Научи меня прощать. Глава 122

Начало повести: http://proza.ru/2020/02/28/1946
Предыдущая глава:  http://proza.ru/2021/11/30/1920

Привело Дмитрия в сознание странное ощущение какой-то иллюзорности.

Он сквозь пелену слышал чьи-то голоса, звуки звенели в ушах, двоились, и никак не хотели складываться в слова.

Наконец, продираясь сквозь них, словно через вату, он различил:

- Эй! Слышите меня? Эй, вы! Слышите меня? Если слышите, сожмите мою руку!

Он инстинктивно сжал ладонь. Ему казалось, что он сжимает пустоту, но потом всё-таки ощутил живое тепло.

«Я жив?» - подумалось ему как-то безразлично. Что-то сильно дернуло его тело вверх, снова стало больно, он едва успел подумать о том, что умирает и… умер.

Он летел сквозь коридор куда-то вверх, к слепящему, сияющему свету, всё его существо ликовало, он понимал, что это ликует душа. Но вдруг его снова дернули, теперь уже вниз. Он с недоумением оглянулся и увидел своё тело.

Оно лежало на кушетке, левый бок сочился кровью, вокруг сновали врачи. Один из них, высокий, сосредоточенный мужчина с тонкими, упрямо сжатыми губами, натягивая на лицо медицинскую маску, коротко скомандовал:

- Отлично. А теперь – в операционную. Ещё посмотрим, кто кого. Лида! Готовьтесь ассистировать!

- Хорошо, Алексей Фёдорович.

Дмитрия резко потянуло на кушетку, он словно упал в собственное тело, так деревянные матрешки вкладываются одна в другую.

Дальше была только темнота.

***

Когда Дмитрий очнулся в следующий раз, глаза снова слепило светом. Но он был уже совсем не такой, как в том ярком, бредовом полусне-полусмерти. Свет был обыденным.

С трудом разлепив глаза, слегка приоткрыв их, поморгав, Дмитрий долго пытался сфокусировать взгляд, однако изображение расплывалось в единое двухцветное пятно.

Опять свет? Так он умер или нет?

Сознание было менее рассеянным, но вот ликования, того самого, когда был свет где-то наверху, того всепоглощающего чувства восторга  - его уже не было.

Наконец, картинка стала становиться более четкой. Он разглядел длинную лампу дневного света на стене и сами стены, выкрашенные светлой, почти белой, краской.

Язык был словно ватным, совсем не слушался, Дмитрий с трудом повозил им во рту, разлепил запекшиеся губы.

Хотелось пить.

Жив! Значит, он всё-таки жив?!

Где-то вдалеке скрипнула дверь, возле него возникла девушка лет двадцати пяти, с упрямым выражением лица и слегка насупленными бровями.

Однако, выражение упрямства сразу же сменилось сначала удивлением, а потом сияющей улыбкой, которую девушка тут же спрятала.

Дмитрий понял, почему: у неё были мелкие, неровные зубы, которых она, видимо, очень стеснялась.

Её глаза наткнулись на его сосредоточенно вспоминающий взгляд, и восклицание радости убедило Дмитрия, что он действительно жив.

- Наконец-то! Подождите, не шевелитесь! Нельзя! – девушка снова стала строгой, - хотите пить?

Она догадливо поднесла к его губам трубочку.

Дмитрий благодарно вздохнул и сделал пару маленьких глотков.

Было приятно опять почувствовать на языке влагу, несколько капель смочили губы, но на втором глотке Дмитрий закашлялся, и тут же сильно кольнуло бок.

- Аккуратнее! Не спешите! - Девушка заботливо потрогала его лоб и поправила подушку. – Я зайду к вам позже, а теперь спите. Вам нужно много спать!

С этими словами она ловко, как фокусник в цирке, извлекла откуда-то из воздуха шприц.

- Сейчас я вам сделаю укол, вы заснёте. Когда проснётесь, я опять приду! – пообещала она Дмитрию, - теперь вы просто обязаны жить!

