Почему я не стал поступать в театральный?

Я с детства мечтал стать актером. И обязательно знаменитым. Но ничего для этого не предпринимал. Даже не знал, что нужно что-то делать. Присоединившись к тысячам жаждущих сцены, я ожидаемо провалился в театральный. Убитый горем, отправился учиться на журфак. Там, по крайней мере, была военная кафедра! А вот с журналистикой у нас случился роман. Шло время, и все складывалось безупречно. Но тут подошел мой последний шанс поступить в театралку. Туда принимали до двадцати пяти лет. Мне как раз стукнуло двадцать четыре. Желание всколыхнулось. В недрах отшумевшей весны вызрело пряное лето. Ощущение новизны плавало вокруг и сводило с ума. В воздухе разлилась благодать. Отовсюду одуряющее пахло сиренью. Той весной я сильно похудел и волосы мои отросли, от чего я, по мнению окружающих, сказочно похорошел. Карьера юного манекенщика была в разгаре. Фотосессии, показы, вспышки камер, забойные ритмы… О правильности выбранного пути мне говорил тот факт, что один из лучших режиссеров ленинградского телевидения и женат-то на художнице из дома мод. «Верной дорогой идете, товарищи!» - как говаривал старина Ленин. Я еще никогда не был так уверен в своих силах. Я почему-то считал, что уж теперь-то меня обязательно примут учиться на актера.
Ноги сами принесли меня на Моховую улицу. Войдя в старинный особняк, где помещался театральный институт, я первым делом нашел глазами зеркало. Прислоненное к стене, оно стояло на полу в огромной золоченой раме. По такому случаю я затянул себя в джинсовый костюм и нацепил высоченные сапоги-казаки. Мать была категорически против такой дорогой обновы. Мой любимый папа втихаря от нее взял у друга взаймы аж семьсот советских рублей! Баловал он меня сильно, что и говорить? Отражение в зеркале порадовало меня журнальным глянцем. Я невольно залюбовался: я ль на свете всех милее? Но на заднем плане простирались горы неряшливых окурков. Я разглядел фальшивую позолоту колонн и резное дерево, безжалостно закрашенное олифой. А еще - старые стены, потертые спинами претендентов, шмыгающих носами непоступивших и абитуриентов с горящими глазами, судорожно повторявших «прозу-басню-стихотворение». Неподалеку от меня некая прыщавая девица уверяла подругу, что она на все пойдет - лишь бы ее приняли! И тут я понял, что все это для меня больше не актуально. Я-то на все согласен не был! Моя ракета уже ушла вертикально вверх, но с соседнего космодрома! Прервать едва начавшийся полет? А вдруг я действительно поступлю? Вот будет ужас! Я же - не космический корабль многоразового использования?! Мне стало стыдно.
Из головы бросился на выход текст группы «Машина времени». Им я собирался удивить приемную комиссию, использовав как стих. Да что я тут делаю? Опять учиться? Ночами зазубривать и без того навязшие в зубах дисциплины? Снова пережить преддипломную лихорадку? Ради чего? А вдруг из меня не выйдет Олега Ефремова? Что тогда? Всю жизнь играть второстепенные роли в заштатном театре? Умирать от страха в запыленной кулисе, ожидая своего выхода на сцену? Но я ведь только что окончил факультет журналистики и уже ступил на скользкий лед телевидения! И на высокий подиум! Евангелиста, Шиффер, Кэмпбелл… Знаменитых моделей мужского пола я не знал, да и были ли они вообще? А известных телеведущих было пруд пруди: Познер, Боровик. Это - вполне достижимо! И я уже начал! Бросить все это? Ну уж нет! Желание сцены моментально ослабло. Пять лет сдавая сессии, я заработал свое право на участие в празднике жизни! Мгновенно передумав держать экзамен, я устремился прочь от вожделенного прежде ВУЗа. Стук моих каблуков, звякнувший в монетоприемнике метро пятак и замелькавшие мимо многолюдные перроны уносили меня от прежней мечты все дальше.