Еще немного и как Лев Толстой

   Моему другу детства Родиону предстояло пережить  юбилей. Круглая дата – мимо    пройти никак нельзя. Надо сделать к этой дате что-то  видное, запоминающееся.   Давно слышал, что подарок, сделанный своими руками, особенно дорог.  Подумалось, почему  бы другу не написать о нашем детстве? Ну, а я из воспоминаний сделал  бы книгу в большом формате с  хорошим дизайном. Опыт такой работы есть – более 30 рукописей  подготовил к печати  для типографий пяти городов.
   Не всякому я предлагал и предлагаю  такую идею. Еще в детства друг  был интересным рассказчиком. Скажу больше: когда в бане за кружкой пива он вспоминал истории  да так, что друзья слушали и слушали. Казалось бы,  по образованию друг
   – инженер, технарь, и точные науки должны бы не загнать его литературные способности в дальний угол. Но даже в зрелые годы он ничего не утратил. При встречах с однокурсниками или родней за столом он всегда оставался в центре внимания. Вот я и написал на электронный адрес друга такое письмо:

   - Дорогой друг Родион, екатеринбургский поэт Вениамин Голубовский написал такую мысль: «О каждом должная остаться книга». Твой юбилей – самая подходящее событие, чтобы   написать книгу для своих детей, внуков, однокурсников и все, кому ты был интересен в этой жизни. Думаю, что книга в твоем исполнении может быть напечатана в журналах или как  самостоятельное литературное издание.    Родион, превращение рукописи в достойное по оформлению издание беру на себя, привезу сигнальные экземпляры в день твоего юбилея для презентации твоим гостям в типографском исполнении.

    Идея оставить литературный след в истории, пришлась другу по душе. Родион сел за компьютер и принялся за первые страницы мемуаров. И он стал присылать эпизоды нашего детства. Я, конечно, предполагал, что он будет писать читабельно, но все же не ожидал, что так зримо и звонко описывать картинки нашего прошлого.
    Из присланных  рассказов стал собирать сборник, куда   добавлял подходящие присланные фотографии. Иногда для полноты картины делал коллажи.  С первых же страниц книги я уверовал, что не зря взялся уговаривал друга писать воспоминания. Читать  его было увлекательно, захватывающе, местами на драматичном нерве. Язык  повествования красочный, разнообразный.
   Но радость моя  была недолгой.
   Однажды Родион ни с того ни чего  замолчал. Я подумал, что у него, как человека пишущего, возник кризис жанра. И у меня такое случалось, когда писал что-то автобиографическое.  Возникали вопросы: надо ли писать об этом, будет ли это интересно, так всё отобразил?
   Когда пауза друга затянулась, я стал придумывать, как выйти из этой ситуации. По собственному опыту знал, что из  кризиса жанра выбраться помогает  подсказка со стороны.  Вот с этой доброй мыслью, как я тогда полагал, отсканировал семь страниц  из воспоминаний Льва Толстого «Детство, юность и отрочество» и послал сопроводительное  письмо такого содержания:
   - Ты что-то не присылаешь продолжение воспоминаний. Посылаю тебе отдельные страницы нашего великого классика. Посмотри, как он вспоминает свое детство. Может, что полезного почерпнешь.
   Реакция друга была неожиданной. Он одной фразой рубанул:
   - Ты, что мне под нос классика суешь. Унизить захотел?
Я тоже коротко ответил:
   - Нет, просто подумал, что не плохо бы посмотреть, как маститые писали на тему детства и юности.
Ответ был еще
     - Сам и смотри.
  Надо же, начинающего литератора я вывел из себя. Я понял, что переборщил с титаном русской и мировой литературы. В свое время я читал эту книгу классика и что-то взял у него.  Друг же  явно обиделся на мое предложение. Он с детства был самолюбивым.  А тут я  из  самых человеколюбивых  побуждений наступил на его больное место.  Попал я  в такой ступор, что недели  три не знал, что ответить на его последнее письмо. И мне было досадно и грустно, что половина воспоминаний уже  сверстана в  книжном варианте, и остановка  на  полном ходу. 
   Чтобы как-то сгладить ситуацию, я  ничего не придумал, как оттолкнуться от того же классика и осторожно написал :
   - Родион, ты меня не так понял. Я ничего плохого не имел в виду о  твоих воспоминаниях.  Послал я страницы с намеком, что еще немного и ты как Лев Толстой.
   Конечно,  такие слова с моей стороны были наглостью и хулиганством. По Льву Толстому я сдавал в университете экзамены. И знаю, какая это глыба мирового уровня.  Осмелиться   написанное другом  сравнить с классиком, да еще  и поставить  рядом с великим писателем – это ли  не бесцеремонность  и   нахальство?   Такого  не видел свет. Но я пошел на это. Нельзя начатые воспоминания друга  вот так засторопорить. Это все равно, что Гоголь 2-й том «Мертвых душ» отправил в печку. Никого не было рядом, чтобы остановить его.
   Мне очень хотелось загладить  нанесенную  другу обиду.
   А в ответ – тишина. В голове моей мысли:
   - Дернуло же!  Перегнул я палку с классической литературой. Извлекаю урок на будущее. Пишущие люди –  материя тонкая.
   Потянулись долгие дни ожидания. Я заглядывал на свою почту, а там ничего от автора. С грустью я переключился к своей новой книге «Сказание о земле Карабихской». Там я писал о другом классике российской словесности Николае  Алексеевиче Некрасове (издано в 2012 году). С этим автором у меня отношения складывались благополучно,  даже из фотографий на празднике сделал фотоколлаж  на разворот книги о приезде поэта на свою усадьбу. Многим книга и оформление понравились. А вот  с современником Николая Алексеевича  - Львом  Толстым - вышла осечка.

