В общем-то, ничем… Кроме того только, что эта особа отказывается платить, — прошамкала госпожа Кордак, смиренно опуская глаза. Весь ее боевой запал был разгромлен в мгновение ока — в этих краях хорошо знали, что таким господам лучше не перечить.

— Возьмите, — небрежно бросив на тумбу толстую пачку купюр, Герберт больше не взглянул в сторону хозяйки. Его взгляд, вдруг сделавшийся привычно бархатным и нежным, был всецело адресован Сандре, которая тихо стояла у стены.

— Благодарю вас, — пробормотала госпожа Кордак. За ней быстро закрылась дверь, и толпа, довольная эффектной сценой, рассосалась по своим углам, передавая из уст в уста весть о заселении в дом любовницы какого-то толстосума. Такие явления были здесь не в диковинку. В угрюмых комнатках с осыпавшейся штукатуркой и жесткими, скрипучими кроватями находили себе отдых уставшие от роскоши господа, которые часто назначали запретные свидания именно в этих стенах.

И Сандру приняли за одну из продажных штучек. Каждый знал, что в этом мире ничего не делается за красивые глаза.

37

Они остались одни. Смолкли шаги на лестнице и затихли голоса, оставляя ощущение неловкости.

— Как мне вас отблагодарить? — воскликнула Сандра, на что ее новый покровитель лишь загадочно улыбнулся. Герберт знал, что отныне стал для Сандры нечто вроде спасителя, героя, защитника, и эти ассоциации нескоро изгладятся из ее сознания. А если он и дальше будет содействовать ей, то рано или поздно груз неоплаченных долгов толкнет честолюбивую девушку в его объятья... Да, Герберт Лабаз отличался участливым характером, но уж никак не самоотверженным!

Пока Сандра не знала очередной горькой правды, должной навсегда отвратить ее от этого города; пока она захлебывалась восторгом и благодарностью.

— Смотрите, что я вам принес! — проворковал Лабаз, усаживаясь на сетку кровати, прогнувшуюся под его весом. Он принялся доставать из сумки свертки; Сандра увидела платья — роскошные, красивые платья, отделанные жемчугом и гипюром, бахромой и стразами, кружевом и искусной вышивкой. — Примерьте, мой друг, — как всегда интригующе прошептал он и, подойдя к девушке сзади, застегнул на ее шее сверкающее колье, бережно отодвинув волосы.

— О, зачем все это?! — искренне удивилась она, покраснев, как помидор.

— Я хочу, чтобы вы одели что-нибудь из всего этого великолепия на нашу прогулку.

— Прогулку?! — вскричала Сандра.

— Да. Смею надеяться, что вы составите компанию одинокому старику, — скромно добавил он.

— Но у вас же есть семья! — возразила девушка, трепетно ощупывая на своей шее украшение.

— Семья? — презрительно хмыкнул Герберт. — От нее осталось одно название… Я больше никому не нужен — увы! Я — старая развалина!

С неподдельным изумлением она смотрела на него и не верила своим ушам: ему ли об этом говорить?!

— Мы оба одиноки, моя милая. Мы оба не нужны тем, кого любим. Так почему бы нам не убить время в компании друг друга?..

Его испытующий, пронзительный взгляд скользнул по ее лицу, заставив девушку трепетать от смущения.

— Мне нужно искать работу, ведь я теперь предоставлена самой себе…— ухватилась она за последнюю отговорку, но он отрезал все пути к отступлению.

— Если вы думаете о своем муже, то взываю ко всему вашему благоразумию! Думать о нем забудьте! — Герберт воздел руки к потолку. — Вы были правы… Сегодня весь город только и говорит, что о возвращении Мильгрея-младшего на следующее утро после того, как все почтили его светлую память. Сплетники взбудоражены новым известием: он собирается жениться на бывшей продажной девке — вы это можете себе представить?! Какой позор для семьи! Такое происходит уже во второй раз, и, уверяю вас, древний род Мильгреев скоро совсем выродится! Несчастные люди, деньги не добавили им ума.

Герберт отметил про себя, как стремительно побледнело лицо Сандры. Ее глаза наполнились слезами, а губы задрожали.

— Вы любите его, я вижу, — вздохнул он и, приблизившись к ней вплотную, принял ее маленькое вздрагивающее тельце в кольцо тесных, дружеских объятий.

— Люблю! — обреченно призналась она, уткнувшись в плечо своего покровителя.

