Камень. Провал под лёд. 1941 год, декабрь. Лесиста

Провал под лёд
(глава из биографического романа «Камень», автор – Владимир Шабля).
1941 год, декабрь. Лесистая местность возле Тавды.

Колонна шла в неизвестность, шла сквозь метель в 30-градусный мороз. Ещё накануне столбик термометра не опускался ниже минус пяти, а два дня назад была даже оттепель. Но уральская погода непредсказуема. И теперь едва одетая в осенние лохмотья толпа обессилевших, голодных людей пробиралась сквозь сугробы и зимнюю стужу к своей цели – лагерю «и»/6, их новому месту отбытия наказания.
Пётр шёл в голове колонны. Именно здесь находились наиболее крепкие зэки, способные, по задумке НКВД-истов, проторять путь остальным. Периодически состав идущих на острие движения менялся: это давало возможность отдыхать уставшему авангарду и, таким образом, неплохо держать темп.
Судя по всему, поход приближался к своему экватору, когда на пути показалась река. Издали она выглядела как широкая белая лента, обронённая в лесу прекрасной девушкой, да так и оставленная здесь навсегда.
– Третий и четвёртый – в авангард колонны, первый и второй – становитесь девятым и десятым! – скомандовал младший лейтенант госбезопасности, руководящий этапом.
Петя как раз и был третьим, а следовательно, оказался впереди всех и принялся пробивать дорогу позади идущим. Спустя несколько минут колонна достигла берега и ненадолго остановилась, примеряясь к препятствию.
– Приготовиться к форсированию реки! – предупредил младший лейтенант. – Идти строго друг за другом; шаг вправо, шаг влево – считаются побегом – охрана стреляет без предупреждения! Шагом марш!
Двинулись вперёд. Пробираясь сквозь замёты, первым расталкивая снег, Пётр чувствовал под ногами гладкий и скользкий свежий лёд. Несколько раз, поскользнувшись, он падал, но такие мелкие неприятности его не смущали.
Однако примерно посередине речки дорогу преградил довольно солидный сугроб, преодолеть который с наскоку не представлялось возможным.
– Ну, чего встали и смотрите?! Живо помогите передним! – прикрикнул на зэков военный, находящийся у головы колонны.
Остальные охранники тут же продублировали его команду. В ответ идущие сзади заключенные подтянулись к снеговому препятствию и дружно взялись за его расчистку, интенсивно работая ногами и руками.
Правда, в запале они не учли, что за одну ночь ледяная корка ещё не успела набрать солидной толщины. А потому вследствие скопления людей в одном месте лёд внезапно провалился и весь авангард оказался в воде. Следующие за передовым отрядом заключенные тут же рванулись назад и столкнулись с идущими позади. Падая, они тоже проломили под собой лёд и тоже угодили во власть коварной реки. Более удачливые, находящиеся дальше от полыньи, кинулись врассыпную. Перепуганная охрана открыла пальбу в воздух, неистово крича и требуя прекратить панику.
Тем временем ледяная каша страшным холодом обожгла тело Петра со всех сторон. Крики, вопли, плеск воды, куски льда – всё смешалось в сумасшедшей возне барахтающихся людей.
Из очутившихся в воде несколько человек совсем не умели плавать. Один из них очень быстро был захвачен течением и ушёл под лёд, остальные в панике начали хвататься за находящихся рядом. Пётр попал в железные объятия обезумевшего туркмена, никогда в прежней жизни не видевшего приличного водоёма. Вместе они начали идти ко дну.
В этой ситуации Петю спас опыт в преодолении критических ситуаций. Дело в том, что с раннего детства он целыми днями пропадал на речке. Вместе с другими пацанами они устраивали всяческие игры и развлечения на воде. Лишь один парень из соседнего села по кличке Щука, сам похожий на щуку, мог обогнать его в соревнованиях на скорость. А в институте Пётр прочно держал первое место по плаванию.
