Гулять так гулять

Гулять так гулять!
рассказ
Пьют люди. Частенько так заливают, что душа до исподнего разматывается. Пускают жизнь галопом по гиблым ухабам – эх, ма-а! Из седла бы под копыта не вылететь! А бывает такое пойло, что как будто и вовсе без седла – по острой хребтине зелёного мерина мозгами, как задницей, ширк-ширк, ширк-ширк, до бессознания. Ничего потом не помнят: где пили, с кем, чем закончилось? Чёрт его знает! Чёрный провал. Если, конечно, вообще проснутся.
А опроси прохожих в общем потоке: «Ты пьющий?», так самым частым ответом окажется: «Пью по праздникам, как все нормальные люди». И это – чистая правда. Наша правда, особенная, потому что и все обычные выходные эти нормальные люди тоже считают праздниками. А когда и в будний вечер находится выпить, праздником становится и будний вечер. Но это – так, разминка за гаражами, мелкие эпизоды по ходу пьесы, стопарь под худую кильку.
 Отдельно же хочется обрисовать настоящие, «жирные», увесистые праздники, Новый год, например, или 8 Марта. Они отличаются у нашего человека подготовкой крайне основательной. Обильный праздничный стол – гордость каждой хорошей хозяйки. Тут тебе и целая коллекция убийственно вкусных салатов, и любимое традиционное горячее – в будни такого изобилия хватило бы семье на неделю. Но праздник словно обязывает, и постепенно животы у пирующих набиваются так, что спирает дыхание. И в этот момент хозяйка  радостно объявляет:
- А у нас ещё мой фирменный торт!
Это такое кулинарное сочинение из пяти толстых, сложенных друг на друга коржей, пропитанных сгущёнкой и обмазанных кремом из сливочного масла.
- Нет, нет, нет!- отрекаются от дальнейшего чревоугодия пирующие.- Места в животе не осталось.
- Ничего, сейчас попляшем, попрыгаем, сходим на горку, и место освободится.
Место освобождается. Обжорство продолжается.
А закуп алкоголя на увесистый праздник – особая история. Невероятное количество купленных бутылок может привести какого-нибудь случайного иностранца к ошибочному мнению, что процесс этот стихийный, бессмысленный, и руководит им единственное желание – побольше выпить. Типичное заблуждение иноземца. Нет, у нас в этом важнейшем аспекте подготовки к празднику своя, особенная, сложносоставная тактика. Вот, к примеру, некоторые общеизвестные её пункты: «…водки много не бывает… чтобы лишний раз не бегать… а вдруг ещё кто-то подойдёт… а вдруг женщины тоже будут водку… а вдруг кто-нибудь из мужчин захочет красного вина… белого тоже надо взять… ещё пару пузырей, чтобы на опохмелку хватило…» И все эти пункты наш человек старается учесть. Англичанин с немцем, кстати, могут нахрюкаться похлеще нашего. Но они тянут свою волынку где-нибудь в пабе или на пивном фестивале, потому что слабаки перед градусом русской водки. А нам нормально, в самый раз.
Тут ещё надо оговориться, что все перечисленные блюда и напитки предназначены для праздничного стола именно в сам праздничный день. А ведь у нас кто празднику рад, тот накануне пьян. Поэтому истязания организма алкоголем начинаются у некоторых, скажем, недели за две до новогодней ночи. Сначала корпоратив, потом отдельно поход мужским коллективом (говорим о мужчинах, хотя…) в сауну, потом случайная встреча с другом, потом ещё какая-нибудь встреча, от которой никак нельзя было отказаться… И после длительной, массированной предварительной бомбардировки всех жизненно важных органов владелец организма, приняв спасительный душ и надев нарядную рубашку, садится за домашний стол проводить старый год и послушать по телевизору поздравление президента. Впору бы уже устроить основательную чистку и капитальный ремонт всей системы жизнеобеспечения. Но нет! Животный катаклизм продолжает набирать обороты. Бой курантов! Наливай, наливай, наливай… И вот, в середине первого январского дня человече открывает глаза и сразу снова закрывает, пытаясь сбежать обратно в сон от творящейся с ним жути. Сбежать не получается. Голова болезненно гудит, словно в неё поместили набатный колокол вместе со звонарём. Кислорода в груди, сколь ни дыши, катастрофически не хватает. Сердце то выбивает дробную чечётку, то вдруг замирает и резко делает кульбит. А весь ливер ниже пуповины тошнотно трясётся, как будто его бьёт электрическим током. Человече чувствует, что душа его зависла над бездной такой черноты, какой в жизни не бывает. И сразу становится понятно ему, что если эта чернота затянет его в себя, то обратно никогда уже не выпустит. А душа отяжелела, совсем потеряла способность летать и вот-вот ухнется в бездну.
