Любовь всей моей жизни

От автора
  Детство у каждого свое,  и зависит оно только от близких, точнее от родителей.  Я не хочу, чтобы некоторые моменты этой книги звучали, как обвинения или болезненные воспоминания.  Я лишь хотела рассказать свою правду:  о себе, своей семье, друзьях  любви и об обычной жизни. Я  достала изнутри много сокровенного, чтобы показать миру.
  Сколько я себя помню, я всегда что-то писала особенно мысленно.  Когда я  ложусь спать, путешествую, занимаюсь домашними делами или просто иду гулять...  В голове моей проносятся картины или фразы знакомого и придуманного мной мира. Я часто занята  изучением судеб незнакомых  мне людей по их лицам, одежде, взглядам, манере говорить, смеяться  двигаться. С трепетом разглядываю старинные вещи, понимая, что они помнят множество событий и  хранят чьи-то тайны.
  Я люблю наблюдать и чувствовать жизнь. Путешествовать: идти, ехать, лететь, наблюдая смену картин за окном, как смену исторических эпох или простых событий. Представлять, как другие люди ходили по этим же улицам, любовались облаками или слушали шум волн на этом самом побережье. Как давно это со мной? Не знаю, наверное, с самого раннего детства. 
 Мне бы хотелось, чтобы читатель понял: не смотря ни на, что я  счастлива и влюблена в жизнь. Я постоянно учусь у своих детей и хотя я не идеальна мать,  я искренне люблю их.
  Я остаюсь любознательна, готова познавать себя и мир вокруг. Дарить любовь своей семье и быть для них поддержкой и чуть- чуть вдохновителем. 






               


Любовь всей моей жизни.
 Первая часть книги, написана на основе воспоминаний  моей бабушки Дубровиной Манефы Ивановны. Имеются вымышленные персонажи.

Часть первая Маша- Манефа
 1
 За окошком слышится стон февральской метели.  В избе жарко от натопленной печи, голова тяжелая, глаза так и закрываются, клонит в сон. Младенец мерно посапывает и сосет грудь, тянет молоко, причмокивает. Длилось бы это вечно, так и сидела бы, прижавшись спиной к раскаленному боку «подруги». Мысленно она всегда называла печь подругой, деля с ней все горести и радости. Она и согреет и выслушает и в готовке подм3ога.
  Погода на улице стояла ужасная, такая была свойственна этому времени года. То целыми ночами валил снег, то с утра до вечера дул затяжной ветер, громко завывая в. Могучие деревья, начинали стонать, и гнуть к земле голые ветви. Вечерами люди спешили к теплу домашнего очага. Тяжелым взглядом Мария обводит избу, осматривая свое нехитрое хозяйство: старый тюфяк, стол с лавками, сундук и полки с посудой. Грустно ей было смотреть на этот разоренный, некогда богатый дом. Сейчас здесь у нее одно богатство: дети, которые ранним воскресным утром радовали ее тишиной, давая уединение.
 Стук в сенях громкие мужские голоса, отряхивают снег с валенок, входят.
  -Мать, ты где? Спишь еще что ли? Гриша приехал.
  Потом куда-то в сторону : -Да, разденься ты, не несись в избу холод, мать застудишь.
   Сонную истому снимает, как рукой. Мария вскакивает, запахивает на себе платье и стараясь не разбудить малышку, нежно перекатывает ее на печь, под бок старшей дочери. Бросается на шею сыну, обнимает, целует глаза. Не прошенные слезы катятся по лицу. - Слава Богу свиделись. А Лиза, Маруся ?
- Потом, мам , позже , с ними все хорошо. -Кто?, взгляд на печь.- Опять девка? Хоть бы эту Бог прибрал.
- Ш –ш-ш. Ты что сынок?
Мария пошла накрывать на стол, слушая неспешный разговор сына с мужем.
- Куда, теперь, тятечка?
- На Урал, Терентий обещал новый паспорт справить. К лету Надюшка подрастет, Настя окрепнет, заберу их,  Манишке дело к школе, сейчас говорят, учиться всех  обязывают. Она вон все лекарем мечтает стать. Амбулатория - любимое место в деревне.
 - Ну, девочки спускайтесь с печки, здоровайтесь с братом, завтракать будем.
 Маниша аккуратно отодвинулась от сопящего комка и с опаской взглянула на незнакомого брата. Черноглазая Настя бойко спрыгнула с печки и повисла на шее
Гриши, она еще помнила их совместные веселые игры. Григорий отстранил от себя одиннадцатилетнюю сестру, целуя и любуясь одновременно, приговаривая: «Красавица стала, совсем невеста.» Манефа робко выглядывала из –за матери.
 –Ну, беги скорей сюда,- Григорий распахнул широкие объятия.
Взглянув на  мать,  Манефа сначала несмело, а потом будто против своей воли шагнула на встречу и вот уже она оказалась в крепких руках. Колючая щека, вкусный запах свежести, мороза и чего-то близкого и родного.
 Сели за импровизированный стол, прямо у окна.
- Хорошо, что выходной,- сказал отец.- Одни, хоть своей семьей побудем.
На обед все вкусное,  как любила Манефа. Щи, картошка в котелочке, смазанная маслом, чай и пирог с сушеными ягодами.
-Варвара как? ,- с какой -то робостью в голосе спросила мать.
- На сносях, ответил Григорий- .и будто отвечая на следующий вопрос: в бараке комната небольшая, ну ничего жить можно. На заводе платят исправно, все будет, мам…
Дети ели молча, прихлебывая суп из общей тарелки. Отец уже подвигал на середину стола картофель и тянулся за солью.
-Иван, опять ты солишь?- услышала Маня голос  матери.
-Да я под свой бок.
 - Свой бок…
Григорий, молча, улыбался, глядя на родителей. « Дома»,- пронеслось у него в голове, неужели, дома?
  Он аккуратно, молча, изучал родителей. Не постарели, не изменились, за это тяжелое время. Наоборот, укрепились и стали ближе друг к другу. Взгляд Гриши скользнул вновь по стройной фигуре матери. В свои сорок с лишним лет, выглядела она еще моложаво красивой. Белая, гладкая кожа, убранные под косынку волосы, живые блестящие глаза, полные любви и жизни.   Больше всего в матери сын любил именно глаза, они умели выразить все ее чувства. Молчаливая, терпеливая мать, часто общалась с детьми взглядами. Посмотрит строго и в доме тишина, посмотрит ласково и жить хочется, на душе легко и тепло. А вот руки, выдавали трудную жизнь Марии. Большие, натруженные, с аккуратно подстриженными чистыми ногтями, с выступающими венами и неровными пальцами. Как часто Гриша находил утешение в этих руках, спасался от болезней и невзгод жизни. Как сложно, оказалось, взрослеть и самому уже быть опорой. Впервые он почувствовал себя сильнее матери, когда их выселяли. Пришли в дом, приказали выходить, в чем есть и садится в сани. Отец молча, встал, стал собирать детей. А мать неуклюже ходила по дому с огромным животом, кутая в шаль маленькую Манефу.
- Не возьму! - крикнул Григорий, - мать с младшими не возьму.
Несколько винтовок направили прямо ему в грудь, мать кинулась вперед, встала перед Гришей, а он отстранил ее твердой рукой. Задвинул за спину.
- Стреляйте, бейте, беременную мать не возьму!
Он чувствовал, как дрожит материнская рука, вцепившись в его рубаху, как ребенок толкает его куда-то в поясницу, а по его глазам бегут предательские слезы. Это не слезы страха, а дикого унижения. За мать, за отца, деда.. Он хочет смахнуть эти слезы, чтобы никто не видел  и встречается с испуганными, огромными глазами Манефы. Тогда он радостно улыбается ей, треплет по черноволосой головке и уверенно, не оглядываясь, шагает в сени вслед за отцом.










2
   После тихой избы, Маня никак не могла привыкнуть к шумному бараку. Больше всего ее поразило общее спальное место. Сначала она даже не поняла, что это за полки длинною во всю, казалось бы, бесконечную комнату. Немного чем-то похожи на их палати. Когда вечером отец, молча, подсадил ее наверх вместе с матерью,  она шепотом спросила: «Здесь спать?» Отец просто  кивнул. Спали они втроем на своем специально отведенном месте. А со всех сторон разные люди, целыми семьями.   В бараке не было теплой печи, на которой они играли с Настей в куклы, да и Насти больше не было. При этих воспоминаниях больно сжималась сердце. Только не думать приказывала она себе, не думать, не вспоминать, не плакать по ночам в подушку, не всхлипывать, чтобы не разбудить родителей и весь этот дурацкий барак.  Тогда легче. А вот мама наоборот учила помнить и вспоминать и молиться про себя за сестер. За рабу божью Анастасию и Надежду. Но как молиться, если в доме ( этот барак и домом – то не привычно называть) нет ни иконы, ни лампады, ни красивых салфеток из детства. Деревня Малиново Сладсковского района Омской области осталась далеко в детской памяти.  Большой, светлый дом, огромная река, мычание коров по утрам, смех сестры, надрывный  плач младенца, кашель, мат чужих мужиков, топот сапог… все смешалась в детской голове. Осталось в какой-то далекой, другой жизни. Горечь потери почти вытеснила из этого забытого детства радостные моменты. В памяти  остался лишь надрывный  звук кашля, какого-то свистящего и не имеющего конца. Зима одна тысяча девятьсот тридцатого  года выдалась морозная и снежная,  в их избе разместили сельсовет ( Маня совершенно не понимала значения этого слова), слышала лишь обрывки из разговоров взрослых и Настя потом перед сном , что-то шептала ей в уха, стараясь объяснить, почему теперь они живут оставшейся частью семьи на кухне. Что в двух светлых, таких любимых комнатах, где каждую зиму устанавливали большую пушистую елку, находятся чужие люди. Они  громко кричат, курят, смеются, ругаются, спорят. Почему тяти нет дома, а он сидит в подвале у старшей сестры Клаши.  Куда увезли дедушку Анисима? Маня до сих пор помнит его прощальный взгляд, тяжелую ладонь на своей голове и как он шепнул маме: крепись, Мария, деток береги. Не забывай молиться обо всех нас. Долгие объятия с мамой, пока не услышали злого окрика. Дед развернулся и с прямой спиной пошел к телеге. Больше они его никогда  не видали.
    Скоро отец познакомился с соседями по полке (так про себя Манефа назвала их странное спальное место)- это была семья спецпереселенцев Суворовых. Теперь и они тоже спецпереселенцы. Ей даже нравилось повторять про себя это слово. Почему- то теперь она вообще больше разговаривал про себя, нежели вслух.  Вслух почему-то совсем не хотелось. Наверно, из-за  сестры. Маша мысленно одергивала свои мысли, если они возвращались к Насте. Запрещала себе, слишком еще больно. Но вот сны, ночью никуда от них было не деться. Иной раз не помогали и объятия матери. Хотелось закричать, бежать далеко-далеко, как в Малиново к речке, в объятия деда, как он встречал их детвору вечером на мельнице. Раскрасневшийся, удалой, довольный. От него вкусно пахло хлебом и чистотой. Мане нравилось, как он командовал своим зычным голосом взрослыми сыновьями...
   Вскоре к ним на Урал, на Октябрьский поселок,  приехали  старшие сестры: Лиза и Маруся. Как они добрались было для Манефы загадкой. Девочек, как и отца, определили работать на торфяник. Мама была прикреплена к столовым работам на кухне.  Разговаривали вечером перед сном. Манефа слышала, как Лиза рассказывала, когда они сбежали из Сибири, уже на Урале, под Челябинском их поймали и посадили в тюрьму. Пробыли они там месяц, а потом пришел начальник тюрьмы и удивился : «А эти девочки , что здесь делают? Выпустите их немедленно!»
   Теперь, когда почти вся семья воссоединилась, жить на полке в бараке стала совсем тесно. К Суворовым тоже прибыли двое детей- подростков. По вечерам отец  шептался  с Суворовым, Маня слышала обрывки фраз про разрешение  и про избу. Разрешат или нет? Дадут или нет? И Маня понимал, что это очень важно, чтобы непременно дали это самое разрешение. Теперь перед сном стала даже легче засыпать, потому что Манефа молилась за это самое разрешение. И вот, наконец, ближе к середине лета отец сообщал, дали. Будем строить новый дом. Пока общий, один на две семьи с Суворовыми, но все- таки, отдельный, значит почти свой.
   Выкопали большую яму и прямо сверху поставили крышу. Окна были прямо на полу. Посередине небольшая чугунная печка, от которой веет теплом и уютом. Пол пока земляной, так что ходит нужно прямо в валенках, предварительно обстучав их от снега.
 Две семьи переехали в новый дом и стали понемногу обживаться. Зима следующего года  почти не запомнилась Манефе, все слилось в какой-то один длинный день ожидания. Позже, взрослая, она с трудом вспоминала эту далеко оставшуюся позади чужую жизнь.  Когда она стояла возле низкого окна и ждала маму с работы. Ждала вечера, чтобы собралась вся семья, и повеяло теплом, уютом и спокойствием. Марию определили работать на кухне, а отца на заготовку леса. Вскоре появился еще один повод ждать. Потому что она знала, что  осенью у нее день рождения  и  школа. Дата дня рождения никак не укладывалась у Мани в голове, девочка несколько раз уточняла  у матери. И теперь перед сном она повторяла про себя: двадцать первое сентября, двадцать первое сентября и так пока не уснет.  Грамотных в их семьей   никого не было и поэтому все с трепетом ждали  нового события. Мать, привыкшая за последние годы экономить и во многом отказывать себе, за дополнительную работу получила кусок холщевой ткани, из которого начала шить Мане  сумку для учебников и школьное платье. 
  Манефа очень беспокоилась, как пройдет ее день рождения? Ведь теперь у них фактически не было своего дома. Раньше мама всегда пекла вкусный именинный пирог с ягодами. Вся большая семья собиралась за обеденным столом с белой скатертью: разговаривали, желали здоровья имениннице, а дед дарил какой-нибудь подарок. В этом году на ее день рождения не произошло ровным счетом ничего. Только мама с утра, перед работой обняла крепче обычного и прошептала: « С твоим днем, дочка. Дай бог тебе здоровья. « После этого про дни рождения забыли на долгие годы и Манефа на всю жизнь, невзлюбила, этот праздник и особенно, если ей дарили  подарки. Никакой подарок ее не радовал, и не возможно было угодить.