Она снова улыбнулась своей смущенной полуулыбкой, Дмитрий почувствовал лёгкий
укол и вскоре мирно заснул.

***

Вновь проснулся он, словно от толчка.

В палате было тихо, лишь еле слышно тикало на стене. Дмитрий, всё ещё помня о боли, боясь пошевелиться лишний раз, скосил глаза в сторону.
Краем глаза он увидел белую дверь. Над ней висели большие круглые часы, секундная стрелка которых двигалась по кругу с легким механическим тиканьем.

Стрелки показывали восемь утра, но Дмитрий не мог понять, это восемь утра или восемь вечера? Окон в помещении не было, поэтому оставалось только гадать, сколько он пролежал тут так, в бессознательном состоянии.

Дмитрий осторожно поднял руки, посмотрел на пальцы. Он очень боялся, что обморозил их. Руки были целыми. Лишь на мизинце левой руки была повязка. Он осторожно подвигал пальцем. Тот зашевелился.

Дмитрий облегчённо выдохнул.

Если он его и обморозил, то хотя бы не потерял. Это уже хорошо.

В этот момент дверь в палату открылась, вошёл высокий, худощавый мужчина в белом халате. Когда он обернулся, Дмитрий узнал его. Это был тот самый врач, который сказал: «Отлично. А теперь – в операционную. Ещё посмотрим, кто кого».

Значит, именно этому человеку он обязан жизнью.

Мужчина посмотрел на него, его тонкие губы тронула довольная улыбка.

- Проснулись? Отлично!

Он взял откуда-то сбоку стул и присел рядом с кроватью.

- Видите меня хорошо?

Дмитрий кивнул.

- Слышите тоже хорошо?

Снова кивок.

- Прекрасно. Можете говорить? Попробуйте, только не напрягайтесь сильно.

Дмитрий тихо, но внятно выговорил:

- Могу.

Врач снова довольно улыбнулся, достал из кармана халата небольшой блокнот и ручку.

- Давайте сделаем так: я буду задавать вопросы так, чтобы можно было отвечать односложно, чтобы сильно вас не утомлять. Хорошо?

- Да.

- Отлично. Меня зовут…

- Алексей Фёдорович.

Мужчина  удивлённо на него посмотрел.

- Откуда вы знаете? Я не ваш ведущий врач. Анечка сказала? Но она сама была не в курсе, что вести вас буду именно я. Я совершенно случайно оказался на дежурстве, когда вас привезли. Хотя об этом мы поговорим позже… Вас зовут Дмитрий?

- Да.

- При вас не было найдено ничего, ни документов, ни водительского удостоверения, абсолютно ничего.

- Тогда откуда узнали имя? –Дмитрий говорил тихо, с трудом, словно учась заново выговаривать слова.

- По книге. У вас при себе была только книга, очень старая, церковная какая-то. Так вот на титульном листе мы обнаружили дарственную надпись: «Дмитрию на память о встрече. Р.Н.» Мы решили, что вы и есть – Дмитрий. Значит, всё правильно. Можете назвать полное имя, возраст?

- Конечно…

Врач тщательно записал данные в блокнот.

- У вас есть родственники? Кому мы можем сообщить, что вы находитесь у нас в больнице?

Дмитрий слегка улыбнулся. Да… Теперь у него есть, кому можно было это сообщить.

- Я послушник Н-ского мужского монастыря. Позвоните туда. Отцу Анастасию.

Врач удивленно на него посмотрел.

- Вы монах? Кому понадобилось нападать на монаха?

Дмитрий слегка прикрыл глаза.

- Не монах. Послушник.

- Но ведь это было нападение?

Мужчина кивнул.

- Я был в мирской одежде. Обычной, - уточнил он.

Алексей Фёдорович нахмурился.

- С вами хочет побеседовать оперуполномоченный, вы же понимаете, что мы сразу же сообщили в милицию о том, что вас ранили? Это уголовная статья, покушение на убийство.

Дмитрий опять кивнул.

- Понимаю. Но лиц нападавших я не разглядел.

- Нападавших?

- Да. Их было двое.

