Как я гулял по облакам

Долгие годы я прожил в Купчине, на южной оконечности северной столицы. Я искренне считал этот спальный район Ленинградом, наблюдая исторический центр города только по телику. Наш «придворный» дом со шпилем сталинской постройки, расположенный на Московском проспекте возле парка Победы, проходил у меня как Адмиралтейство. Петропавловка и Казанский собор представлялись мне маловероятными. Слишком уж совершенными они выглядели! Изредка взрослые вывозили меня на Невский проспект, по которому протекала первомайская демонстрация. Потом родители перестали это делать, опасаясь толчеи. Как бы их ребенок не затерялся в многотысячной толпе! Я вернулся на Невский чуть позже, поступив во дворец пионеров.
Мой папа был художником-промграфиком и рисовал тысячи этикеток для конфет, которые попадаются на прилавках по сей день. «Жар-птица», «Эстафета», «Золотая нива»,«Веселый зоосад»… Мы были желанными гостями на кондитерских фабриках, где мне позволяли есть начинку для конфет столовой ложкой, да еще прямо из банки! Перед моими глазами до сих пор стоит папина картонная коробка для зефира «Бело-розовый» - на ее крышке на всех парах мчал старинный парусник. И волны, и корабль были сделаны из чистого зефира. Ничего более красивого я не видел. В наши дни на глади Финского залива так же эффектно выглядит барк, переодетый в алые паруса по случаю вечера выпускников. «Оригинал» коробки для зефира подсыхал на папином рабочем столе. Отец работал и дома, и на даче - его чемоданчик с голландской гуашью и набор беличьих кистей сопровождали нашу семью повсеместно. От полагавшейся папе мастерской родители сразу отказались: там обычно процветали пьянство и еще кое-что, о чем взрослые говорили вполголоса и только наедине. Так что папа выплескивал свои эмоции на бумагу, не выходя из дому. За эту радость ему щедро платили: папины заработки позволяли маме не ходить на работу, вести хозяйство и воспитывать меня. Мама слыла красавицей: не случайно ее увеличенная фотография с рекламной надписью «Маникюр» много лет зазывала клиенток в местную парикмахерскую.
Летние месяцы в благословенные шестидесятые мы проводили на побережье Финского залива, наслаждаясь сдержанной природой балтийского взморья. Там сияло ярчайшее солнце. Странно: ведь небо в наших краях постоянно было затонировано жемчужно-серой краской! Но воспоминания пятилетнего мальчика не должны быть омрачены ничем! Итак, под Зеленогорском не виднелось ни облачка! Тихо, малолюдно… Асфальтовый серпантин струился по таким крутым песчаным карьерам, что нервы редких тогда автомобилистов не выдерживали!
Эти просторы всего двадцать лет назад были финскими. На пушистом облаке из взмывающих ввысь - только коснись! - одуванчиков я делал первые шаги. По облакам ходить заманчиво, и я учился быстро! «Попроси у облаков подарить нам белых снов!..» Териоки, Келломяки, Лаутаранта - вот прежние экзотические названия местечек моего детства. Совсем недавно тут были сосредоточены прохладные европейские курорты класса Ниццы. Сосновый перелесок у Финского залива переходил в песчаные пляжи и застраивался роскошными виллами. Кто мог знать, что все так сложится? В первой половине ХХ века драматические даты так и сыпались на голову бедной России. 1905, 1914, 1917, 1937, 1939, 1941. Потом аж на целых полвека наступило затишье. Советско-финская война имела целью отодвинуть границу СССР от Ленинграда. Война прошла, границу перенесли. А столица обосновалась в Москве.
Финские курорты в одночасье оказались пригородами большого северного города. В отсутствии хозяев их виллы превратились в почты, бани и домики лесника. Немного напоминает национализацию музеев России в начале века, не правда ли? Старинные дома помнили не одно поколение чухонских владельцев. Допотопные строения, украшенные балкончиками, флюгерами, башенками и деревянным кружевом тогда еще не поджигали охотники перепродать друг другу самые лакомые уголки взморья. Нынче это творится на каждом шагу. В двухэтажной избушке тамошнего лесника, отыскав ее в высоченных зарослях борщевика, мои родители и снимали дачу.