- Не убивай меня, господи!- сильно струхнув, поднимает глаза к небу человече.- Прости! Больше никогда не буду пить, ни капли! Только граммульку сейчас для облегчения, и всё, больше никогда. Не убивай!
- Сколько можно прощать тебя?- хмурится с неба господь.- И какой в этом смысл? Я создавал человека разумного, а теперь вижу перед собой пьяную бестолочь, вонючий отстойник мочи и кала. Ни одной стоящей мысли, ни одного светлого душевного порыва, а только скотское желание – жрать. Нет, хватит тебе без всякой пользы долбить заскорузлыми пятками бедняжку землю. Не оценил ты по достоинству мой бесценный дар, а потому отправляйся в мир иной. Там тебе самое место на веки вечные…
- Нет, господи, нет!- умоляет человече.- Не убивай! Прости! Больше не буду, ни капли, никогда! Сейчас граммульку, и всё, завязываю навсегда! Не убивай! Поверь! Последний раз!
И бог, похмурившись, в очередной раз поверит. А страдалец, почуяв, что его опять простили, ещё дней десять без просвета будет вливать в себя огненное пойло, совсем не переживая за то, что в очередной раз набрехал богу. 
В середине первого январского дня Сергей Зарайкин открыл глаза. И сразу закрыл обратно – голова болела так, как будто её изнутри пинали тяжёлыми башмаками, как пинают гнусные отморозки беспомощно лежащего на земле слабака.
- Ооооо-ох,- тихо застонал Сергей, поняв, что просто так, за закрытыми глазами, не спастись, и надо что-то делать. Он собрал все силы и поднял себя на диване из положения лёжа в положение сидя. И снова открыл глаза.- Как хреново-то…
Зарайкину было далеко за пятьдесят. Всю жизнь прожил он убеждённым холостяком: «Ну их, этих баб, вредные. То цветы им покупай, то подарки, то своди куда-нибудь. Морока одна. Не, без них лучше». Жил с отцом и матерью, тратился раз в неделю на сауну с проституткой, предпочитал портвейн, иногда перечитывал «Героя нашего времени», смотрел новости и спорт. Жизнь шла ровно и привычно однообразно.
Но два года назад родители неожиданно умерли. Ушли друг за другом, в один год, словно сговорились. Оставили сыну старую двушку и кучу новых для него забот: стирку, магазины, готовку, уборку… – всё, что всю жизнь как-то незаметно для Сергея делала мама. Но мамы не стало. Протянув после смерти родителей год, Зарайкин ощутил спад тяги к проституткам и хроническую усталость от бытовой нагрузки. И пришёл к мысли: «Нет, надо бы поджениться». Кандидатка на роль гражданской жены нашлась быстро – киоскёрша Мария из «Газет – Журналов», очень полная, тихая женщина, ровесница Зарайкина, хозяйственная и работящая. Сошлись на Серёгиной жилплощади, прожили несколько месяцев и встретили Новый год.
- Ох, как хреново,- повторил Сергей, уже сидя.- Маша!
- Очнулся?- пришла на зов из другой комнаты заспанная Мария.