— Но он не любит вас, — жестко закончил Герберт. — Так часто бывает в жизни. Классическая трагедия! Но мы это дело с вами поправим. Собирайтесь. Скоро вы поймете, что не все так плохо… Конечно, Лаэрт Мильгрей молод, красив и обаятелен, но я разве не мужчина?! — воскликнул Лабаз, и озорные огоньки заплясали в его глазах, на что Сандра рассмеялась сквозь слезы.


Так минул еще один быстротечный, яркий день — наверное, самый яркий и запоминающийся во всей нелегкой жизни этой девушки. Так сбылась вторая часть ее мечты; первая же была безвозвратно разбита…

Наравне с другими почтенными парами они гуляли по залитой осенним солнцем набережной, наслаждались шумом прибоя, любовались живописными видами, разговаривали о жизни, обедали в роскошном ресторане, катались в прогулочном экипаже — и ни разу больше не возвращались к наболевшим темам.

Герберт Лабаз сразил наповал своим неисчерпаемым обаянием наивную простушку. Она, облаченная в сверкающее атласное платье, расшитое матовым жемчугом и золотыми нитями, ощущала себя поистине королевой, нежащейся в лучах заботы и внимания. Ее спутник не позволял себе вольностей. Он называл Сандру «мой друг», не замечал промахов, которые выдавали ее необразованность, и даже сам старался подражать ее манерам есть, вести себя, говорить, чтобы тем самым подчеркнуть их равенство. С этим милым седовласым человеком Сандра ощущала себя под надежной защитой. Иногда она осмеливалась представить себе, что Герберт ее отец — только не тот преступник, который сослал обманутую им женщину на далекий островок, — а тот, кого она взлелеяла в своем детском воображении.

Герберту нравилось доставлять своей спутнице радость. С неподдельным обожанием он наблюдал ее смех, как наблюдает родитель свое глупое и святое дитя, а при виде ее счастья морщины разглаживались на его лбу и глаза начинали светиться беспредельной любовью...

Иногда господин Лабаз пытался расспросить Сандру о ее прошлом, но она молчала, не желая омрачать эту светлую сказку тяжелыми воспоминаниями. Им было хорошо вместе, и они наслаждались теми сладостными минутами душевного единства, беседуя, как беседуют отец и дочь, без намека на похоть. Сандра вновь поверила в свое светлое будущее, ее израненное обидой сердце быстро оправилось от пережитого, и она твердо убедилась, что новый друг бескорыстно желает ей добра.

*  *  *

Так продолжалось неделю: сверкающие залы ресторанов, прогулки по набережной, посещение театров, мест скопления элиты, уединенные минуты в тенистых скверах, экскурсии по достопримечательным местам и многое другое. Все это слилось в бурный поток новых впечатлений. Герберт Лабаз с радостью показывал девушке город, угощал ее мороженым, веселил занятными историями… В его обществе ей не приходилось скучать. В свою тесную каморку Сандра возвращалась лишь под вечер, чтобы утром вновь броситься в водоворот событий. Герберт посвятил ей все свое время, соря деньгами, даря дорогие подарки, и каждый невинный восторг души воспринимал как свой собственный. Он весь будто помолодел, его походка стала еще бодрее и легче…
Сандра настолько привыкла к постоянному присутствию этого человека, что уже воспринимала его как нечто неотделимое, как свою тень. Это не была порочная, греховная связь. Нет! Это было одно из тех загадочных явлений, когда объединяются две одинокие души, и пусть Сандра замечала на себе осуждающие взгляды людей, которые считали ее падшей, продавшейся женатому господину, — что они могли знать об истинном положении вещей?!

Лаэрт Мильгрей для Герберта и Сандры негласно стал запретной темой, между тем однажды она узнала, что он отвергнут обществом за связь с Жанни Лагерцин. Теперь, стоило Лаэрту появиться в общественном месте одному или в паре со своей наложницей, как все соседи, друзья и знакомые спешили с омерзением отвернуться и проигнорировать его. С ним перестали здороваться, его дом больше не посещался гостями. Лаэрт Мильгрей стал всеобщим изгоем.

