Глава 4. Незаконченное

Железнодорожная станция Мидлбридж. Едва база повстанцев перестала дымиться

Очередной паровоз покидал Мидлбридж, выдыхая клубы дыма. Я взглянул на Марианну. Та продолжала невозмутимо разглядывать маленькие фигурки людей, снующих туда-сюда по станции, да провожать взглядом очередной поезд.
«Посмотри, Корбиниан, они как муравьи. Носятся, торопятся, пыхтят. Спешат, стараются, страдают. Ради чего? Ради того, чтобы однажды умереть? Не потому что так распорядился бог, а потому что их приговорят?»
«Я рад, что в смерти всех этих людей есть один плюс: вы стали переживать за повстанцев»

На ее лице отразилось некое подобие улыбки. Улыбки, которую я не видел уже несколько дней. Рядом полусидел-полулежал Оливер, задумчиво жуя соломинку. Через несколько шагов на холме немного возвышаясь над нами стоял Дин Джерсон – единственный спасшийся повстанец. Спасшийся, потому что в момент нападения треклятых Летучих он возвращался в лагерь.
Он нетерпеливо глядел в бинокль, то и дело опасливо косясь в сторону меня и Марианны. Эти несколько дней были явным испытанием для него – он побаивался нас (как и все повстанцы), но при этом не знал, что делать дальше. Он пару раз пытался намекнуть, что пора двигаться дальше, но в ответ получал злобно-предостерегающий взгляд от меня и на некоторое время затыкался.
Марианна же была в каком-то раздрае. Ее решительность куда-то испарилась. Она, кажется, забыла, что у нее есть цель, что я послан помочь ей, что не надо сдаваться.
Сейчас же она просто сидела на полянке, наслаждаясь как механические творения рук человеческих исполняют нашу, людскую волю. Станция Мидлбридж была последней станцией перед Столичным городом. Многие южане приезжали сюда на лошадях, приходили пешком, а затем садились в битком набитый вагон, лишь бы быстро и легко добраться до города. Лично я предпочитал старую добрую лошадь, хотя и не отрицал, что такую толпу та никогда бы не перевезла.
Я не торопил ее и постоянно остужал нетерпеливого Дина. Однажды досталось и Оливеру, хотя тот лишь предлагал найти убежище, а не располагаться в месте, где нас увидят все, кому не лень. Правда, я был убежден, что никому не было до нас дела. По крайней мере, мы располагались в самом видном месте несколько дней, совершенно не скрываясь. Я, конечно, побаивался жиффаровых машин, но пока небо берегло нас. Возможно, их всех стянули к Столичному городу, чтобы охранять Королеву в эти тяжелые и волнительные дни.
«Нет, посмотри еще раз».

Она указала на паровоз, медленно отползавший со станции. Нет, при всей своей старомодности, я не мог не отметить, что восхищен. Что паровыми машинами, что жиффаровыми. А еще больше – инженерами и учеными, которые это все изобрели и придумали. Впрочем, чего далеко ходить? Я даже своими апашами восхищался, но разбирать побаивался, хотя любопытно было, что там внутри.
«Внутри них лишь мертвая оболочка, схемы и железо»
«Безмолвное, сухое и мрачное. Да, я тоже читал эссе Фокусника. Но меж тем, он восхвалял достижения человека».
«Я помню. Потому что они начнут новую эру. Но посмотри на это все с другой стороны, Корбиниан. Какая новая эра, когда старый мир еще не умер?»