- Да лучше б спал ещё,- морщась, обхватил руками больную голову муж,- еле дышу. У нас выпить осталось?
- Где же? Ты вчера всё подобрал.
- Ничего? Ни граммульки?
- Да нет же. Ты чё же, не помнишь ничего?
- Неа. Охх, башка трещит… А чё было?
- Вот здрасьте!- опустилась рядом на диван Маша.- Ты сначала со мной шампанского маленько хлебнул, а потом за портвейн свой взялся. Часам к четырём все три литра выдул.
- А я ж белой бутылку, помню, брал. Белая-то где?
- Так ты после портвейна белую свою откупорил, никак остановиться не мог.
- И чё, всю выпил?
- Ну, вон же, бутылка пустая возле стола стоит.
- А пиво? Пива три литра было…
- А ты пивом водку запивал. Рюмку водки – стакан пива, и выпил всё. Не ел почти ничего, так, поковырялся. Я столько салатов наготовила, целоё всё стоит. Курицу из духовки даже не достали. Может, поешь?
- Бррр…- передёрнуло Зарайкина.
Он зажал рот руками, подскочил и убежал в туалет.
- Рыгать побежал,- вздохнула Мария,- а чем там рыгать… не ел ничё, винище одно.
Минут через пять, громко пошумев, Сергей вышел из туалета. С серым лицом, с заплывшими, красными от напряжения глазами подсел к жене.
- Маш, может, у тебя есть чё припрятанное? Помираю.
- Да нету… Еслив было б, разве ж бы я не дала…
- Охх, не могу. Пойду, к Петьке на третий этаж схожу. Может, у него чё есть.
- А может, лучше чаю горячего? Дома, потихонечку…
- Да какой чай?! Помираю, говорю… Пойду…
У Петьки с третьего этажа отношения с женой чётко делились на две фазы. Когда он пил, то зверел и гонял по квартире свою Жанну. Это первая фаза. Если догонял, отбивал ей кулачищами бока и плечи. Иногда прилетало и в лицо. Хуже всего жене было ходить с синяком под глазом – синяк оставался надолго, и его все видели. Жанна научилась незаметно исчезать из квартиры до начала озверения, пережидала первую фазу где-нибудь у соседей или подруг. Но как только Пётр трезвел, начиналась вторая фаза: он отыскивал свою ненаглядную, падал перед ней на колени, целовал ей ноги, задаривал цветами – вымаливал прощение. Жанна прощала (загулы у мужа случались не часто, раз пять в году, всего-то).
- Серёга! Здорова!- открыл дверь Петька.- Заходь! С Новым годом, ёлы-палы!
- С Новым годом!- прохрипел Зарайкин.- Петь, у тебя выпить есть?
- Есть, щас тока пузырь распочал. Давай за стол, поправим тебя.
Они выпили по рюмке, еле-еле закусили и сразу выпили по второй.
  - Уфф…- вытер со лба обильную испарину Сергей,- отпустило. В животе хорошо как зажгло.
- Ты закусывай, закусывай,- черпанул ложкой оливье Пётр,- еды полно, а я один. Прикинь, Жанка моя опять к соседям куда-то упорола. Вот дура, блин, дома ей не сидится. А твоя дома?
- Дома.
- Вот, правильная баба, а моя дура!
Пётр пил водку и поедал салат, а возбуждённо поблёскивающие глаза его постоянно обшаривали комнату цепким, ищущим взглядом. Он походил на снайпера, которому требовалось непременно отыскать цель и выстрелить в неё. Очень хотелось выстрелить.
- Давай, Петро, за здоровье выпьем,- предложил быстро пьянеющий на старых дрожжах Зарайкин,- за крепкое!
- Давай!- поддержал Пётр, не переставая шарить глазами по комнате.- Вот дура у меня Жанка!
Рюмка за рюмкой – бутылка опустела, а выпить хотелось ещё.
- У меня больше нету, последняя была.