3
  Большая, добротно срубленная, светлая изба. Из теплого коридора попадаешь срезу в класс,  с партами, учительским столом, доской и мелом. На стенах развешены портреты незнакомых ей людей, писателей, как позже пояснит им учительница. В классе  вкусно пахнет деревом, свежестью и книгами, так казалось девочке. Новые книги, которые им выдали, имели свой неповторимый аромат. Тонкие страницы кое-где склеились между собой, и маленькая ученица с трепетом гладила их рукой. Сидели они за небольшими одноместными партами, с откидной крышкой.  На столешнице парты имелось углубление для чернильницы и оставалось достаточно место для тетрадей. Девочке нравилось, что у нее нет соседей, и парта принадлежит только ей одной.
  Манефа была в классе ниже всех  ростом, хоть по возрасту двадцать первого сентября ей должно было исполниться девять лет. Худенькая,  аккуратное личико с тонкими чертами лица и блестящими любопытными глазами.  Всегда чистенько  и очень бедно одетая. С туго  заплетенными косичками, небольшой холщовой сумкой и в чиненных- перечиненных башмаках.
   С первого раза она запомнила имя учительницы: Ольга Степановна. Молодая, красивая, высокая, с глазами цвета пасмурного неба, длинной косой, быстрая в движениях. Она открывала перед Машутой  другой, новый, неизведанный  мир. Учиться было нетрудно, скорее непонятно. Маня так боялась ответить неправильно, что почти не поднимала руку. С трепетом взяла первый раз в руки перьевую ручку и с высунутым языком начала выводить палочки. Почему- то именно с языком давалось легче.   
  Ребят в классе было двадцать человек, девочек чуть больше. Манефа с интересом разглядывала и изучала одноклассников. Эта была ее любимая игра: угадывать характер каждого. Вот белобрысый Петька, веселый и задорный, вот Настя полная и спокойная, вертлявая, быстрая Лизонька, ленивый увалень Юрка, умная, молчаливая Таня.  Маня разглядывала всех с интересом, мысленно каждому давала оценку, подмечала индивидуальные черты характера и особенности внешнего облика.  Иногда, глядя на незнакомого человека , как взрослого , так и ребенка, ей нравилось угадывать его характер.
  После уроков учительница оставляла детей, которые плохо успевали в классе. Перечисляла имена, и ребята выходили вперед. Однажды назвала и Маню. Каково же было удивление Ольги Степановны, когда девочка прочитала все слова из букваря и решила все заданные примеры. А потом с усердием выводила буквы в тетради. Молодая учительница еле сдерживалась от смеха, при виде высунутого кончика языка старательной ученицы.   А внутри нее поднялась какая-то теплая незнакомая волна и будто бы развернулась  навстречу этой девочке с тонкими косичками.  На следующий день Ольга Степановна  пересадила учеников,  так  Манефа оказалась на первой парте перед учительским столом. Она часто чувствовала на себе теплый ободряющий взгляд. Со временем учеба начала приносить огромную радость, отвечала Маня смелее и почти всегда верно. 
  Труднее всего давалась математика, часто на этом нелюбимом уроке мысли уносились в далекое будущее, оно представлялось таким интересным и счастливым. Учительница что-то рассказывала про непонятные предыдущие и последующие числа, два странных, новых слова  не имели совершенно никакого смысла. Маня отвернулась к окну и сама не заметила, как очутилась в новенькой больнице: вот она идет по коридору в чистом белом халате, на голове  настоящая докторская шапочка, как у Ивана Григорьевича из местной амбулатории. В руках у нее папка с документами, вокруг медицинский персонал. Она шагает быстро, как их директор школы и отдает приказания направо и налево. Медсестра внимательно спрашивает: «Манефа,  предыдущая это  какая? Слышишь, пред идущая перед девяткой?» Вокруг тишина, потом раздаются смешки.
- Маня, ты слышишь меня?- из грез ее резко выдергивает знакомый, такой сейчас строгий  голос учительницы.
  Манефа смотрит на доску, на стройный ряд чисел и ничего не может сообразить. Потом слышит тихий шепот с соседней парты: восемь, воосемь.
- Восемь,- несмело отвечает она.
- Надо же,- удивляется Ольга Степановна,- за окном тоже про цифры рассказывают? – Садись, молодец.
   Маня садится на свое место, слегка повернув голову, встречает взгляд черных, задорных глаз Митьки. Из школы с этого дня они стали ходить вместе, а каждое утро на повороте, Машуту ждала знакомая фигура Митьки Чернобая. К лету дети сдружились по настоящему,  крепко. И как-то, придя утром в классе, Машуту увидела надпись: «Воображуля номер двадцать семь».  Интуитивно почему-то сразу поняла, что это про нее. А Митька подбежал к доске, схватил тряпку и зло размазал надпись. На следующий день, встречаясь перед школой с Маней, он деловито растянул сумку и вытащил оттуда маленький тряпичный кулечек. Протянул его подруге: «Это тебе»,- смущенно сказал он.   
  Машута развязала мешочек и увидела в середине несколько маленьких, слипшихся квадратиков. Она вопросительно подняла глаза.
- Конфеты, деловито ответил Митька,- попробуй, очень вкусно.
Маня с опаской взяла квадратик и аккуратно положила в рот. Внутри все сразу наполнилось ароматной, сладкой слюной. Такой приятный мягкий вкус,  блаженством разлился по телу.
- Дядька из города привез, - пояснил Митя.
Машута протянула мешочек ему, приглашая угоститься.
-Нет, - замотал он головой,- это тебе.
 - Вместе вкуснее,- сказала Машута робко. - Спасибо .
Митя посмотрел на нее долгим, странным взглядом, взял слегка подтаявшую подушечку конфеты  и положил в рот. Потом нашел Манину  руку, и они зашагали в школу, поднимаясь на крыльцо, руки ее он не выпустил.
Остальное лакомство Машута есть не стала,  принесла домой и когда вечером сестры вернулись с работы, с торфяника позвала их за печь, развернула дрожащими руками мешочек, протянула угощение: - Попробуйте, очень вкусно, кофеты, - с благоговением произнесла она.