Я внимательно посмотрел на нее. Мне вспомнились слова Фокусника про нее. Она – та, благодаря которой старый мир сгорит дотла. Она – та, благодаря которой родится новый мир. Мир для наших с тобой потомков.
Ее отец верил в нее. Была ли это вера отца в дочь? Или же отклик его сверхъестественных способностей? Я не знал. У меня вообще был намечен путь, с которого не стоило сворачивать. Но чтобы ступить на него, я должен был убедить принцессу, что пришла пора двигаться вперед.
Принцесса между тем поманила меня к себе и показала на траву неподалеку от нее.
«Вот посмотри. Так умирает старый мир. Магия утекает в почву вместе с росой, словно возвращается в самые недра планеты, откуда она когда-то зажглась…»

Я внимательно рассмотрел участок, на который она указала. Ничего не понимая, я поднял на нее глаза. Она улыбнулась и приложила руку, потревожив росу, собравшуюся на стебельках осоки. Я моргнул и в следующее мгновение увидел, как в крошечных капельках переливаются все цвета радуги. Это было восхитительное зрелище, словно внутри были сотни маленьких существ…
«Так и есть».

Я удивленно посмотрел на Марианну. Та пожала плечами.
«Все в этом мире живое. Все движется за счет жизни».
«Если так рассуждать… то и механизмами движет жизнь. Жизнь человека».
«Я никогда не думала с этой стороны».

Марианна смешно поджала губки и нахмурилась. Я хмыкнул про себя и поспешил оставить ее наедине с собственными мыслями. Пророк сказал довериться ей, его дочери, а я был бы не я, если бы ослушался его. Но вот Оливер вместе с нервничающим Дином Джерсоном не испытывали моего оптимизма. Джерсон уличил минуту и глядя мне в глаза со всей возможной свирепостью спросил:
- Ну что, когда девчонка будет готова выдвигаться?

Этот хмырь был на голову выше меня и достаточно крепко сложен, чтобы решить вопрос кулаками. Знавал я одного типа, который традиционно использовал жестокий, но крайне эффективный способ борьбы с такими громилами – целиться в те части тела, до которых было легко добраться людям невысокого роста. Этот мой, если так можно сказать, друг, правда, в основном хватал их мертвой хваткой за мужские причиндалы, да так, что у них сводило зубы, а слезы текли так долго, пока в теле не оставалось ни капли соленых отложений.
У меня, скажу честно, никогда не было потребности в том, чтобы хватать мужиков за то, что есть у меня самого. Поэтому я сказал максимально спокойно:
- Когда будет готова, ты узнаешь одним из первых.
- Мы не можем сидеть вечно здесь. Че она там делает, загорает что ли?

Я хотел было ему ответить, что она наблюдает за тем, как тускнеет радуга, переливающаяся в каплях росы, и что это каким-то образом связано с но понял, что он не врубится.
- Если тебя что-то не устраивает, - вали отсюда нахрен, - вступил в разговор Оливер.
- Да, верно, - поддакнул я, - не понимаю, что тебя держит.
- Это, - ответил он.

«Этим» оказалась кипа бумаг, которой он помахал перед нашими недовольными лицами. Знакомый цвет.
- Так что мне приказано остаться подле вас. Точнее, подле девч…

Я не дал договорить ему это слово еще раз ткнув указательными и средними пальцем обеих рук в самые омерзительные с точки зрения причинения человеку невозможной боли места – ключичную впадину. Джерсон потерял дар речи и машинально опустился на колени. Шум привлек внимание Марианны, она предостерегающе что-то пыталась мне мысленно прошептать, но я словно потерял нашу связь, переключившись полностью на своего врага.
В голове роились голоса: «убей», «убей, да и все», «убей, что тебе стоит», «убей, чтобы вновь испытать это чувство», «убей, просто убей и пойдем дальше», «убей, чтобы не пришлось сожалеть в дальнейшем»…
Последний аргумент, признаться, был крайне убедительным.
- Корбиниан!