- Мы щас с тобой чё,- проявил находчивость Сергей,- мы щас идём ко мне, берём у Марьи деньги и идём в магазин. Понял ход мысли?
- Отличный ход. Давай.
Пётр просто и скоренько подсобрался, и приятели отправились к Марии за деньгами.
- Маш, дай-ка нам на пару пузырей,- по-хозяйски спросил Зарайкин денег,- у меня там от премии ещё много лежит.
- С Новым годом!- поздравил Пётр чужую гражданскую жену и посмотрел на неё тем же прицельным взглядом, каким искал в своей квартире свою жену Жанну.
- Серёж, вы только с бутылками домой приходите,- подала Мария деньги,- а то уснёшь ещё неизвестно где. Еды у нас много, закусывать будете хорошо.
- Не боись, Маш, скоро придём,- надел пуховик Зарайкин.
Ходоки вернулись быстро. Принесли две бутылки водки и десяток бутылок пива. На свежем воздухе Зарайкин немного протрезвел, взбодрился и даже высказал умную мысль: «Многовато будет».
- Нормально,- парировал Пётр,-  чтобы лишний раз не бегать.
Он тоже встряхнулся. Взгляд его утратил колючую цепкость, стал нормальным, ни злым, ни добрым. И всё могло бы продолжиться не так уж и плохо. Они сели в зале за праздничный стол, налили Марии бокал пива, себе налили водки.
- Будем здоровы!- сказали хором.
 Маша хлебнула пива. Мужики опрокину стопки, пожевали салат и пошли на кухню покурили. Вернулись. Маша снова хлебнула пива, мужики снова приняли по стопке. И Зарайкин поплыл.
- Ой, мороз, мороз!- широко открыл он рот и откинулся на спинку стула.
- Не морозь меня!- подхватил Пётр. Один глаз при этом у него чуть прикрылся, а другой наоборот, округлился и снова стал похож на оптический прицел.
- Не морозь меня-ааа, моего коня!- горланили мужики, а Мария спокойно попивала пиво и слушала.
- Обниму жену-ууу, напою коня-аа!- пропел Пётр, когда Зарайкин уже катастрофически отстал от текста.- Обниму жену…- повторил уже речитативом и неожиданно покосился на Машу оптическим прицелом.
- Давай дальше петь,- слюняво промямлил Сергей.
- А жена твоя танцевать умеет?- зачем-то спросил его Пётр.
- Чё делать?
- Танцевать, спрашиваю, умеет? Давай попросим твою жену станцевать.
- Зачем?
- Как зачем?! Это же огромное эстетическое удовольствие – танцующая женщина. А ещё лучше, танцующая на столе. А?! Марья, станцуй нам на столе!
- Чё-чё?- забеспокоилась Мария, когда поняла, что речь идёт о ней.
- Вставай, Маня, вставай, подымайся, танцуй!
- Станцуй, Машуня,- лыбился плохо соображающий муж.
Мария медленно поднялась. С ногами очень полными, схваченными серо-синим, бугристым варикозом, с сильно выступающим вперёд круглым животом, стояла она перед мужиками и растерянно, просяще улыбалась.
- Где у тебя талия?- прожигал её прицелом Пётр.
- Машунь…- хмельно промямлил Зарайкин.
Маша втянула голову в плечи, вытянула руки по швам и перестала улыбаться даже просяще. Взгляд гостя парализовывал её и заставлял подчиняться.
- Нет у тебя талии. Будешь танцевать танец бревна. Давай, поднимай руки вверх и крутись, как берёзка. Давай, давай, не стой, крутись.
- Ма…- уже ничего не смог сказать муж.
Женщина подняла руки вверх и начала вращаться вокруг своей оси.
- Во-о, молодец!- захлопал в ладоши Пётр.- И бёдрами покачивай, для сексуальности. Вот, вот, молодец! Эх, щас бы ещё плётку чёрную из секс-шопа, для полной картины. Да, Серёг?