4
   Прошло несколько лет и Манины трудолюбивые родители обжились на новом месте. Обзавелись небольшим хозяйством из кур, разработали огород. Манефа с детства любила землю, ее не надо было заставлять полоть в огороде, она могла возиться там одна, без присмотра взрослых.  Не смотря на все усилия отца и матери, остро ощущалась нехватка еды, особенно хлеба. Первый раз в жизни девочка ощутила, что обычно дерзкий отец, стал боязливым.  Неизвестные для нее слова, все чаще шепотом, звучали в их доме: «производственные»,  «ударные» бригады из города. Родители ждали их приезда с затаенным страхом, особенно пугало их недоимка. Недоимка- это значит голод, понимала Машута. Вечерами отец уходил на разъяснительные собрания, которые проводились руководством колхоза. После этого отец возвращался подавленный, ложился на кровать, лицом к стене. Мама тихо подсаживалась к нему , хлопала по плечу или гладила волосы.
- Выдюжем, Ваня , выдюжем,-  говорила она в полтона.
И тогда отец разворачивал к ней злое и одновременно испуганное лицо:
- Я больше, никуда не поеду! Слышишь, мать! Сказали, опять раскулачивать будут, проводить обыски, изымать хлеб. Ты, знаешь, говорят, продовольственные запасы заканчиваются, так что, давай экономить будем. Картошку поспрячем.
Жена понимающе закивала в ответ:
- Я заметила, что хлеба не хватает на всех,- ответила она
 -Ты только не рассказывай никому об этом. На собрании объявили, распространение ложных слухов о голоде - будет расценено, как происки кулаков. Будут выдавать карточки на хлеб, продукты и какие-то товары.
   Маня четко запомнила, как ей хотелось настоящего хлеба, пышного, вкусного из русской печи, как в далеком детстве. А не «нового» картофельного с привкусом травы. Один раз, она, было, застонала за столом, но отец шикнул на нее и Маня, молча, стала жевать, то, что ей давали. Этой зимой , она узнала вкус хлеба из суррогаты: темного цвета, он тянулся внутри, превращаясь во рту в неприятный комок.
 Полного класса детей на занятиях никогда не было, пропускали школу  из-за голода и болезней. Худые, с огромными глазами, с вечно ноющими животами, они стали походить друг на друга.  Красота Ольги Степановны тоже поблекла и сама она словно съежилась.
  До лета школьное время пролетело очень быстро, за этот учебный год Машута выучилась грамоте, письму и счету.  Неграмотные родители с трепетом смотрели, как дочь старательно выводит палочки, кружочки, позже буквы и цифры. Для них это была своего рода магия.   А Маня очень любила, когда во время выполнения домашних заданий, мама сидит рядом. Что- то штопает или вяжет.
- Старайся, - обычно напутствовала она дочь. - Нравится тебе в школе?
- Очень, - отвечала девочка, и лицо ее озарялась светом. – Учительница наша , Ольга Степановна очень добрая, объясняет все понятно и интересно.
   Долгие, летние каникулы для нее наступили внезапно, так она была увлечена школой. Уже чуть ли ни с первого дня начала скучать  по занятиям, но вскоре отвлекалась на игры с ребятами и забылась.
 Отец устроился помимо своей основной работы конюхом, пасти коров и иногда брал с собой Машуту  в ночное. Она очень любила эту работу вдвоем с отцом. Обычно, боявшаяся темноты девочка, превращалась в смелого пастуха. Или точнее пастушку. Нравилось ей сидеть с отцом возле костра, слушать его рассказы,  про прошлую жизнь в деревне Малиново, о том, как у ее деда Анисима была мельница, хозяйство из семнадцати коров, лошади, овцы, куры. Отец рассказывал, что каждое животное имеет свой характер. » Вот была у них пестрая корова Манька, - обычно начинал он,-  вредная, злая, но молоко давала хорошее, густое. Доиться давала только хозяйке. Однажды хозяйка заболела, слегла, и доить корову пришлось деду Анисиму. Несколько дней никак не мог он найти подход к животному. То ведро она исхитрится ногой пнуть, то боднет его, то мычит без остановки…  Договорился он с соседом и продал корову. Прошло несколько дней слышит Анисим истошное мычание, прибегает сосед:
«Забирай, эту дрянь! Еще деньги за нее плачены.  Не подпускает никого к себе она.
 Хозяйку ждет»
-Мать!- позвал Анисим, - выздоравливай. Манька твоя совсем взбесилась, не знаю как ты с ней управляешься?
-Да мне уже лучше сегодня, сказала бабушка Алена. Скажи Петру, что придем за коровой.
Алена пошла, одеваться, он ждал жену. Вышла она нарядная, в своем лучшем платье.
- Ты, чего это нарядилась-то?
- Так для коровы,- улыбнулась бабушка, а из кармана достала и показала мужу кусочек сахара.
Пошли они к соседям, а корова на крышу амбара залезла и мычит, как безумная.
-Ну что ты моя горемычная? Куда забралась? И болеть-то мне нельзя. Хорошая моя, я тебе и угощение принесла. Спускайся.
  От знакомого голоса корова сразу успокоилась, начала озираться вокруг, соображая, как ей спуститься.
-Ой, причитал Петр, сейчас она мне тут все нарушит.
- Подсадите меня немного,-  приказала бабушка. Она начала гладить корову по морде, ласково  манить ее, и животное покорно спустилось. С тех пор она жила у деда Анисима и бабушки Алены очень долго. Давала самое лучшее молоко в деревне. А бабушка шутила, что по утрам она самая нарядная, потому что корова ее очень разборчива к внешнему виду хозяйки.
  Скоро  у тяти появился маленький помощник – Митька Чернобай и он стал реже брать Манефу в ночное.
Однажды проснувшись утром от шепота родителей, Машута стала прислушиваться.
-- Ну, значит, свернул березовый листок, сел на пенек, курит и говорит: «Вот, дядя Иван вырасту, выучусь на анженера и женюсь на вашей Машутке. «- Так что, все мать уже  вишь какие кавалеры с серьезными намерениями  у младше появились.
 Маня снова закрыла глаза и унеслась мечтами в далекое врачебное будущее…
    В июле на торфяник приехал проверяющий Лапин Василий. Был он строгий, статный, говорил громким голосом. А через неделю этот начальник пришел к ним в дом. Маня не сразу поняла, что значит свататься. Вскоре она узнала, что Маруся выйдет замуж и будет она уже не Некрасова, а Лапина и жить будет не в их доме, а в другой деревне на Монетке.
  На следующей неделе к ним в гости из Первоуральска приехал брат отца дядя Федя со своей женой и сыном - Максимом- Моськой, как звали его домашние. Мося быстро вписался в их дворовую компанию, стал участвовать в походах за черникой, блага целые поляны этих ягод простирались прямо за домом, играл с ними в догонялки и палочки. Ловко лазил по деревьям. В выходные  была назначена свадьба.
Да какая свадьба? Говорила Маруся, просто распишемся.
-Свадьба, свадьба, все равно свадьба, отзывалась мать. Вечером посидим всей семьей и проводим тебя в воскресенье.  Дядя Федя тоже домой поедут с семьей.
  Вечером в избе было непривычно тесно и шумно, поставили стол через всю избу, принесли лавок от соседей. Мама испекла красивый хлеб, большой пирог с рыбой, вареная картошка, сдобно смазанная маслом и запеченная в русской печи. Свежие огурцы, помидоры из своего огорода. В честь такого события детей посадили за общий стол, а потом отправили играть на улицу.
Сначала все ребята просто сидели на завалинки, разморенные после сытного ужина , потом пришли соседские ребятишки и с ними Митька.
- А давайте, пойдем к соседям огурцы воровать,- предложил Максим.
- Нельзя, грех это, - ответил Митя.
-Вишь, верующий выискался.  Трусишь? Так и скажи. Небось, еще крест носишь? Моська подскочил к Ивану и задрал рубаху, и где-то сбоку на плече все увидели приколотый булавкой маленький крестик.
-Что это, что? Максим пытался вырвать крест и вместе с краем рубахи тыкал им в лицо Митю.
Митька зло вырвался, подошел вплотную к Моське и шепотом спросил: «А ты забыл?»
Он одернул рубахи и сказал: пошли, все пошлите за огурцами. На улице уже смеркалось Маня аккуратно нашла ладонь Мити, вложила в нее свою маленькую руку и крепко пожала. Всей шумной ватагой, они забрались на соседский огород, нарвали полные подолы огурцов,  в незнакомом месте что-то постоянно лезло под ноги, мягкая ботва моркови, вилок капусты…
Вдруг в избе зажегся свет, крики, хлопанье дверей. Машута не помнила, как потом они очутились возле своего дома, все огурцы были рассыпаны от быстрого бега, сердце выпрыгивала из груди. Крик соседа, перекошенное гневом лицо дяди Феди и блеск злых глаз отца, вот он спускается с крыльца и на ходу вынимает ремень из штанов.
 - Кто это придумал? Признавайтесь. Кто?
Дети в испуге сбились в одну кучу и молчали.
Сейчас всех надеру,- орал отец.
- Это я,- услышала Маня спокойный голос Митьки.
Он шагнул вперед, навстречу занесенному ремню.
-Ах, ты паршивец! Я тебя проучу, на всю жизнь забудешь, как брать чужое.- Отец с силой дернул мальчишескую фигуру к себе, перевернул и ремень, рассекая воздух опустился куда- то на Митькину спину.
-Тятечка, не надо, не надо, это не он, не он. Он не хотел, он не виноват. – Машута повисла на руке отца. Но тот от закипевшей злобы не мог остановиться и отшвырнув ее в сторону, как котенка снова занес руку.
-Тятечка,- кричала Маня, тятечка! И бросалась к нему под ноги.
Отец повалился на нее, полоснув ремнем по щеке.  Из дома уже бежала мать, крича на ходу:
-Ваня, остановись, Ваня забьешь ведь.
Крепкие руки схватили отца, повели в дом. Мать ласково подняла Маню с земли, стараясь прижать к себе. А девочка все вырывалась, ища в темноте глазами Митьку. Наконец она будто нащупала его насмешливый взгляд и увидела, как он одними губами сказал: люблю, развернулся и пошел  в сторону дома. Тогда она обмякла в руках матери, спряталась в подол платья и заплакала.
 



 
 
















5

  Одним из самых ярких событий второго класса было то, что в клубе стали показывать кино. В субботу вечером в ряд устанавливали лавки, и начиналось волшебство. Не всегда Маня понимала смысл этих фильмов, но само действие на экране просто завораживало. Особенно, если  были истории про врачей, тогда Манефа переносилась в другой мир, ей казалась, она даже ощущает больничные запахи.
  В октябре старшая сестра Лиза уволилась с торфяника и перешла работать уборщицей на железнодорожную станцию Балтым, там она познакомилась с Филиппом, высоким молодым человеком и вскоре вышла за него замуж. Жить они стали в малюхотной комнатке небольшого барака прямо на этой же станции. Выйдешь из дома и почти рядом железнодорожные пути, а сзади дома простирается густой, бескрайний, уральский лес. Когда сестры приезжали в гости, Маня слышала тихий разговор Лизы с матерью: « Терпеть я его не могу, » - в сердцах говорила дочь.
-Так зачем ты замуж- то шла? - резонно замечала мать.
- А куда, мне идти?- зло возражала дочь. Это ведь для Манишки теперь у вас все. В школе вон учится, грамотная, не то, что мы. Нас – то вы не учили, работать все заставляли.
- Так, время другое было, дочка, время,- примирительно говорила мать.
- Другое, конечно все другое,- обиженно тянула Лиза.
- Ты не обижайся на нее, - ласково перед сном шептала мать Манефе.- Это она нервная просто у нас, ее лошадь в детстве убивала.
- Как это убивала, мамочка?
- Расскажу потом, когда – нибудь. Спи, - шептала мать
Вскоре в семье Лизы и Филиппа родилась дочь, назвали ее Зоей. У Маруси и Василия родился сын- Евгений.
  Манефа продолжала прилежно учиться, стала ходить на танцы и даже приняла участие в новогоднем спектакле. Она танцевала вальс снежинок вместе с другими девочками. Ольга Степановна помогала мастерить костюмы. Маня надолго запомнила волнение перед выходом на сцену, яркий свет и аплодисменты.
   В конце начальной школы были выпускные экзамены, которые Маня сдала на отлично. После экзаменов Ольга Степановна пригласила к себе маму на разговор и только много лет спустя Маня узнала, о чем  собственно состоялся этот самый  разговор. Учительница собиралась переехать и просила, чтобы мама отдала ей в дочери Машуту. Она долго говорила, что девочек необходимо дать достойное образование, а в деревне это невозможно, потому что здесь только семилетка, а ближайшая школа за десять километров, что  уж мечтать  про институт.
- Вы подумайте, - просила Ольга Степановна ,- сразу ответ не давайте, это же для дочери. Так для нее будет лучше.
  Мама никак не могла взять в толк, о чем весь этот разговор, потом когда смысл происходящего начал доходить до нее, она замотала головой, так и качала ей до конца разговора.
-  Вы подумайте, еще Мария Родионовна, не отвечайте.
- Нет, думать не о чем,- ответила мама. И видимо это» нет» было сказано таким тоном, что не оставляло  никаких сомнений.
  Ольга Степановна замолчала, потом произнесла:
- Каникулы, тогда давайте, устроим ей каникулы, хоть этого ее не лишайте?- спросила она с мольбой в голосе.
- А вы вернете, обещаете, что привезете ее обратно?- твердо взглянув на учительницу, произнесла Мария.
-Да, сказала учительница,- и взгляда не отвела,- потом я уеду на стройку Беломор канала,- добавила она.
Мама с испугом взглянула на молодую женщину, сказала до свидания и ушла домой.
Через неделю Маня отправилась в свое первое настоящее путешествие, на поезде, вместе с учительницей. Целую неделю девочка жила в большом городе,   где находится медицинский институт, как рассказала ей Ольга Степановна. Именно туда, поступит Маня, учиться на врача. Учительница нарядила маленькую девочку в новую юбку и полосатую блузку, волосы заплела на новый лад с шелковыми бантами. Они гуляли вечером по набережной, ели мороженое, были в цирке. Но особенно поразил Маню зверинец. До сих пор в своей жизни она видела только коров, лошадей , да овец. А здесь были диковинные животные из школьного учебника. А вечером к Ольге Степановне пришел мужчина и принес целый чемодан шоколадных конфет. Маню не столько привлекало лакомство, как красивые красочные обертки. В выходные Манефа вернулась домой и зажила своей обычной домашней и школьной жизнью.
  Иногда перед сном, она вспоминала поездку в Свердловск, Ольгу Степановну, зверинец и целый чемодан конфет…Шелковые ленты, да наряд, остались, как подтверждение правдоподобности этого события. И еще прощальные слова:
- Ты обязательно станешь врачом, самым лучшим в мире доктором ! Помни эту свою мечту и иди к ней!
  Конечно, Мане не совсем было понятно значение этих слов по поводу идти. Ходила обычно с мамой в лес за ягодами, да на покос. Мама косила сено , а ее заставляла грести и собирать Жара стояла нетерпимая, Маня старательно гребла, чтобы облегчить маме жизнь. Потом в сердцах бросала грабли, шла в тень и  кричала:
- Сроду, не заведу корову и молока мне этого не надо и творога! 
   Осенью она пошла в старшую школу, на Монетку, в восьмой класс. Жила теперь отдельно от родителей, в общежитии и приезжала домой только на выходные. Новые знания и новые школьные предметы захватили ее целиком, учеба не давалась легко, но Машута брала усердием, зубрила. 
  В июне тысяча девятьсот сорок первого года, как и все ученики старших классов, Маня была приглашена на выпускной.  Среди лесной рощи, огораживали небольшую площадку, где проходили гуляния с танцами. Машуте в первый раз предстояло попасть на такое мероприятия.  Погода стояла прекрасная, вокруг радость, смех и вдруг по радио объявили : « Внимание! Срочное сообщение!  Началась война! Фашистская Германия напала на Советский Союз!»  Вокруг закричали все разом. Было слышно слава: «Родина, враги, гады, победа..»
  Когда Маня пошла в десятый класс, жизнь в деревне начала  меняться. Школу из красивого, деревянного двухэтажного здания перевели в старую избу, а в старой, т.е. новой двухэтажной школе сделали госпиталь. В классе остались учиться только девчонки, парней забрали на фронт. Так же на войну ушли и многие знакомые из деревни и даже близкие родственники. Манефа слышала , что когда приезжали сестры,  Маруся плакала, что придется расстаться с мужем. А Лиза сказала: «Хоть бы его там убили».
- Господи, - перекрестилась в ответ мать.
Вскоре с фронта сестре и вправду пришла похоронка…
   Весь десятый класс  прошел в ожидании и подготовке к экзаменам. Летом был получен аттестат. И Манефа повезла документы для поступления в институт. Идти сразу в медицинский ей было страшно, и поэтому она решила идти в сельскохозяйственный институт. Решила, что если не поступит на врача, пойдет именно в сельскохозяйственный. Хотя слабо представляла свое дальнейшее будущее не связанное с медициной.
  Когда Маня, наконец, решилась дойти до медицинского, долго стояла на крыльце, возле колонн. Навстречу ей выпорхнула молодая девушка, такая нарядная и беспечная. «Вот бы и я так» - подумала Манефа и решительно толкнула входную дверь. Она нашла кабинет ,  где находилась приемная комиссия. Перед дверью не было не единого человека. Машута с трепетом постучала и вошла. За столом сидел мужчина в костюме.
- Ну, проходи, садись ,- ласково сказал он.- Учиться хочешь?
-Да, - ответила Манефа,- очень.
-Давай документы, аттестат.
 Маня протянула все вышеперечисленная, самой даже дышать было страшно, словно вот здесь и сейчас решалась ее жизнь, ее дальнейшая судьба.
- На какой факультет?- спросил мужчина. Лечебный или педиатрический?
Манефа в замешательстве молчала, не смея поднять глаз.
- Ну смелее, - подбодрил мужчина – Кого лечить хочешь? Взрослых или детей?
-Деток,- ответила Манефа, - проглотив комок в горле, почему- то именно сейчас в голове возник образ черноглазой сестры Насти и слабый писк Надюшки.
Предательские слезы уже защипали глаза, она крепко сжала руки под столом и с уверенностью, которой не ожидала от себя, ответила внятным голосом.
- Я хочу быть детским врачом.
-Отлично, ответил мужчина, значит так и будет. Приедешь на зачисление, третьего августа.
Третьего августа,  эту дату она повторяла весь обратный путь. Как же дождаться этого третьего августа?
   Следующую поездку в Свердловск  Машута помнила с трудом, она превратилась в сплошное ожидание. Когда подошла к спискам на зачисления, буквы прыгали перед глазами, она старалась найти Н. Н – Некрасова. Так и есть Некрасова Манефа Ивановна. Неужели? Первый раз в своей жизни про себя она назвала себя Манефа Ивановна. Ей хотелось петь, кричать и бежать домой одновременно. Она вспомнила ту беспечную девушку в день поступления и только сейчас подумала: это же был знак.






