- Это плохо… Других родственников у вас нет? Кому ещё мы можем позвонить?

Перед лицом Дмитрия проплыла явственная картинка: Валерия сидит за своим письменным столом и при мягком свете настольной ламы читает очередное его письмо. Губы её слегка шевелятся. Красивые, резко очерченные, их трогает едва заметная улыбка…

- Нет. – Дмитрий вздохнул устало. – Нет. Больше у меня нет никого из родственников.

- Ну хорошо. - Врач поднялся. – Сейчас придёт Анечка, она так самозабвенно ухаживала за вами всё это время, что я уж решил, что она вас лично знает. Она поможет вам привести себя в порядок, сделает уколы, словом, выполнит медицинские назначения, накормит вас. Есть вам пока можно будет понемногу и придется соблюдать определенную диету, но, батенька, вы в рубашке родились. Важные органы задеты не были, однако была очень большая кровопотеря. Сосуды мы сшили, так что вы быстро поправитесь.

Алексей Фёдорович направился к двери.

Уже открыв её, снова повернулся к Дмитрию.

- Пока никаких резких движений! Представьте, что вы в воде и плывёте. Двигайтесь плавно и осторожно. Силы скоро вернутся! - пообещал он, улыбнулся и вышел.

Почти сразу же в палату юркнула молоденькая медсестра, уже знакомая Дмитрию.

- Анечка? – Дмитрий улыбнулся девушке.

- Дааааа… - Она смутилась. – Вам Алесей Фёдорович сказал, как меня зовут?

Мужчина кивнул.

- Ой! Из-за вас тут столько шума поднялось! Больница прямо гудела от слухов! Это ещё хорошо, что вас нашли на выезде из областного города. Если бы вы оказались в каком-нибудь районном городке, ещё неизвестно, спасли бы вас… Тут ещё Алла Владимировна попросила Алексея Фёдоровича подменить её, выйти за неё на дежурство, что-то у неё дома случилось, а Алексей Фёдорович, он ведь безотказный… Вам очень повезло!

Анечка продолжала тихонько тараторить, ловко выполняя свою работу. Всё получалось быстро и между разговором.

- Алла Владимировна хороший хирург, конечно, но Алексей Фёдорович… - Она даже остановилась, прижав руки к груди, - … Алексей Фёдорович, он - хирург «от Бога». Так, кажется, говорится. А вы в Бога верите?

- Верю. – Дмитрий снова улыбнулся девушке. – Более того, я точно знаю, что Он – есть.

- А я сразу поняла, что вы верующий человек, у вас же книга с собой была! Старинная такая, мне Валя, старшая сестра, её показала. Я тоже в церковь иногда захожу. - Анечка смущенно покраснела. - Это стыдно, да?

- Почему стыдно? – Дмитрий искренне удивился.

- Ну… Большинство людей вокруг меня - атеисты. Да и в школе нас всегда учили, что мы должны быть материалистами.

- Анечка, верить в Бога не стыдно. Стыдно быть плохим человеком.

Медсестра обрадовалась.

- Я тоже так думаю!

Её осторожная полуулыбка вдруг очень понравилась Дмитрию. Она почему-то напомнила ему сестёр милосердия со старинных фотографий.

Вскоре, умытый, аккуратно причесанный и накормленный, он снова задремал, наблюдая за каплями, монотонно падающими в поставленной медсестрой капельнице и поглядывая на книгу, лежащую на тумбочке.

Книга осталась целой.

Только корешок был, словно масло, разрезан ровно пополам.

Старая, толстая и плотная кожа перёплёта приняла на себя основной удар лезвия, фактически спасая ему этим жизнь…

***

Алексея встретил у ординаторской смуглый молодой человек в строгом костюме с папкой в руках. Мельком взглянув на его удостоверение, тот кивнул и пригласил его за собой в помещение, занятое парой письменных столов со стопками документов, небольшим диваном, а также журнальным столиком в углу, на котором примостился электрический чайник, и одиноко поблескивала недопитым чаем чья-то кружка.

Алексей сел за стол, посетитель пристроился рядом на стуле.