Приходилось ему раньше и проваливаться под лёд, и выбираться из коварных засасывающих днепровских порогов. Поэтому роковой случай не застал Петра врасплох: молодой мужчина мгновенно оценил ситуацию и начал действовать. Резким движением обоих рук он попытался высвободиться из объятий туркмена; при этом одна рука обнимавшего оторвалась от Петровой телогрейки. Почти одновременно Пётр сгруппировался, лёг на воду и изо всех сил оттолкнулся ногами от всё ещё держащего его другой рукой человека. Их тела начали расходиться в разные стороны. Сразу же после этого Пётр в полную силу принялся грести к кромке льда, а последние движения сделал в стиле «баттерфляй» с таким расчётом, чтобы корпусом выпрыгнуть на лёд. Всё получилось так, как он и рассчитывал; последним взмахом рук оттолкнувшись от кромки льда, парень, как тюлень, распростёрся на ледяном зеркале. Ещё несколько метров он прополз на брюхе, боясь проломить хрупкую корку. Затем встал, осмотрелся и только теперь понял трагичность своего положения: шансов дойти живым до места назначения в насквозь промокшей одежде практически не было. Да и 8 километров обратно до базы в Тавде по 30-градусному морозу давали только призрачный шанс.
Пока Пётр в одиночку выбирался из полыньи, паника и страсти среди находящихся на льду людей мало-помалу улеглись. Младший лейтенант дал команду заключённым рассредоточиться по площади льда, а трём военным – быстро принести из леса небольшое упавшее дерево, предварительно обломав лишние ветки. И вот они уже тянут его к месту трагедии.
Тем временем ещё два заключённых, один из которых не умел плавать и держался за другого, утонули. Несколько человек безуспешно пытались выбраться на поверхность, хватаясь за кромку льда, но срываясь и снова окунаясь в воду.
– Подать верхушку дерева утопающим! – прозвучала команда младшего лейтенанта. Но военные боялись подходить к месту провала льда и остановились поодаль в нерешительности.
Пётр понимал, что время играет против него. Каждая секунда бездействия всё больше превращала тело в ледышку. Будто сдавливая клещами, мороз пронзал и без того замёрзшие мокрые члены страшным леденящим холодом. А следующее решение младший лейтенант примет только после завершения операции по спасению утопающих. Стремглав бросился Пётр к НКВД-истам, отобрал у них дерево, встал на колени и пополз с ним к полынье. К нему присоединились ещё три добровольца из заключённых и один дюжий военный. Последний, хотя по званию просто рядовой, видимо, был бесстрашным малым и в мгновение ока оказался рядом с Петром.
– Ложитесь на лёд и держите нас за ноги! – крикнул Пётр своим помощникам, подводя верхушку дерева к полынье.
Первым за ветки уцепился туркмен, до того отчаянно хватавшийся за кромку льда. Спасатели сразу же начали изо всех сил тянуть дерево на себя. И вскоре туркмен оказался на твёрдой поверхности, отполз в сторону, но ещё долго не мог встать. Следующим вытащили охранника, тоже попавшего в ледяную баню вместе с зэками. Через пять минут дело было сделано: все провалившиеся под лёд, но оставшиеся в живых, люди были извлечены из полыньи.
– Всем вымокшим в воде приказываю ускоренным маршем в сопровождении трёх сотрудников НКВД, принесших дерево, следовать обратно к приёмнику-распределителю в городе Тавда, – последовала категоричная команда младшего лейтенанта. – По дороге не останавливаться. Единственный Ваш шанс на спасение – постоянное интенсивное движение. Охране приказываю всех отказывающихся, или неспособных идти дальше – расстреливать на месте и продолжать движение. По льду передвигаться цепочкой, поодиночке. После достижения берега, по суше первый километр – бегом. Приступить к выполнению!
Тихонько ступая по льду на приличном расстоянии друг от друга, десятеро несчастных мокрых заключённых и военный, в сопровождении охраны цепочкой тронулись в обратный путь по уже проторённой дороге. А дойдя до берега, по команде сержанта все побежали. И без того измученные трудной дорогой и борьбой со стихией, голодные, превращающиеся в сосульки, люди из последних сил старались держать темп. Но уже через пару минут некоторые начали падать. Сначала их подхватывали и помогали хоть как-то бежать находящиеся рядом товарищи, но скоро все абсолютно обессилели и перешли на шаг.