   Я уже терял надежду на продолжение воспоминаний. И предположить не мог, чем кончится  затянувшийся перерыв.
   В один из дней на почте обнаруживаю новые страницы мемуаров. Вот он полный сюрприз! Прочитал написанное. Следов обиды в них не чувствовалось. Значит, автор паузу потратил на написание продолжения воспоминаний. Верстая новые страницы,  я подумал: «Вот она сила классика Льва Толстого: первая ссылка на  его произведение  сработала как яд на творческий порыв друга, а второе сравнение  как чудодейственное  лекарство. Передо мной маячил образ  великого писателя  с   его  магической  харизмой.
   Вот что такое настоящий классик!

   Работу над воспоминаниями друг  продолжил я  с еще большим интересом.  За месяц  до дня рождения у нас ним  уже сложилась книга. Название  ей дал сам автор «Помню и чувствую». Хотя у нас все фотографии были черно-белые, я все-таки решил  добавить в дизайн цвет не только на обложку. Но и внутри, а некоторые фотоснимки покрасить, как это в последнее время делают. В общем-то, получалось иллюстрированное издание.
   В типографии отпечатал сигнальные экземпляры творения  друга  в цветном варианте и в день рождения я привез его мемуары. По натуре он человек требовательный. Не зря же был руководителем больших  и малых коллективов,  поэтому внимательно смотрел сначала один вариант, потом другой. Помолчал и сказал коротко:
   - Книга получилась. Надо поощрить.
   Я не понял, в каком смысле поощрить. Друг ушел в другую комнату и принес какой-то подарочный красивый мешочек.
   - Это за труды.
   - Да не надо,- стал я отказываться.- Я же для друга делал. Какие деньги?
   - Посмотри в мешочек. От таких денег не отказываются.

   - Воспоминания написаны интересно,  Давай хоть в журнал отправим,- подкидываю новую идею.- Знаю, такие издания, где печатают такие произведения.
   - Об этом подумаем. Пусть отлежаться. «Помню, и чувствую» я написал для своих. А для чужих надо обо всем рассказывать по-другому.
   - Ну. и сделай по-другому, хотя можно бы оставил как есть. Я закончил  сценарные   курсы   Игоря Волгина в Москве. Кое-что в литературе понимаю.
   - По-другому это будет другое,- заключил Родион.
   - Тогда напиши о том, что было после детства, Там тоже много интересного, особенно когда работал в дальних краях,  да и в столице в лихие 1990-е.
     - Надо подумать.
    
     …Я жду, что Родион однажды все-таки  продолжит свои мемуары. А может,  он уже что-то написал и молчит и, пока материал  отлежится. С ним такое бывает.
    Повторю: авторы – это натура тонкая.