Ночная прогулка

 

Ночная прогулка.
Заместитель прокурора областной прокуратуры  Никитин Вячеслав Иванович закончил работу поздним вечером, засиделся за бумагами, взглянул на часы, стрелки приближались к одиннадцати часам, осенью ночь наступает рано, с облегчением вздохнул; серьезных происшествий за день не произошло. Такое время: каждый прожитый день как на войне. Рухнул Советский Союз, а вместе с ним и все правовые нормативные акты. Уголовное и гражданское право устаревает, новые реалии жизни не успевают за отсталым законодательством, не позволяют в полной мере осуществлять прокурорский надзор. Никитин вздохнул, неторопливо сложил разостланные на столе бумаги, встал, с удовольствием потянулся, взглянул в окно. Стояла тихая осенняя погода. Позвонил жене, сообщил, он выходит и скоро будет дома. Чтобы не привлекать внимание прохожих, он не стал надевать форменную шинель, накинул поверх мундира гражданский плащ, запер кабинет, вышел во двор, прошел мимо постового милиционера, охранявшего вход в прокуратуру, за руку попрощался с ним, решил несколько остановок  пройтись пешком. Последнее время мало приходиться прогуливаться, на работу и с работы отвозила служебная автомашина. Сегодня шофер закончил свою работу вместе со всеми работниками прокуратуры, Никитин отпустил его пораньше, знал, что задержится. Мог бы воспользоваться дежурной автомашиной,  решил все же пройтись. Благо теплый осенний вечер к тому располагал. Он не спеша пошел по тротуару второстепенной улицы, по которой и днем ездило не много автомашин, а сейчас и вовсе ни одной, шел, с удовольствием вдыхая прохладный воздух, поглядывая на редкие уличные фонари,  причудливо высвечивающие пожухшую листву деревьев. Низко нависли звезды, неубранная листва шуршала под ногами. Настроение хорошее. Он еще в прошлом году решил подать в отставку, благо выслуга лет имеется. Прокурор области, назначенный еще при Горбачеве и сохранивший свой пост при Ельцине, уговорил начальника отдела по надзору за уголовно-процессуальной и оперативно-розыскной деятельностью стать его заместителем. Они заканчивали ВУЗы еще в те, советские времена, прокурор дорожил людьми старой прокурорской закваски, советская школа давала о себе знать. Уговаривая Никитина стать его заместителем, он с огорчением отметил: нынешняя прокурорская молодежь пошла не та, больше прислушиваются к мнению со всех сторон, нежели к букве закона. Некоторые позволяют себе приезжать на работу на иномарках. На вопрос: - на какие шиши куплены, отвечают, это не их авто,  дал покататься отец или дядя. Прокурор запретил сотрудникам прокуратуры появляться на рабочем месте на личных автомашинах. И вот сейчас, шагая по тротуару, прислушиваясь, как шуршат неубранные листья под ногами, он подумал, надо поговорить с начальником отделом кадров, чтобы тщательнее подбирали сотрудников для работы в прокуратуре. Взглянул на часы, шел двенадцатый час ночи, до остановки трамвая осталось совсем немного. Никитина остановил окрик: «Ваши документы!». Он даже вздрогнул от неожиданности, не заметил, откуда вынырнул милиционер в форме, с ним два гражданских молодых человека. Он недоуменно посмотрел на невысокого сотрудника милиции, который смотрел на него снизу вверх, Никитин на голову выше. Он чуть замешкался, хотел достать прокурорское удостоверение, его остановил новый окрик:
-Че уставился мужик, я документы спрашиваю? – милиционер даже привстал на носочки, чтобы казаться вровень с неизвестным ему гражданином.
Никитин от такой бесцеремонности поежился, буркнул:
-Представьтесь для начала.
Сотрудник милиции хмыкнул, криво улыбнулся, оглянулся на своих товарищей, нехотя произнес:
-Участковый Савраскин Василий Васильевич. А вот кто ты, голубь, ночью прохаживаешься? Уж не пьян ли ты?
Никитина покоробило от такого бесцеремонного ты, развязного тона, ему уже не хотелось предоставлять прокурорское удостоверение, попытался урезонить участкового:
-Вас вежливости не учили? Что вы разговариваете, как босяк, а не представитель власти, - высказал он гневно свое негодование.
Тот, казалось, не слышал замечания, лицо сделалось надменно застывшим, глаза сузились, процедил сквозь зубы:
-Так будем показывать документ или пройдем с нами в опорный пункт? – глухо произнес участковый.
Никитин полез в нагрудный карман, достал водительское удостоверение, протянул участковому:
-Этого достаточно?
Ему стало интересно, чем могла закончиться эта встреча, не будь он прокурорским работником. Понятно, ему ничего не стоит сбить спесь с этого сотрудника милиции. Тем более, он по долгу службы хорошо знал начальника областного управления внутренних дел, а с начальником районного отделения Лобановым, в котором работал участковый Савраски,  учился в одном институте,  после учебы их распределили в  разные силовые структуры, они продолжали поддерживать дружбу, знакомы семьями. Лобанов  все сетовал: «Мы оба по воинскому званию равны полковникам, только ты  заместитель прокурора всей области, а я застрял на уровне  районного отдела. Замолви при случае за меня словечко...» На что Никитин отшучивался: «Все мы довольны своим умом, но недовольны своим положением». Последние года они встречались все реже, перезванивались по праздникам.
Савраскин  покрутил в руке водительское удостоверение, заявил, этого недостаточно, нужен паспорт.
-Паспорта нет, - жестко проговорил Никитин, - полагаю, водительского удостоверения достаточно, чтобы понять, что я не бомж.
-Откуда мне знать, - пожал плечами участковый, - тут адрес не указан. Пройдемте в опорный пункт, пробью  по адресному бюро, удостоверюсь, кто и откуда залетела к нам ночная птичка.
-Погодите, разве поздним вечером нельзя прогуливаться по улицам города, у нас объявлен комендантский час? – с сарказмом спросил Никитин, с внутренним негодованием рассматривал участкового.
-Тверёзвым можно, а вот подвыпившим нельзя, - уверенно произнес участковый, по его деревенскому «тверёзвый», Никитин про себя усмехнулся, так говорила его бабушка – жительница села.
-А я разве подвыпиши? - передразнил он сотрудника милиции.
-Это мы в опорном пункте определим, - уверенно пообещал участковый.
-Каким образом? У вас там врач нарколог в неурочное время подрабатывает?
-Мы сами врачи, дыхнешь и учуем...
Никитин не стал спорить, понял, бесполезно. Молодые люди молчали, слушали диалог сотрудника милиции и ночного гражданина. Хотя они и молчали, не проронили ни слова, Никитин чувствовал исходившую от них враждебность, словно они уже заранее знали, что столкнулись с потенциальным преступником.  Никитин еще раз взглянул на часы, уже половина двенадцатого часа ночи, он устал, хотел уже прекратить этот разговор, отругать участкового, поставить его на место, затем опять мелькнула мысль: а если на его месте был бы кто-то другой, гражданский. Да еще слегка выпивши. Он решил до конца испытать себя в роли простого гражданина, которого доставляют в отдел или опорный пункт только потому, что у него нет с собой паспорта. Правда, у сотрудников милиции на этот счет всегда есть оправдание: подходил по приметам на преступника в последней ориентировке. Однако хамский тон участкового резал слух, давно не приходилось ему слышать подобное в свой адрес. «Завтра же зайду к начальнику районного отдела Лобанову, поговорю с ним, чтобы тот провел беседу с подчиненными на тему о вежливом отношении к гражданам», - подумал он. В советское время министр Щелоков издал приказ «О вежливом и внимательном отношении к гражданам», который обязаны были знать все сотрудники внутренних дел страны, его не очень придерживались, но на него можно было сослаться. Сейчас же, в новых, постсоветских временах, авторитет сотрудников милиции упал ниже плинтуса, и поведение участкового только подтверждало это. Будучи сотрудником прокуратуры,  Никитин мало замечал подобное явление, прокурорская форма, как броня, защищала его. Будучи начальником отдела по надзору за следствием и оперативной деятельностью, ему приходилось разбирать жалобы на грубое отношение со стороны сотрудников милиции, на нарушение норм  морали и уголовно-процессуального кодекса. Не считал это системой, полагал, имеют место единичные случаи, в целом же российская милиция выполняет свои обязанности по охране правопорядка, кто-то же ловит и изобличает преступников.
-Хорошо, - согласился Никитин, и с удивлением взглянул на молодых людей, которые решительно встали по обе стороны, едва за руки не взяли. Никитин не удержался, с сарказмом спросил:
-Простите, а вот эти ваши опричники, они из которых будут? – иронически показал он на гражданских парней, спросил: - Это сотрудники милиции или дружинники?
-Это наши общественники: товарищи Жуков и Понамарев, - в тон ему ответил участковый.
Никитин поджал губы, недоумевая, что могут делать общественники в столь поздний час, у которых, наверное, есть семьи. Он промолчал, так и прошагал в сопровождении общественных конвоиров, участковый шел впереди, держа на отлете водительское удостоверение Никитина. В опорном пункте сидел еще один молодой офицер, листал журнал, едва взглянул на вошедших, не ответил на приветствие, нисколько не проявил ни любопытства, ни желания заговорить с коллегой. Участковый удобно уселся за стол, первым делом закурил, с удовольствием затянулся, выпустил тонкой струйкой дым, не спеша подтянул к себе телефон, деловито набрал номер, на другом конце долго не отвечали, Никитин сел чуть поодаль, постарался спрятать ноги под стул, чтобы не были видны синие прокурорские брюки, хотя старого покроя гражданский плащ прикрывал ноги почти до щиколоток. Он иронически следил за действиями сотрудника милиции. Тщедушный, едва видимый из-за стола, форма сидела на нем довольно мешковато, однако апломба хватало на троих. «Фамилия чудная, лошадиная, а тянет на хорька, - подумал Никитин, - лицо узкое, остренький носик, глазки пуговкой, бегают туда сюда.  Где-то он уже слышал эту фамилию, такая может засесть в мозгу», - но так и не вспомнил, где  мог ее слышать. Гражданские парни вели себя свободно, шумно уселись возле листавшего журнал лейтенанта. Бесцеремонно взяли с журнального столика еще один журнал, начали листать и вполголоса обсуждать какую-то картинку.  Чувствовалось, они здесь полноправные хозяева, чуть ли не наравне с сотрудниками милиции. Вся обстановка и поведение участкового давали понять, насколько бесправен может быть задержанный человек, с мнением которого можно вовсе не считаться.
 Участковому наконец на том конце провода ответили, он нарочито громко заговорил, явно для ушей доставленного, при этом поднес близко к глазам водительское удостоверение:
-Але, барышня, мне тут адресочек нужно установить! Что? А, пароль! Томск сегодня, Ах да, уже следующее число, прошу пардону, - ерничал Свраскин, заглянул в бумажку, бодро проговорил: - седня уже Ростов. Хотя постойте! Счас еще нет двенадцати, по-прежнему Томск. Вы меня не путайте барышня, - шумел он в трубку. - Так вот, фамилия Никитин Вячеслав Иванович, лет? – зажал ладонью трубку, спросил: - Сколько лет?
-Пятьдесят два, - ответил Никитин.
-Стало быть, сорок первого, - пробормотал участковый.
Никитин с иронией и негодованием наблюдал за его действиями, только сейчас он почувствовал, как устал за день, ему бы уже давно надо было быть дома, выпить горячего чаю, посмотреть последние новости. Завтра тоже день не из легких. «Непременно надо будет зайти к начальнику отдела, поговорить о недопустимости подобного отношения к гражданам», - в который раз подумал он. Участковый сосредоточенно записывал, что ему говорили на том конце провода, положил трубку, весело заявил:
- Попал ты мужик! Нет тебя в списках, проживающих в городе.
-Что за глупость! – возмутился Никитин, и вспомнил, что в адресном бюро, действительно, нет адресов сотрудников силовых структур. Он не стал уточнять, попытался все же образумить участкового: – Даже если так, статью за бродяжничество отменили. Другого правонарушения не совершал.
-Грамотный, как я посмотрю, - хмыкнул участковый. - Придется пройти в дежурную часть, посидишь до утра, там выясним, кто ты и откуда, - заявил он.
-Прекратите мне тыкать, я старше вас вдвое, вас вежливости никто не учил! – возмущенно, без окрика проговорил Никитин. Он полагал, что другой офицер одернет его, но тот продолжал безучастно листать журнал.
-Ага, буду я с каждым политесы разводить. Так как, идем в дежурную часть или есть варианты? - спросил участковый, разглядывая Никитина прищуренным взглядом.
Перспектива идти в дежурную часть мало привлекала Никитина, там-то уж он представиться и потребует извинений. Участковому тоже не хотелось идти в столь поздний час, писать рапорт, его рабочий день тоже подошел к концу. Поэтому его удовлетворило предложение задержанного:
-Есть варианты. Оставьте у себя водительское удостоверение, я зайду утром за ним и захвачу паспорт. Заодно поговорю с вашим руководителем о вашем хамском поведении.
Последнюю фразу участковый пропустил мимо ушей, повертел в руке удостоверением.
-Хитер бобер, откуда мне знать, что это твое удостоверение.
-Там фотография имеется, - напомнил Никитин.
Второй сотрудник оторвался от разглядывания снимков в журнале, проговорил:
-Да отпусти  ты его до утра. Вишь, человек интеллигентный, слово сдержит.
-Ты полагаешь? – оглянулся он на коллегу. Повертел водительское удостоверение и спрятал в стол. - Хорошо, будь по-твоему. Тем более тверёзвый оказался. Раз ты такой непонятливый насчет вариантов, тогда будь любезен:  завтра в девять ноль-ноль встречаемся в отделе, в дежурной части. Идет?