А Зарайкин уснул. Опустил подбородок на грудь, сильно наклонился набок и рухнул на пол, опрокинув и стул.
- Ты чё, Серый?!- поднял его с пола и усадил на диван Пётр.- Ты давай, очухивайся, у нас ещё водяры полно.
Мария перестала вращаться и уставилась на мужиков.
- А ты чё встала?- опрокинул рюмку Пётр.- Это только разминка на полу была. Щас ты на стол полезешь.
Парализованная Маша снова двинулась вокруг своей оси, лишь бы отодвинуть этот жуткий момент восхождения на стол. Не получилось.
- Не, не, не,- подошёл Пётр,- хватит. Давай, лезь на стол.
- Петя, я боюсь,- трясущимися губами прошептала Мария.
- Чё тут бояться?- взял он её под локоть.- Всего метр высоты. Давай, лезь. Зато будешь звездой танцпола… хе-хе, танцстола.
После последней рюмки прикрытый глаз Петра тоже округлился и стал прицелом. Это окончательно лишило женщину способности сопротивляться.
- Вот, вот, давай, сначала залазь на стул,- руководил процессом хмелеющий Петька, пока Зарайкин спал,- а со стула уже на стол.
Мария повиновалась. Вцепилась одной рукой в спинку стула, другой упёрлась в стол и поставила колено на сиденье. Сильно напряглась и вытащила на стул второе колено.
- Та-ак, теперь вставай.
- Петя…- простонала Маша.
- Вставай, вставай, немного осталось.
Дрожа всем своим большим телом, она встала на одну ногу, попыталась поставить прямо и вторую, но руки, удерживающие её в вертикальном положении, не справились. Мария с каким-то очень стремительным ускорением полетела со стула вперёд, ударилась о торец крышки стола, свалилась на пол и подвернула под себя ногу. А рукой во время падения она сбила со стола тарелку с салатом. Тарелка пронеслась по прямой два метра и врезалась Зарайкину точно в лоб.
- Ох, ёшь твою медь!- испугался последствий таких событий Пётр.- Ты чё упала-то, Мань, чё упала? Вставай-ка, вставай,- наклонился он к ней и потянул за руку.
- А-а-а-а!- высоко и пронзительно закричала Мария.- Уйди, гад! Уйди! Уйди, гад!
- Ты чё, Мань, ты чё? Ты же сама…
- Уйди, гад! А-а-а-а!!!
- А, чё тут, а?- продрал глаза подраненный Зарайкин. На груди и на коленях у него лежал салат. Со лба стекала на нос струйка крови.- Чё?
- Чё, чё… Марья твоя, вон, со стула под стол грохнулась. Чё полезла, дурная, с таким весом? Сидела бы да пиво пила.
- Маш, чё?- поднялся с дивана Зарайкин. Салат с него ссыпался на пол.- О, ёлки, кровь с носа капает.
- Да у тебя лоб разбитый. Маня в тебя тарелку метнула.
- Маш, чё было, а? Ничё не помню,- тряс Сергей головой.
- А-а-а-а!- ещё громче, ещё пронзительней продолжила кричать Мария.- Ой, ой, больно! Ой, не могу!- дышала она прерывисто и корчилась от боли.
-  Маша, где болит-то?- Присел рядом на корточки Зарайкин.
- Нога,- стонала и кричала Мария,- и бок. Дышать не могу.
- Давай, встать тебе помогу.
- Ой, нет, не трогай меня,- отстранила она его руку.- Скорую скорей, скорую, я дышать не могу.
- Вот угораздило тебя,- вставил Пётр.
- Уйди, гад, уйди!- с ненавистью кричала Мария.- Из-за тебя всё!
- Чё я то?- отвёл тот в сторону свои гипнотизирующие прицелы, снова ставшие от страха обычными глазами.