Охранники пробовали подстегнуть заключённых к бегу угрозами, но вскоре поняли тщетность этих мер. Военные резонно решили, что в таком состоянии требовать от обессилевших людей большего просто глупо. В этом аду, состоявшем из воющей пурги, мороза, сугробов, зловещего бесконечного леса вокруг и обречённых, хватающихся за последнюю надежду на жизнь, промокших и промёрзших обледенелых людей, никто не слышал и не слушал приказов. Все и так понимали, что в живых они могут остаться, только если быстро дойдут до Тавды. И только эта едва теплящаяся в застывающих мозгах страшная мысль заставляла идти и идти вперёд.
Пётр старался по максимуму двигаться, таким образом заставляя кровь циркулировать по всему телу. Сначала он выбежал вперёд и первым бросился преодолевать сугробы на вновь заметенной тропе. Потом принялся поднимать падающих и поддерживать их в беге. Наконец он стал самым энергичным помощником выбившимся из сил, буквально таща то одного, то другого на себе. Падал, вставал, и снова падал. Но шёл и помогал идти товарищам по несчастью. Такая активность держала его в тонусе, позволяя хоть как-то согреваться.
Когда группа прошла примерно полпути, Пётр даже начал ощущать в области спины тепло, но вот конечности, несмотря на титанические усилия, всё больше застывали. Особенно беспокоили ступни ног и кисти рук: теперь Пётр их почти не чувствовал. Онемение членов становилось всё более сильным, эмоции концентрировались на непреодолимом желании любой ценой восстановить чувствительность рук и ног. Порой хотелось выпрыгнуть из непослушного немеющего тела, которое отказывалось подчиняться мозгу. А невозможность противостоять страшному морозу то и дело настойчиво бросала мысли в сторону беспомощной обречённости, бессмысленности продолжения борьбы за жизнь.
Первый окончательно выбившийся из сил зэк упал на снег примерно через час пути. Никакие уговоры и попытки поднять его, никакие угрозы расстрела не имели последствий: он не реагировал ни на что. Одно, что он мог ещё делать – это смотреть безразличным взглядом куда-то в пустоту. Вокруг него собрались НКВД-исты, они кричали, пинали его, направляли на него винтовки… В конце концов им пришлось выполнить приказ младшего лейтенанта и расстрелять несчастного.
В очередной раз преодолев желание упасть и одним махом закончить мучения, Пётр рванулся к очередному сдавшемуся заключённому, который безвольно уткнулся лицом в снег. Когда Петя перевернул беднягу на спину, смешанное чувство гнева, жалости и протеста захлестнуло рассудок: перед ним лежал Иван Фёдорович, его лучший друг, наставник, ставший парню за время совместных скитаний как отец.
– Вставай, Иван Фёдорович, вставай! – крикнул Пётр в припадке ярости, и во всю мочь дёрнул товарища за пальто. – Нельзя останавливаться – это смерть! Вставай!
– Всё, Петя, я выдохся, больше не могу… Ты иди, ты молодой, сильный, ты дойдёшь. А я израсходовал свой ресурс, горючее закончилось, я замерзаю и всё равно умру. Брось меня – спасайся сам. – Всегда рассчитывавший только на свои силы, Ли-Щербаченко и теперь не хотел никому быть обузой.
– Нет! – зарычал Пётр, как медведь, выгнанный охотниками из берлоги. Со слезами на глазах, он в охапку схватил этого тщедушного, но такого дорогого ему человека, взвалил его на спину и потащил.
Ярость придала Петру новых сил, он на время отвлёкся от мыслей о замерзающих конечностях. Через несколько минут Иван Фёдорович высвободился из рук Петра и снова попытался идти самостоятельно. Правда, это у него плохо получалось, и дальше он шёл, поддерживаемый Петром.
Несмотря на титанические усилия, Петино тело всё больше замерзало. Он начисто потерял чувствительность пальцев ног и рук. Отмороженные и обмороженные онемевшие конечности отказывались подчиняться. Ноющая боль распространялась по ним всё ближе и ближе к туловищу, с каждой секундой всё нарастала и нарастала, словно лавиной захлёстывая теперь уже весь организм, молотом стуча в висках, парализуя ум и волю.