Никитин покивал головой, соглашаясь, еле сдерживая гнев, желваки перекатывались на скулах. Он хотел рявкнуть, поставить на место этого хамовитого сопляка, сказать, кто он есть на самом деле. Понимал, он выпустит пар, этот заморгает глазами, начнет извиняться, все на том и закончится. Нет, он  завтра придет к руководству, потребует провести беседу со всем личным составом о недопустимости подобного поведения с кем бы то ни было, даже с преступниками. Он тяжело встал и, не прощаясь, пошел на выход. Уже за дверью он услышал голос второго сотрудника:
-Нафига он тебе сдался?
Участковый ответил:
-У меня по мелкому в этом месяце никто не оформлен, начальство опять полоскать будет.
Дальше Никитин не слышал, да и не придал значения этим словам. Мало ли о чем могут говорить между собой сотрудники милиции. Он вышел на улицу, настроение испортилось. И не потому, что оказался задержанным, он никак не мог понять, как молодой человек, да еще облаченный властью, может так бесцеремонно тыкать  пожилому мужчине, вести себя так, как будто на земле нет выше него по должности, упиваться своей вседозволенностью. Неужели родители не учили его вежливости. В школе милиции не объясняли, как нужно обращаться с гражданами. Вот такой пойдет по служебной лестнице и потянет за собой шлейф подобного поведения среди подчиненных, они будут брать с него пример. А такой повышения добьется! Пойдет по головам ради карьеры. Таких надо останавливать в зародыше, пока не оперились окончательно. «Непременно завтра вызову его к начальнику и устрою головомойку», - в который раз подумал он. 
Дома его встретила жена с немым вопросом в глазах, обеспокоенно спросила:
-Слава, почему  так поздно? Ты же позвонил два часа назад? Я волнуюсь!
Он усмехнулся, поцеловал жену в лоб, ответил:
-Не поверишь, Наденька, меня в милицию забрали.
Теперь в домашнем тепле, ему все это показалось каким-то мелким недоразумением, если бы не грубость со стороны сотрудника милиции. Женщина опешила.
-Как так! Тебя!? За что?
Никитин развел руки, шутовски поклонился:
-Для проверки личности.
-А ты не сказал, кто ты? Предъявил бы удостоверение, - она посмотрела на форму, когда муж снял плащ, - или показал бы мундир! – не приняла она тона мужа.
-Не хотел. Интересно стало, как с гражданами ведут себя сотрудники милиции, и что чувствует себя задержанный обычный человек. Сейчас пишут и говорят так много негативного о сотрудниках милиции, хотелось самому убедиться, насколько в той молве правды, - и он вкратце рассказал от начала до конца о своем нахождении в опорном пункте, продолжил: - Понимаешь, в опорном пункте сидел еще один офицер. И он не сделал даже замечания своему коллеге, настолько они привыкли к подобному общению с посторонними гражданами. И это со мной: трезвым, внешне опрятным, мужчиной в возрасте. Не опасаясь, что я вдруг могу оказаться депутатом, судьей, журналистом!.. – не переставал возмущаться Никитин. Жена хлопнула ладонью его по спине, приглашая пройти в комнату, сказала:
-Хватит с него того, что ты оказался заместителем прокурора... Названные тобой особы сразу начинают качать права, а не ждут окончания спектакля, – тут же спохватилась: - А ты что, шел по городу пешком?! – еще больше удивилась жена.
-Да, видишь ли... захотелось пройтись, подышать свежим воздухом, - виновато сказал он.
-Подышал? - спросила она с иронией.
-Подышал, прокуренным воздухом опорного пункта, - согласился с ней Никитин.
Женщина всплеснула руками: не хватало ей беспокойства из-за должности мужа. Ранее приводила аргументы: в соседней области убили следователя, а еще где-то похитили детей прокурора, ранили депутата областной думы. Бандиты совсем распоясались, в городе сожгли рынок конкурентов, нет на них управы. Милиция бездействует. Муж успокаивал: не в Чикаго живем! Милиция в силу своих возможностей изобличает и арестовывает. Справимся и с этой напастью. Сколь раз она просила уйти его на пенсию. Отвечал: на пенсию они нынче не проживут. Это при прежней власти его пенсии хватило бы с лихвой. На нынешнюю, при рыночных ценах, едва хватит на оплату жилья. Да еще если учесть, что жена не работает, горком партии, в котором она трудилась, три года назад расформировали, с чем она до сих пор не может смириться. Полнеющая женщина с прядью седых волос от вечных переживаний за мужа, взрослых детей, за развал страны, за утраченные иллюзии по построению справедливого общества. При этом муж напоминал: И нечего надеяться на помощь детей, у них самих зарплата не высокая.
-Ну а как хулиганье к тебе прицепится?! Или бандиты выследят! – с горечью в голосе выговаривала жена.
-Не драматизируй, Надя. Кто в пожилом, одиноком, прогуливающемся человеке может заподозрить заместителя прокурора. Машина, в случае чего,  более приметливая, ее быстрее попытаются остановить, - отмахнулся муж.
-Достаточно того, что в одиноком, прогуливающемся пожилом человеке заподозрили... – она не могла подобрать слова, сказала: - неизвестно кого. Завтра же позвони Леше, пусть устроит взбучку этому участковому, - потребовала жена, имея в виду начальника отделения милиции Лобанова Алексея, однокашника мужа и друга их семьи.
-Я непременно утром к нему зайду, - пообещал он. - Тем более, мне нужно забрать свое водительское удостоверение. И проведу совещание с областным городским руководством, напомню им, что прежний приказ министра никто не отменял.
-Кто сейчас обращает внимание на прежние приказы и законы, - хмыкнула  жена.
Никитин долго ворочался в постели, все никак не мог уснуть, перебирая в голове все перипетии  сегодняшнего вечера.
2.
Утром он зашел к десяти часам в отделение милиции в надежде, что начальник отделения уже на рабочем месте. Знал, в органах рабочий день начинался с десяти часов. Он был все в том же сером плаще, накинутом поверх формы, настроение гадкое, плохо спал, все никак не мог забыть вчерашнюю ночную прогулку. Персональному шоферу велел оставить машину за углом от районного отдела милиции. В дежурной части он столкнулся в дверях с участковым Савраскиным. При виде Никитина он радостно заулыбался и воскликнул:
-О, а я уже хотел наряд посылать, мы же договорились в девять!
Никитин молча смотрел на него, удивлялся, неужели здесь все такие! Тот продолжил:
-Значит так, сейчас подойдет машина, поедем в суд, - заявил он и потер довольно руки.
-Зачем? - недоуменно спросил Никитин.
-Как зачем?! Отвечать будете перед судьей за совершенное мелкое хулиганство, - заявил Савраскин и победно посмотрел на реакцию Никитина.
-Я совершил?! – удивился Никитин. Он даже опешил от такой наглости,  на минуту стал в ступор. Стоял и  смотрел на самодовольного Савраскина, который с долей явного превосходства, без тени стеснения взирал на Никитина.
-Не я же! – заявил тот. -  В деле есть показания двух свидетелей о том, как вы вчера буянили, выражались нецензурной бранью, - сыпал мелкой скороговоркой участковый, поглядывая снизу вверх на высокого мелкого хулигана. При этом он уже не тыкал, как вчера, а говорил нарочито громко и на вы, явно для ушей дежурного по отделу, который их не мог видеть, но мог хорошо слышать диалог.
Никитин пришел в себя. Если его, трезвого, пожилого и солидного мужчину так запросто можно привлечь к административной ответственности за несовершенное правонарушение, то что можно сделать с пьющим, не совсем здоровым гражданином?! Он кашлянул, спазм негодования сдавил горло, спросил:
-Это те два гражданина, которые молчали все время, не проронили ни слова, а теперь они свидетели? И они подтвердили вашу провокацию?
-Конечно! Они все видели и слышали. И письменно подтвердили, - с уверенностью в своей непогрешимости заявил Савраскин.
-И что же они видели? – спросил Никитин, надеясь, что все это всего лишь глупая шутка.
-Что надо, то и видели. В суде узнаете, - заверил его Савраскин, взял за обшлаг плаща и потянул за собой в сторону дежурной части.
-Погодите, - освободил руку Никитин, - Я должен пройти к начальнику отдела, поговорить с ним. Алексей Петрович, надеюсь, на месте.
Савраскин попытался встать на пути, но произнесенное имя и отчество начальника на миг остановило его. Обычные посетители называли начальника по званию или просто, как «товарищ начальник», так фамильярно называть начальника по имени и отчеству могли только некие чиновники из ближнего круга.
-Жаловаться? Бесполезно... – скривился он, но хватку ослабил.
Никитин так обжег участкового взглядом, что тот невольно отступил, он пошел по коридору, увидел табличку: Начальник отдела внутренних дел Лобанов Алексей Петрович. Они много лет знакомы, еще со студенческой скамьи, дружили семьями, но никогда не посещали рабочие места. Встречались по семейным торжествам в ресторане или  на дачах. Кстати, дача начальника отделения милиции отделана гораздо лучше, чем дача прокурора. У Никитина на шести сотках старенький дом, оставшийся от родителей жены, у Лобанова двадцать соток и новенький, как на картинке построенный дом.  Как-то жаря шашлыки, Никитин не удержался, обвел шампуром дом и участок, спросил с подколкой: «На какие шиши? Взятками балуешься?» - «Что ты! Это все спонсоры стараются. Приходиться иногда закрывать глаза на нарушения строительных работ и торговли. Не хватает грамотных сотрудников раскручивать замысловатые финансовые схемы. А они полагают, что мы их просто жалеем, вот они и благодетельствуют». – «Не боишься?» - спросил Никитин.  Лобанов хмыкнул: - «Я что? Пусть боятся те, кто Россию разворовал. А тут копейки!» - махнул он рукой.  «Машину тебе тоже спонсоры подкинули?» - показал на новенькую «девятку» у ворот Никитин.   Лобанов оглянулся на свою машину, самодовольно улыбнулся, подхватил товарища под руку, отвел чуть дальше от жен, проговорил: «Удивляюсь я тебе, Слава, твои районные прокуроры давно на личных авто рассекают. А ты в рабочие дни все на служебной катаешься,  на дачу в электричке добираешься. Не солидно как-то! Не по статусу». И судя по тому заговорническому тону, и как по-воровски зыркнул по сторонам Лобанов, словно на участке полно посторонних лиц, Никитин понял, как хищно он старается ухватить как можно больше крошек со столов новоявленных олигархов, не гнушается пользоваться своим служебным положением при разборках все нарастающей организованной преступности. Его раздражало бахвальство, самодовольный вид и показное благополучие институтского товарища. А ведь был скромный молодой человек, и весьма не глупый, - промелькнуло в голове Никитина. Да и жена ему под стать: большую жизнь прожила скромно, а тут некое благополучие подстегнуло ее к накопительству. Навешала на себя драгоценностей, как на новогоднюю елку, стала броско и безвкусно одеваться, любила прихвастнуть новой мебелью, не понимая, что на зарплату мужа все это приобретаться не может. Он осторожно освободил руку, тоном таможенника из фильма «Белое солнце пустыни» ответил: «Я мзду не беру. Мне за державу обидно. А я с прокурорами я разберусь...» - пообещал он. После того последнего разговора что-то окончательно треснуло в дружбе прокурора и начальника милиции, хотя они и раньше встречались все реже и реже, а теперь и вовсе терялась связующая нить интересов. Только жены еще продолжали поздравлять друг друга по праздникам по телефону, передавали приветы от мужей, на том все общение и заканчивалось.
Никитин зашел в приемную, молодая девушка, секретарь, красила губы, готовилась к рабочему дню, удивилась не званному раннему посетителю, дернулась встать.
-У себя? – жестко спросил Никитин.
-Да. Но прием граждан у нас по средам, - скороговоркой проговорила она, пытаясь  отодвинуть стул и встать на пути посетителя.
-Ничего, мне можно, - проговорил он сурово, прошел к двери, не постучал, рванул на себя ручку. Начальник видимо переодевался, гражданский костюм валялся на диване, он надел брюки, застегивал серую форменную рубаху. Увидев прокурора, удивленно приподнял брови, улыбка расползлась по лицу:
-Матка боска, какими судьбами?! Проходи! – увидев хмурое лицо товарища, который не ответил на возглас и не поздоровался, тут же спросил: - Или что случилось?
И замер в ожидании ответа. Не по статусу заместителю прокурора области посещать районный отдел милиции, коих в области не один десяток. В городе таковых шесть штук. Для этого есть помощники и младшие советники юстиции. Наверное, произошло нечто такое, что сам Никитин пришел выручать друга. Такое ранее случалось. Баловались сотруднички милиции, то задержат кого-либо без основания, то проверка по не правомерному применения оружия, правда, без жертв. Приходилось по просьбе институтского товарища спускать все на тормозах. При этом всегда обещал: выручаю в последний раз.
-Случилось! – хмуро бросил Никитин, прошел к столу, в упор уставился на Лобанова. У того по спине пробежал холодок, лысина покрылась мелкими капельками пота. В этот момент в кабинет заглянула секретарь, хотела оправдаться за незваного посетителя, который прорвался мимо нее, начальник замахал без слов руками, она тут же скрылась за дверью.
- Твой участковый Савраскин оформил на меня материал как на мелкого хулигана, скрипучим голосом пояснил Никитин.- В суд ныне предлагал ехать.
Начальник милиции недоуменно уставился на прокурора, помотал головой, словно ослышался, проговорил:
-Что за чушь?! – приподнял он плечи.