38

Очередной насыщенный событиями день прошел, и Сандра возвращалась домой усталая и счастливая. На небе зажглись первые звезды, дул легкий бриз, а на улицах города царила атмосфера спокойствия и безмятежности. Девушка расправила плечи, подняла лицо вверх, глубоко втянула чистый, свежий воздух. «Какой же милый, какой замечательный Герберт Лабаз! — в сотый раз подумала она, улыбаясь. — Как мне отблагодарить его?» Она не раз спрашивала его об этом, а он все усмехался, махал рукой и говорил: «Потом, потом…» Как же потом? Его подарки с каждым днем становились все щедрее. Сандра полагала, что быстро наскучит своему покровителю, но нет! Наоборот, Герберт проникался к ней все большей привязанностью… Родной сын не уважал его, жена донимала бесконечными упреками и лишь в обществе чужой девушки он находил душевный покой.

Скользнув под арку, Сандра знакомым путем направилась к лестнице, как вдруг услышала, что ее зовут. Одна из соседок — немолодая женщина по имени Стефана, единственно подружившаяся с девушкой из всех постояльцев, — торопливо семенила к ней через двор, на ходу оправляя цветастый фартук. Сандра остановилась, улыбаясь женщине, но та будто не заметила ее приветливой улыбки.

— Тебя искали! — сообщила Стефа, переводя дыхание.

— Кто?! — Сандра ощутила, как страх прокатывается по ее телу леденящей волной.

— Один парень цельный день шлялся из конца в конец, караулил тебя под аркой. Шибко хотел тебя видеть… Допрашивал нас всех с таким пристрастием, что мы подумали: не из полиции ли он? Сандра! Каких делов ты натворила?

Девушка перевела взгляд с соседки на кирпичную стену, будто силясь что-то вспомнить, и на ее лицо легла тень мрачной догадки.

— Да вот же он! — вскричала вдруг Стефа, дернув Сандру за рукав. — Вот он! Тут как тут, поджидает!

Вскинув глаза на веранду, как раз в том месте, где находилась дверь ее комнаты, Сандра узнала Лаэрта Мильгрея… Напряженный, серьезный, он переминался с ноги на ногу, и весь вид его был таким решительным, что девушка тут же поняла: если будет нужно, он останется здесь ночевать, он не уйдет, пока ее не увидит… Она узнала его милые, любимые черты: грустные усталые глаза, плотно сжатые губы, прямой благородный нос, белокурые волосы, и ее вдруг охватила такая паника, такая тревога, что, не владея собой, Сандра молниеносно скрылась за выступом стены, когда его взгляд уже готов был коснуться ее лица...

Нет, она не сможет выдержать еще одну мучительную встречу. Это выше ее сил… Она едва начала забывать свою боль — и тут снова он! Снова Лаэрт вторгся в ее жизнь, снова всколыхнул осевшие на дно переживания… Он явился как призрак давно минувших снов, он вновь искал ее… Искал, потому что ему опять было что-то нужно. Да, ведь не нуждайся Лаэрт в ее помощи, он бы ни за что не вспомнил о ней! А так он знал (он не мог не знать), что Сандра любит его, что мечтает о нем, что смутно ждет встречи, что преданна ему, как только собака может принадлежать своему хозяину, как слуга — своему господину, а этим трудно не воспользоваться.

«Лаэрт, ну зачем ты мучаешь меня? Почему не дашь себя забыть?» — думала Сандра. Ее обдало жаром волнения, сердце бешено колотилось в груди, а изнутри поднималось томительное, страстное желание забыть все, броситься ему навстречу, упасть к его ногам, прижаться к его груди и молить о понимании…

Но это — бред, который не доведет до добра. Она должна справиться со своими чувствами: сейчас или никогда. Она должна совладать с собой, остаться верной себе, не поддаваться глупому порыву, ведь Лаэрт никогда не поймет ее! Он одержим своей страстью к Жанни, он не может замечать ничего вокруг.

— Почему ты не поговоришь с ним? — допытывалась Стефа. — Он плохой? Ты боишься?

— Нет, он не плохой, но я боюсь, — ответила девушка, дрожа и краснея. — Боюсь самой себя… Пожалуйста, не выдавай меня, он не должен меня видеть! — взмолилась Сандра.

— Бедное дитя! — сокрушенно покачала головой добрая женщина и в знак поддержки легонько похлопала ее по плечу. — Во что ты впуталась? Во что встряла, бедняжка?..