- Русопулос Самсон Игнатьевич.

Он протянул руку для рукопожатия.

Брови Алексея снова поползли вверх.

Что у него за смены такие? То раненый неизвестно кем монастырский послушник, теперь вот Самсон.

«Раздирающий пасть льва» - тут же угодливо подсказала память. Эту скульптуру «Большого Каскада» из Петергофа он помнил хорошо.*

- Как же родители вас умудрились так замысловато назвать? – всё же не удержался от вопроса Алексей.

Молодой человек был совершенно невозмутим. Похоже, он привык к такому любопытству.

- У меня мама – гречанка, - пояснил он. – У них в родне - весь набор древнегреческой мифологии в ходу. Сплошные Афины, Демосфены и Адонисы. Мама решила пойти в разрез с общепринятыми правилами семьи и дала мне древнееврейское имя.

- Понятно. – Алексей кивнул. 

Про себя он подумал, что как раз это и странно, ведь, судя по отчеству, отец у молодого человека точно не грек. Но генеалогическое древо стража порядка его не касалось, поэтому он вернулся к разговору.

- Чем могу помочь?

- Я по поводу пострадавшего с ножевым ранением. Он уже пришел в себя? Что-то сообщил? Можно с ним поговорить?

Алексей пригладил густые волосы.

- Да, он пришёл в себя. Этого человека действительно зовут Дмитрий, вот его данные.

Он продиктовал из блокнота фамилию и отчество пациента.

- Что ещё? – молодой человек остро взглянул на врача своими внимательными, темно-карими глазами.

- Ну что ещё… Поговорить с ним ещё нельзя, разрешу через пару дней, пациент потерял много крови, ему нужно окрепнуть. Но я могу сообщить вам, что, по его словам, он не знает, кем было совершено нападение, лиц Дмитрий не разглядел. Только сказал, что их было двое.

- Маловато информации… - Самсон Игнатьевич быстро записал данные на лист бумаги и вложил его в папку.

- Да! Ещё кое-что! Дмитрий сказал, что он послушник из Н-ского монастыря и попросил связаться с тамошним настоятелем, так, кажется, называется эта должность.

- Вот это уже интереснее. Спасибо вам, доктор, я позвоню вам через пару дней. Позвоните этому настоятелю, а я к монастырскому начальству наведаюсь лично.

Он встал, пожал Алексею руку и вышел из ординаторской.

Алексей вздохнул, набирая номер телефона, продиктованный Дмитрием.

Всегда неприятно сообщать людям, что их родственник или близкий человек оказался в больнице. Да ещё при таких обстоятельствах, как покушение на его жизнь.

В трубке долго раздавались длинные гудки.

Алексей уже потерял терпение, уже собираясь положить её, чтобы перезвонить позже, но внезапно в трубке щелкнуло, и раздался густой, сочный бас:

- Слушаю!

Алексею невольно захотелось вытянуться по струнке и гаркнуть в трубку: «Позвольте доложить!»

Но он вовремя одернул себя и сказал довольно мягко:

- Извините, вас беспокоит врач третьей городской клинической больницы. Меня зовут Алексей Фёдорович. Мне нужен отец Анастасий.

Трубка секунду помолчала, потом тот же самый сочный бас снова произнес строгое:

- Слушаю!

- Отец, Анастасий, я лечащий врач пациента, которого зовут Дмитрий и он утверждает, что является вашим послушником.

Внезапно голос в трубке облегченно вздохнул и разразился быстрым рокотом:

- Димитрий?! Слава Тебе, Господи, слава Тебе! Так он в больнице? Постойте, как он к вам попал?! Что с ним случилось?

Услышав искренний, переживающий голос отца Анастасия, Алексей тоже облегченно вздохнул. Значит, Дмитрия там ждали. Может быть, даже любили…

- С ним всё в порядке, не волнуйтесь. Кризис позади, он идёт на поправку. Его доставили с ножевым проникающим ранением брюшной полости.

- Что?! Пресвятая Богородица, спаси нас… Но он жив?!

- Жив, жив Ваш Дмитрий, не волнуйтесь!