- Алё, алё, скорая? У нас тут перелом, кажется…
Скорая приехала не очень скоро, ждали почти час. Всё это время Маша плакала и стонала, Зарайкин хлопотал возле неё, а Пётр сидел за столом и ковырял вилкой сельдь под шубой. Когда в квартиру зашли двое в униформе (мужчина и женщина), Мария стонала особенно громко.
- Что у вас тут? Что болит?- спросил мужчина.
- Нога болит очень и бок,- простонала Маша.
- Со стула нечаянно упала,- вставил Пётр.
Больную осмотрели и выяснили, что у неё сломана нога и сколько-то рёбер. Ногу зафиксировали.
- Нужна госпитализация,- сказал доктор.- Сами понесёте носилки или оплатите транспортировку?
- Да я могу,- вызвался Пётр.- Мы с Серёгой вон.
- Уйди от меня! Уйди, гад!- истерично крикнула Мария.- Мы оплатим, оплатим транспортировку.
- Вот чё, а?! Помочь ей хочешь, а она…
Машу увезли. Зарайкин поехал с ней. Пётр остался ковырять салат. Часа через два Сергей вернулся, вошёл сердитый и решительный.
- Слышь, Петро, а чё Маша говорит, что ты её на стол заставлял лезть танец танцевать?
- Ты чё, Серый?! Ты забыл?! Мы же вместе её просили украсить танцем новогодний вечер. Ты забыл, отрубился и забыл, Серый.
- Ничё не помню,- тряс головой Зарайкин.- Как лопатой мне яму чёрную в памяти выкопали. Гадство!
- Да хорош тебе! Чё с Маней-то? В больницу положили?
- Положили. Она еле дышит, еле шевелится, четыре ребра сломано. И нога под коленом, считай, пополам.
- Да-а, сильно ей досталось. Давай за её здоровье выпьем. У нас ещё полторы бутылки водки и пива полно. Ничё, поправится.
- Давай.
Они уселись за стол. Был поздний вечер. По телевизору шло что-то праздничное.
- Ну, за Манино здоровье!- налили по первой.
Выпили, жевнули салат, покурили, выпили по бутылке пива. Налили по второй.
- Давай за её ногу!
Выпили, покурили, выпили по бутылке пива. Налили по третьей – и быстро опьянели. О чём-то говорили, спорили, покрикивали, махали руками… И незаметно уснули, прямо за столом. Сон был тяжёлым, со стонами, храпом, бредовым бормотанием.
Проснулись они в полночь, одновременно. Очнулись, оторвали лица от стола и уставились друг на друга. Комната выглядела так, словно художник-график сделал её набросок простым карандашом. Не было ни одного ещё какого-нибудь цвета, только чёрный и белый. Даже цветной телевизор стал чёрно-белым. Свет люстры казался тусклым белым свечением. Резкими, сухими ударами  в этом пространстве отсчитывали время невидимые часы.
- Где мы?- очумело осмотрелся Пётр.
- Не знаю,- так же бестолково смотрел по сторонам Зарайкин.- Э-э,- вдруг зацепился он взглядом за знакомый узор на шторах,- так это ж у меня, дома мы у меня.
- Да?- ещё раз с сомнением осмотрелся Пётр.- А чё-т  как-то не так всё, серовато как-то всё. Телевизор у тебя цветной был, а этот чёрно-белый.
- Так передача чёрно-белая, и всё. Чё ты шугаешься?
- О, ты глянь!- выставил Пётр указательный палец в сторону стоявшей на столе бутылки водки.
- И чё?- не понял Зарайкин.
- Ну, бутылка-то закрытая была, а щас открытая, и половины нету.
- А разве не мы вторую начали?
- Нет, говорю тебе. Мы первую допили – вон она пустая стоит, а вторая целой оставалась.
- Слышь, Петро, хрен с ней, что открыта. Давай похмелимся, башка трещит.
- Ты погоди! Ты смотри чё!- вытаращил глаза Пётр.- Ты видишь?! Чё-то по бутылке лезет.
- Где?- всмотрелся в бутылку Зарайкин.- О, точно, лезет кто-то к горлышку. Откуда оно взялось?