Мягкий, поэтичный, но весьма твердый и властный голос принцессы отрезвил меня. Я даже не сразу понял, что она говорила вслух, а не по обыкновению мысленно, - так что я быстро пришел в себя и опустил апаши. Джерсон все еще пытался вернуть на место привычное дыхание.
- Да, госпожа? – без обиняков ответил ей я.
- Было бы неплохо, если бы вы не поубивали друг друга до того, как я решу, что делать дальше. Да и глупо убивать союзника, когда нас всего четверо.
- Союзника ли?.. – проворчал то ли в небеса, то ли в пустоту Оливер. Но от Марианны его замечание конечно же не укрылось. Она резко повернулась в его сторону, и его храбрый возглас канул-таки в пустоту.
- Если вы готовы к конструктивному общению, то какие у кого соображения? Что будем делать?
- Есть что-то полезное в записках Фокусника? – спросил я у Дина. Тот пожал плечами.
- Бухгалтерия. В основном. И приказ помогать вам во всех начинаниях.
- Прекрасно.
- Но я думаю, что нам надо пробираться к другим повстанцам. Фокусник пропал, но будь он мертв или схвачен…
- …моя мать распространилась бы об этом на каждом шагу, - кивнув завершила за него Марианна.

Я хмыкнул.
- Необязательно.
- Что ты хочешь этим сказать?
- Она вполне может приберечь такую новость для более подходящего момента, - закатив глаза, словно объясняя прописную истину, ответил я, - а еще лучше – вынудит повстанцев спасать его. Это будет наверняка Пенираттер, куда вы хрен попадете, но, конечно же, попретесь. Половину из вас убьют при штурме этой стремной тюрьмы, четверть повесят, а еще четверть отправят в Раграну – копать алмазы и золото.
- Я уверен, что Фокусник уже там, где надо, - среди своих.
- Откуда такая уверенность?
- Разгромленная южная ячейка не последняя из наших, так что осталось только узнать, которая из них удостоилась чести принимать нашего господина.
- То есть, если я правильно понимаю, - медленно растягивая слова, сказал я, - то все, что нам нужно – найти ту единственную ячейку, в которой скрылся Фокусник. А до этого еще и не попасться. Никому, включая тех вот славных ребят.

Я указал им на мчавшихся что есть мочи Летучую гвардию. Ублюдки, видимо, завершили свою работу и сейчас мчались до пены во ртах лошадей. Слава богу, они пролетали относительно далеко от нас, поэтому нам не пришлось особо прятаться.
Летучая гвардия была страшным пережитком старого. Вот уж кто должен быть уничтожен в самую первую очередь, так это они. Они все были избранными убийцами («просто убей и пойдем дальше»), но управы на них не существовало. Я смотрел как два всадника отделились от остальных и…
Нет… Только не к нам, мать вашу.
И о чудо – меня услышали и даже не пришлось призывать бога на помощь: всадники уверенно прошмыгнули прямо перед нашим носом и были таковы.
Я выругался.
- Ваше высочество, пока тут рыскают ублюдки, вариантов нет. Надо ехать подальше отсюда.

Марианна кивнула:
- Хорошо. Тогда вперед? Куда отправляемся?

Дин задумался. Возможно, он не ожидал, что с ходу дадут мало-мальски серьезную работенку, а может, - что эта работенка превратится в миссию.
- Я сомневаюсь, что Фокусник отправится в Столичный город. Там опасно даже несмотря на все предпринятые меры. Но я не знаю, где находятся другие.
- Что?! – возопил я, - как не знаешь?
- Я почтальон, вашу мать, ПОЧ! ТА! ЛЬОН! - воскликнул Дин, - я таскал бумажки от южного лагеря до штаба в Столичном городе. Да и там не все знают про другие места сбора.
- Сколько их всего в стране-то хоть?
- Говорят, десять или даже пятнадцать, - пожал он плечами, - кто бы знал… кроме Фокусника конечно.

Марианна вздохнула.
- Опять выбор у нас невелик. Останемся здесь – рано или поздно будем пойманы. Отправимся в Столичный город – тоже, возможно пойманы. Либо…
- Нет этого «либо», - сплюнул я, - у нас нет вариантов.
- Домой? – прищурилась принцесса.
- Как бы я хотел, если бы вы говорили по-настоящему. А не так, словно возвращение вызывает у вас отвращение, - вздохнул я.
- Так и есть… ладно, решено. Дин, сколько отсюда до штаба?
- Я бы дошел за сутки, но с учетом возможных опасностей, давайте ориентироваться на двое.
- Веди нас, - просто сказала принцесса. Дин кивнул.
- Отправимся ночью, - твердо сказал он, и покинул наше импровизированное собрание.