6
  В сентябре  месяце их студентов первого курса отправили на лесоповал.   Так началась долгожданная учеба на врача. Манефа стала учиться валить деревья, пилить, подхватывать, валить, много новых слов появилась в ее голове. Среди студентов в основном были девушки и совсем немного парней. Спали все в рубленой избе.
  Работали, в основном молча, а вечером от усталости Маня буквально валилась с ног. Как- то к ней в лесу подошла дородная студентка, говорили, что она уже закончила на фельдшера. Посмотрела с превосходством на Манефу и сказала:
-  Ну и врач из тебя в тебе росту- то метр с кепкой.  Ты знаешь, как учится сложно? Там дадут тебе косточку и надо все выемки,  впадинки назвать, да не на русском , а на латыни. Не сможешь ты.
Машута промолчала, спорить не стала, пошла продолжать работу.
  Через месяц было заселение в общежитие. Большая,  светлая комната с восьмью железными кроватям, с тумбочками и общим столом. Мане досталась крайняя кровать, когда она пришла, остальные были заняты.
- Мария, - представилась она. Маша.
В соседках у нее оказались две сестры из Ирбита Молотовы Надя и Клаша, Бросева Динка ( как она сама назвала себя) из Режа. Сонька и Ревка из какой-то незнакомой Манефе деревне. Кима Локтюшина из Ревды и хохотушка Накимова Нюра тоже из Ирбита.
  В первый день занятий рядом с Манефой уселась имена та беззаботная девица, которая выпорхнула ей на встречу в день подачи документов. На лесоповале ее не было.  Как узнала позже Маня, была это  профессорская дочка Буткина Оксана и ее подруга Берсенева Вера, дочь заведующей аптекой в Екатеринбурге. Они поразили воображение Машуты своим внешним видом и красивыми нарядами. Но девчонки они оказались умные и веселые. Быстро приняли Машу ( как теперь все звали Манефу) в свою компанию.
   Началась долгожданная учеба: химия, биология, латынь, анатомия… Заданий на дом было очень много, как выяснилось в комнате, с таким количеством соседок, учить Маня не могла. Тогда она придумала ходить в рядом расположенный институт Охраны материнства и младенчества. Найдет пустую аудиторию  и зубрит. Каждые выходные Манефа ездила домой. Как здорово было вернуться в тепло и уют родных стен, к  вкусной маминой еде и теплой печке. С собой в институт родители накладывала полную сумку продуктов: молоко, творог, хлеб, картофель.
  Питаться в комнате и совместно готовить договорились еще с двумя девочками: Соней и Ревкой.  Учились в разных группах, по разному расписанию, поэтому уговор был таков: кто первый придет, тот и варит на всех.
 Кима была единоличница, навезет  из дома еды, спрячет под одеяло , а потом хрумкает что-то .
  Ближе к новому году Оксана сказала, что папа подарил ей три билете в музкомедию. Идти ей не хотелось, и она предложила отдать билеты Манефе. Маша с радостью приняла столь щедрый подарок. Сверловский театр музыкальной комедии поразил ее не самим действом, а внешним и внутренним помпезным видом. Трое деревенских девчонок попали в другой, доселе не виданный мир. Просидев первое отделение, пошли в фоей, и как потом хохотала над ними вечером Нюрка, слушая их рассказ. Да что уж там, они и сами-то смеялись над собой.
  - Так вот , спустились в фоей,- важно рассказывала Маня,-  идем втроем под ручки, смотрим на встречу нам еще три девицы под ручки, прямо на нас. Мы вправо, извините, и они вправо, мы влево-  извините, и они в лево. Оказалось это огромное, со всю  стену зеркало.
  - Господи, вы что, зеркал не видели?- не унималась Нюра.
- Таких  нет-, смеялись они в ответ.
- Оксанке –то хоть не рассказывайте,- добавили они кротко. 
  В следующее военные годы учебы стало плохо с едой, не хватало основных продуктов: хлеба, сахара.. Родители спасались своим хозяйством и огородом. Приехав как-то на выходные, домой,  Маня слышал, как родители обсуждали, что ездить за хлебом на Монетку мама не будет. Достаточно того, что в этот раз чуть не задавили. В душной очереди матери стала плохо, она повалилась и именно в это время начали выдавать хлеб. Люди ринулись к прилавку, хорошо, что она стояла с краю очереди. Какая-то сердобольная женщина помогла, обошлось.
  В марте тысяча девятьсот сорок третьего года в клубе поселка организовали госпиталь для блокадников Ленинграда. Туда привозили эвакуированных людей. «Живые трупы», как сказала мама Манефе. В выходной Маня пошла, помогать маме в госпиталь. На всю жизнь она запомнила худых детей с огромными глазами.  Будто эти глаза жили сами по себе на изможденном старческом лице. Неестественно большая головы на тонких шеях, длинные руки…
  На третьем курсе студентов их группы прикрепили к госпиталю, который был расположен  в школе Верх-Исетского района на ВИЗе. Сначала в их обязанности входило писать письма под диктовку, раненных военных. Некоторые солдаты просили, чтобы они читали письма из дома.
  Позже студенты присутствовали при вечерних обходах, их обучали делать перевязки, разносили лекарства...   Накимова Нюра влюбилась в офицера с одной ногой, вышла за него замуж и после выписки уехала в неизвестный Мане город.