Сандра знала, что глуповатая Стефана думает про нее все что угодно, но только не то, что есть на самом деле. Ведь там, наверху, возле двери ее дожидался законный супруг —бесполезный, никчемный брак еще не расторгли! Но что значат какие-то бумажки? Никакие документы не способны связать двух людей сильнее, чем испепеляющая страсть, которая до поры до времени влечет их друг к другу, а потом разъединяет, разбрасывает в разные стороны, словно щепки.

*  *  *

Сандра плохо помнила, как пережила ночь изнурительного ожидания и тревоги. Весь вечер ей пришлось скрываться под лестницей, ведь Лаэрт не думал уходить! Он продолжал упрямо, настойчиво ждать ее, не подозревая, сколько страданий ей этим доставляет. Она сидела под лестницей — испуганная, одинокая — и хотела лишь пережить это неспокойное время, когда веление сердца боролось с приказом разума.
Лаэрт устал ждать. Стефа сообщила, что он наконец ушел, а Сандра, вздохнув с облегчением, стрелой бросилась в свою комнату и заперлась на замок. Если бы также легко она могла отгородиться и от своих переживаний!.. Она избежала встречи с возлюбленным, но от собственных мыслей нельзя укрыться нигде. Слоняясь как заведенная из угла в угол, девушка свирепо обвиняла себя в нерешительности, отчаянно сожалела о том, что поборола свое желание.

Но вдруг раздался стук. Она замерла и, погасив свет, прижалась к стене, замирая от страха. Где же ее решимость? Почему вновь оставила в самый ответственный момент? Ритмичный, упрямый стук не умолкал. Сандре казалось, что от него по стенам расходятся трещины — о, сколько еще будет длиться эта пытка?! А потом прозвучал спокойный, требовательный голос. Его голос.

— Александра, открой. Слышишь? Нам нужно поговорить.

Конечно, она его слышала, и он это прекрасно знал. Но непроходимая стена выросла между ними, и Сандра не смела пошевельнуться, не смела вздохнуть. О, как же она его любит!..

Прошло немного времени, и девушка отчетливо услышала, как за дверью кто-то тяжело вздохнул, после чего шаги затихли в отдалении. Он ушел. Но он еще вернется! Несомненно вернется, чтобы продолжить свой натиск и — кто знает! — может, дальше она будет не в силах с собой совладать.

39

В своих подсчетах девушка не ошиблась: Лаэрт продолжал методично наведываться сюда, искать с нею встреч, с невообразимым терпением ожидая ее во дворе постоялого дома. Иногда ей даже становилось жаль его. Что ему нужно? Ведь она ушла, растворилась, не стала мешать его личной жизни, не потребовала ничего взамен… Теперь Сандра боялась выйти на улицу, дабы случайно не натолкнуться на него, вынуждена была отказаться от приятных прогулок с Гербертом... Лабаз беспокоился и недоумевал.

— Уж не заболела ли ты? — спрашивал он, но девушка опасалась признаться ему в истинной причине своего затворничества. Замечая, как осунулось за последние дни лицо Сандры, почтенный джентльмен приносил ей цветы, экзотические фрукты, ухаживал как за маленьким ребенком и, возмущаясь, требовал объяснить ему, в чем дело. А она молчала, стиснув зубы.

Лаэрт был где-то рядом, и ей казалось, что его тень неотступно преследует ее днем и ночью. Сандра вздрагивала от малейшего шороха, звук шагов заставлял ее трепетать, отчего она вправду чувствовала себя разбито. «Что ему нужно?!» — спрашивала себя девушка, но не осмеливалась переступить разделившую их черту, потому что боялась не совладать с собой и броситься в объятья любимого…


С каждым днем покровительство Герберта Лабаза становилось для Сандры все нестерпимее: он с удовольствием и даже с каким-то наслаждением тратил и тратил на нее деньги, которые она со временем обещала вернуть, но даже ей вскоре стало понятно, что заработать столько в короткие сроки невозможно. Она не могла умолить Герберта больше не покупать ей подарков, не оплачивать за нее проживания в комнате, ведь с каждой такой «доброй услугой» сумма долга росла. Чтобы избежать навязанной заботы, Сандре пришлось прятаться теперь уже от обоих «покровителей», а путы обязательств все больше сковывали ее. Сандра больше не хотела обольщаться относительно людской доброты. Однажды Лабаз потребует выплаты долга — она знала это, ведь просто так в жизни ничего не бывает...