***

Ночь встречала нас стрекотанием сверчков. С тех пор, как мы с Марианной покинули Столичный город, минуло уже достаточно времени, чтобы и на юге обосновалась промозглая осенняя слякоть. В какой-то момент мне показалось, что принцесса хочет передумать и отправиться на поезде, но она, явно сделав над собой усилие, подчеркнув это дело тяжелейшим протяжным вздохом, устремилась вслед за задававшим темп Дином. Тот явно был счастлив, что мы наконец-то сдвинулись с места.
Оливер немного дергался и постоянно озирался по сторонам, пока я не похлопал его по плечу и не сказал, что в Столичном городе я буду спокоен – если Оливер будет крутиться на все триста шестьдесят градусов каждые полминуты, то никакие карманники нам не страшны. Тот выругался и немного, кажется, подуспокоился.
Марианна шла молча, натянув на голову капюшон. Она вдруг закрыла свое сознание от меня, впрочем, я тоже немного подустал от разговоров, причем неважно каких – вслух или мысленных. И все же мне не хватало ее голоса, смеха и возможности просто что-то кому-то сказать.
Дин шел по темному лесу, периодически возвращая нас к железной дороге, и так несколько лиг. Три или четыре – я не стал вдаваться в подробности, но к утру мы уже стали попадать в пробки из людей, коней, повозок.
- Здесь есть одно местечко, - наконец, разбавил дружную тишину Дин, - хозяин не задает вопрос тем, кто приходит поутру и спит потом весь день. И да, там потрясающее жаркое!

Лишь три желудка хором поддержали эту идею.
Позавтракав, все поспешили скрыться в номерах. Постоялый двор был небольшим, поэтому нам было досталось три номера, но пришлось отказаться от одного из них – не хватало еще оставлять Марианну совсем одну. Та для виду посопротивлялась, но я был непреклонен.
Она быстро забралась в постель, завернувшись в одеяло. Я подошел к ней, немного неловко погладил по голове и подоткнул одеяло. Марианна сладко улыбнулась и прикрыла глаза. Я начал отходить от нее, когда почувствовал, что меня схватили за руку весьма крепкой хваткой.
«Мои силы больше человеческих, так что чему ты все время удивляешься?»
«Рад вас слышать, госпожа».
«Останься».
«Но…»
«…не в том, конечно, смысле. Просто держи меня за руку, пожалуйста».

Я уселся подле кровати и схватил ее за руку. Она умиротворенно выдохнула.
«Завтра поговорим, ладно?»

И хотя я валился с ног, сон отказался идти ко мне. Я слушал мирное дыхание Марианны, не смея даже оторвать руку, чтобы почесать нос, который как назло именно сейчас явно требовал чьих-то острых когтей, чтобы расцарапать его.
Я подумал, что надо было устроить дежурства, но с другой стороны не хотелось возлагать чрезмерные надежды на Оливера и, тем более, Дина. И тут голос в моей голове – тот, с хитринкой, которого я редко слышу, - заявил: «Признайся, Корбиниан, ты не хотел бы делиться с ними таким сокровищем, как она».
Естественно, нет, что за глупые вопросы.
Я украдкой смотрел на то, как она спит, вместе с тем прислушиваясь, нет ли подозрительных шумов, скрипов и покашливаний, которые раздавались бы из коридора. Наконец, убедив себя, что нас никто не выслеживал и пока не узнал, я все-таки смог задремать.