 7
  Летом Манефа стала замечать, что у нее ухудшилось зрение. Предметы вокруг обрели расплывчатое очертание, а в дали, она вообще различала лишь силуэты. Взяв направление, Манефа поехала на обследование к окулисту. Ей был поставлен диагноз: дальнозоркость и выписаны очки.
- Будите теперь в очках,- констатировал врач.
- Это надолго?- расстроилась Маня.
- На всю жизнь,- бодрым голосом отрекомендовал пожилой доктор. – Вы не расстраивайтесь, красоты они вашей совсем не портят, - подбодрил он девушку.
 Но Манефа категорично не нравилась себе в очках, огромные, на пол лица, они добавляли ей возраста, как считала девушка. Очки она все же выкупила и расстроенная приехала  домой.
 Поделилась с  родителями  своим «несчастье», Манефа демонстративно одела очки, ожидая реакции близких.
- Хорошо тебе, - констатировал отец.
 И тут Машута заметила, что мир вокруг обрел краски. Картинка окружающего была четкая и яркая, она выглянула в окно и даже голова закружилась от летнего солнца. Маня радостно улыбнулась своему отражению и почти приняла очки.
  В июле по радио объявили окончание войны и полную победу Советского Союза, Машута уже была в институте, на практике. Всей комнатой они прыгали от радости на кровати, а вечером пошли гулять на Плотинку. Все смеялись, целовались, поздравляли друг друга, как лучшие друзья. К девушкам с поздравлениями подошла группа офицером, заиграла музыка, и парни пригласили их на танец. Манефа от неожиданности оторопела, в темноте, да еще и без очков, которые она стеснялась носить, девушка не  могла разглядеть лица молодых людей.  Все же она кивнула в ответ, и смело шагнула в объятия высокого незнакомца.  В институте на танцах было очень мало парней и Маню редко приглашали. Однажды она набралась смелости и спросила одногрупника: «Ты почему меня никогда не приглашаешь танцевать?»
- А у тебя вид всегда злой,- отрезал он.
 Незнакомца звали Иван, он вызвался проводить Машу до института и после этого стал захаживать, через неделю пригласил ее в кино. Манефа с трепетом готовилась к свиданию, завила волосы, одела платье , а вот очки оставила дома. В кино она почти ничего не видела, а все старалась услышать и побольше запомнить.  Возвращаясь в общежитие, Иван с интересом обсуждал фильм. Постоянно обращаясь к девушке: «Ты видела? Правда красиво ?» Маня лишь молча кивала в ответ.
- Тебе, что не понравилось? Кино не любишь?, - расстроено спросил Иван.
- Нет, просто я очки дома оставила, - призналась девушка. – Почти ничего не видела.
- Зачем оставила? - оторопел молодой человек.
-Думала, что я тебе в очках не понравлюсь, - смущенно ответила Манефа.
- Глупости,- с облегчением выдохнул Иван.- Ты мне всякая понравишься.
На следующее свидание Иван пригласил девушку к себе в гости. Он снимал небольшую комнату, провел Манефу за накрытый стол, уставленный яблоками, виноградом, апельсинами и шоколадными конфетами. Маня первый раз в жизни видела мандарины. Она с опаской взяла диковинный фрукт, поднесла ко рту. Увидев недоумение Ивана, несмело положила на стол. Он молча взял и расчистил кожуру с оранжевого плода.
   Условились встретиться через неделю, Мане нужно было готовиться к зачету.
Вечером сидела и писала историю болезни, к ним в комнату зашел молодой человек. ---Это ко мне!-  радостно крикнула Ревка.
- Вот, Коля проходи, зачастила она.- Учебник я тебе приготовила.
Молодой человек что-то ответил в полголоса и ушел. На следующий день черноволосый Николай пригласил  Манефу на прогулку, она с интересом согласилась.
Оказалась, что они ровесники, только Коля  на третьем курсе лечебного факультета, потому что вернулся с фронта и учиться попал позже. Он рассказал, что служил танкистом, был ранен в плечо, лежал в госпитале и был демобилизован из армии. Живет в городе Невьянске, есть у него младшая сестра Екатерина, которая тоже учится вместе с ним в одной группе.
     Вечером Ревка со слезами на глазах встретила Маню:
- Довольна, отбила? – зло выкрикнула она. – Это у тебя титьки большие, вот парни на тебя и бросаются. Богатого жениха себе захотела?
 На следующий день Николай зашел за Манефой после занятий, и они отправились на прогулку. Осень стояла сухая и теплая. Они шли медленно, разговаривали о своих семьях. Николай рассказал, что у него есть сестра, зовут Екатерина, учится она с ним в одной группе. Отец по профессии горный инженер, работает начальником рудника Невьянского района, мать- домохозяйка.
 Манефа в свою очередь рассказала, что у нее есть старший брат Григорий, живет он  в Тюмени, работает  трактористом, женат на Варваре. У них родились уже три  дочери. Она надолго замолчала от нахлынувших воспоминаний.
-  А, Варвара?- спросил Николай. – Она откуда?
- Я ее почти не знаю,- ответила Манефа. – Григорий  старше меня намного, он родился в одна тысяча девятьсот шестом году и я с ним не росла. Мама рассказывала, что хотел он женится на учительнице, еврейке. Сильно  ее любил. Пришел и сказал: «Мама, я жениться хочу!»
 А  мама ответила: «Гриша, ведь они богатые, грамотные, может ей у нас не поглянется?»
- А, тебе работница, нужна?- рассердился Григорий. – Ну, приведу тебе работницу.
Через две недели он женился на Варваре, вскоре их раскулачили.
Николай вопросительно взглянул на Манефу.
-Мой дед Некрасов Анисим был богатый, так рассказывала мама. Жена у него  маленькая, быстрая, звали ее Елена. У них росло три сына: Федор, Петр, Иван. И две дочери: Татьяна и Леля - Феня. Жили они в большом красивом доме, со своей мельницей, огромное хозяйство.   Трудились много, всей семьей, на лето брали работников.
 Дочерей выдали замуж, потом сыновья женились. За Ивана сосватали, из соседней деревне, мою маму Марию. Поселились все вместе в отцовском доме. Дед Анисим и трое сыновей с женами. Потом пришла пора отделять сыновей. Построили два больших дома: дяде Феде и дяде Пете, а маму с отцом оставили жить с собой.
  Так и повелось, теперь Коля каждый вечер приходил к Манефе, они шли гулять и она рассказывала ему истории своей жизни, то что помнила, что слышала от мамы.
  Наступила первая мировая война и отца с братьями забрали на фронт. Дядя Федя попал в плен в Чехословакию, а отец был в плену в Германии, в работниках. Хозяева попались сердобольные, жилось ему там неплохо, понемногу выучился немецкому и мог общаться. Был у них даже выходной, ходили в пивнушку. Однажды хозяин сообщал, что отца освобождают и можно ехать домой.
- Оставайся, Иван ,- сказал хозяин,- у вас в Сибири последнюю корову отбирают.
- Да, вы что, засмеялся,- Иван. У нас в Сибири скота не выберешь. Да ведь и жена с детьми у меня дома. Ждут, добавил уверенно.
 А когда вернулся домой, все как на ладони. Маня замолчала, Николай тоже шел притихший.
- Слушаю тебя, будто книгу читаю, - сказал Коля. - Я очень люблю читать. А ты?
-Тоже, - зачем-то ответила Манефа, которая в своей жизни прочла школьные, да институские  учебники.
-Рассказывай дальше,- попросил Николай.- А вообще я хотел тебе предложить:
 « Выходи за меня замуж?»
В воздухе кружились снежинки, так вкусно пахло морозом.
- Ну не сейчас, торопливо затараторил Коля, поженимся весной. 
Вечером к Мане пришел Иван, заглянул в комнату, вызвал в коридор. Общение получилось какое-то неловкое. Он сказал, что  его часть переводят в другой город и предложил Манефе , как он выразился руку и сердце. «Руку и сердце» подумала она, кто так выражается.
- Подумай, ладно? - Сказал офицер на прощание.
   В выходные Машута поехала домой и вечером за ужином сказала родителям: «Меня позвали  замуж, один военный, другой студент медик. За кого идти?»
Отец подумал и ответил: военные, они не надежные, иди за врача.
  По возвращении. В Свердловск, Маня отказала Ивану. С Николаем вопрос о женитьбе они больше не поднимали, словно решенный.
  Жизнь шла своим чередом: учеба, выходные у родителей, вечерние прогулки с рассказами. Коля уже запомнил многих родственников и начал задавать вопросы.
-- Расскажи, про старшую сестру, Клавдию
- Клаша? Она замужем за Терентием Чеченовым. Он очень добрый, старше ее на десять лет, жена у него умерла, остался сын Володька. Терентий большой начальник у нас в деревне,  в колхозе. Когда тятя сбежал с выселки, он сидел у них в подвале, потом Терентий сделал ему новые документы и тятя уехал на Урал, позже забрал нас.
У Клаши он тоже второй муж. Мама рассказывала, что еще в деревне Малиново, сосватали сестру за Семена, единственный сын  зажиточных крестьян. Обвенчались, сыграли свадьбу, а когда заходили в дом из самовара пошел ужасный чад. Клаша переночевала у мужа одну ночь и пришла домой. Села на крыльцо и сказала:
« Делайте со мной, что хотите, обратно не пойду. Лучше повешусь.  Отец принес веревку, подал ей: «На, иди, вешайся, позорить меня решила? » Мама вырвала веревку, увела дочь в дом, уложила в постель. Клаша лежала так три дня, не вставая, вся покрылась волдырями и плакала день и ночь.
Мама пригласила к дочери знахарку: » Мария Родионовна, лечить ее надо, наколдовали на нее, ни с кем она у вас жить не будет. В соседней деревне есть бабка, она порчу снимает, езжайте к ней.»
  На следующий день запрягли лошадь и повезли сестру. Бабка налила в ведро воды, опустила зеркало и сказала:
- Когда молодые входили в дом навели на них порчу: бросили в самовар  клок собачей и кошачьей шерсти, из-за этого и был чад. Возите ее к мужу бесполезно, жить она с ним не будет. Клашу вылечили, и через несколько лет она вышла замуж за Терентия. Живут они с ним хорошо, родились у них две дочери Валя и Нина. 
 - Моя сестра Елизавета,- продолжала Манефа неспешно,- всегда была очень бойкая по рассказам мамы : везде бежала и лезла. Однажды на спор дернула лошадь за хвост и такой смиренный конь, стукнул ее копытом прямо по голове. Все думали, что сестра не выживет. Мама рассказывала, что она лежала без сознания прямо на полу, под иконами. Потом очнулась и пошла на поправку.
  За этими прогулками и разговорами незаметно наступила весна. В один день Коля постучал к ней в комнату днем и сказал: « Машенька, бери паспорт. Жениться пойдем».  По пути в ЗАГС Маня несмело сказала: «Мне нужно тебе кое-что рассказать» . Николай остановился.
- Коля, меня не Маша зовут, Манефа.
Он как-то странно, с задором посмотрел на Машу-Маню.
- Да мне хоть как. Пошли, я уже с парнями договорился, сегодня будем ночевать одни в нашей комнате.
    Так пятнадцатого марта тысяча девятьсот сорок седьмого года Маня стала Дубровиной Манефой Ивановной.  В ее студенческой жизни почти ничего не изменилось, не считая редких совместных ночевок. Остались те же прогулки и разговоры. В апреле Манефа поняла, что ждет ребенка. Эта новость не столько обрадовала, сколько испугала ее. А Коля сказал: » это хорошо, ребенок нас свяжет»
  После замужества не осталась время на вечерние прогулки, пришла пора готовиться к выпускным экзаменам и рождению ребенка. Жили молодожены по - прежнему в разных  комнатах. Весна сорок седьмого года запомнилась Манефе тошнотой и зубрежкой.
 Гос.экзамен по педиатрии она сдала   на пятерку, следующие оценки на экзаменах понижались на балл: четыре и три. Следуя этой логике , на экзамен по терапии даже страшно было идти.
   Вытянув билет, Машута никак не могла сообразить, как пишется рецепт. То ли от беременности, то ли от страха мысли скакали и путались в голове. Когда ее вызвали отвечать, у нее так тряслись руки, что председатель комиссии не задал не одного вопроса. Она бледная вышла из кабинета, экзамен был сдан на три.
  Вечером пришел муж с бутылкой розового шампанского. Вскоре был получен диплом и распределение в детскую поликлинику ВИЗ овского района. Манефа стала работать участковым педиатром. Вместе с ней на приеме сидела дородная мед.сестра. И каждая мамаша с ребенком, пройдя в кабинет, садилась на «прием»  именно к ней. Никто не воспринимал маленькую, хрупкую Маню врачом.
   После первой зарплаты молодожены сняли небольшую комнату, и началась настоящая семейная жизнь. С разговорами за ужином, смехом, домашними делами. Оказалось, что у Николая проблемы со сном, Часто он метался по кровати, просыпался в холодном поту, бывало, вскрикивал. На вопросы жены коротко отвечал: «Война».
   Говорить и рассказывать о войне Коля не любил. Из скудных разговоров  Манефа знала, что школу ее муж не окончил, в десятом классе был призван на фронт. Месяц в учебке и ты солдат, с настоящим оружием и правом защищать Родину. Участвовал Николай в разных боях, дошел до Курской дуги, был тяжело ранен в плечо и эвакуирован в госпиталь. Осколок, который достали во время операции до сих пор хранился дома.
  Именно после этих ночных кошмарах она почувствовал, что имеет власть над мужем. Власть обладания, успокоение. Эти новые ощущения пьянили, когда она прижимала к себе курчавую голову, отирала ладонью влажный от пота лоб. Муж успокаивался, затихал в ее объятиях, и тогда Манефа засыпала. А Коля еще долго лежал с закрытыми глазами пытаясь уловить не звук канонады, а мерное дыхание, иногда даже посапывание жены.  Прижаться, зарыться в это тепло, убежать от мучивших кошмаров прошлой жизни. Он клал руку на выпирающий живот и с трепетом слушал дыхание новой, с каждым днем более осязаемой жизни. Иногда просыпался на узкой кровати с сеткой от требовательных толчков крошечной ноги в спину.
  Сам не замечал, как засыпает,  находясь где-то между сном и явью, пишет письмо. На фронте это стала единственной отдушиной и опорой. Когда он сворачивал треугольный конверт, то начинал ждать, ждать вестей из дома.
26.10 Кустанайская область город Джестоган комбинат «Джетыгорзолото» Дубровину Степану Ивановичу. Полевая почта 14081.
 « Здравствуйте, дорогие папа, мама и Катя! Вчера написал Вам письмо, сегодня пишу еще одно. Скоро образ жизни моей переменится, с землянкой придется расстаться. Кто знает, может мне выпадет честь гнать немцев с Украины, участвовать в самых ожесточенных боях. Вчера Советское Информ Бюро передало, что наши войска овладели городами Днепропетровск и Днепродзержинск, немец трещит везде, где встречается с советскими солдатами и уже совсем недалеко тот день, когда мы одержим окончательную победу. Ждите меня домой со скорой победой.»
Целую Вас. С приветом Ваш Николай.
  Не знал Николай, что два долгих и страшных года он не увидит свой дом и свою семью. Все, что он читал и представлял о войне, оказалась лишь его фантазией и вымыслом. Страх и смерть шли с ним бок о бок все это время. Холод, окопы, грязь, грохот, настоящая мужская дружба, мелочность, да граненый стакан водки перед боем, вот что четко отпечаталась в юношеском мозгу.  Крошечный нательный крест под гимнастеркой, который мать приколола к майке перед отправкой на фронт. Он потерял его перед той последней битвой под Курском. Перед боем рука привычно скользнула к плечу и пальцы не наткнулись на теплый металл. «Дурная примета» пронеслось у него в голове, «мой последний бой». Он мысленно одернул себя, поднял глаза к небу, и чуть было не заплакал. Не завыл в голос. Еле сдержавшись, проглотил комок в горле. Господи, что со мной? «Мама»,- мысленно позвал он:- «Мама, помолись за меня. Когда же этому придет конец?» Конец, он опять одернул себя. Приказал мозгу не думать. «Не думать, не думать « - твердил он. Но мысли в голове крутились, прыгали, метались, как живые. Хотелось кричать, бежать, бежать дальше отсюда, куда глядят глаза. Только в тишину, только в прохладу. Эта невыносимая жара. Будто все против сегодня, он рванул ворот гимнастерки.
  В этот день прямо на поле для бойцов был устроен импровизированный концерт, пела Лидия Руслановна. После стакана водки, она пожелала петь на танке Т-34. Сам командир бригады вывел огромную машину на поляну. Мысли в голове у Коли перескакивали одна на другую, а этим звонким песням, казалось, не будет конца.
  -К, бою!- Услышал он громкий  приказ. Встретился с тревожным взглядом товарищей  и запрыгнул в танк. Дальнейшие события вспоминались с трудом.  Будто он попал в водоворот, который несет его. Куда несет? К победе, мысленно отвечал он себе. Вся боевая команда танка во время атаки превращалась  в единый механизм. Они действовали четко, слажено, понимая друг друга с полувзгляда.  По движению спины, по  нервному стуки руки об оружие, он понимал, что нужно сделать в следующий момент. И вдруг яркая вспышка, дикая боль, никакого замедленного кадра, а лишь мысль: больно! Неужели бывает так больно? Он хотел повернуть голову, но последнее, что отпечаталось в мозгу, как Иван весь в крови падает на него с каким- то незнакомым, остекленевшим взглядом, а его Николая, хватают и тащат чьи-то сильные руки. Юрка мысленно догадался он. Юрка. В госпитале Коля узнал, что Юра погиб мгновенно от пулевого ранения в голову. Возле горящего танка его нашла медсетсра по имени Татьяна и вынесла с поле боя. Часто бессонными ночами он представлял себе эту девушку, какая она была? Его воображение рисовала хрупкую блондинку, с храбрым сердцем и он повторял про себя: Таня, Татьяна, Танюшка… Теперь он твердо знал  свою дочь назовет  Таня. 
  Все его товарищи, с которыми он был, призван на фронт погибли. В живых он остался один. Вспомнился рассказ матери, что родился он в «рубашке». И Николай знал, ему был дан второй шанс в жизни. И он пообещал себе, прожить свою жизнь счастливо.