Сандра подалась на поиски заработков. Стефана мастерила своими руками сувениры. Это были статуэтки из глины, причудливые композиции из ракушек и высушенных водорослей, нехитрые фенечки, браслеты из бисера и много еще всякой всячины. Женщина жила одна и потому торговала с утра до вечера, разложив товары на бетонном парапете набережной. Обычно поделки охотно раскупались праздным людом, но сейчас, в преддверии зимы, спроса не было, как и гуляющих людей. К тому же приключилась новая напасть: торгуя на открытом месте, Стефа переохладилась и слегла, поэтому Сандра взялась ей помогать.

Прежние развлечения были позабыты, тяжелые мысли — оставлены до более спокойных времен, и девушка, ухаживая за больной, даже перебралась на время в ее комнату, но параллельно была вынуждена торговать сувенирами вместо Стефаны. Герберт, наведываясь к своей юной подопечной, беззлобно смеялся, умолял ее бросить эти «глупости» и даже предлагал переехать в комфортабельный отель, но Сандра оставалась непреклонна. В отличие от всех остальных, она действительно помогала людям бескорыстно.

40

Ранним утром, перед уходом на набережную, Сандра наведалась в комнату Стефаны — та уже шла на поправку. Женщина даже хотела сама идти торговать, и девушке стоило огромного труда уговорить ее остаться дома. Захватив два картонных ящика с сувенирами, Сандра торопливо сбежала с лестницы, на ходу поправляя сбившуюся шапку, из-под которой торчали непокорные курчавые волосы.

Наступила зима. Снега еще не было, но стояла тягостная, отвратительно холодная, ветреная погода, привычная на побережье. От прошедших дождей еще все было мокро, как ударил мороз, превратив дороги в каток. Тонкое осеннее пальто не спасало от пронизывающего до костей ветра; покрасневшие пальцы, крепко стискивающие коробки с товаром, не преминули заледенеть, а из носа беспрестанно бежали сопли. Однако девушка упрямо шагала по пустынным улицам с намерением стоять до конца.

…Прошло еще два часа. Сандра уже не ощущала ни холода, ни боли в онемевших руках, и лишь ветер, бьющий в лицо, впивался в нежную кожу ледяными иголками. Продать за день хотя бы одну статуэтку казалось невозможным: кругом царило неистовство завывающего ветра, хлещущих через парапет волн. Одинокие прохожие спешили скорее скрыться в тепле своих жилищ и с недоумением бросали взгляды на торговку, которая продолжала нести свой бесполезный пост с никому ненужным товаром. Некоторые и вовсе не обращали на нее внимания и скоро скрывались за ближайшим поворотом…

Может, Герберт прав? Может, это глупость? Пожалуй, что так. Но иного выхода не предвиделось, а просить подаяния Сандра не могла — этого ей не позволяла все та же гордость. Она предпочитала мерзнуть весь день, так ничего и не заработав.
«Какая же это глупость!» — уныло подумала девушка. Она перебралась под навес, где летом продавали молочные коктейли. Сюда не так задувал ветер, но было также холодно, и Сандра, продрогшая и утомленная, прикорнула над разложенными статуэтками. Больше уж ничто не заботило ее. Сначала она хоть как-то пыталась согреться, пританцовывая и подпрыгивая на месте, — теперь не хотелось ничего. Все казалось нелепым, фантастическим сном: и безлюдная улица, и небо, покрытое сизой дымкой, и порывы ветра, и дорожка, закованная в лед… Было тихо. Все будто вымерло на протяжении многих километров вокруг. Мысли Сандры помутились, веки сковала вязкая дремота, и она вовсе была готова их сомкнуть, подумав в который раз: «Как же все глупо!»

Но вдруг, сквозь начавшие плясать в глазах темные круги, девушка увидела руку, протянувшую откуда-то сверху денежную бумажку, которая извивалась и билась на ветру между пальцев, будто хотела вырваться и улететь, лишь бы не достаться продрогшей торговке. «У меня же нет сдачи! — подумала Сандра, но тут же осекла себя: — Мне это мерещится. Кому нужны браслеты и глиняные фигурки в такую жуткую погоду?» Девушка подняла глаза выше и… едва ли устояла на ногах. Перед ней возвышался Лаэрт! Тот, от кого она так тщательно скрывалась, теперь беспрепятственно настиг ее в самом неподходящем месте, в самое неподходящее время! Но Сандра настолько замерзла, что была не в состоянии о чем-либо подумать...