- Да как же не волноваться? – продолжала рокотать трубка, - он моё духовное чадо! Уехал с поручением и пропал! Главное, хозяйка, Клавдия Григорьевна, позвонила, сказала, что нашла коробку с книгами почти у своего дома, в снегу, еле её до дома доволокла. Сам Дмитрий как в воду канул. А тут, стало быть, вон оно как…

Алексею почему-то представилось, что он разговаривает с дедом Морозом. Он даже потряс головой, понимая, что его фантазии принимают уже самые немыслимые образы.

- Я приеду! – Голос стал серьёзным и снова строгим. – Что ему привезти? Что можно? Или, может, нужно что-то?

- Ничего не нужно. Везите книги, фрукты какие-нибудь. Через день-другой к нему  вернется аппетит, а пока ему вполне хватит больничного рациона.

- Хорошо, я всё понял, диктуйте адрес. И телефон! Когда можно приехать?

Алексей продиктовал.

- Спаси вас Господи! – раскатисто прогремел напоследок голос в трубке. - До встречи!

Ну вот… Одной проблемой меньше.

Интересно, что же за человек, этот Дмитрий? Он очень красив. Это видно даже за его бородой. Недаром Анечка так рьяно за ним ухаживает, ревностно отстаивая это право.

Только она не знает, что Дмитрий-то, оказывается, Божий человек. Правда, он ещё не монах. Кажется, послушник, это тот, кто только собирается стать монахом.

Что скажет Анечка, когда узнает, что этот красивый мужчина решил навсегда отказаться от жизни обычного человека? Будет разочарована? Будет спрашивать у него, почему?

Действительно, почему?

***

Всю дорогу до детского дома Любу слегка трясло.

Она пыталась успокоиться, но взвинченные до предела нервы не позволяли расслабиться ни на секунду.

В конце концов, Алексей не выдержал. Глядя на её бледное лицо и ходящие ходуном руки, он остановил машину.

- Любаша, успокойся. Ты в таком состоянии, что я сейчас передумаю и никуда мы не поедем. Нельзя явиться к шестилетнему ребёнку в таком состоянии. Тем более, что у девочки проблемы, помнишь, что сказала директор?

Люба сжала дрожащие пальцы в кулаки и прикрыла глаза.

- Лёша, я не могу. Не получается. Уговариваю сама себя, но меня трясет, как от лихорадки. Хотя мне, скорее, холодно, чем жарко.

- Это нервное. Давай так. Мы сейчас немного посидим в машине, ты выпьешь кофе, попробуешь ещё раз привести себя в чувство. Если не получится – мы возвращаемся домой. В таком виде к ребёнку я тебя не повезу.

Люба вздохнула.

- Хорошо. Только давай всё-таки поговорим с директором. Если она решит, что мне сейчас не следует знакомиться с девочкой, то так тому и быть.

- Правильное решение. – Алексей достал из-за сиденья термос с горячим кофе, отвинтил крышку. Над горлышком появился дымок, по салону поплыл кофейный аромат.

Люба с готовностью подставила пластиковый стаканчик. Алексей налил ей кофе, плеснул и себе – в крышку от термоса. Закрыл термос специальной пробкой, сунул его обратно, в карман за своим сиденьем.

- Всегда удивлялась, как тебе удаётся варить такой вкусный кофе.

Люба с удовольствием сделала маленький глоток. Жидкость обжигала, но о горячий стаканчик так приятно было греть руки.

- Это мои маленькие тайные хитрости.

Алексей тоже попробовал напиток.

- Вышло совсем неплохо, - подтвердил он. – Скажи, Люба, почему ты так нервничаешь? Ведь мы уже договорились, если ты не захочешь, мы не будем забирать эту девочку?

- Лёша, всё стало такое… - она помолчала, подбирая нужное слово, - …шаткое. Ненадёжное, одним словом. Мы на грани развода, и я… Я совсем растерялась от всего этого. На меня всё навалилось разом, разве ты не понимаешь? Мой мир, который я так долго строила, просто рушится.