Мне снилось какое-то безумие. Люди, события, чувства, - все смешалось и закрутилось словно карусель. Я спрашивал у Марианны, ходила ли она на цирковое представление труппы госпожи Ренуар. Она качала своей миленькой головкой и с широченной улыбкой шептала: «Папа отпустит. Пойдем?»
Потом госпожа Ренуар и ее цирк стирался из этой снотворной дымки и вместо них появлялись бесконечные цеха, заводы и целые вереницы людей, угрюмо шедших на работу. Я словно летел над ними, был не в себе, а смотрел со стороны. Мне хотелось кричать, предупредить их.
О чем предупредить? Странно, я хотел их спасти, но не знал от чего.
После очередной безудержной попытки весь город стало потряхивать. Тут и там гремели взрывы. Здания рушились. Я кричал. Не из-за страха, из-за Марианны.
Потом мне приснилась Лиза. Лиза и Брайан. Она держала его на руках, а тот рвался ко мне. Но между нами были… я не могу это описать… то ли стена, то ли пропасть, то ли миллионы лет…
Я шептал им уходить. Умолял бежать. Просил спасаться.

Мы проспали до самого вечера. Незадачливый Оливер зашел разбудить нас, видимо, забыв через что мы оба прошли. Я же сработал, словно механизм, соскочив со своего твердого и совершенно неудобного места, и скрутив вошедшего.
- Да ёптать, капитан! Что ты творишь-то?

Я выругался и отпустил его.
- Нахрена ты это сделал? А если бы я убил тебя?
- Нам пора, - просто ответил он, не вникая в подробности.

Разбудить принцессу оказалось делом простейшим – только я вытащил руку (затекла, зараза!) из ее, как она очнулась.
- Сколько я проспала?
- Часов семь.
- А тебе удалось поспать?
- Можно сказать и так. Ладно, собирайтесь, скоро в путь. А я пока выйду.

Я вышел из номера, и, перебросившись парой слов с Дином и Оливером, нашими временными соседями, отправился на улицу. Дорога была пустынной, а ночь спокойной. Была пора выдвигаться в город, из которого мы недавно сбежали. Теперь я вел принцессу обратно в руки опасности…
Должен признать при этом, за эти дни я немного соскучился по Столичному городу. Да, погодка была явно так себе, так что в городе наверняка было слякотно, но зато я был в предвкушении от ожиданий какого-то своего особого ритма, темпа и даже где-то хаоса. Я подумал, что было бы неплохо когда-нибудь побродить по всем этим улочкам и закоулочкам и показать их Марианне.
«Хорошая идея», - услышал я ее голос в своей голове.
«Все в порядке?»
«Терпимо. Не выспалась».

Я хмыкнул. 

***

Еще один быстрый ночной переход, и вскоре мы добрались до предместья Столичного города.  Здесь было легко слиться с толпой. Дин снова нашел нам постоялый двор, а сам отправился на разведку. Меня гложили небольшие сомнения, что он вернется, но похоже его страх перед Фокусником возобладал.
- Что там? – с порога спросил я.
- Пусто. Пустая конспиративная квартира.
- Квартира?
- Да, - нетерпеливо ответил он, - держу пари, такая же ситуация по всей стране.
- Думаешь, твои друзья повстанцы придумали, куда спрятать столько людей?
- Прежде я и про такой дружный побег не задумывался. Как им это удалось?

Дин пожал плечами.
- Уверен, что это дело рук Фокусника. Жаль, конечно, что сейчас все эти здания и квартиры будут пустовать.

«Да уж…» - протянула Марианна.

Мы решили остаться и утром решить, что делать дальше. Но ясно было одно – пока повстанцы не найдут нас, мы одни.