Мы часами бродили по мелководью Маркизовой лужи, пытаясь окунуться. Стуча зубами, высыхали после купания на сероватом песке в зарослях выгоревшей осоки под неяркими лучами северного солнца. Гуляя по зеленому ковру, мама собирала огромные охапки полевых цветов. В ближайшем перелеске мы мастерили «секретики». Фольга, стекло, цветы. Злая крапива и приставучий репей излишней агрессии не проявляли. По утрам я забегал в соседний коттедж, где в кафе на один столик можно было выпить кофе «из ведра» и съесть свежеиспеченное песочное кольцо. Наш покой охраняли хозяйские Трезоры и Полканы, мимо протекала Черная речка - в девичестве Ваммельйоки. Неповторимый колорит провинциальной страны тысячи озер!
Из одетых в бледно-розовый вереск противотанковых рвов, сохранившихся с войны, доносился мерный стук. Там, в отдаленных канавах, поросших можжевельником, постукивал молоточком чеканщик по металлу, коротавший лето неподалеку от нас. Он уединялся, чтобы не беспокоить соседей. В кустах мелькала некогда белая садово-парковая скульптура. Вечера мы проводили в санатории за игрой в серсо (это похоже на нынешний дартс) или просмотром фильмов про Фантомаса! Ближе к осени в поисках подосиновиков и подберезовиков мы отправлялись в лесные дебри по направлению к новой границе страны Суоми. Несмотря на недавнее военное лихолетье, никто из нас не встречал заминированных противотанковых траншей, хотя проржавевшей колючей проволоки в зарослях можжевельника скопилось множество!
Иногда, получив зарплату, папа вез нас с мамой в загородный ресторан «Олень». Это стеклобетонное строение своим фасадом напоминало оленьи рога - на фоне елок и сосен это выглядело эффектно. Ресторан славился тем, что в нем можно было заказать мясо любого дикого зверя. Отец предпочитал медвежье. К подменам и профанациям тех лет нам было не привыкать - и не только на кулинарном фронте. Мы ждали скорой победы коммунизма, так что поверить в кусок медвежатины на своей тарелке нам было совсем нетрудно. Мама, смеясь, уверяла мужа, что это - обыкновенная свинина. Но папа ей не верил, и наши походы в это экзотическое место продолжались.
Незаметно пролетала жара и подкрадывалось другое время года. С наступлением очередного бабьего лета низкое северное солнце уже не так прогревало землю и мы начинали собираться домой. Ко мне подступала дачная грусть - ощущение уюта от ненужных свезенных на дачу вещей пропадало, они превращались в хлам, символизирующий прошлую жизнь. Антикварные люстры и резные карнизы наших дач просили: «Не уезжайте!» Но я уже искал в эфире передачу «Пора в школу!» Меня охватывало неясное томление: что дальше? Ответ были готовы подсказать подшивки журналов за прошлый век - они хранились под потолком, на последних этажах старых финских шкафов-небоскребов из красного дерева. Засушенные в потрескавшихся вазах охапки полевых цветов так никому и не подарили - над этим собирались разрыдаться вдовствующие тучи, уже нацепившие на себя осенний траур.
Если полдень бывал солнечным, у нас во дворе собирались дети из пионерского лагеря с таинственным названием «МеханОбр» - мы раскачивались на качелях, сооруженных папой между сосновых станов. Мы лакомились фруктовым мороженым в картонном стаканчике. Розовое лакомство стоило всего семь копеек! Идущие мимо курортники поглядывали в нашу сторону с завистью. Я спросил у папы: «Как долго человек живет?» Не долго думая, отец ответил: «Сто лет!» Я поверил свято: папа же врать не будет! Мне захотелось такое удовольствие, как жизнь, растянуть подольше. Сто лет показались ребенку шагом в бесконечность! Не было в моей жизни ничего более абсолютного, чем ощущение счастья в начале шестидесятых. Свои первые шаги по пушистому облаку из одуванчиков я не забуду никогда. Мама ложилась в гамак. Своими красивыми глазами она всматривалась в небо и шептала: «Только бы не было войны!»

2021

Рассказ ОБЛАКА читает народный артист России ВАЛЕРИЙ ДЬЯЧЕНКО.
https://youtu.be/4gD0bEmVDcw

2021

Иллюстрация - пастель Мих.Грушевского