-Да, было бы очень смешно, если бы не так грустно обстояли дела, - гневно ответил Никитин. Он прошел к ряду стульев у окна, снял плащ, повесил его на спинку стула, присел на одно из них,  вкратце рассказал о вчерашнем происшествии. У  полковника отлегло с души, он шумно выдохнул, плюхнулся в свое кресло, вчерашнее происшествие показалось ему забавным.
-Господи, я уж подумал, кого-то из шишек замочили, или мои что-то опять натворили, а тут... – и наткнулся на колючий взгляд друга, произнес с досадой: - Слава, ты что, не мог сказать ему кто ты, показать удостоверение, позвонить мне? – укорил его начальник отдела.
-Мог. Но не хотел! Вы вообще-то когда-нибудь напоминаете своим подчиненным, как нужно разговаривать с гражданами, не тыкать взрослому человеку, не хамить, не ерничать, не тащить по пустякам в дежурную часть. А уж тем более не оформлять липовые дела?! Ты понимаешь, что это преступление?! Превышение должностных полномочий? Одно дело - хамить и тыкать. Другое, - лепить административные дела. А еще паче, - уголовные! Заметь, совершенно на невинных граждан! На своей шкуре испытал! – с негодованием высказывал он не своему товарищу и однокурснику, а начальнику подразделения, в подчинении которого не один десяток сотрудников.
Начальник отдела  нахмурился, помолчал, встал, убрал гражданский костюм, снова уселся удобно в кресло, так и остался в рубахе, китель висел на спинке кресла. Плотный, коренастый, с рано лысеющим лбом, он как влитой сидел в своем кресле, олицетворял власть и правопорядок. В свои пятьдесят два года он выглядел моложаво, был свеж, подтянут, только розовая лысина покрыла до затылка череп, выдавая возраст. В пику ему, Никитин к своим годам явно сдал: седые пряди волос, серая кожа лица и мешки под глазами от напряженной умственной работы, все, что осталось от прежде симпатичного друга юности, с которым они вместе бегали на танцы, свидания и всегда в аудитории сидели рядом. Громко хмыкнув, полковник снял трубку, спросил дежурного, есть ли оформленные дела в суд.
-Принеси мне дело на Никитина, - велел он в трубку. - И Савраскина позови, пусть зайдет ко мне.
Никитин мельком оглядел кабинет начальника. И здесь постарались спонсоры: новая мебель, полированный стол, кожаное кресло, такое Никитин видел только в кино. У них в прокуратуре обшарпанные сейфы, покрашенные зеленой краской, старая мебель.
-Кстати, Слава, а что ты делал поздним вечером в городе? У тебя же персональная «Волга»»? Выпивал с коллегами? - спросил начальник милиции и с любопытством взглянул на Никитина.
-Ты еще допрос мне учини, - буркнул Никитин. – Или ты не задерживаешься на работе, по звонку домой торопишься?
В дверь постучали, зашел участковый Савраскин, с неизменной ухмылкой на лице, которая тут же при  взгляде на прокурорскую форму сползла с лица, маской застыло, бледность охватила лоб и стала медленно сползать,  к подбородку. Он знал, зачем его вызывает начальник отдела, видимо нажаловался вчерашний задержанный для проверки личности, и уже заранее приготовился к обороне, доказывать, что все, что изложено в рапорте, соответствует действительности. При виде синей формы с крупными звездами на погонах, у него все сразу вылетело из головы.
-Ты вчера задерживал этого человека? - строго спросил начальник.
Савраскин едва проглотил слюну, кивнул.
-И что такого он натворил, коль ты оформил на него материал? Кстати, где материал? Кто подписал постановление в суд? – он посмотрел на участкового.
-Ваш зам, Мезенцев... -  пролепетал  участковый и закашлялся.
Никитин смотрел на участкового, с которого слетела спесь, и теперь перед ним стоял поникший, еще меньше стал ростом, переступая с ноги на ногу, не вчерашний самодовольный служитель правопорядка, а обыкновенный нашкодивший сотрудник, который с ужасом осознал степень  своей промашки.
-И все же ответьте: в чем заключалось мое хулиганство? – спросил прокурор участкового. – Объясните своему начальнику, - потребовал он. Тот подавленно молчал. Никитин выждал, понял, от него сейчас ничего не добьешься, продолжил задавать вопросы больше для ушей его начальника: – Скажите, кто учил вас тыкать человеку, который вам в отцы годится, это тоже в норме ваших взаимоотношений с гражданами? Где вы вообще воспитывались? Или в школе милиции не учат, как нужно разговаривать с людьми, находясь при исполнении служебных обязанностей? – высказывал ему сейчас Никитин то, что хотел сказать вчера самому участковому. Сараскин совсем поник, опустил голову, тихо проговорил:
-Я не знал...
-Конечно! Если бы знал, стоял бы по стойке смирно! – вставил реплику начальник милиции.
-И в вашей душе ничего не дрогнуло от мысли, что отправляете в суд невинного человека, вас не мучает совесть?  - продолжал допытываться Никитин, понимая, что его вопросы в пустоту, участковый упорно изучал паркет. Вопросы больше для себя и для его руководителя, у Никитина не умещалось в голове: как можно оформить материал на невинного человека.
 В дверь постучали, зашел дежурный по отделу, принес тоненькую папочку с административным делом о мелком хулиганстве, совершенном гражданином Никитиным Вячеславом Ивановичем. Мельком взглянул на прокурора, поздоровался, положил папочку на стол начальнику, почти на цыпочках вышел. Начальник полистал его, вынул из него водительское удостоверение,  протянул его прокурору, поднял голову, спросил подчиненного:
-Здесь имеется акт о досмотре личных вещей, разве среди них ты не обнаружил удостоверения прокурора? Под плащом его форму?
-Н...нет, - помотал тот головой.
-Ты понимаешь, чем это пахнет? – грозно спросил начальник, с досадой бросил на стол папку.
Участковый еще ниже наклонил голову, продолжал молчать. Бледность сменилась багровой краснотой, капля пота повисла на кончике носа.
-Ты оружие получил? – спросил его начальник. Тот отрицательно покачал головой. Начальник снял трубку, приказал дежурному:
-Оружия Савраскину не выдавать. От службы отстранить до окончания разбирательства. Иди, Аника воин, подожди в дежурной части, я еще поговорю с тобой.
Тот покинул кабинет.
-Вот с кем приходиться работать, - развел руками начальник. – Ты не думай, мы его накажем, снимем стружку, ты только не предавай огласке сей скорбный факт. Мы на хорошем счету в городе, не хочется, чтобы одна паршивая овца все испортила.
В душе Никитина возникло гневное негодование. Начальник милиции полагал, что это всего лишь недоразумение слишком усердного участкового, по дружбе ему удастся замять инцидент, Савраскину влепят выговор, и все на этом закончится. Его удивляло, что начальник милиции не видит явного очковтирательства своих подчиненных, за которыми стоят судьбы людей. Для него это всего лишь мелкий эпизод нарушения со стороны участкового. Он нахмурился, наклонился к столу, чтобы видеть в упор начальника, так удобно расположившегося в мягком кресле, жестко выговорил:
-Вы на хорошем счету, потому что лепите липовые уголовные и административные дела. А еще потому, что прокуратура находиться на обслуживаемой вами территории, неудобно вашему руководству мучить вас проверками. Да еще ты прикрываешься дружбой со мной, - зло высказался Никитин своему однокашнику.
-Да брось ты, Слава, мы действительно стараемся, ты посмотри сводку по городу, на нашей территории меньше всего не раскрытых преступлений.
-Это я проверю, каким способом у вас больше всего  раскрыто преступлений, - заявил он, протянул руку, взял дело со стола начальника милиции, полистал, пробежал глазами по постановлению, показаниям граждан Жукова и  Понамарева. Убедился, граждане подтверждают, что Никитина задержали за неподобающее поведение, он и в опорном пункте продолжал кричать, оскорблял сотрудника милиции при исполнении служебных обязанностей, выражался нецензурной бранью, и так далее. На постановлении есть приписка заместителя начальника отдела: «От подписи отказался, проведена беседа». Еще больше нахмурился, он еле сдерживался от теснившего душу негодования.
-Скажи, а тебя не волнует, что, не я, облеченный властью, а простой гражданин попался бы на глаза вашему Савраскину? И на него состряпали бы подобный материал. Мог бы простой гражданин доказать в суде, что он не верблюд? Кому поверит судья, гражданину, особенно асоциальному, или вот этому, грамотно состряпанному делу? И  пойдет невинно виноватый обыватель отбывать десять, пятнадцать суток, а то и срок мотать! Зато у тебя будут хорошие показатели. Именно из-за этого ты закрываешь глаза на художества своих подчиненных? – глухо и отстраненно от прежнего знакомства выговаривал прокурор начальнику милиции.
-Не могу же я перепроверять и передопрашивать за каждым опером и участковым? – нахмурился начальник. Он не мог поверить, что его товарищ не воспринимает вчерашнее происшествие всего лишь как недоразумение, которое легко исправить. – Для этого у меня есть замы, начальник следственного отдела, пусть они проверяют и перепроверят. Он все еще надеялся, что его друг не предаст огласке инцидент, поспешил заверить:  – Ты не беспокойся, мы разберемся в этом деле, накажем... – опять начал он и осекся от взгляда Никитина.
-Получается, ты здесь только царствуешь, но не правишь, - укоризненно проговорил Никитин. – Правят балом твои заместители и савраскины. Вот, смотри, - ткнул он в запись заместителя начальника отдела, - в его присутствии я отказался от подписи. А он меня в глаза не видел, как и я его. - Лобанов покосился на постановление, но читать не стал. Никитин продолжил: -  Алексей, одно дело хамить от бескультурья или от ушибленности властью, другое дело фальсифицировать дела! Стружку ты снимешь! Его привлекать нужно, он совершил должностное преступление!
Не выпуская дела из рук, Никитин потянулся через стол, подтянул к себе телефон, набрал номер прокуратуры.
-Кто? Романов? Возьми с собой Кошелева, придите в территориальный отдел милиции, в кабинет начальника Лобанова. Я здесь, буду ждать.
И положил трубку. Начальник отделения взвился:
-Зря ты так, Слава. Ты же понимаешь,  если раздуть это дело, мне не сдобровать.
Никитин откинулся на спинку неудобного стула, приподнял подбородок. Спросил в упор:
-Это я раздуваю дело? А как ты собираешься аннулировать этот материал, если он уже зарегистрирован в дежурной части? Вырвешь из журнала регистрации страницы? Или потом будешь хвалиться,  прокурор надебоширил, а я его отмазал?
-Да брось ты, Слава... – вскочил начальник милиции, заходил по кабинету.
-Ты пойми, я не мщу этому зарвавшемуся сопляку. Слишком много для него будет чести, - продолжил Никитин. – Меня удивляет, как легко у вас стряпают дела. За ночь я превратился в мелкого хулигана, твой зам не глядя подписывает постановление, да еще и лжет, я отказался от подписи, со мной проведена беседа. Пожалуй, я сам проведу с ним беседу! Сколько подобных дел за год ушло в суд? Сколько невинных людей пострадало? Я проверю в качестве прокурорского надзора все ваши административные и уголовные дела за последний год. Если это единичный случай, я так и быть, во имя былой дружбы не придам огласке инцидент со мною. Выкручивайся, как сможешь. А уж если это у вас система, тогда не обессудь, - жестко выговаривал Никитин.
-Без ножа режешь, ты же понимаешь, шило в мешке не утаить. Меня в лучшем случае турнут из органов без пенсии, - упавшим голосом проговорил Лобанов, прошел на свое место, плюхнулся в кресло.
-А чего тебе опасаться? Выслуга у тебя уже давно есть. Если чувствуешь, что рыльце в пушку, мой совет: уходи на пенсию, не жди, когда тебя турнут. И скажи по совести: ты два раза лично просил меня поддержать в суде обвинения. Один раз по обвиняемому за хранение оружия, другой раз по наркотикам. От дела с задержанным за ношение оружия, я отказался, прислал помощника. Затем ты очень просил, чтобы я участвовал в суде против другого обвиняемого, задержанного за наркотики, я согласился, хотя поддерживать обвинение по тому делу мог бы стажер. Я видел, старый дурак, что дело сырое, закрыл глаза, поддержал по дружбе. Мне тогда не до участия в суде было, к областному совещанию готовился. Ты использовал меня втемную. А если и то дело липовое? Так чем я тогда лучше твоего Савраскина? Не исключено, что я так же поддержал обвинение против невинного человека. Пожалуй, я истребую все дела из суда за последний год, перепроверю, в том числе и дело того осужденного. Если окажется, что я поддержал обвинение и способствовал аресту невиновного, мы вместе уйдем на пенсию. Мне тоже уже пора, - устало проговорил Никитин. Лобанов откинулся в кресле, смотрел на своего друга и не узнавал.  Столько лет казалось вместе, понимают друг друга, а подишь ты как обиделся! А тот еще добавил устало:
-Хотя чего тебе боятся пенсии. У тебя дачка, машина, сынок в олигархи рвется. А у меня вошь в кармане...
В это время в дверь постучали, зашли прокурорские работники Романов и Кошелев. Поздоровались. Молчаливо посмотрели на начальника милиции и своего начальника, ожидая разъяснений. Никитин протянул им папочку с делом.
-Вынесите постановление об изъятии административного дела для дальнейшей проверки. Опросите всех участников, в том числе и меня. А так же заместителя начальника отделения Мезенцева, в деле есть отметка, что им проведена со мной дополнительная беседа, потому-что я, якобы, отказался от подписи. Посмотрите, так же, зарегистрирован ли материал в дежурной части, - отдавал распоряжение подчиненным заместитель прокурора. Романов взял папку, взглянул на обложке на фамилию, недоуменно посмотрел на Никитина, протянул дело коллеге Кошелеву. У того округлились глаза.