8
   На работе Мане было интересно: дневной прием, осмотр в приемнике, куда часто вызывали для «опыта», как выражалась заведующая поликлиникой и вызова на дом. Корь, скарлатину, ангину, ревматизм, пневмонию, дифтерию увидела Манефа теперь не только на картинках учебника. Она чувствовала себя волшебницей, будто ее допустили в другой мир. А внутри крепла и росла новая жизнь. Николай сказал ,если родится дочь назовем Татьяна, сын- Александр. На летние выходные ездили к родителям в деревню. Осенью наступила пора декрета. С большим животом Маня ходила по крошечной комнатке, соображая, где же определить ребенку место, но мама сказала: «Маша, после родов приезжай домой.» И это приглашение- решение обрадовала ее и Колю.
 Пятого января одна тысяча девятьсот сорок восьмого года Манефа родила дочь. Крошечная девочка весом два килограмма семьсот грамм. Забота, вот какое главное воспоминание о родильном отделении осталось у нее спустя годы. В палате их было семь человек. Детей приносили на кормление. Еду роженицам привозили прямо в палату, медсестры помогали дойти  до туалета. Через неделю она почувствовала, что достаточно окрепла, ходить и сидеть стала значительно легче. На девятый день их выписали с напутствием «приходите еще!»  И в их тесной комнатке стало на одного жителя больше.
- Плату вам увеличу, - шутила хозяйка.
-Мы скоро к родителям переедем. Месяц исполнится Тане и перевезу их, -отвечал Николай.
- Ну, в добрый путь.
  Обязанности по уходу за ребенком делила вместе. После учебы Коля помогал стирать пеленки и купать малышку, а в феврале уже отвез свое небольшое семейство к родителям. В доме на Октябрьском их ждали, отец смастерил люльку. Мама приготовила небольшие подарки: распашонку и крошечный чепчик.
  Неделю Николай учился, а на выходные ездил к семье. Учеба давалась ему легко, потому что было  интересно. Почти всегда получал  пятерки. В институте виделся с Катей, узнавал вести из дома и передавал привет. Отец, который сначала был против его брака, теперь смягчился и звал  молодоженов переехать к ним. Коля обещал, что по окончанию третьего курса, он привезет домой жену и дочку.
  В институте день у Коли пролетал незаметно, вечером выполнение домашнего задания. Порой валился без сил. Это было самое лучшее состояние, потому что можно было спать без снов. Снов он боялся больше всего. Они возвращали его в страшные годы.   На поле боя или еще того хуже в его последний бой. Будто он хотел решить уравнения, с тремя неизвестными. Он хотел что-то вспомнить, точнее забыть навсегда.        О войне также напоминала боль в плече. Она была с ним почти всегда. Ноющая, тянущая, противная. Там в госпитале после ранения, ему хотели отнять всю руку, но он не дал. «Лучше было умереть!»- кричал он. В двадцать неполных лет и без руки. Он этого даже представить не хотел. Остеомиелит- это диагноз, который будет сопутствовать ему всю жизнь.  Он понимал это и шел на это осознанно.
  Летом они всей семьей переехали в город Невьянск, в семью мужа. В доме теперь было две Манефы, это Машута узнала с удивлением, когда приехала в родительский дом мужа.
- Моя, жена Манефа, дочка- Таня- представил Николай,-  Отец- Степан, мама –Манефа, сестра- Катя.
  Все с любопытством разглядывали  друг на друга, в воздухе повисла неловкая пауза. Машута несмело смотрела на   моложавых родителей. Дородный отец, с кудрявыми волосами и такая прямая, гордая женщина.
- Называй нас мамой и папой, как решенный вопрос, огласила Манефа - мать Коли.
Маня кивнула в ответ. Потом им показали просторную комнаты, специально приготовленную для них и все пошли ужинать. На красиво убранном скатертью столе стоял мясной пирог с подливкой, вареный картофель с мясом и открытый сладкий пирог с иргой.
- Ну что, на работу?- спросил свекор обращаясь к Манефе,- засиделась дома- то поди, семь месяцев?- Мать будет с Таней водиться, а ты работать иди. Коле учиться еще. Жить будите с нами.
   Манефа кивнула в ответ и сразу сделала вывод, как тут устроен быт и кто тут главный.
  На следующей неделе она устроилась в детскую поликлинику участковым педиатром. Участок ее назывался «гора», позже она поняла почему. Все дома были расположены на небольшой горе. Ездили на вызова на лошади.  В поликлинике Маня проработала несколько месяцев и была переведена в стационар. Работа в детской больнице нравилась ей гораздо больше, чем в поликлинике, не смущали даже ночные дежурства на дому и частые вызова в отделение.
  Молодая семья полностью жила на содержании родителей, точнее отца мужа. Занимая высокую должность, он получал хорошую зарплату и денег с «детей» ( как он называл их) не брал. Поэтому зарплату Мани они копили. Однажды она купила ткань. Красивые отрезы ткани. Себе и золовке. Крепдешин в цветок на платье и бордовая шерсть на пальто. Заказали обновки швее. Когда выкупили наряды. Катя с завистью окинула стройную пышногрудую фигуры Манефы. «Испортили тебе все», - сказала она. Маня  лишь улыбнулась в ответ.
   Странная и непонятная обстановка царила в этом большом, богатом доме. Разговоры велись редкие в основном между матерью и дочерью. К Манефе по имени почти не обращались. Скажет свекровь куда-то в сторону: «Воды, надо принести»- это значит для Манефы. Она собиралась и шла на колодец, непременно дальний, там по словам  строгой родительницы, вода была вкуснее.
  Вечером, когда свекор Степан возвращался с работы, встречали его нелюбезно. Жена молча, с тонкими поджатыми губами, подавала ему на ужин неизменную рисовую кашу. Вечером в его рабочем кабинете прямо на пол бросали подушку, тюфяк и одеяло. А сама мать ложилась в другой комнате с Катей. И Маня понимала, что между родителями мужа стоит какая- то невысказанная и не прошеная обида.   Ее собственные родители, по рассказам мамы, прожили сложную жизнь. Отец Иван по молодости был очень крут. Бывала и руки распускал на жену. За нерасторопность, как любил говаривать он. «Всем бита была»,- вспоминала Мария…
   В институте у мужа начался курс невропатологии, преподавал ее знаменитый профессор медицинских наук Давид Григорьевич Шефер. Он сразу обратил внимания на талантливого студента Дубровина и по окончанию института предложил ему остаться на кафедре. С радостной вестью Коля приехал домой, где его ждала больная жена. Маша металась в бреду, с температурой сорок. На вопросы Николая никто не знал ответ,  вызвав врача, он отвез Маню в больницу.  Был поставлен диагноз: сепсис. После этого ее срочно перевели в гинекологическое отделение. Находясь несколько дней между жизнью и смертью, Манефа пришла в себя и первое, что она увидела: бледное, осунувшееся лицо мужа.
- Что ты сделала с собой?- задал он ей вопрос.
Маня молчала.
- Маша, это то, что я думаю? – медленно, выговаривая, каждое слово, спросил он.
Она отвернулась к стене и закрыла глаза. Больше эту тему они не обсуждали, но в их отношения закрался какой-то холод. Это чувствовалось без слов.
  За несколько дней до этой внезапной болезни Манефа поняла, что беременна, это совершенно не обрадовало ее.  Тане не так давно исполнилось два  года и рождение еще одного ребенка совершенно не входило в ее планы. Внимательная медсестра обратила на бледность и головокружения у Манефы Ивановны и с легкостью поставила диагноз.
- Вы беременны?,- спросила она без предыстории.
- Да, обескуражено ответила Манефа.
- Что? Рожать не хотите? Я вам помогу.
После работы медсестра ввела Мане какой-то раствор, а к вечеру она  уже металась в жару. Хорошо, что это был вечер пятницы и в субботу приехал муж.
  Отпуск и  Колины каникулы было решено  провести  у родителей Манефы  в деревне. Фантазия рисовала Мане беззаботные теплые дни в кругу семьи, купание в реке, походы за ягодами, вкусные пироги из русской печи. Приехав к родным они  увидели невеселую картину: очень сильно болела старшая сестра Маруся. Она лежала бледная и ужасным  кашлям по ночам будила весь дом. Через несколько дней стала понятно, что с маленьким ребенком не место находится рядом с больной.   
   На многочисленные вопросы, мама ответила Мане, что сестра сделала аборт, убрала четырехмесячного ребенка. Через несколько дней  наработавшись в огороде, пошла в  бане и напилась холодного квасу. После этого заболела и стала кашлять.
- Мама, Марусе надо обследоваться,- сказала Маня.
-Она поедет на следующей неделе в Свердловск, уже дали направление.
  Вскоре Манефа получила письмо из дома, что Марусе поставили диагноз туберкулез.
Она находится на лечении, а потом поедет в санаторий.
   В следующем году Николай блестяще окончил институт и приехал работать в поликлинику города Невьянска дерматологом. Выпускной вечер с вручением дипломов проходил в Доме офицеров города Свердловска. Лето было жаркое, оставив маленькую дочь на попечение родителей. Коля с Манефой, приехали на праздник. На Маше было новое крепдешиновое платье в горох, красиво подчеркивавшее все изгибы ее изящной фигуры. И Коля не без удовольствия любовался женой. После торжественного вручения диплома, были танцы, вдоволь накружившись в объятиях мужа. Счастливые и веселые, они пошли гулять на  Плотинку.
Этим же летом  Катя вышла замуж за военного  и уехала жить в Казань. В мае у них родился Сын Георгий, домашние звали его Юрик. В сентябре одна тысяча девятьсот пятьдесят первого года Манефа поняла, что ждет ребенка. Про себя она решила, что если будет девочка, назовет Еленой. Коле, как инвалиду Великой Отечественной войны выделили ежегодную путевку в санаторий, лечить раненое плечо. И она осталась в Невьянске с Таней, родителями мужа и казалась нескончаемой тошнотой.
  На работе произошли коренные изменения: Манефу перевели работать в детские ясли. Все там было ново для нее. Ясельная группа для детей с трех месяцев, дизентерийная группа для детей, хронически болевших этим заболевание,» толпы» кормящих матерей в обеденный перерыв. Работающие женщины приходили в обед кормить младенцев, потом сами обедали в яслях.
  Ясельная группа для детей от года до полутора лет была тоже не привычна для Манефе. На половину группы был установлен манеж, в котором помещали начинавших  ходить деток. На время кормления резвых подопечных обычно собирался весь коллектив детского сада во главе с заведующей. У каждой были «свои детки» для кормления,  в повязанных передничках . Аппетит у детей был отменный, что радовала взрослых. Машута очень любила бывать в этой группе еще из-за шустрой нянечки, которая играла на балалайке и пела детям частушки и песни.
   Так же у Манефы была новая обязанность, она лечила всех заболевших детей детского сада, ходила на дом. И во многих семьях стала семейным врачом, как называли ее родители.
  Все чаще по выходным Маня стала замечать чакушку водки на семейных обедах. Причем выпивал только Николай. На резонный вопрос Манефы, по какому поводу. Свекровь коротко ответила:» пусть». Была она молчаливая и неособо общалась с невесткой. Свекор тоже начал возмущаться, бутылкой водки к обеду, для сына. В свои сорок с небольшим лет, он совсем не принимал спиртное.
- Ты пил, пусть и он выпьет,- был короткий ответ жены.
После к этому разговору не возвращались.
   Из общих разговоров и писем Маня поняла, что семейная жизнь Кати не клеиться. Муж изменяет ей и родители обсуждали этот вопрос. Свекор писал гневные письма в Казань. Катерина сделала аборт,  а мать вскоре уехала в Казань, с намерением забрать дочь и внука домой.
  Шел апрель месяц, Манефа ходила по дому с огромным животом. Мужчины были на работе. Хозяйство полностью на ней: уборка, готовка, дойка коровы…
В конце апреля приехали свекровь с Катей и больным ребенком. Мальчика сразу увезли в больницу со страшным диагнозом серозный менингит. Ничего не помогало, и ребенку день ото дня становилось  хуже. Второго мая Юрик умер, а четвертого мая Манефа родила дочь. Похороны мальчика состоялись в ее отсутствие, приехал Борис, Муж Кати. Он кричал и ругался, пытаясь найти виноватых. Говорил, что ребенку поставлен неверный диагноз  и назначено неправильное лечение.   Будто крик и скандалы могли что-то изменить. Было ясно, что их семейной жизни пришел конец и возвращаться к мужу Катя не собирается. Все это Маша узнала, по возвращению домой. Положив дочку на кровать села, кожей ощущая горе и тягостную обстановку. Свекор зашел к ним, без интереса глянул на новорожденную и сказал, что она похожа на племянницу Мани, дочку Маруси- Валю, которую он видел один раз в жизни. «Не счастливая будет дочка», пронеслось в голове у Мани. Вечером она  услышала, как свекровь перепиралась с мужем и громким шепотом сказала: « Не хочу даже видеть эту девку.»  На следующий день Коля пошел в ЗАГС и записал дочь Ольгой.
 