Алексей ответил не сразу.

- Люба, в том, что происходит, мы виноваты оба. Я, потому что сразу не объяснил тебе, что значит «семья» в моём понимании. Когда об этом зашёл разговор, мы уже были женаты, а ты начала скрытничать и лгать. Мы оба хороши, разве не так? Вместо того, чтобы «сесть за стол переговоров», мы утонули во взаимных упрёках.

Люба беззвучно заплакала, продолжая пить кофе маленькими глотками.

- Мы сами всё разрушили. Но сейчас ведь речь не о нас? Речь о маленькой девочке, которая испугана, которую все бросили. Её бросили родные дяди! Она уже большая девочка, уже понимает, что если её до сих пор не забрали, значит, своим родственникам она просто не нужна. Что должен чувствовать ребёнок? Подумай сейчас об этом.

Люба кивнула.

- Возможно, ей действительно будет лучше в детском доме, чем с нами. 

Алексей снова помедлил, обдумывая, стоит ли это говорить, но сказал:

- Или с тобой.

Люба допила кофе, достала платок, вытерла слёзы, посмотрела на себя в маленькое карманное зеркальце. Кивнула.

- Я понимаю.

Муж нашёл её ладонь и слегка сжал.

- Но я считаю, что тебе нужно самой принять решение. Не прятать голову в песок, не убегать от проблемы, а просто – принять решение. Это сделать придётся. Лучше сделать это раньше, чем продолжать изводить себя. Ты согласна?
Люба снова кивнула. После этих слов мужа она действительно почувствовала себя лучше.

- Едем.

Её взгляд стал спокойным и сосредоточенным.

- Ты уверена?

- Да. Едем. Нужно покончить с этим.

- Хорошо.

Алексей повернул ключ, мотор, привычно рыкнув, мерно заурчал. Мужчина вырулил на дорогу.

Вскоре автомобиль скрылся за поворотом…
______________
* «Самсо;н» — центральный фонтан дворцово-паркового ансамбля «Петергоф». Струя бьёт вверх на 21 метр. По первоначальному замыслу Петра I в Петергофе в честь победы над Швецией должен был быть создан фонтан с изображением Геракла, побеждающего Лернейскую гидру, но этот план не был осуществлен.

К идее установки памятного фонтана вернулись в царствование императрицы Анны Иоанновны, когда в 1734 году шла подготовка к празднованию 25-летия Полтавской победы, одержанной в 1709 г. Считается, что фигура Самсона появилась в связи c тем, что Полтавская битва состоялась в день Самсона Странноприимца. Лев же связывается со Швецией, так как именно этот символ присутствует на гербе страны.

По первоначальным замыслам, при создании Большого каскада в ковше перед ним фонтан не планировался и при жизни Петра I фонтана в ковше не было. Впервые фонтан «Самсон, раздирающий пасть льва» установили в ковше перед Большим каскадом Петергофа в 1735 году. За всю историю существования Петергофа перед Большим каскадом было 3 фонтана «Самсон». Первый, установленный в 1735 году, был отлит из свинца скульптором Б.-К. Растрелли, постамент для скульптуры, вероятно, спроектировал архитектор М. Земцов, а гидротехническое оснащение создал мастер-гидравлик П. Суалем. Но к 1801 году скульптура обветшала и её заменили бронзовой группой, созданной по проектам русского мастера классицизма М. Козловского. В то же время А. Воронихиным был спроектирован новый постамент.

Фонтан сильно пострадал в ходе немецкой оккупации во время Великой Отечественной войны. Оригинальная статуя была утрачена. Вероятно, погибла от огня артиллерии в 1942–1943 гг. В 1947 году скульпторы В. Симонов и Н. Михайлов на основе архивных данных, фотографий и работ М. Козловского воссоздали «Самсона». Восстановленный ансамбль был открыт 14 сентября 1947 года. 28 декабря 2010 года статуя была демонтирована и отправлена на реставрацию, а 17 апреля 2011 года возвращена на своё место.

Продолжение здесь:  http://proza.ru/2021/12/13/2025