-Да, да! – подтвердил Никитин, - На меня заочно составлен материал по мелкому хулиганству. Потом поведаю вам об обстоятельствах возникшего материала. Прямо сейчас произведите выемку документов из сейфа и рабочего стола участкового Савраскина, приобщите их к материалу проверки.
Начальник отдела откинулся на спинку кресла, молчаливо взирал на своего однокашника и почти друга, не мог поверить, что тот своими действиями ставит крест на дальнейшей его карьере. В эту минуту в кабинет зашел заместитель начальника подполковник Мезенцев, заполонил собой весь проем двери, мужчина крупный, голова упиралась в верхнюю перекладину двери. Невзирая на мощную фигуру и дородное лицо, весь его облик не походил на мужественность мифического Давида. Пухлые губы, невинный взгляд, без формы он и вовсе бы походил на сонного продавца пивом. Ему сказали в дежурной части, что в отдел пришли сотрудники прокуратуры, они в кабинете начальника, вот он и зашел узнать: в чем дело? Он поздоровался, по-военному представился, остался стоять у двери, недоуменно поглядывая на прокурорских работников. Никитин сделал жест, чтобы начальник милиции молчал, сам задал вопрос:
-Вы беседовали с гражданином, задержанным за мелкое хулиганство? – и показал папку в руках Кошелева, на которой крупно написаны фамилия, имя и отчество, чуть мельче статья административного кодекса.
-Так точно! – гаркнул тот.
-И что же, он действительно отказался от подписи в вашем присутствии?
-Ну да, - чуть тише ответил Мезенцев, недоуменно покрутил головой, поглядывая на начальника и сидящих в кабинете сотрудников в прокурорской форме, не понимая сути вопроса, почувствовал в вопросе некий интерес прокурора. – Разве что-то не так?
-Да все не так!  - не выдержал начальник милиции, и грохнул по столу кулаком. – Ты хоть знаешь, кто перед тобой?! Ты с кем проводил беседу? Это и есть Никитин Вячеслав Иванович, заместитель прокурора города, с которым ты, якобы, беседовал! И на которого ты подписал постановление о привлечении его к ответственности за мелкое хулиганство!
Лицо Мезенцова окаменело, стало непроницаемым, как намедни у участкового Савраскина, лоб сразу покрылся испариной, он покраснел, словно курсант первогодок,  заморгал глазами, вот-вот  заплачет. Весь его вид говорил: он не виноват, не понимает, как так получилось. Лобанов вскочил, заходил по кабинету,
-Вы что, идиоты! - закричал он. - Ладно Савраскин не знает в лицо прокурора, ты то должен знать хотя бы фамилию руководителей нашей прокуратуры!
-Кто же мог подумать, что это тот Никитин... – вяло проговорил в свое оправдание Мезенцев.
-Однако ты  умник! – остановился против своего заместителя Лобанов. Плотный, приземистый Лобанов на голову ниже своего заместителя. - Ты не просто утвердил постановление на какого-то там Никитина, так нет же: ты еще лично и побеседовал с ним! – ткнул он указательным пальцем в пол. - Уговаривал подписать показания, а он якобы, - отказался! С тем разговор короткий, - кивнул он в сторону двери, - но ты то! Ты-ы! Не первый год на службе!.. – он захлебнулся от гнева. - Расхлебывайте теперь... И я вместе с вами... – он махнул рукой, в отчаянии сел за свой стол, обхватил голову руками.
-Я беседовал... – упрямо залепетал Мезенцев, - в дежурной части несколько задержанных, может дежурный что-то перепутал, я говорил с несколькими, разве всех упомнишь... – попытался он оправдаться и перевести стрелки на дежурного, но его уже никто не слушал.
Никитин показал подчиненным пальцем на Мезенцева, проговорил:
-Вот вам наглядный пример того, что произошло. Один сфальсифицировал административное дело, другой не глядя подписал, да еще занимается ложью. Знаете почему? – спросил Никитин и обвел присутствующих глазами. – Чтобы судья посмотрела на его сноску и убедилась в неисправимости мелкого хулигана. Или это такая метка для судьи, если они знакомы, - высказал он предположение.
-Простите... Вовсе нет... Виноват, - пролепетал голосом шкодливого подростка Мезенцев и прислонился к стене. – У меня не было оснований не доверять участковому, - я беседовал с другим гражданином, полагал, что с Никитиным... Бес попутал... – продолжал оправдываться заместитель начальника Мезенцев. Не слушая его оправдания, Никитин продолжил:
-Хуже, что через некоторое время, защищая себя всеми доступными и недоступными методами, появятся показания, что я, действительно, будучи в нетрезвом состоянии учинил дебош, грозил всеми карами и прочее. И все, кто был в опорном пункте, начнут в унисон подтверждать это. И обыватели очень охотно поверят, что заместитель прокурора позволил себе подобное. А там доказывай: то ли был случай, то ли вам показалось, - и подумал, глядя на поникшего начальника отдела: «И ты первым предашь меня, спасая свою шкуру, будешь утверждать, что так и было в тот злополучный вечер».
Мезенцев еще что-то пытался сказать в свое оправдание, Никитин даже не взглянул на него, встал, перекинул через руку плащ, остановился на секунду против начальника отделения, удрученно проговорил: «Эх, Леша, Леша!..», - и вышел вместе с подчиненными сотрудниками. Секретарша стояла у стены, прижала руки к груди, не понимая, что происходит, словно не начальника, а ее сейчас арестуют. При виде утреннего посетителя в синей прокурорской форме и большими звездами на погонах, ей стало дурно.
3.
По прокуратуре пополз слушок: «А наш-то дед, еще тот герой! Кому-то морду набил, на него менты дело состряпали!!». И похихикивали. Кто-то верил, кто-то крутил пальцем у виска, кому-то казалось: дыма без огня не бывает. Никитин об инциденте сразу доложил прокурору. Попросил: если случай единичный, не выносить сор из избы, обсудить вопиющий случай фальсификации внутри районного отдела. Все же во всей этой истории замешано его имя. Не хочется, чтобы это выглядело как месть за свое унижение. И если в качестве прокурорского надзора при проверке всех административных и уголовных дел за последний год выявится система фальсификации уголовных или административных дел, тогда – другое дело. Он уже в душе жалел, что тем поздним вечером не поставил участкового Савраскина на место,  остальные события стоили многих погибших нервных клеток. Затем отбрасывал в сторону эти мысли, понимал, он защищает не себя, а тех невинно пострадавших людей, которые могут оказаться в ходе проверки. Да еще он вспомнил, откуда ему знакома необычная на слух фамилия сотрудника милиции. Он читал рапорт участкового Савраскина в уголовном деле, который задержал гражданина Шевякова со ста десятью граммами героина, обвинение против того гражданина в суде год назад поддерживал по просьбе Лобанова он, тогда еще начальник отдела по надзору за оперативно-розыскной ведомостью Никитин.
-И все же: почему вы не представились, когда у вас потребовали предъявить документы? – спросил прокурор. Этот вопрос ему задавали все.
-Участковый настолько по-хамски вел себя, что мне стало интересно, как  сотрудники милиции общаются с гражданами, не обличенными властными полномочиями. Решил досмотреть спектакль до конца, а утром поговорить с руководством отдела. Полагал на этом все и закончится. Не мог предположить, что так легко можно сфальсифицировать административное  дело, - пояснил Никитин, и его пояснение со временем уже походило на оправдание.
-Хорошо, что не избили, - проворчал прокурор области. – Вы помните, в восьмидесятых годах, сотрудник КГБ попал в отделение милиции? Чтобы не нести ответственность за незаконное задержание, они попросту убили его. Сейчас времена похуже тех, советских. Милиция медленно превращается в филиал бандитских группировок.
Конечно, в правоохранительных службах старики помнили то громкое дело, которое в итоге кончилось крахом для всемогущего министра внутренних дел Щелокова. И все же Никитин счел возможным заступиться за сотрудников милиции.
-Не надо так строго, - остановил его Никитин. - Все же преступников они изобличают, а то, что служат в них подобные элементы, претензии к кадровой политике и руководству, которое в погоне за показателями закрывают глаза на деятельность отдельных сотрудников. Вся беда в пресловутой палочной системе, когда сотрудники милиции отчитываются количеством задержанных нарушителей. Когда таковых нет, начинают фальсифицировать показатели.
Прокурор вздохнул, соглашаясь и не соглашаясь.
-Прописная истина: каков поп, таков и приход. Зло коренится в начальстве. Разве мог бы тот же участковый без оглядки фальсифицировать материалы, если бы начальство не закрывало на это глаза. А то еще и поощряло. Ведь  палочную систему показателей в органах никто так и не смог искоренить. Страшно, что в погоне за показателями ломаются судьбы людей? – проговорил он.
-Будем надеяться, что этот случай со мной, единственный неудачный эксперимент отдельно взятого карьериста, - с поддельным энтузиастом проговорил Никитин. - Удивляюсь только, откуда взялось сколько высокомерия в этом молодом участковом. Ведь наверняка из нормальной трудовой семьи., - проговорил он.
Прокурор хмыкнул, покачал головой.
-Система портит. И власть над людьми! В армии наблюдал. Если самодуру дается безграничная власть над подчиненными, и нет сдерживающего фактора в лице вышестоящего начальника, такого офицера может остановить только трибунал. И ваш участковый тоже не чувствовал сдерживающего фактора, наоборот, начальство поощряет подобные методы работы. Вот он и возомнил себя вершителем судеб.
-И как остановить все это?
Прокурор пожал плечами, потом наклонился через стол, и тихо проговорил:
-Останавливать нужно в масштабах всей страны. А мы тут на своем месте наведем порядок, уберем вот таких савраскиных, на его место придут другие, такие же… Систему менять нужно… Генеральных тасуют, как колоду карт...
Никитин слегка опешил:
-Это уж вы слишком, - проговорил он. - Пойду я, а то мы тут договоримся...
Встал, пошел на выход.
-И все же вы зря отказались от персональной охраны, - упрекнул его прокурор уже на выходе. – Я вот езжу с охранником и ничего. Малый вежливый, не надоедливый. Провожает до дверей, пожелает спокойной ночи, утром встречает. Никитин неопределенно покачал головой, то ли соглашаясь, то ли отвергая.
Заместитель прокурора Никитин истребовал ряд уголовных и административных дел из архива суда для проверки в качестве прокурорского надзора. Поручил подчиненным провести доскональную проверку, себе оставил те уголовные дела, в которых он выступал в качестве государственного обвинителя. Как правило, то были серьезные уголовные преступления; убийство, взятка в крупном размере, мошенничество с городским бюджетом и так далее. А тут мелкое дело некого Шевякова Георгия Львовича, которого задержали со сто десятью граммами героина. Задерживали его старший лейтенант Савраскин и оперативник Жуков. С юридической точки зрения материал составлен довольно грамотно. Наркотики изъяли в присутствии понятых, возбужденно уголовное дело, опрошены все участники задержания, в квартире обвиняемого проведен обыск, наркотиков не обнаружено. В преступлении обвиняемый не признался, утверждал, что наркотики ему подбросил сотрудник Савраскин или Жуков. Они поставили его лицом к стене и начали обыскивать карманы, в этот момент кто-то из них, либо Савраскин, либо Жуков, положили наркотики  в карман. Понятые при этом присутствовали. В ходе следствия Шевяков признался, что наркотики были при нем, в суде от прежних показаний отказался. В настоящее время почти все задержанные за наркотики, ношение и хранение  оружия утверждают, что им подбросили сотрудники милиции, редко говорят – нашли в кустах. И все же, что-то подсказывало Никитину, не все так однозначно в уголовном деле. Куцая доказательная база. Не установлено, и даже не сделана попытка установить, где приобретен наркотик, кому пытался сбыть, употреблял ли сам наркотики? Состоял ли у нарколога, как наркоман? Не опрошены родственники: употреблял ли Шевяков наркотики? Изучая материал, Никитин тер подбородок,  резонно задавая себе вопрос: почему он раньше не задался этими вопросами, когда поддерживал обвинение? Ведь на эти недочеты в суде указывал и адвокат. Поверил товарищу и однокашнику Лобанову, который утверждал, что в настоящее время в городе так много появилось наркоманов, наркологические диспансеры  не справляются,  с наркоманами приходится бороться сотрудникам милиции, за валом подобных уголовных дел приходится не обращать внимания на мелкие нестыковки. Не успевают следователи выяснять подробности, иначе они вообще утонут в уйме поставляемых оперативниками материалов.  Шевяков асоциальный тип, нигде не работал, не женат, злоупотреблял спиртным, по версии следователя обвиняемый если и не употреблял сам, то хотел заработать на продаже наркотиков. Опять таки, это всего лишь предположение следователя. Он помнил, как год назад Лобанов доказывал ему, с преступниками надо бороться с революционной беспощадностью, иначе страну захлестнет организованная преступность. Он и в институте скептически смотрел на своего товарища Никитина, который изъявлял желание по окончании института работать в прокуратуре или  стать адвокатом. «С преступниками нужно бороться, истреблять их, а не защищать!»- говорил Лобанов. И лично видел себя в дальнейшем либо судьей, либо сотрудником милиции. Позже сетовал, что грамотные сотрудники милиции, сыщики, следователи после развала Советского Союза из системы ушли. Кстати, многие из них теперь работают против правоохранительной системы в рядах тех же бандитов. Заработная плата у сотрудников маленькая, техническая база слабая. Преступники разъезжают на иномарках, пользуются современными средствами связи, а у сотрудников милиции допотопные рации и старенькие «Жигули». В милицию пришла молодежь, плохо учившаяся, мало что понимающая в сложной работе с преступностью. Поэтому в расследовании не до сантиментов. Тем более, кто попадается на преступлении? Как правило - пьяницы, тунеядцы, ранее судимые, вся пена общества. Примерно в таких тонах убеждал его однокашник, товарищ и начальник районного одела внутренних дел полковник Лобанов. И хотя внутренне с ним Никитин не соглашался, возразить ему было нечем. Преступность, действительно, захлестывала страну.