 










9
  Катя не вернулась к мужу, она получила развод, и вышла на  работу в поликлинику- терапевтом. Все свободное время лета они с матерью занимались  огородом, возились с цветами, вышивали и разговаривали. Манефы и тем более детей в их жизни будто не существовала. Они создали свой круг, мини семью в большой семье.
  Через несколько месяцев закончился декретный отпуск, Манефа вышла на работу, Таню отдали в детский сад, а Олю в ясли. Дни потекли один за другим похожие друг на друга и практически ни чем не примечательные: работа, домашние дела и так по кругу. Вечером даже не хотелось разговаривать, а лишь чаще молча слушать истории мужа. Работал Коля с интересом, пациенты очень любили его за грамотность обходительность.  Николай не был особо общительным, нашел общий язык лишь с соседом по кабинеты, отоларингологом, которого боялись остальные коллеги и пациенты. Тюленев Михаил Яковлевич   потерял на войне двоих сыновей и был очень вспыльчивый и раздражительный. Все предметы, нужные ему для работы лежали на столе в определенном порядке, никто не смел их сдвинуть даже с места. А стул для пациентов вовсе был привязан веревкой к столу, чтобы никто не смел его даже двигать. Неугодных пациентов, которые, по мнению врача не так открыли дверь или со скрипом сели на стул, сейчас выставляли в коридор, чтобы зашли вновь. Или во все назначали на другое время. В основном все общение двух врачей: дерматолога и отоларинголога сводилось к нескольким фразам во время курения сигарет.
  К осени молодая семья Дубровиных  получила квартиру и переехали в свое первое собственное жилье. Эта была двухкомнатная квартира на первом этаже двухэтажного дома по улице Кирова. Началась новая жизнь: с вкусными пирогами по выходным и обустройством домашнего уюта. Манефа была достаточна медлительная и поэтому часто домашние дела перетекали далеко за полночь, когда вся семья спала. Накрахмалить белье, отгладить до скрипа, это доставляла истинное удовольствие. Свекор баловал их дорогими подарками: швейная машина, холодильник, красивые статуэтки и книги. Вскоре стали организовывать коллективные сады. И Степан Иванович взял участок для сына.
  Маша открыла в себе страсть к садоводству. Ей было интересно обустраивать участок: высаживать яблони, малину, смородину, планировать грядки с клубникой, парник с огурцами. Свое новое увлечение она совершенно ни  с кем не хотела делить, потому что считала, что все на отлично может сделать только она. Коля, который  тоже работал в саду, быстро понял, что он здесь чужой, на неведомой ему территории. Морковь с грядки рвать было нельзя: не поспела, еще рано. Огурцы для засолки и так далее и тому подобное. Манефа сама не заметила, как стала единовластной владелицей сада, не забывая упрекать мужа, что  он ей совершенно не помогает. Все чаще за ужином начала появляться водка, несколько стопок. Так Николай оправдывал свою бессонницу, ночные кошмары и боль от ранения. Спали они теперь в разных постелях, Маня с маленькой дочкой, Коля на супружеской кровати.  Он часто приходил и звал жену, в ответ ему было раздраженное шиканье, ил взмах руки. Оля росла капризной и очень привязанной к матери девочкой. Всю ночь спала возле материнской груди, что вполне устраивала Манефу, которая начала сторонится супружеского долга.
   У Кати  осенью заболело колено, и она попала в отделение хирургии . По вечерам и выходным Маня всей семьей ходили проведывать сестру мужу.
   В декабре пришли вести из дому, что больная туберкулезом сестра, лежит в больнице, в Свердловске. Манефа поехала ее проведать и узнать, какие лекарства необходимы. В следующую поездку она возвращалась уже с сумкой гостинцев и медикаментов. Но Марусе, не становилось лучше, и ее выписали домой, как безнадежную. Вместе с двумя детьми и мужем она переехала в родительский дом, потому что хотела быть ближе к матери.
   В январе, оставив семью, Маня поехала к родителям, чтобы увидится со старшей сестрой. Зайдя в дом, прямо с порога Манефа встретилась со знакомыми, полными боли глазами Маруси. Некогда красивая, полная сестра была, как живой труп, во всем облике жили только одни глаза. Маня от неожиданности не смогла сдержаться и слезы градом потекли по лицу.
- А я плакать не могу, Маша,- все слезы выплакала, сил больше нет, детей только жалко,- прошептала сестра.
  Манефа села на край кровати, взяла   исхудавшую  руку:
- Все будет хорошо, ты поправишься.
- Да, хороша Манечка, я тебя ждала… попрощаться. Молись за меня, не забывай,- она слегка сжала руку сестре. Потом плотно укрылась  одеялом и закашлялась.
Всю ночь Манефа не сомкнула глаза, прислушиваясь к дыханию сестры, переполненная от молока грудь ныла. Наутро она обняла всех на прощание и с тягостным чувством поехала домой. Маня чувствовала себя морально истощенной, прижав к себе теплую, кудрявую головку дочери, провалилась в сон. Только закрыла глаза и видит: большое белое поле все в снегу, а навстречу ей бежит молодая Маруся.
  На работе Маня рассказала свой сон нянечка: умрет скоро, сказала тетя Оня. На следующий день пришли вести из дома: Маруся умерла. Та же самая тетя Оня посоветовала: «Не ездили бы вы уже, Манефа Ивановна, попрощались ведь. А то у вас малышке девять месяцев всего.  Она вон без вас вся не своя ».
  На похороны сестры Маня не поехала и через неделю получила письмо с одной строчкой: Как ты могла не проводить сестру в последний путь? Мама.
Сердце предательски сжалось, и в душе поселилась вина. Мама у Мани была неграмотная, значит, попросила соседскую дочку догадалась Маня.
  Катю выписали из больницы, она должна была вернуться на работу. Вечером она полезла на стремянку и упала, повредив колено. Оказалось, что перелом. Катерина опять попала в больницу.
  На весну у Коли была запланирована поездка в госпиталь и Маня с девочками осталась одна дома. На неделе ее ждала любимая работа, по выходным визиты к свекру и свекрови. К тому времени они жили в большом, новом доме по улице Коммуны. С колена у Кати сняли гипс, ногу нужно было разрабатывать, но она этого не делала, так как жаловалась на постоянную боль. В колене образовалась конъюнктура и на всю оставшуюся жизнь , нога так и не сгибалась. Работу Екатерина оставила под предлогом частых болезней, и все свободное время проводила дома с мамой.
  Незаметно наступила лето, Оля уверенно топала на своих пухлых ножках, бежала с радостью на встречу к матери, когда та появлялась в ясельной группе. Коллектив детского сада был дружный, за детьми ухаживали отлично, Купали, укладывали спать на веранду и вкусно кормили. Именно на работе Манефа впервые попробовала новые блюда: фаршмак, цветную капусту в кляре, пышный омлет и булочки с изюмом…
   В летний отпуск поехали к родителям Мани в деревню, туда же были приглашены и сестра Клаша с семьей. Вечером она рассказала Манефе, что у мужу Терентия обнаружили туберкулез.
 - Знаешь, - сказала Клавдия, не могу я с ним спать, все боюсь заразиться.
Не хочу, чтобы дети мои одни росли. Хоть бы замуж их выдать. Девочки, кстати собрались поступать в медицинский.
- На следующий год?- спросила Манефа сестру.
- Да.
Дальше разговор не клеился.
- Ты, не унывай, - сказала Маня перед сном сестре,- все хорошо будет.
Клаша только, молча, посмотрела в ответ.
 
 






