Он стоял перед ней с непокрытой головой, ветер нещадно трепал его светлые, мягкие волосы. Его глаза, обращенные на нее с грустью и сожалением, были неподвижны, рука застыла в одном и том же положении.

Сандра мгновенно пришла в себя. Желая удостовериться в правдивости происходящего, она выхватила бумажку из стиснутых пальцев, а когда та оказалась в ее руке, оторопела еще больше: все было реальностью… Сандра вспыхнула, рванулась, отчего шапка спала с ее головы, но она даже не заметила этого.

— Что… вам?

— Очень важный разговор, — со всей серьезностью ответил Лаэрт. — Разговор с тобой, Александра…

— У меня нет такого товара, — задохнувшись от слез, прошептала она и только теперь поняла, насколько охрипла.

Лаэрт смотрел на нее так участливо, так добро, что еще одна минута наедине с ним среди бушующих волн, свистящего в ушах ветра и летящих брызг — и она бы пала в его объятья, покорилась судьбе, как в день их знакомства. Но Сандра знала, что это ни к чему не приведет… Ведь он любит другую! Поэтому, чтобы не испытывать ни себя, ни его, стала в спешке сгребать окоченевшими руками сувениры в картонные коробки, не обращая внимания на то, что статуэтки гулко стукались одна об другую, грозя разбиться.

Как же трогательно выглядела сейчас эта ожесточенная, серьезная девушка с растрепанными волосами, в тонком пальто, с обветренными губами и покрасневшим, воспаленным лицом, на котором отразилось невиданное упорство… Сердце Лаэрта сжалось. Он выхватил ее руки и трепетно поднес к губам, согрев своим дыханием…
Сандра следила за ним недоверчиво и почти враждебно, готовая в любой момент вырваться, оттолкнуть, броситься прочь.

— Зачем ты избегаешь меня? Почему скрываешься, будто я желаю тебе зла? — искренне воскликнул он, а ей хотелось смеяться и плакать, ведь перед ней был прежний, милый Лаэрт — такой, каким она его полюбила… Будто и не было вовсе тех страшных минут разочарования, опустошения, предательства, когда он вдруг так переменился. Сандра едва удержалась от вопроса: не одумался ли он? Не прогнал ли ту женщину? Не освободился ли от своего губительного пристрастия? Но не посмела.

Согрев ее руки, Лаэрт притянул девушку к себе, закутал в полы своего длинного черного пальто, а она, разморенная долгожданным теплом, больше не хотела разбираться в своих чувствах. Она просто прижималась к нему — доверчиво и безоглядно. Пусть ненадолго, но сладкая иллюзия согреет ее прежде, чем этот сон растает. Она снова готова была простить ему все: к чему копить обиды, собирая их в коллекцию? Сандра больше любила хранить в своей памяти более приятные вещи, наверное поэтому не умела долго сердиться на людей.

— Ты совсем потеряла здравый смысл, раз стоишь здесь на всех ветрах в такой легкой одежде, — начал он поучать ее, словно младшую сестру. — Да и с тем человеком тебе нужно быть осторожнее...

— Герберт хороший, — просипела Сандра, задетая его нравоучениями. Интересно: будет ли он ее слушать, скажи она то же самое о Жанни Лагерцин? Конечно нет, ведь Сандра для него — очередная подопечная!

— Нам нужно поговорить, — вдруг сказал он, сделав какое-то неопределенное движение. — Пойми, ведь я теперь обязан тебе... Я хочу, чтобы ты была счастливой!

Его слова, сказанные неизменно мягким, вкрадчивым голосом, не вызвали, однако, в ней ничего, кроме очередного приступа разочарования. «Что это за человек? Почему он всегда говорит одно, а делает другое? «Обязан», «счастливой» — уж не глупость ли все это? Если бы Лаэрт действительно любил меня, то не говорил бы своих путанных фраз, в которых мало кто может разобраться, а одним взглядом, жестом, словом объяснился бы со мной, и я бы все поняла. И мне бы больше ничего не нужно было для счастья», — с горечью подумала Сандра. Ей не нужна братская любовь человека, которого она любит больше всего на свете. Ей нужно всё — или ничего.

Вывернувшись из его объятий, она достала из коробки первую попавшуюся статуэтку (это был красный бык с отбитым рогом), и сунула ее в руку Лаэрта.