  Никитин еще раз пробежал глазами по рапортам во время задержания Шевякова. Что-то еще его зацепило. Стоп! Фамилия оперативника – Жуков! Ведь в ту ночь, когда его задержал участковый Савраскин, с ним были общественники, один из них  Жуков. Однофамилец? Фамилия не такая уж редкая. Решил навести справку. Начальнику отдела, однокашнику и товарищу почему-то звонить не хотелось. Позвонил в дежурную часть районного управления внутренних дел, представился, спросил: работает ли в уголовном розыске оперативник Жуков? Ответили: Нет, полгода назад уволен по дискредитации. Более объемную информацию по телефону дежурный предоставить отказался. Позже сотрудники прокуратуры выяснили, оперативник Жуков, будучи в нетрезвом состоянии, в ночном клубе учинил драку, применил табельное оружие, стрелял вверх, к счастью никого не ранил. Инцидент замяли, опять таки, по просьбе того же начальника отдела Лобанова, Жукова из органов уволили задним числом. Проверкой того инцидента занимался не Никитин, но Лобанов ловко использовал свое близкое знакомство с Никитиным. Теперь юывший оперативник подвизается  у своего коллеги в качестве общественника. Второй понятой, Понамарев, ранее неоднократно судимый. «Хорошая кампания у участкового Савраскина!» - подумал Никитин, откинулся в кресле, обдумывая по новой уголовное дело. У него даже спина взмокла от мысли, что он способствовал осуждению человека, который, возможно, не совершал инкриминируемого преступления. Особенно противно стало, когда помощник по особым поручениям показал ему бумаги, изъятые из сейфа участкового. В них несколько готовых, отпечатанных на машинке постановлений по обвинению граждан в мелком хулиганстве, против фамилии стоит пропуск, фамилия вбивалась позже, и тут же подписанные понятыми Жуковым и Понамаревым показания на все случаи жизни. А так же они приобщили к изъятым бумагам несколько пакетиков с порошком белого цвета, возможно наркотиком, обнаруженных в сейфе Савраскина. Первая мысль была, позвонить Лобанову, пусть тот проверит сейфы своих оперативников, участковых и следователей. Затем передумал, ведь при досмотре сейфа участкового присутствовали заместители, другие офицеры милиции, Савраскин, понятые. Пусть Лобанов сам делает выводы.
  Никитин решил поговорить с родителями Шевякова. Он не стал вызывать их в прокуратуру, чтобы избежать официоза, решил поговорить с ними в неофициальной обстановке, посмотреть, как они живут, и вообще составить мнение, что они за люди. В душе боялся себе признаться, что им движет желание самооправдаться. А вдруг семья окажется настолько неблагополучной, все в ней наркоманы или пьяницы, и тогда итог закономерен. Хотя следователь все равно должен был бы провести следствие в полном объеме. Допросить хотя бы родственников. А вот какова его, Никитина роль, который поддержал обвинение в суде? Не хотел подвести Лобанова, своего товарища по институту и друга по жизни? Или его тоже убедили слова друга, что с преступностью нужно бороться беспощадно, несмотря на слабую доказательную базу. Дескать, выйдет новый уголовный и уголовно-процессуальный кодекс, обратят власти на слабую материально-техническую базу милиции, повысят заработную плату сотрудникам, тогда собьем вал преступности, и жизнь войдет в нормальную колею. Он смутно помнил то судебное заседание, поскольку готовился к областному совещанию прокуроров, куда приглашались все районные прокуроры, на совещание ожидали представителей российской прокуратуры. Он в суде сидел и обдумывал свою речь на том заседании, мало вслушивался в ход процесса, отпускал некоторые реплики, в конце попросил в виде наказания, учитывая первую судимость подсудимого, определить срок на два года меньше, чем указано в статье.
Конечно, его бы не поняли в прокуратуре, если бы узнали, что старший советник юстиции, заместитель прокурора области, поехал в адрес осужденного преступника беседовать с родственниками. А злопыхатели вполне могли бы предположить, прокурор поехал за мзду договариваться с родителями об отмене приговора. Поэтому, он решил навестить их в выходной день, надев при этом мундир, чтобы не вызвать лишних вопросов в семье осужденного. Позвонил в дверь, где проживают родители осужденного Шевякова. Дверь долго не открывали, он слышал некоторую возню за дверью, кто-то явно разглядывал его в глазок. Затем дверь открыла молодая женщина, недоуменно посмотрела на высокого в годах мужчину в синей форме.
-Здравствуйте, - поздоровался Никитин.
Женщина кивнула, продолжала смотреть на мужчину взглядом кролика перед удавом.
-Простите, семья Шевякова Георгия здесь проживает? – спросил Никитин.
В глазах молодой женщины мелькнул испуг.
-С Георгием случилась беда? – прошептала она и оглянулась в коридор.
-Нет, нет, что вы, я совсем по другому вопросу. Вы позволите войти? - попытался успокоить женщину Никитин.
Она отступила на шаг, пропуская прокурора, приложила палец к губам, попросила:
-Вы только тише. У нас мать больная, сердечница. А после случая с Георгием и вовсе слегла.
-Вы кем ему приходитесь? – спросил Никитин, помня по делу, что осужденный не был женат.
-Сестра, - пояснила женщина.
Они прошли в коридор, из-за двери слабый голос спросил:
-Света, кто там?
-Мама, к нам товарищ из прокуратуры, ты не волнуйся, у него плохих новостей нет, - поспешила успокоить мать женщина. Она открыла дверь, пропуская в комнату Никитина, в нос ударил застоявшийся запах плохо проветриваемого помещения. Никитин зашел в комнату, в которой мало света из-за плотных штор, посередине круглый стол, на нем нагромождение пачек с таблетками и пузырьков. На диване лежала или полусидела пожилая женщина, увидев синюю форму, судорожно натянула на себя одеяло по самый подбородок.
-Здравствуйте, - вежливо поздоровался Никитин и шагнул к столу, сестра осужденного тут же отодвинула все в сторону. – Вы не беспокойтесь, я ненадолго, хотел бы только поговорить с вами.
Он прошел к столу, сел на стул лицом к пожилой женщине, сестра осужденного присела в ногах матери на диван, напротив Никитина. В глазах у обоих немой вопрос и беспокойство.
-Я работник прокуратуры, - не стал он уточнять свою должность, - пришел поговорить с вами о Георгии. Вы не беспокойтесь, с ним все хорошо, я справлялся. Меня до сих пор интересуют обстоятельства дела, по которому он осужден. Хотел бы выяснить, каким он был до осуждения, чем занимался, что его интересовало, и что сами вы думаете по поводу его задержания?
Мать дернулась на постели, постаралась лечь чуть выше.
-И-и, милай, что ж тебя токо сейчас заинтересовало то дело? – с горечью произнесла она. – Чай год уже прошел, коль невинный в тюрьме мучается.
Лицо ее приняло плаксивое выражение, дочь тут же погладила мать по руке, успокаивая, и не отрывая глаз от прокурора.
-А почему вы считаете, что он не виновен? – как можно мягче спросил Никитин. - Он сам не употреблял наркотики? – и при этом взглянул  на сестру.
-Что вы? Мы и не слышали о них до самого задержания! Выпивал изредка, это да, но чтобы наркотики... – горячо проговорила она.
-Вам он, что говорил по поводу его ареста?
-Так его сразу арестовали, свиданий не разрешали, мы его только и видели, когда  из машины выводили в суд, да затем в зале суда, куда нас с трудом пропустили.  Он по дороге кричал мне: не верь, Светка, в чем меня обвиняют. Наркотики подбросил участковый Савраскин или опер Жуков. И в суде он не признавался, - скороговоркой произнесла женщина, словно боялась, что ей не дадут договорить.
-В деле есть и признательные показания, он от них потом отказался? – опять посмотрел на женщину Никитин, ответила мать:
-Он на суде сказал, что признательные показания из него выбил оперативник Жуков. Только никто во внимание это заявление не принял. А в милиции ныне работают сущие фашисты. Об этом он говорил и на свидании после суда, только пойти к нему у меня сил не было, вот Света к нему ходила, - тихо, задыхаясь, говорила пожилая женщина.
-Да, - подтвердила сестра. – Он сказал, что ему на голову надевали полетиленовый пакет, не давали дышать. Он терял сознание, чтобы избавиться от пытки, он подписал заранее написанные признания.
Никитин покраснел, ему стало неловко.  Ведь он слышал те заявления, и тоже не придал им значения. В судах часто ссылаются на побои, чтобы иметь возможность отказаться от прежних показаний. Женщины видимо узнали в нем прокурора, который поддерживал обвинение на суде. Глаза их стали колючими, недоброжелательными. Он покачал головой:
-Каюсь, я тоже не услышал тех заявлений. Теперь хочу разобраться, в чем были не правы сотрудники милиции и суд.
-Что так поздно? – простонала мать.
Никитин посмотрел на натруженные руки женщины, морщинистое лицо, нахмурился, поерзал на стуле, вместо ответа, спросил:
-А почему он не работал?
-Так все же через ту пьянку. Он шоферил, задержали в нетрезвом состоянии, выпил всего бутылку пива, лишили прав на полтора года. Вот и остался без работы, - пояснила сестра. – Он и не работал всего два месяца, все работу искал, не успел... Задерживал его выпивши за рулем Савраскин, наш участковый.
-Почему не инспектора ГАИ?
Сестра коротко взглянула на мать, потупилась, не ответила.
-А вообще, каким он был: добрым? Или агрессивным?
-Ой, ну что вы, - впервые легкая улыбка пробежала по лицу сестры, - конечно, добрым. Он моих детей заласкал, роднее отца им. Я с детьми в соседнем доме живу, сейчас вот приехала, за матерью ухаживаю. А Гошка - он мухи не обидит!
Никитин смотрел на женщин, в их глазах все тот же немой вопрос, искоркой пробегала надежда, и некое недоброжелательное отношение к нему, как к человеку, который способствовал осуждению сына и брата. Никитин посидел молчаливо, разглядывая не броский интерьер квартиры, спрашивать больше нечего. Кашлянул, проговорил виновато:
-Вы правы, поздно я вернулся к этому делу. Каюсь. Спасибо за беседу. Я постараюсь вновь провести проверку и разобраться в этом деле, - он встал. - До свидания.
-И-и, милый, сынок, разберись, - заплакала мать, - ведь год уже нипочем сидит.
Сестра осужденного засуетилась, погладила руки матери, как маленькую постаралась успокоить, потом шустро пошла вперед, выпустить гостя. Вышла вместе с ним на лестничную площадку. Никитин чопорно попрощался с нею, по-стариковски раскланялся. Ему было неловко перед этими женщинами. И так скромно живут, а тут еще такая напасть: сына посадили. И он способствовал этому. Для всех матерей провожать в тюрьму своих детей тяжкое горе, тяжелее только смерть. Они убеждены в его невиновности. Жаль, что их убеждение нельзя приложить к делу. Сестра придержала его жестом, оглянулась на дверь, понизив голос, проговорила:
-Не хотела при матери... Вам скажу: это Васька все подстроил, он отомстил. И прав он лишил его, выследил у дома, когда тот приехал на автомашине.
-Кто такой Васька? – спросил Никитин.
-Да участковый наш. Он ухаживать начал за мной, проходу не давал, а его отшила. Неприятный он какой-то, скользкий. Я ему нужна была только для утех, он этого и не скрывал.
-Интересно. Почему вы на следствии этого не озвучили?
-Да говорила я, - махнула она рукой. – Только следователь талдычил: это к делу не относится. Я сама виновата. Я с мужем развелась, а муж, как только выпьет, так приходит права качать, начинает дебоширить, детей пугал своим видом. Вот я в один из таких дней и позвонила в милицию. Пришел участковый Савраскин, и сразу стал оформлять материал за хулиганство, соседей подключил в качестве свидетелей. Только я заявление на мужа писать отказалась. Все же какой, никакой, а  муж, алименты платит. А посадят его, на что я буду детей содержать?! У меня их двое. Вот и начал ходить ко мне под видом защиты от мужа. А сам начал приставать. Кому мне жаловаться? Вот я и рассказала все брату. Он был как раз у меня, возился с детьми, как в дверь позвонил Савраскин. Пришел после работы в гражданском, с бутылкой вина. Брат его и спустил с лестницы. Он матерно ругался и все грозил: «Я посажу тебя, сука!». Вот и посадил.
-Напрасно вы умолчали об этом на суде.
-Меня туда не вызвали даже в качестве свидетеля. Да и что я скажу? Меня еще и за клевету привлекут, доказательств у нас с братом никаких нет.
Никитин покачал головой, как бы соглашаясь. Действительно, показания женщины к делу не пришьешь. Они только лишний раз могут характеризовать участкового как человека не вполне порядочного. Хотя, если бы следователь прислушался к доводам сестры обвиняемого, дело можно было бы рассматривать совсем под другим углом. Только надо ли это следователю. Над ним тоже довлеет план по раскрываемости преступлений. Ему с пятнадцатью, двадцатью делами в производстве задумываться над моральной стороной дела некогда.