***

Я снова сидел подле ее кровати, держа ее за руку и мне снова снилась какая-то страшно несусветная белиберда. Но черт побери как же мне хотелось спать! Я был готов закричать: «снитесь, снитесь мне, дурные сны» - лишь бы была возможность спать. И даже кровать меня не интересовала, как собственно сама возможность просто прикрыть глаза.
Но за такую возможность надо дорого платить – я помнил это по второй кампании в Гардамеше. Десятки часов в пыточных без сна. Сна уже попросту не было, как только я полностью осознал, что за каждый закрытый глаз, за клюнувшую голову и, тем более, не дай бог, за каждый храп, будет страшное наказание.
Мне снилось, что из Гардамеша я вышел в несколько более страшном состоянии, чем был сейчас. Я проснулся в поту и начал безудержно ощупывать себя, радуясь каждой обнаруженной конечности. Нет, ну полноте – не мог же я лишиться рук и ног, а потом отрастить их?
Мне мерещилось, что мои мучители стали моими союзниками. Нет, черт, я командовал ими. Осознав этот ужас, я попытался было приказать им убить друг друга в особо жестокой форме, но они лишь стали улыбаться. Ублюдки.
Наконец, мне стал сниться Столичный город. Я гулял по его улочкам и держал за руку Марианну. Она была по-весеннему воздушной и довольной жизнью. Она напевала какую-то мелодию и подмигивала встречавшимся чумазым мальчишкам. Люди махали ей. Ее называли Королевой. А меня – Королем.
От этой новости я и проснулся.

«Ну и сны» - чересчур «громко» подумал я, разбудив принцессу. Та потянулась и едва передвигая губами спросила:
- Который час?
- Утро, принцесса. Но поспите еще. Нам все равно непонятно, что делать дальше.

Она легко заснула, а мне оставалось лишь вновь придумывать себе занятие – послушать, не скрипит ли в коридоре половица, а если и скрипит, но догадаться, насколько опасен этот скрипящий человек.

***

Вечером мы рискнули спуститься в общую залу, чтобы поужинать. Риск был оправдан – здесь готовили потрясающую индейку, а, главное, никому не было дела до нас, до того, как мы выглядим, и, тем более, до того, как нас зовут. Мы все равно дергались, хотя вскоре вкусная еда, теплый очаг и яркое фруктовое вино сделали свое дело, и нам удалось расслабиться.
- Куда дальше? – возвращая всех к реальности спросил Оливер.
- Есть идея, - осторожно начала Марианна, - но вам она не понравится. Никому.
- Говорите, ваше высочество.
- Я хочу побывать в башке Пророков.
- Что?! – хором вскрикнули мы трое, привлекая чуть больше внимания, чем стоило.
- То самое, - нетерпеливо отмахнулась она.
- Но башня же сгорела, - пытаясь понять, куда она клонит, засомневался я, - что там смотреть?
- Башня сгорела, кто спорит. Но вдруг где-то поблизости – под обломками, вокруг башни, где-то рядом еще есть что-то тайное? Послание или секретный ход? Я слышала разные истории…
«Аккуратнее, аккуратнее. Оливер и так думает, что вы и падение ордена Пророков взаимосвязаны».
- Это опасно, я знаю. Но у нас пока нет иных идей. Если у кого-то есть или появятся – говорите. А если нет, то я реализую свою. Пойдете ли вы со мной – решать не мне.

Оливер и Дин переглянулись и потом нерешительно кивнули.
«Я всегда рядом, госпожа. Найдем все, что вы ищете» - только и сказал я.

Остаток вечера мы провели в неуютной тишине. Люди вокруг постепенно расходились – нехотя, разгоряченные от вина и глинтвейна. Мы тоже медленно уползли к себе в комнаты. Марианна уселась на «моем» месте и улыбнувшись заявила:
«Я больше не могу слушать, как ты страдаешь. Сегодня кровать твоя».

Я покачал головой.
«Ну где это видано, принцесса? Не пойдет».
«Будешь отнекиваться, мне придется тебя заставить».
«Не думаю, что вы можете…»
«Ты забываешь, какие силы у меня есть… в том числе, чтобы управлять тобой».
«Но ведь они не нужны вам для этого?»

Марианна помолчала. Я тоже не знал, чего сказать. Наконец, она залезла на кровать, прижалась к стене и кивнула на оставшуюся половину.
«Я не заставляю».

Я рассмеялся и аккуратно примостился рядом. Это было неземное наслаждение – после нескольких ночей то на лужайке под шумы железнодорожной станции, то на твердом полу, неизменно держа Марианну за руку. Но все-таки мне было не по себе.
«Ты что, никогда не спал рядом с женщиной?» - наконец возмутилась она.
«Это…»
«Я знаю, ты не любишь говорить об этом. Но и я не предлагаю тебе ничего, кроме как полежать рядом. Иначе как ты будешь меня защищать, если у тебя спина будет болеть?»