Они оба видели, как какое-то существо, голое, серое, волосатое, ростом едва ли в два спичечных коробка, похожее на человечка, карабкалось вверх по бутылке с проворством обезьяны. Одному бы померещилось, так нет ведь, оба видели. Существо быстро добралось до горлышка и ящеркой юркнуло внутрь бутылки. Спустилось к водке, высунуло язык-трубку и потянуло в себя ценную жидкость. Уровень её стал убывать.
- Э, гляди,- сильно встревожился Пётр,- эта тварь щас всю водку сожрёт!
- А чё делать? Как её достать-то из бутылки? Вдруг она кусается…
- Да водку она нашу жрёт, а не кусается! Давай, мы с тобой щас заорём, затопаем, по столу застучим и к бутылке кинемся. Может, эта тварь испугается…
- Давай, попробуем.
Они подскочили, забарабанили кулаками по столу, рявкнули в два горла и с топотом кинулись к бутылке. Тварь исчезла. Зато сразу постучали снизу по батарее. И даже донеслось: «С ума вы там посходили! Хватит гулять! Час ночи!»
- Вот видишь,- тихо сказал Пётр,- удрала тварь, и водка целая осталась. Давай, садись, пропустим по рюмашке.
Они выпили, закусили, покурили, и деятельный Пётр задумался.
- Слушай, Серый, мы с тобой заплатили за две нормальных бутылки. Так?
- Так.
- А нам чё продали? Одну бутылку нормальную, а вторую самооткрывающуюся и самовыпивающуюся. К ней в придачу незаметно была приложена эта тварь. Так?
- Так.
- Значит, мы должны написать претензию на качество продукции. Так?
- Какую претензию?- не совсем понял значение данного слова сразу опьяневший Зарайкин.
- А такую, по поводу их продукции: нам самооткрывающаяся бутылка не нужна. Хотят, пусть сами водкой делятся со всякими тварями. Есть у тебя бумага и ручка?
- Есть.
- Давай, я напишу им всё, как надо.
Зарайкин отыскал в тумбочке помятый тетрадный листок и авторучку. Пётр сел писать.
«Товарищу директору водочного завода. Претензия. Мы, покупатели вашей водки, купили две бутылки вашей водки. Одну мы выпили и легли спать. Когда мы проснулись, вторая бутылка, которую мы не трогали, оказалась открытой, и в ней не было почти половины водки. Вы подсовываете покупателям самооткрывающиеся бутылки. И ещё вы незаметно подсовываете какую-то тварь, которая выпивает…»
В этот момент над головами пьяных мужиков совершенно беззвучно раздвинулся потолок. В открывшийся проём не вывалилась мебель соседей сверху, не упали они сами, не упало совсем ничего. Клубы белого пара или дыма сплошь заполняли его. И раздался мощный, властный голос: «Никчемные людишки! Сколько уже я прощал вас – всё зря! Ни грамма в вас созидательного, ни крупицы красоты! Вы совсем оскотинились! Отправляю вас к чертям на огненные сковороды!»
- Пощади, Господи! Больше никогда! Больше ни грамма!- упали на колени Зарайкин и Пётр.
- Не верю вам больше, овцы паршивые!
- Поверь в последний раз, Господи! Больше никогда!
- Ладно, такое вам условие моё будет: отыщите жён своих, испросите у них прощение и будете жить с ними, никогда не обижая их! Как только нанесёте им первую обиду – сразу к чертям на огненные сковороды! Это моё вам последнее слово!
И потолок снова бесшумно сдвинулся, стал целым и ровным.
- О-о-й!- подскочил с колен Пётр.- То ли чудится, то ли чё… Побежал я, Серёг, побежал Жанну искать. Может, уже домой пришла, спасительница моя…
- А я утром к Маше в больницу,- вмиг протрезвел Зарайкин,- фруктов куплю и к ней. И больше – ни-ни.