Что Никитину дал этот поход в семью осужденного. Только то, что он убедился, семья не асоциальная. Отца нет, мать труженица на пенсии, у сестры своя семья. Нет в этой семье предпосылки для того, чтобы становиться на скользкий путь преступлений. А тут еще новые обстоятельства, которые не были ранее озвучены в суде.  Он и так уже внутренне убежден, что совершенно преступление не гражданином Шевяковым, а сотрудниками милиции. Ему было бы легче, если бы он увидел пьющую семью, не вызывающую  уважения,  чтобы как то внутренне оправдать себя за свое непрофессиональное поведение. Случилось наоборот: его еще больше стала мучить совесть. Он лишний раз задавал себе вопрос: чем он лучше того же Савраскина, который сфальсифицировал уголовное дело, а он этому липовому делу позволил восторжествовать.
Когда он рассказал жене о результате своего посещения семьи осужденного, жена провела рукой по седеющим волосам, проговорила:
-Дон Кихот ты! Что же теперь ты все семьи осужденных посещать будешь?
-Нет, конечно. Просто это дело со всей выпуклостью показало, насколько не все ладно в правоохранительной системе. И как порой мы закрываем глаза, казалось, на их мелкие прегрешения. А они оборачиваются большой бедой для целого пласта народа.
Жена присела напротив мужа за стол, подперла щеку рукой, заговорила голосом бывшего инструктора горкома партии:
-Эффект домино: участковый или оперативник обманули свое начальство, начальник обманул следователя, Лобанов обманул тебя, ты своим авторитетом обманул судью. В итоге, если бы неправедное задержание твоей персоны, все было бы шито-крыто. Твоя вечерняя прогулка и последующие события послужили детонатором для возникшей проверки работы Лешиного ведомства. Как-то нехорошо получается. Друг все-таки, - и тут же сменила позу и тон, уже мягче, по-женски сказала: - Тут недавно Ирина Лобанова звонила. Слезно просила повлиять на тебя, чтобы ты прекратил проверку. Заклинала многими годами дружбы. Говорила, что Алеша сам не свой, похудел, осунулся. Опасается, что его могут понизить в должности, а то и вовсе отправить на пенсию. Все равно, того участкового из органов уволили.
Никитин поморщился.
-Уволили, - кивнул головой Никитин. - Если бы он убил кого, то несомненно уволили бы задним числом. А здесь оформленный материал, с датами и подписями, спрятать некуда. Прошу тебя, Надя, не вступай с ней в полемику по этому вопросу. То мои служебные дела. А дома я отдыхаю и ничего о работе слышать не хочу.
Он демонстративно развернул газету, давая понять, что разговор окончен.
Жена помолчала, встала, прошла на кухню, вернулась с чашкой чая и печеньем, поставила перед мужем, кашлянула, пытаясь обратить внимание мужа на себя, скромно проговорила:
-Это еще не все...
-Что еще? – недовольно спросил муж, взглянул на нее из-под газеты.
Жена выдержала паузу, зная, как отреагирует муж, проговорила:
-Когда она поняла, что я не буду говорить с тобой на эту тему, она переменила тон и уже без слез спросила: сколько твой муж хочет за прекращение проверки?
-Что-о? – округлились глаза у Никитина.
-Да, просила выведать, сколько денег стоит твоя лояльность по результатам этой проверки, - повторила жена.
Никитин сложил газету, швырнул ее на стол.
-Черт знает что, до чего мы докатились! И это называется друзья семьи?! Так! - прихлопнул он рукой по столу. - С Ириной, и вообще с семьей Лобановых всякие отношения прекращай. Ничего слышать не хочу. Докатились, бывший друг предлагает взятку! Завтра же вызову его на ковер. И при всех отчитаю!
-Успокойся, Слава, его-то за что? Не с ним же я говорила. У нас и так уже друзей не осталось, - положила руки на плечи мужу жена. - Только твои прокурорские, да и тех два оставшихся от прежних времен, -  последние из Могикан.
-А что ты хочешь? – через плечо посмотрел Никитин на жену. - Судье и прокурору  необходима избирательность в выборе друзей. А то видишь, как получается?! Он не дружил, а использовал меня. Ты права, срабатывает эффект домино: начальник службы Мезенцев доверяет или поощряет своим подчиненным стряпать административные и уголовные дела. Следователь верит материалам, который им поставляет уголовный розыск. Они убеждают начальника отдела утвердить те дела. Я поверил своему другу, который, как я полагал, не подведет меня, поддержал обвинение. Суд поверил моему опыту и моим сединам. Коррупцией попахивает. Слава те Господи, хотя бы без денежных подносов. Все на доверии!  А в результате сидит невинный человек!
-А может все же виновный? Чужая душа потемки, – осторожно спросила жена.
-Понимаешь, все настолько шито белыми нитками. Семья осужденного добропорядочная. На учете, как наркоман, не состоит. Не  установлено, где приобрел наркотики и кому пытался их продать. Чувствую, дело состряпано. А как доказать его невиновность, не знаю! В деле с моим административным делом, даже постороннему, - все ясно.  Понятые – один бывший оперативник, на нем пробу ставить негде, другой судимый, подозреваю, они эту парочку специально привлекают к своим делишкам. Полагаю, год назад, при задержании осужденного, там понятые были такие же, бывшие. Калачики тертые, они не расколются, будут стоять на своем: наркотики не подбрасывали, изъяли на законных основаниях. Мои ребята постараются, конечно. Там еще упущение следователя имеется, не довел следствие до конца. Нет экспертизы пальчиков на пакетике с наркотиками. Подсудимый не обследован наркологом на предмет употребления  зелья, так далее... - Никитин завелся, сам себя тут же остановил: - Господи, что это я опять с тобой о службе?! Отстань, Надя, давай о чем другом поговорим. Дети звонили?


4.
Прокурорской проверкой установлено, за последний год задержано и арестовано  четырнадцать человек с наркотиками, четыре за хранение и ношение оружия. Шесть человек, действительно были накоманами, доказанный факт. Двое - наркодиллеры, их разрабатывали совместно с сотрудниками комитет госбезопасности. Шесть арестованных и осужденных за хранение пакетика с наркотиками не состояли на учете в наркодиспансере. Все они из неблагополучных семей, во время задержания находились в нетрезвом состоянии. Ни у одного из них дома при обыске не обнаружены наркотики, трое на следствии сознались, что наркотики их, в суде все отказались от своих прежних показаний. Все следствие шло как под копирку с делом арестованного за хранение наркотиков гражданина Шевякова. С оружием и вовсе оказался казус: двое из задержанных в разное время имели пистолет «Макарова» с одним и тем же заводским номером. Просто в суде  никому в голову не приходило  сверить заводские номера по разным уголовным делам. Тут проглядывался явный подлог. Изъятый ранее пистолет вновь оказывается у другого задержанного. Аналогично и с административными делами о мелком хулиганстве, как правило, некоторые «дебоширы» не доставлялись в дежурную часть, готовый материал составлялся в опорном пункте. Как теперь понял Никитин, его и отпустили до утра, чтобы не при нем оформлять дело. При этом меньше свидетелей, если вдруг, задержанный поднимет шум, потребует доставить его в дежурную часть, где дежурный лишний раз может убедиться в адекватности задержанного. Дело ведь заранее составлено, в него всего лишь вписывается фамилия задержанного. Естественно, никто из граждан, на кого составлялся подобный материал, на следующий день в отдел милиции не являлся. Таковых задерживали через неделю, месяц, и в каком он был состоянии на момент составления материала, - никто не ведал. Чем больше Никитин вникал в суть работы милицейского отдела, тем сильнее сжимались его челюсти.
В ходе проверки в отношении милицейских должностных лиц прокуратура возбудила уголовные дела. К тому времени бывший оперативник Жуков скрылся в неизвестном направлении, его объявят в розыск, найдут через полтора месяца. Участковый Савраскин после первого допроса и увольнения тут же уехал в деревню к родителям. Рассказывал им и всем родственникам, что уволили его за то, что задержал пьяного прокурора. Когда за ним приехали оперативники, односельчане качали головами: пострадал бедный парень ни за что. Местный конюх после отбытия группы захвата в кругу сельчан веско высказался: - «Говорил ему, не мочись против ветра. Сам обрызгаешься. Так и вышло. Сила хворост ломит!». Против заместителей начальника по службе Мезенцева и уголовного розыска Заврагова ведется дополнительная проверка. Если будет доказано, что подобные уголовные дела возбуждались непосредственно с их указания или молчаливого согласия, тогда будет принято процессуальное решение. Начальнику отдела полковнику Лобанову объявлено о полном служебном несоответствии. Если не подаст рапорт об уходе на пенсию, понизят в должности. Дело Шевякова держал на контроле заместитель прокурора Никитин. Бывший оперативник Жуков твердо стоял на своем: наркотики у гражданина Шевякова изъяли на законных основаниях. Будучи в прошлом сотрудником милиции он твердо усвоил: чистосердечное признание облегчает вину, но увеличивает срок. От своей  подписи на объяснениях о не совершенном мелком хулиганстве отказался до проведения почерковедческой экспертизы. Савраскин тоже умело изворачивался.  Наркотики в сейфе сохранились от прошлых уголовных дел, его вина в том, что вовремя не уничтожил. Заранее составленные протоколы оформил, чтобы облегчить себе работу, поскольку процедура утомительная, а хулиганят все одинаково. И только с оформлением материала на прокурора получилось недоразумение. Доказывал, что Шевякова задержали на законных основаниях. За сестрой он не ухаживал, и вообще, видел ее всего пару раз, когда оформлял материал на ее мужа. И даже при очной ставке отчаянно утверждал, что она все врет, никакой драки не было, брата ее ранее не знал.
За задержание граждан с оружием отвечал бывший оперативник Жуков и ныне работающий оперативник Гаврин. В другом задержании с оружием участвовали   оперативник Жуков и участковый Савраскин. Там у них вышла осечка: не догадались подменить номера,  сетовал Жуков, надо было просто спилить их, и все было бы шито, крыто. А с наркотиками считали доказать ничего невозможно. Вот только с понятыми у них вышла еще одна осечка.  Понятыми в том деле оказались простые молодые ребята, рабочие, которые в тот вечер были назначены руководством на дежурство от завода в качестве дружинников. В столице дружина, как таковая, перестала существовать, а в регионах, по старинке, руководство заводов, учебных заведений продолжали направлять в отделы милиции своих сотрудников и студентов для поддержания общественного порядка. Дружинники рассказали, как обстояло дело в тот вечер, когда задержали очередного обладателя пакетика с наркотиками. Они не видели, как подбросили в карман наркотики, все произошло за секунду, причем дружинники стояли чуть поодаль, где приказал  находиться им уполномоченный уголовного розыска Жуков, и подозвали лишь тогда, когда уже, якобы, извлекли из кармана гражданина пакетик с белым порошком. Однако они видели, когда еще во время рейда, до задержания гражданина Шевякова, Жуков передал этот пакетик участковому Савраскину. И как потом они долго инструктировали понятых, что нужно говорить, когда их будут опрашивать. На попытку одного из них указать, что наркотики они видели в руках сотрудников милиции до задержания гражданина Шевякова, Жуков пригрозил им всеми карами, если они где-либо подтвердят сказанное. Несмотря на настойчивые просьбы адвокатов пригласить в суд для дачи показания понятых, те в суд так и не явились. Их в тот день пригласил в отдел милиции оперуполномоченный Жуков и продержал до самого вечера по надуманной причине. Только через месяц им стало известно, что того задержанного осудили за незаконное хранение наркотиков.
Когда Никитин со своими подчиненными рассматривал эти дела, жгучее чувство вины довлело над ним. И за других прокуроров, которые выступали обвинителями в судах по тем делам, в которых доказательная база зиждилась на рапорте участкового или оперуполномоченных по уголовному розыску, и показаний двух понятых.  Ему не давало покоя то дело, в котором он выступал в суде.  Не так часто в его положении, одного из руководителей прокуратуры, приходится поддерживать обвинительное заключение в судах, но он вспомнил того подсудимого парня прежде всего по отчаянному выражению лица. Он как ребенок ждал чуда, вдруг судья поймет, что он не виновен и оправдает его. А когда услышал приговор, горько заплакал. Плакали мать и еще одна женщина, как теперь ему известно, - его сестра. Судья тогда бросила укоризненный взгляд на Никитина, поджала губы и поспешно вышла из зала. Еще Никитин  вспомнил, что когда Лобанов уговаривал его выступить в суде обвинителем, сказал, ему от начальника следственного отдела стало известно, что дело на рассмотрение попадет к судье Смирновой. Она слыла женщиной принципиальной, требовательной, не одно дело вернула на дополнительное расследование, часть которых, в суд так и не вернулись. Смирнова с уважением относиться к Никитину, и не будет придираться к некоторым шерховатостям в деле. Расчет Лобанова оправдался. Несмотря на все возражения адвоката, дело на дополнительное расследование судья не отправила. И теперь, запоздало, Никитина гложет совесть.
Своими душевными терзаниями он мог поделиться только с женой.
-Если мне не дает покоя один мой промах, как могут спать спокойно эти негодяи, которые обрекли людей на длительный срок. Их не мучает совесть? В конце концов - страх:  освободятся, придут и спросят, - Никитин покачал головой. - Ради сиюминутных благ, призрачных почестей идут на подлость, на преступление, - говорил он с таким выражением, словно наглотался горьких пилюль.
-Развалили страну, вот и пришли во власть подобные, как ты выразился, негодяи, - проговорила жена. Никитин покосился на жену.