Мы рассмеялись. Немного помолчав, она спросила:
«А ты не расскажешь?»
«Что?»
«Что стало с твоей семьей».
«Я и сам не знаю».
«В каком это смысле? Неужели ты не нашел тех, кто это сотворил?»
«Пророк запретил. Эта была кровная месть гардамешцев. Но если бы я начал мстить, это бы привело к четвертой войне».
«Вот же гадство» - с искренним возмущением в голосе протянула она.
«Месть все равно не вернула бы мне их».
«Как хочешь, но я чувствую, что ты говоришь не то, что чувствуешь на самом деле».
«Нет, конечно».

Мы снова помолчали. Наконец, я заговорил сам:
«Это был прекрасный день. Мне дали работу. Быть посланником Пророка – что может быть лучше? По крайней мере для человека в моем положении… Я спешил домой, чтобы поделиться новостью с ними – с Лизой и Брайаном. Брайану тогда только-только исполнилось двенадцать… Я увидел, что замки на двери сломаны, а в доме беспорядок. И их едва теплые тела, повешенные по-гардамешски».
«Это как, по-гардамешски?» - спросила она, а я почувствовал, как ей было тяжело спрашивать, как дрогнул ее голос в моей голове. Помедлив немного, я горько ответил:
«Это когда петлю завязывают подмышками и перерезают горло».

Я слышал, как она плачет, уткнувшись в стену. Мне хотелось ее обнять, но она не отвечала взаимностью, не шептала, что да, мне тоже это нужно. И я прикрыл глаза.
Не знаю, сколько времени прошло, пока мы оба были погружены в печальную тишину, когда она спросила вслух:
- А что такое любовь для тебя, Корбиниан?
- Мне кажется, я не лучший рассказчик в этой области.
- Неправда.

Я задумался. Идеи не приходили в голову. Потом появились образы. Потом слова. Дрогнувший голос.
«Уют. Тепло. Спокойствие. Улыбка. Забота. Сила. Радость от встречи. Достаточность минуты. Простой вопрос – «как дела?». Тихий шепот. Можно ничего не говорить. Ожидание. Поддержка. Каждый момент – он новый. Каждое повторение – не такое как было. Выполненные обещания. Ошибки. Прощение. Вторые и третьи шансы. Надежды. Будущее. Прошлое и настоящее. Огонь разгорается. Очень хочется. Шумит море. Сверкают звезды. И снова надежда. Мечты, такие же и одинаковые. Ждешь, что это будет тысячу лет. Рука об руку. Улыбка на улыбку. Легкая дрожь. Слезы. Но только радости. Попробуй удержи сердце, норовящее выпрыгнуть из груди. Хочется, чтобы только ты и я и никого на миллионы лет вокруг. Хочется кричать и делиться своим счастьем, но нет – оно только твое. Одиночество в ожидании. Отражение. Во всем. И миллион других образов, слов и чувств. Все будет хорошо».
«Я даже представила…»
«И у вас это будет, госпожа».
«Не сомневаюсь. Но говори еще. Мне кажется, ты не все сказал. Дай волю образам и словам».
«Я уже и не помню. Да и что за романтику вы ждете от жесткого солдата и убийцы?».
«Все ты помнишь. И чувствуешь не меньше, чем кто-либо. Вот скажи: как понять, что ты любишь кого-то?»

…Слова вдруг сами собой посыпались, и я ответил Марианне вслух:
- Растворитесь в человеке, и вы почувствуете это. Поймете, что в нем вас ничего не сможет испугать – ведь вы будете его частью, а он – вашей. Он научит вас любить, даже если вам казалось, что это было уже невозможно. И каждый божий день вашей последней мыслей, засыпая, будет мысль о нем, и она же будет встречать с вами новый день.