Оставалось ещё около километра пути, когда Пётр поймал себя на том, что в пиковые моменты особенно нестерпимой, издевательской боли сознание периодически покидает его: он будто бы проваливается в небытие, отключается от действительности, и только тело упорно продолжает работать как устройство-автомат, движимое невидимой, спрятанной внутри пружиной. Когда парень в очередной раз выныривал из транса, оказывалось, что всё ещё идёт во главе группы и тащит своего друга.
Периоды полусознательности становились всё более частыми и долгими. В какой-то момент он вовсе потерял сознание и без чувств плюхнулся в снег. Сразу после этого следующие за Петром, как за вожаком, и влекомые каким-то стадным инстинктом, товарищи по несчастью, как по команде, тоже беспомощно повалились наземь.
Шагающие в хвосте цепочки охранники, хотя и были тепло одеты, но тоже напрочь выбились из сил, поскольку по очереди тащили своего вымокшего в полынье товарища. Давно бросив всякие попытки угрозами и побоями заставить заключённых идти вперёд, они предоставили каждого самому себе: все прекрасно понимали, что отказавшиеся двигаться обречены замёрзнуть и умереть.
Но теперь, когда все шестеро ещё только что двигавшихся заключённых обречённо распростёрлись на снегу, НКВД-исты поняли всю критичность ситуации. Выполнение приказа младшего лейтенанта оказалось на грани срыва и нужно было любой ценой заставить людей идти дальше.
Блестящая идея пришла в голову рядовому – помощнику Петра по вытаскиванию людей из полыньи. Он выглядел менее уставшим по сравнению с остальными и сохранил ещё способность хоть что-то соображать. Его предложение было простым до гениальности: нужно сообщить людям, что вдалеке уже виднеется Тавда.
Так и сделали. Желая довести до распредпункта хотя бы оставшихся в группе заключённых, особисты начали тормошить каждого, кричать им о близости спасения и показывать на будто бы проступающие сквозь метель здания. Военным было удивительно наблюдать, как люди, уже махнувшие было рукой на свою жизнь, всего лишь обретя призрачную надежду на спасение, вдруг начинали оживать и из последних сил пытались подняться. Эти лежачие ледяные глыбы, до сознания которых едва доходили, хотя и неправдивые, но такие желанные слова о близком спасении, всем смертям назло вставали и шли вперёд.
Раньше Петра услышав весть о возможности скорого избавления, Иван Фёдорович, собрал последние силы, бросился к другу и начал неистово хлестать Петра по щекам.
– Петя, Петя, вставай! Мы уже почти дошли! Уже видно Тавду! – эти слова друга, донесшиеся будто бы откуда-то издалека, вернули Петра к действительности. Он поднялся и ему показалось, будто на самом деле сквозь стену снега в отдалении видны нечёткие очертания домов. Собрав в кулак всю свою волю, он ринулся к спасительным зданиям, но пройдя несколько метров, упал: бесчувственные ступни и лодыжки не слушались. Однако, сцепив зубы и рыча, Пётр пополз вперёд. Он то вставал и, превозмогая боль, шёл к цели, то, падал и полз на четвереньках, то в неистовстве тащил за собой товарища.
Пространство и время перемешались в сознании Петра, превратившись в какие-то хаотичные обрывки бессвязных, утопающих в снегу мельтешащих кадров. Первая более-менее оформленная мысль появилась в его заиндевевшем мозгу только тогда, когда он, лёжа на полу какой-то избы, вдохнул тёплый воздух и услышал рядом слова Ивана Фёдоровича:
– Мы дошли, Петя! – прошептал друг, глядя в глаза Петра; по его лицу текли слёзы. – Спасибо тебе.
– А ты не верил, – слегка улыбаясь, ответил Пётр. Затем чуть приподнялся на локтях и увидел лежащего рядом, провалившегося под лёд вместе с заключёнными, еле живого охранника. Лицо Петра сделалось жёстким и даже злым. – Не дождётесь! – выдохнул он и лишился чувств. Как потом оказалось, это была последняя фраза, которую сказал Пётр, прежде чем потерял сознание на долгих трое суток.