-Кто ее развалил, мы ведь с тобой тоже были во власти. Ты в горкоме партии, я в прокуратуре. Можно подумать,  при коммунистах не сидели невинные люди, - ворчливо возразил он. Спор о том, кто виноват в развале страны возникал в семье не раз, вовлекали в свой спор детей, и каждый раз жена упрекала:
-Как ты можешь такое говорить, ты ведь тоже был коммунистом!
-Был, - соглашался муж. – А если бы не был, до сих пор бы сидел в младших юристах.
-Ах, так ты еще и карьерист?! – притворно возмущалась жена.
-Как будто ты не знаешь, что весь руководящий состав в армии, КГБ, милиции, а так же прокуратуры были членами нашей необъятной, руководящей и направляющей партии. Доруководились! Каюсь, я не был адептом коммунистической идеологии. Но в партию вступил не ради карьеры, нас система обязывала вступить. Как же! Жена работает в горкоме партии, руководит отделом, а муж беспартийный! Не помнишь, как ты меня уговаривала?
-Помню. Полагаю, я была права.
Женщина, едва достигшая пятидесяти лет, полная сил и энтузиазма, оказалась за бортом идущего не туда корабля, никак не могла смириться с тем, что не доработав до пенсионного возраста, вынуждена стать домохозяйкой. При каждом промахе нынешней власти она высказывала мужу, словно он виноват в том, что нынешняя власть хуже предыдущей. «Вот посмотри! – говорила она, вернувшись из магазина. - Хлеб стоит сто рублей! Родители перевернулись бы в гробу, если бы узнали!» - «Инфляция», - возражал муж. – «Инфляция?! Николай Иванович Рыжков предлагал увеличить стоимость хлеба на пять копеек, так его чуть из политбюро не турнули!»
Никитин останавливал ее.
-К чему этот схоластический спор, я тебе про Фому, а ты мне про Ерему. Я  про невинно посаженных людей, а ты мне про развалившуюся империю, - ворчал он и увертывался от дальнейшего спора.
Позвонил он и судье Смирновой. Хотел как-то оправдаться, или услышать ее мнение.
-Да вы что, Владислав Иванович! У меня каждый день подсудимые! Разве всех упомнишь?! Я убийц не всегда вспоминаю, а тут какое-то мелкое дело... Нужно взять из архива дело, просмотреть, возможно, я что-то и вспомню.
-Дело уже у меня, - уныло ответил Никитин, он пожалел, что позвонил, должен был сам догадаться, что в каждодневном калейдоскопе лиц трудно держать в памяти всех подсудимых, тем более через год. Для нее это мелкое дело, а что человек получил за «мелкое дело» значительный срок, это уже за пределами ее понимания. Она как врач хирург, режет во спасение. Было ли больно пациенту, хирурга это мало волнует.
-Вас оно, чем заинтересовало? – спросила судья.
-Да так, очередная проверка, извините, - попрощался и положил трубку.
Прокурор области по инициативе Никитина собрал совещание, в котором призвал сотрудников прокуратуры более внимательно относиться к уголовным делам при поддержании обвинения. Приводил примеры проверки, сетовал, что даже такие маститые мастадонты прокуратуры, как в то время начальник отдела (он не назвал фамилии, но Никитин покраснел) могут ошибаться при поддержке обвинения в судах. Никитин объявил, что по окончании проверки он подаст заявление об отставке, так как не имеет морального права оставаться в данной должности. Оставшись одни в кабинете, прокурор  отодвинул бумаги с результатами проверки, потер подбородок, проговорил:
-Что же получается, если бы не с вами произошел тот инцидент, так бы гнойный чирий и не вскрылся?
-Получается так, - согласился с ним Никитин.
-После проверки вы хотите подать в отставку? – взглянул он на своего заместителя.
-Да. Совестно мне за себя и подчиненных. Устареваю. Это же сколько дел мы проморгали, позволили возобладать неправедности. Мы продолжаем сыто есть и мягко спать, а люди по нашей вине почивают на нарах.
-А вы полагаете, что после вашего ухода, молодежь будет более бдительно исследовать поступившие в суд дела? – прокурор иронически взглянул из-под очков на своего заместителя. Никитин поерзал на стуле. Этот вопрос тоже беспокоил его. Но он промолчал. Прокурор начал уговаривать Никитина не торопиться с уходом, сетовал с кем он останется, молодежь, пришедшая после развала Советского Союза, не зрит в корень. Поэтому и проходят подобные дела в судах. Никитин не стал пояснять, что не только совесть мучает его, а в купе с этим и заставляет его уйти из системы. Он понял, бороться с сотрудниками прокуратур области, которые начинают разъезжать на иномарках, приобретать дачи, смотреть на свои обязанности сквозь пальцы, пользуясь несовершенством уголовного и гражданского законодательства, прислушиваясь к звонкам сверху, ему уже не в силах. Недавно младший советник юстиции написал заявление об уходе, пояснил свое решение тем, что не желает работать за копейки с утра до ночи. Его папа, директор крупного универмага получает в три раза больше. А сейчас его родитель с коллективом приватизирует магазин и будет получать еще больше. Лучше он пойдет к папе помощником, чем получать здесь выговора.
Пока они говорили, в кабинет прокурора позвонил начальник областного управления внутренних дел. Прокурор нехотя снял трубку, поставил на громкую связь, чтобы слышал Никитин, сухо поздоровался. На том конце барский голос начальника управления пророкотал:
-Наслышан, Олег Владимирович, о художествах некоторых наших сотрудников. Вы уж будьте спокойны, мы так не оставим без внимания сей печальный факт.
-Да уж будьте любезны, - хмыкнул прокурор.
-Вы нам сообщите о результатах проверки, а мы тут наведем порядок, - пообещал начальник управления.
-Непременно, - холодно ответил прокурор области.
Поговорили еще и положили трубки.
-Наведет он... – недоверчиво проговорил прокурор. - Они еще не знают о масштабах нашей проверки. Полагают, что мы ограничились только проверкой административного дела против вас, да делом некого гражданина Шевякова. То-то будет сюрприз для них, – махнул рукой прокурор. – Зашевелилось осиное гнездо, - добавил он, недолюбливающий современную милицию.
-Думаю, что им все же известно о наших масштабах. Иначе бы он не позвонил. Кто-то из наших сотрудников информирует милицию о ходе проверки.
-Почему вы так думаете? – всполошился прокурор.
-Есть основания так думать, - уклончиво ответил Никитин. В ходе проверки, сотрудники милиции иногда действовали на опережение, с некоторыми гражданами уже успели побеседовать сотрудники милиции до того, как их опрашивали сотрудники прокуратуры. Но четких доказательств у него не было, поэтому он всего лишь ограничился высказанной догадкой. Прокурор побарабанил пальцами по столу, сказал задумчиво:
-Вот времена пошли! На пенсию пора, да не на кого оставить хозяйство.
-Пришлют варяга, не беспокойтесь, - отозвался Никитин. - А времена, действительно другие, - согласился он.
-Да! Раньше рвачей клеймили, карикатуры на них рисовали. Теперь они рвут друг у друга куски городской инфраструктуры,  и они уже уважаемые люди. Мелких взяточников сажаем, перед крупными будем шапку ломать. Дожили!
-Порядочные и совестливые ныне не в цене, - согласился Никитин. – Одна надежда, дожить бы до того, как все встанет на свои места. Закон и законность опять возобладают.
Прокурор отмахнулся.
-Я уж и не надеюсь. Вожжи отпустить легко и быстро. Остановить разогнавшуюся лошадку не так просто.
Посидели, еще по-стариковски покряхтели, на том и расстались.
Пока Никитин готовил кассационную жалобу по вновь открывшимся обстоятельствам в отношении незаконно задержанных и осужденных граждан, и в частности, по делу гражданина Шевякова, с кого все и началось, Никитину позвонили из приемной и сообщили, что к нему на прием просится начальник районного отдела внутренних дел Лобанов Алексей Петрович. В то время Лобанов еще не знал о результатах проверки, полагал, что Никитин любой ценой пытается таким образом доказать свою невиновности в тот злополучный вечер. Он знал о проверке дела Шевякова, потому что допрашивали его подчиненных по этому делу, те стояли на своем: наркотики не подбрасывали, задержали с поличным, изымали при понятых, полагал, с делом Шевякова вряд ли что можно будет доказать, поскольку он уже осужденн судом, время кассации давно прошло. Однако, сам факт проверки и задержание бывших сотрудников Савраскина, Гаврина и Жукова стал известен в городском управлении, Лобанова вызывали на ковер, крупно с ним поговорили, после чего  он понял: на дальнейшей карьере можно ставить крест.
 Никитин и сам ранее хотел официально пригласить начальника отдела милиции на беседу, все медлил, былые отношения как-то мешали ему выбрать нужный тон в разговоре. Тем более после разговора с женой, когда та сообщила ему, что сын Лобанова перешел работать на городской рынок. Никитин недоуменно посмотрел на жену.
-С чего это вдруг? Он же юридическую контору возглавлял? Решил торговцем стать? Челноком? Товары из Турции доставлять?
-Ты не понял. Он директором рынка назначен, - пояснила она.
-А прежний куда ушел? Он же еще не так стар.
-Куда, куда?! Не знаешь, куда периодически уходят директора рынков? Посадили!
-Странно, - хмыкнул Никитин. – Тот, конечно, жулик, но не до такой же степени.
Жена принизила голос, пояснила:
-Чует мое сердце, папа расчистил дорогу сыночку. Приватизируют они рынок.
Никитин задумался. Своими детьми он гордился. Его сын инженер, работал в научно-исследовательском институте, дочь пошла по стопам отца, работает в районной прокуратуре, начинает с самой младшей должности. Конечно, он мог бы составить ей протекцию, перевести в областную прокуратуру, не хотел, чтобы его упрекнули в семейственности, полагал, дети сами должны пробивать себе дорогу. Только вот беда, научно-исследовательский институт закрыли, теперь в нем торговые точки, сын ушел работать на завод, да и тот недолго протянет, продукция завода низкого качества, нет  для его товаров рынка сбыта. Инженера нынче не нужны, дефицит директоров рынков и охранников. Охранниками становятся бездельники из спортивных качалок.
Интересно, с чем ныне явился товарищ юности? Просить о снисхождении, жаловать на судьбу, взывать к былой дружбе? Может, захочет устроить провокацию, бросит пакет с деньгами и заявит о вымогательстве взятки? Компрометация заместителя прокурора была бы ему весьма на руку.
Лобанов уже однажды на правах друга попытался без уведомления явиться в гости домой к Никитину. Хотел поговорить с ним в неофициальной дружеской обстановке. Когда в дверь позвонили, жена подошла на цыпочках к двери, заглянула в глазок, громким шепотом сказала мужу:
-Там Леша с женой, - и посмотрела на мужа с вопросом в глазах, как ей поступить.
Никитин с недовольной гримасой встал, прошел к двери, отстранил жену, открыл дверь, вышел за порог, прикрывая собой проем двери. Вместо приветствия сказал решительным тоном:
-В сложившихся обстоятельствах я не могу принять тебя, Леша.
Жена Лобанова стояла за его спиной, при словах Никитина на миг замерла, дежурная улыбка сползла с ее лица, глаза расширились, она с негодованием проговорила:
-Так значит! – на глаза навернулись слезы. – После стольких лет дружбы ты предаешь нас... – она приложила платочек к носу, резко повернулась и пошла к лифту.
-Зря ты так, Слава, - глухо проговорил Лобанов. – Мы просто пришли проведать вас, а ты!.. – он махнул рукой, и тоже пошел к лифту.
Последнее, что услышал Никитин, возглас жены Лобанова при  закрывании дверей лифта: «Сволочь!..»
С тех пор они не общались. Даже жены не перезванивались по телефону. И вот теперь он пришел сам, без приглашения. 
-Пусть зайдет, - хмуро проговорил он в трубку, а сам набрал телефон помощника по особым поручениям Романова, попросил: - Олег, зайди ко мне. На прием  пришел начальник отдела УВД Лобанов, поприсутствуй при разговоре. Дабы не было потом кривотолков и разночтений.
Романов тут же зашел в кабинет, сел чуть в сторонке, делал вид, рассматривает за соседним журнальным столиком ворох бумаг, которые предусмотрительно захватил с собой. Лобанов пришел в гражданском, непривычно тихий и скромный. Мельком взглянул на Романова, передернул плечами, как бы поежился. Никитин кивком головы ответил на его тихое приветствие, показал рукой на стул напротив его стола.  Лобанов отодвинул стул, сел напротив Никитина. Заместитель прокурора молчал, ждал, с чего начнет начальник РУВД. Тот положил кончики пальцев на стол, еще раз украдкой оглянулся на Романова, тихо начал:
-Я пришел узнать из первых уст, чем может закончиться для меня прокурорская проверка.
-Об этом мы известим ваше руководство, - официальным тоном проговорил Никитин.
-Зачем ты так, Слава, - подчеркивая свою близость к Никитину для сторонних ушей, тихо проговорил Лобанов, - я же старался для общего блага, боролся с преступностью как мог, у нас лучшие показатели по городу, а ты так меня опустил своей проверкой. Есть нарушения, признаю. Когда лес рубят, щепки летят, кто-то попал под горячую руку. Я имею ввиду уголовников, не тебя. По твоему делу мы приняли самые решительные меры. Из органов негодяя уволили. Провели общее совещание... – и еще раз украдкой оглянулся на Романова.
Никитин хмыкнул:
-Как испортила вас среда, Алексей Петрович, выражения какие – опустил! – не поддался на дружеский тон разговора Никитин, подчеркнуто обратился к нему по-прежнему официально, как бы подчеркивая дистанцию. – А не сами ли вы опустились до такой степени, что стали не замечать, как ваши подчиненные начали ковать ваше благополучие путем провокацией и фальсификацией уголовных дел, позволяющих отделу занимать передовые места по раскрытым и возбужденным уголовным делам. Может быть, вы своим передовым опытом поделитесь со всей страной, выступите на трибуне перед активом области. Похвалитесь, какой ценой вы имеете высокие показатели? – с сарказмом проговорил Никитин.