— Я не дала вам разговора, так возьмите хотя бы это! — а после чуть ли не бегом бросилась прочь в страхе, что нежные, теплые, любимые руки в последний, решающий момент не позволят ей уйти, а потом оттолкнут — неожиданно и бесповоротно.

— Стой! — во весь голос крикнул Лаэрт, но этим лишь подхлестнул ее желание скрыться. Обязан. О, это слово способно объяснить многое! Обязан — действо отнюдь не по велению сердца, а она не хотела ни к чему обязывать того, кого любила.

Если б не гололед, Сандра припустилась бы бежать, и Лаэрт ни за что не догнал ее, а так… уже через несколько отчаянных попыток скрыться он почти настиг беглянку. И тут случилось непредвиденное. Поскользнувшись, Сандра упала, растянулась на холодной, промерзлой земле, да еще к тому же придавила собой коробки, отчего наверняка ничего не уцелело из того, что могло принести хоть какие-то деньги. Но девушка уже не думала ни о чем. Скрыться, убежать, исчезнуть — вот единственное, к чему она стремилась, ибо боялась утратить свою твердость.

Он рывком поставил ее на ноги, развернул к себе, и она увидела его встревоженный взгляд, но тут же, собрав все силы, вырвалась. С губ ее сорвался жалобный стон:

— Ничего не нужно… Не ходи за мной… Забудь.

Она выглядела такой уставшей, замученной, что ему не хватило совести и дальше преследовать ее.

Лаэрт провожал взглядом убегающую Сандру, и его начинало мучить смутное чувство тревоги. «Я совершаю ошибку?» — подумал он, и перед его глазами пронеслись все те мгновения, когда незнакомка заботилась о нем так, как до нее еще не заботился никто, даже отец и уж тем более мать. На какой-то миг Лаэрту показалось, что он все понял: надо догнать ее, вернуть, сказать одно короткое слово и… больше никогда не отпускать от себя. Однако вместо этого он покачал головой и медленно побрел в противоположную сторону — домой, где его дожидалась некогда обожаемая и желанная женщина, теперь ставшая чужой.

Лаэрт осуществил давнюю мечту, он привел в свой дом падшую женщину, он пренебрег приличиями, растоптал честное имя отца, но почему-то не получил и сотой доли удовлетворения. Живя с Жанни, просыпаясь каждое утро рядом с ней, целый день видя ее, Мильгрей больше не испытывал того полыхавшего в крови огня, того азарта, который сопровождал все их прежние тайные встречи. Так, наверное, разочаровывается ребенок, которому наконец купили долгожданную игрушку. Там, за стеклянной витриной магазина, она кажется ему красивой, недосягаемой, а оттого желанной, и все дальнейшее время наивное дитя живет ожиданием, предвкушением обладания заветным предметом. Обретя же его и принеся домой, ощущает пустоту — ведь что может быть слаще предвкушения?

Вот и Лаэрт будто протрезвел. Уже спустя каких-то три дня он обнаружил рядом с собой немолодую, пошлую, грубую женщину — и с ужасом понял, что с ней даже не о чем поговорить. Жанни не читала книг, не интересовалась ничем, кроме денег и плотских наслаждений, отчего Лаэрт стал чураться ее, избегать, но из каких-то остатков благоговения к мечте не решался разрушить все, чего достиг с большим трудом. Он был обязан жениться на Жанни Лагерцин, потому что обещал в порыве юношеской страсти обеспечить ее всем необходимым.

А Жанни испытывала верх блаженства. Она узнала, что иметь проверенного «постоянного клиента» гораздо надежнее, чем плыть по течению, особенно в ее возрасте, когда красота стремительно угасает, а ни в душе, ни за душой не остается ничего, способного разжечь в мужчине интерес. Вцепившись мертвой хваткой в своего покровителя, она ни за что бы не отпустила его. Жанни просто не имела другого выхода.

Лаэрта не покидало ощущение, что он совершает роковую ошибку. Сидя в своем кабинете, прислушиваясь к завыванию ветра за окном, он чувствовал себя безмерно одиноким. Все отвернулись от него, как от прокаженного. Даже Миля и Ники. Они переехали в дом своих покойных родителей, заявив, что не желают жить под одной крышей с Жанни Лагерцин. Все, даже тихая, преданная Александра теперь избегали его… Ради кого он променял близких, дорогих ему людей? Ради женщины, с которой его ничего не объединяло.

Продолжение следует...