-Зря ты так... Кто же мог предположить, что рядовые исполнители окажутся оборотнями, - удрученно проговорил Лобанов.
-Вы должны были работать с кадрами. Рыба с головы тухнет. А вы очень удобно устроились. Ваши заместители с подчиненными фальсифицируют дела, и на подобных делах вашей подписи нет, когда как на других уголовных делах ваша подпись имеется, - приподнял палец Никитин.
-Это простое совпадение, - дернулся Лобанов.
-Возможно, Алексей Петрович. Вы с чем ко мне пожаловали? Чтобы сообщить мне, как я вас опустил? Или чтобы я пожалел ваших сотрудников? Чтобы они и впредь занимались тем же?  Вы их уволили! - с сарказмом проговорил Никитин. -  Их не только увольнять нужно, против них надо возбуждать уголовные дела. Мы исправили вашу ошибку. А вы не хотите пожалеть тех безвинных людей, которые по их милости, и отчасти вашей, сейчас находятся в местах отдаленных? – жестко выговаривал Никитин бывшему однокашнику и другу семьи. – Как у вас все легко получается: прогулялся я поздним вечерком по городу, а наутро меня же и в суд, как мелкого хулигана. И ни у кого не дрогнуло, что невинного человека сажают. Окажись я не заместителем прокурора, вашему участковому бы еще и благодарность объявили.
Лобанов нахмурился, засопел, он сжал кулаки, глухо проговорил:
-Тебе обидно стало, потому ты и решил... – начал Лобанов, Никитин прервал его: - Если было бы обидно, еще тогда бы распахнул перед участковым Саврскиным плащ, предъявил бы удостоверение, поднял бы с постели вас и вашего высокого начальника области, пригласил бы в опорный пункт, чтобы вы все убедились, что я трезв и здравом уме, и попросил бы тогда же извиниться за хамское поведение! Только я полагал, что передо мной единичный случай, всего лишь невоспитанный малый, которого надо учить культуре в разговоре с гражданами. Не может же так быть, чтобы в передовом отделе, где начальником мой товарищ, сокурсник, работали обыкновенные очковтиратели, ради служебных показателей готовых совершать подлость и преступления. Вот полюбуйся! – Никитин из ящика стола достал пачку готовых постановлений и с заранее отпечатанными и подписанными объяснениями на еще не задержанных граждан, бросил пачку перед Лобановым. Тот вяло взял их, нехотя полистал, отложил в сторону.
-И в этом вы видите мою обиду? – продолжил Никитин. Мне обидно за тех людей, которых привлекли по подобным подложным документам и еще привлекут  по этим же липовым протоколам. Вы хоть знаете, что не единичный произвол произошел в отношении меня и того бедолаги, против которого я по вашей просьбе поддержал обвинение? По вине ваших сотрудников по крайней мере шесть человек невинно осуждены?
Лобанов при этом дернулся, поерзал на стуле, но промолчал. Только морщины лица проявились жесткими складками. Он полагал, что в случае упрека сумеет отбиться в глазах своего руководства, все же некий Шевяков осужден судом и с органов милиции взятки гладки. А за составленный материал на заместителя прокурора пусть отвечает уволенный участковый. При этом он намекал, что участковый не так уж и виноват, неизвестно как вел себя прокурорский работник. До него как сквозь вату доносились слова Никитина:
-Это все ваша извращенная палочная система показателей, которая уродует ваших сотрудников, заставляет заниматься приписками, вы каждый год обещаете палочную отчетность искоренить, а воз и ныне там. Ради палок ваши сотрудники идут на правонарушения, а вы закрываете на то глаза. Как же! Вам тоже нужен почет и уважение. Даже такой ценой. Не хочется говорить прописные истины, но вы полковник уже в годах, должны понимать, органы призваны не только искоренять преступность, но и защищать граждан. А вы чем занимаетесь? Хотя, кому я это говорю, - махнул рукой Никитин.
Лобанов упорно молчал, словно не слышал доводов прокурора, когда пауза затянулась, он взглянул на Никитина, все так же тихо проговорил:
-И ради какого-то уголовника ты готов утопить своего товарища?! Мы же вместе начинали, друг у друга на свадьбах свидетельствовали, - гнул свою линию Лобанов, взывал к состраданию. – А тот, - Лобанов кивнул головой  в сторону двери, - все равно бы сел. Не тогда бы, так чуть позже. У пьяниц и тунеядцев одна дорога: в банду или украсть, что плохо лежит. Выпил, украл, тюрьма.
Никитин с интересом смотрел на своего товарища, так врачи смотрят на безнадежно больных.
-Интересная логика, - хмыкнул он. – Давайте тогда сажать всех подряд пьяниц, неработающих, чтобы они не успели совершить преступление. А что тогда делать с вашими сытыми сотрудниками, которые не тунеядцы и пьяницы, и уже совершают преступления. Читаете, небось, сводки по стране? Иные офицеры милиции такое творят, что гражданским и не снилось. Не ты ли говорил, что с преступниками нужно быть беспощадными? Заметь, с настоящими, а не мнимыми преступниками.
Он замолчал, с негодованием смотрел на бывшего друга. Тот тоже молчал. Он ведь пришел выяснить степень своей ответственности, вдруг всплывет нечто такое, о чем он и не подозревает, при этом отчитывают как первогодка. И кто?! Товарищ юности! Он едва услышал голос Никитина:
– Я полагал, вы пришли с конкретными предложениями по реорганизации вашего отдела. А вы за свою шкуру беспокоитесь. Вы хотя бы знаете, что осужденный  Шевяков в свое время спустил с лестницы вашего участкового, когда тот приставал к его сестре?
-Да мало ли чего наплетут родственнички, чтобы выгородить своего брата, - проговорил Лобанов.
Никитин только вздохнул.
-Ты готов выгородить его, или выгораживаешь себя? - с любопытством спросил Никитин, при этом перешел на ты. - Ведь чем больше мы говорим, тем больше я убеждаюсь, что не случись мое  задержание, ты и впредь бы закрывал глаза на художества своих подчиненных.
Устало махнул рукой.
-Идите, Алексей Петрович, когда понадобиться, я вас официально приглашу.
Лобанов тяжело встал, пошел к двери, у двери голос Никитина остановил его:
-Скажи, Алексей Петрович, а с каких таких доходов, ты через свою и мою жену хотел узнать размер взятки для меня? Зарплаты у нас почти одинаковые, неужели накопил трудом праведным на взятку прокурору? – с сарказмом спросил Никитин, легко перейдя на ты.
Лобанов застыл на месте:
-Я... – и оглянулся на Романова, - ничего такого... Глупости все это...
-Да? Хорошо! А то я уж совсем о тебе плохо думать стал.
Лобанов осторожно открыл дверь, вышел, и тихонько за собой закрыл.
-Интересная беседа получилась, - хлопнул папкой по столу помощник Романов, и тут же спросил: - Что, действительно, предлагал взятку?
-Моей жене его жена звонила. Мы, видите ли, с ним знакомы со студенческой скамьи, дружили, не плохим малым был. Среда его, что ли, испортила. Или деньги неправедные стали кружить голову. Я потому вас и пригласил, чтобы он нашу неофициальную  беседу не извратил. А патче того, не стал бы деньги предлагать, - Никитин покачал головой, рубанул рукой воздух, словно точку ставил на прежних отношениях. Добавил, как бы про себя: - Нужно дома поменять номер телефона.
-Надо было согласиться на взятку, - весело высказался помощник по особым поручениям. Никитин понимал подоплеку реплики помощника: взять с поличным начальника РУВД за дачу взятки. Никитин покачал отрицательно головой:
-Он хитер. Вряд ли понес сам, подставил бы кого-либо через третьих лиц.
Романов усмехнулся.
-Полагаю, вы не правы, все же вы были друзьями, и он доверился бы только себе и вам.
-Возможно. Я потому и исключил для него эту возможность, озвучив ее при вас, теперь побоится предлагать. Жалко его. Ведь раньше сидели за одним столом в аудитории, ели, можно сказать, из одного котелка, контрольные сдирали друг у друга, семьями дружили, видели, как растут наши дети. Жаль! Достаточно того, что уйдет на пенсию по выслуге лет, а не за дискредитацию органов внутренних дел.
Когда Романов ушел, Никитин про себя подумал: действительно были когда-то друзьями. Но оглядываясь назад,  отметил,  друзьями они были только в студенческие годы. Когда вместе готовились к сессиям, экзаменам, бегали на свидания и вечеринки. Уже тогда, на юридическом факультете, у них обнаружился разный взгляд на применение юридических знаний. Лобанов всегда ратовал за жесткое применение санкций за любые правонарушения, любил козырнуть фразой: незнание закона не освобождает от наказания. У Никитина с юности обостренное чувство справедливости. За что не раз страдал за свои высказывания и прямоту. При этом он не был бунтарем. Просто ему хотелось докопаться до истины, которую всегда преподаватели и официальные лица прикрывали словесной шелухой. Как то на кафедре по международному праву профессор пространно рассказывал о международном терроризме, внушал студентам мысль, что терроризм нельзя оправдать никакими мотивами. Студент Никитин задал вопрос: почему же тогда у нас восхваляют убийц царя Александра П, за убийство члена царской семьи в Москве неким Каляевым названа улица? Даже брат Ленина хотел совершить террористический акт. Профессор опешил. Лобанов дергал его за рукав и крутил пальцем у виска. Закончилось тем, что ему в деканате потом долго выговаривали, если Никитин будет защищать смерть сатрапов, вряд ли он доучится до диплома. Лобанов тоже  упрекал его не за смелость вопроса, а за то, что он путает международный терроризм с нашими героями, которые за наше светлое будущее на плаху шли. И еще Никитину неприятна была черта друга: он с показным упоением принимал все политические решения очередного генерального секретаря, при этом всячески поносил предыдущего. Он Горбачева готов был на руках носить, и не было другого человека из окружения Никитина, кто бы потом не ругал его последними словами, как только тот покинул пост. Никитин его упрекнул:
-Ты же приветствовал перестройку и гласность, говорил, наконец пришел человек, который изменит жизнь к лучшему. А видишь, как получилось...
-Кто, я приветствовал?! – искренне удивлялся Лобанов. – Он страну развалил! Да я бы его сейчас...
-Не он один ее разваливал. Ты напоминаешь мне некоего оргонского мэра, который сказал о Наполеоне: «Я его своими руками повешу, отомщу за то, что было тогда». Знаешь, что было тогда? – спросил Никитин у Лобанова. Тот молча воззрился на него в ожидании ответа. – Тогда, когда Наполеон вернулся из Египта, мэр встречал его на коленях и торжественно произносил приветственную речь.
-С чего это вдруг я тебе его напомнил?! – взвился Лобанов.
-Потому что, ты точно так же смело готов пинать мертвого льва. А тогда ты первый пел ему алилуйю.
Лобанов нахмурился, помолчал, выговорил глухо:
-Можно подумать, что ты был не согласен со всем тем, что было ранее. В партии состоял, а твоя жена превозносила с трибуны пламенные речи на всех торжественных праздниках. А сейчас ты наоборот, недоволен нынешней властью.
-Причем здесь жена? Она и тогда верила, и сейчас верит в коммунистические идеалы. А мы с тобой  тогда не верили, и сейчас ни во что не верим. Мы с тобой делали вид, что верим и поддерживаем. Только ты старался всегда показать свою преданность, а я занимался работой. 
Подобные споры не доходили до скандала, трещина появилась уже в зрелые годы. И только жены поддерживали отношения и заставляли мужей делать вид, что в их дружбе существует прежнее согласие.
Последние события поставили точку на их прежней дружбе.
5.
В начале октября 1993 года все работники прокуратуры подолгу не уходили с рабочих мест, собирались в кабинете прокурора, следили по телевизору за событиями в Москве. Ельцин с Хасбулатовым не могли поделить власть. Танки лупили по  дому правительства, черный дым валили из окон, оседал на белые стены. Сотрудники  вполголоса обсуждали, кто из этих двоих поступает по закону, кто нарушает конституцию. Мнения разделились. Гадали, по какому руслу пойдет дальнейшая жизнь. В городе усилены патрули внутренних войск и милиции.
И опять поздним вечером Никитин в гражданском костюме идет по плохо освещенной улице. На душе легко и в то же время тревожно. Он выполнил сказанное когда-то Лобанову, что уйдет на пенсию, если выяснится, что он способствовал осуждению невинного человека. И ему советовал сделать то же самое. Он написал заявление, его уже подписали и завтра выйдет приказ о его увольнении. Лобанова понизили в должности, спустя некоторое время его назначили начальником в другой район города. Проезжая на автомашине по городу, он иногда видел прогуливающего с женой бывшего прокурора города, снисходительно улыбался. Его жена — Ирина, при упоминании фамилии Никитиных презрительно поджимала губы.
Никитин издалека увидел сотрудника милиции с дружинниками. Внутренне напрягся. Пройдут мимо или остановят. Учитывая обстановку в столице и городе, должны остановить. Улица пустынна. Поравнявшись, лейтенант милиции останавливается, вскидывает руку к козырьку, четко представляется и требует показать документы. Извинился за беспокойство, время такое, - беспокойное, проверяют всех. Никитин смотрит на него, раздумывает, что достать из внутреннего кармана: прокурорское или водительское удостоверение. Молодой офицер смотрит на него спокойным взглядом, переминается с ноги на ногу, терпеливо ждет.