 10
   В тысяча девятьсот пятьдесят пятом году Таня пошла в школу. Была она очень маленького роста, видно пошла в мать. Молчаливая, будто жила в своем мире, где ей было тепло и уютно. Она очень любила рассматривать книги с красочными картинками, которые дарил ей дед Степан и старые открытки. Их дедушка вклеил в специальный альбом. И вместе с героями на открытках Таня уносилась в сказочный мир с жар птицей, конька Горбунка, снегурочкой и дедом Морозом.
  Читать Таня выучилась очень быстро, и теперь любимое занятие ее  были книги. Они стали  лучшими друзьями, в отличии от вечно занятой матери и молчаливого отца.      Плавать или играть в шумные игры девочка не умела, потому что мать близко не подпускала их к опасностям, а опасности Манефа видела везде. Велосипед, лыжи, санки, коньки, игры на воде, домашние животные, все по мнению матери представляло опасность для детей.
  Во втором классе у нее появилась новая страсть. Дедушка Степан подарил им новый музыкальный инструмент. Черное пианино «Урал» из натурального дерева, большое и добротное, как и сам дед. Таня, затаив дыхания, гладила крышку и мечтала научиться играть на этом чудо инструменте.  Сверху пианино покрыли белой, вышитой теткой салфеткой с красивыми цветами «анютины глазки», как называли их все домашние. Украсили фигурками. Таня очень любила эти фарфоровые статуэтки. Ванька на гусях из сказки, которого подарил отец маме на день рождения. Белочка с орехом в лапках из сказки Пушкина. И большая черная лошадь, каслинское литье, которую купило дед. Таня любовалась этими героями и представляла, как она поселит их в свое собственном доме, будет рассказывать про них разные истории маленькой дочке или сыну. Ее записали в музыкальную школу, пройдя прослушивания, Таня начала постигать нотную грамоту. Девочку не нужно было просить выполнять домашнее задание, придя из школы, она сама бежала к инструменту. Сначала  с благоговением проводила тонкими пальчиками по крышке пианино, как бы приветствуя нового друга, и садилась играть. Про себя она уже решила, что обязательно свяжет свою жизнь с музыкой. Отец тоже одобрял увлечение дочери, он любил слушать классическую музыку. Моцарт, Бетховен были его любимые композиторы, оставшись дома одни, Таня с отцом часто обсуждали эти произведения. Однажды они попробовали поделиться своими мыслями с матерью, но в ответ увидели такое недоумение в глазах, что больше по вечерам эта тема в доме не поднималась.
  Частенько Таня чувствовала  на себе недовольный взгляд матери, которой не хватала терпения и времени на объяснения домашнего задания. Манефу действительно раздражала молчаливость и медлительность дочери, которая вечно витала в сказочных грезах. Часто одергивая девочку, потом корила себя за нетерпение и старалась сгладить ситуацию. Приносила Тане вкусные гостинцы, неловко целовала в золотистую макушку.
   И все- таки Таня очень любила свой дом: уютную квартиру, всегда с вкусной едой, пышной елкой к новому году, которую украшали игрушками, орехами и конфетами. В подполе стояли целые ящики с яблоками и апельсинами. Варенье, соленые огурца, помидоры и компоты. Таня спускалась  туда вместе с отцом. Мама была отличной хозяйкой, все в квартире сияло чистотой, еды готовилась самая вкусная на свете.
  Родилась Таня пятого января. Обычно на Урале этот месяц  холодный и снежный. Часто вечерами девочки с отцом ходили на городскую площадь, кататься с горки. Возвращались затемно, по пустым улицам, все вместе дурачились во дворе, валяясь в снегу. Удивительно и приятно было лежать в мягком сугробе, смотреть, как кружатся и падают одинокие, редкие снежинки. Отец любил ловить их на варежку и разглядывать вместе с дочерьми, а потом возвращались в теплую квартиру, пили чай с вареньем и слушали с отцом Моцарта. Вот отец ставит пластинку и с ходу восклицает: « Моцарт- ты Бог!» Лицо его сразу преображается. Это так трогательно и девочкам, кажется, что Моцарт это ангел. Ангел-хранитель отца.  В этом году у Тани чудесный подарок, на день рождения дед подарил  велосипед, и она выучилась ловко катать на нем по квартире сестру, это стало их любимым занятием.
    К лету Клаше предложили сделать операцию на легких, так как на рентгене нашли затемнение размером с» копейку.»
- Операция не сложная, - радостно сообщила Клавдия матери, сказали, не буду знаться с врачами совсем.  И хотя в душе она  очень боялась операции, но все же согласилась. Она мечтала о будущей счастливой жизни с любимым мужем. И конечно очень хотела увидеть своих девочек врачами, в то время они уже были студентками медицинского института.
  Частичная пульмактомия ,не по науке – это удаление туберкулезного очага в легких была назначена на второе августа. Третьего августа Мария Родионовна приехала проведывать дочь , в приемной ее встретил врач. Сердце у матери сжалась.
- Операция прошла успешна,- начал врач, но позже возникли осложнение: тромбоз легочной артерии. Это и привело к смертельному исходу.
Пожилая женщина смотрела на врача с каким-то недоумением. Казалось смысл происходящего, а именно смысл сказанных слов, никак не мог дойти до нее.
- Я же к дочери приехала,- сказала она шепотом. – Она сказала легкая операция, каверна с копейку. С врачами знаться не будет.
  После этой фразы она будто осела, продолжая беззвучно  шептать губами.
- Вам плохо?- участливо наклонился к ней врач.
Она отрицательно помотала головой и поспешила к выходу. Звук города, яркий свет,  одновременно оглушили и ослепили ее. Не помня себя, Мария вернулась домой со страшными новостями.
  На следующий день Манефа узнала, что сестра Клаша умерла. Оставив детей и мужа, поспешила домой, не зная как помочь и утешить старых родителей. На похороны собрались все дети: брат Григорий, сестра Анна, Лиза и Манефа. На семейном совете решили, что родителей не следует оставлять одних. Григорий предложил им перебраться в Тюмень.
- Сделаем Вам, тятечка, пристрой отдельный, возле моего дома и будете жить как хозяева вместе с нами.
  Родители согласились, по отъезду детей, отец продал корову, разделил деньги всем поровну, не забыв и внучат.  Поехал к сыну строить новый дом- пристрой. Жену Марию пока оставил на Октябрьском. Осенью Манефа приехала, чтобы проводить мать в Тюмень. С обещанием часто приезжать к ним в гости. Вечером мама сунула ей рубль.
- Это тебе, Доченька, я сэкономила.
- Мама, ты что, оставь себе, я же работаю. Вам пригодится.
Мать промолчала, но денег не взяла. Вечером этого же дня, прямо накануне отъезда пришла страшная новость: Григория задавила в поле. Как это произошло, никто не мог объяснить. Да и чем облегчили бы это событие  объяснения?
- Господи, за что мне это?- Слышала Манефа шепот матери, вечером.
- Господи, не оставь меня, дай мне силы пережить это.
Маня спустила босые ноги на пол, подошла и  встала на колени рядом с матерь. Сердце ее рвалось на части. Как она хотела облегчить страдание мамы. Такой любимой, старенькой и родной.
- За пять лет троих, Господи. - На Манефу смотрели такие близкие,  полные отчаяния, сухие глаза.
  После похорон родители Мани остались жить в готовом доме- пристрое со снохой Варварой и пятью дочерьми Григория. Старшая девочка поступила учиться в техникум, остальные были школьницами. В очередной раз старики остались помогать не детям, так внукам.
  Начались ежегодные поездки с семьей в Тюмень. Девочки полюбили эти каникулы с застольями большой семьи: с вкусными пирогами с рыбой, капустой, картошкой. Пышными оладьями на завтрак, творогом и душистым чаем. Вечерами подолгу засиживались за разговорами и детей не отправляли спать. Атмосфера была душевная и спокойная, не чувствовалось вечной натянутости, как у деда Степана и бабушки Манефы. Там чаще молчали за столом, а здесь разговаривали и смеялись. Вечерами перед сном слушали сказки от бабушки Маруси, так и засыпалось на поляне с мягким мхом или в душистом поле с ягодами. А наутро был поход с мамой в цирк или детский театр с настоящим мороженым на палочке, называлось, которое эскимо. Такого лакомства в Невьянске не было. И эскимо в золотой или серебряной бумажной обертке стало символом этих поездок. И сама мама преображалась, расцветала. Слышался ее непривычный, беззаботный смех.
   Обычно в эти летние каникулы Тане дарили новое платье, а Оле доставалось платье от сестры, из которого та уже выросла. На что старенькая бабушка Маруся качала головой и говорила: « Маня, да сшей или купи ты ей новую вещь.»
 Но какая-то рачительность и вечная бережливость не давала Манефе потратить лишнюю копейку не только на детей, но и на себя. Обычно имея несколько платьев, она тщательно берегла их и старалась не носить, не говоря уже про новые туфли. Эти казалась безоблачные и такие теплые семейные поездки, омрачились поведением Николая. За ужином он часто позволял себе лишний алкоголь. Дед Иван пробовал делать ему замечания, но это быстро перерастало в скандал. Один раз Коля схватил свекра за бороду и выгнал его на улицу, так что тому пришлось ждать на лавке, пока зять не уснет. На утро,  Коля говорил жене, что абсолютно ничего не помнит, извинялся перед всеми и вечером повторялась та же история.
  Обычно сдержанная мать, сказала Манефе: « Да разве это муж? Вон к соседям дочь приедет, все в кино  ходят, в театр. А у вас одно вино».  И как-то после этих слов, хотя Коля их не слышал, он отказался ездить в Тюмень совсем. Обычно Маня стала подгадывать свой отпуск к поездкам мужа в госпиталь, и у них установился  негласный договор.
  У  Манефы с девочками появилась ежегодная традиция: каждую поездку в Тюмени они ходили в цирк. Билеты покупали обязательно в ложу, обитую голубым бархатом.  Маня наряжалась сама и красиво одевала дочерей, обязательно покупала им мороженое. И все трое они были беззаботно счастливы в такие моменты.
   Время летело незаметно,  вот и Оля пошла в первый класс. Было понятно, что хороших оценок здесь ждать не придется. Девочка была очень замкнутая, какая- то боязливая, в то же время упрямая и временами даже вредная. Она была болезненно привязана к вечно критикующей матери и начавшему выпивать отцу. Как- то по детски, неловко она жалела его. Отец отвечал, дочери огромной любовью, это было понятно просто даже по его взгляду на девочку. Или по руке, которую он опускал на курчавую головку.
   Манефа перешла работать из детского сада в стационар детской больницы и часто, когда мать была на дежурстве. Особенно, если оно выпадала на выходной. Оля лежала в кровати, затаив дыхания и слушая звуки на кухне. Вот отец наполняет рюмку за рюмкой, уснет или нет? Или начнет скандалить, тогда не сдобровать. Этих скандалов Оля боялась больше всего. Чаще всего они возникали, когда мама была дома. Манефа начинала ругать мужа, он кричал в ответ, мог поднять руку. Тогда она хватала дочерей в охапку, и они бежали во двор, иногда сидели до темна на лавке. Один раз пришлось лезть в окно, так дверь отец запер изнутри, благо окно оказалось открытым. В такие моменты ругани и скандалов Оля не знала, кого она ненавидит больше мать или отца. Отца за то, что пьет или мать за то, что постоянно что-то говорит и говорит. Будто не знает жизни, не может успокоить мужа и весь дом.
  От таких выходных Оля научилась терпеть, молча реветь в подушку, больше молчать. Через какое-то время она начала мучиться с запорами. И мать стала обследовать ее и брать путевки в разные санатории на санаторно-курортное лечение. Не помогало ничего. А как же Оля ненавидела эти поездки. Всегда с отцом, потому что мама была слишком занята на работе. А в этих поездках папа пил. Когда был трезвый, он брал дочь за руку, и они шли гулять. На душе становилось спокойно, рука в большой, теплой ладони. Можно закрыть глаза и наступит покой?
  Единственный раз в своей жизни во время такой прогулки  Оля осмелилась сказать:
 « Папа, не пей больше!» Веселость отца сняло как рукой, он остановился, изменился в лице, будто ему стало стыдно перед дочерью. И такая тоска мелькнула в его глазах.
- Я не могу, прошептал он. Не смогу.
- Но ведь я есть, я помогу тебе, - почему- то тоже шепотом ответила Оля.
  На следующий день, когда Манефа встречала в аэропорту дочь и мужа, которые должны были вернуться из Железноводска, среди прилетевших их не было. В полнейшем изумлении, она не знала куда ей обратится и стала спрашивать сошедших с рейса людей. Все пожимали плечами, потом одна женщина сказала: «Там был мужчина с девочкой, но его не посадили в самолет, он был очень пьян.»
После этих слов Маню захлестнула дикая злоба, не жалость к дочери, а именно злоба на мужа, на то, что она зря приехала за сто с лишним километров. Следующий рейс был через день, на нем и вернулся хмурый муж и осунувшаяся дочь. Самые близкие люди сухо обнялись, и Манефа протянула Оле большое красное яблоко. Они сели в служебную машину, Оля отвернулась к окну, молча, плакала, делая вид, что грызет спелый фрукт, который как ком вставал у нее в горле. Манефу тоже обуревала волна эмоций, которые нельзя проявить перед водителем. Она мысленно кляла себя, что села на переднее сидение, а не рядом с дочерью. Спиной, ощущая боль девочки, не могла обнять, прижать ее к себе. Окутать любовью.
   В ее душе поселился страх, вечный страх за отца. Причем только за пьяного. Оля боялась, что он уснет с незатушеной  сигаретой, ему станет плохо во сне, упадет в темноте, когда медленно бредет в туалет. Она старалась предотвратить все эти опасности мнимые и настоящие. Часто проснувшись ночью и не найдя подле себя дочь, Манефа видела такую картину: пьяный муж бредет по коридору, а рядом с ним маленькая девочка, держит его за трусы. Такая жалость к ребенку, а вместе с тем и злоба на мужа, стыд за себя захлестывала ее в эти моменты, но она будто не понимала, как переделать, прекратить эту жизнь.  И их семья продолжала существовать, будто за вывеской. О пьянстве мужа никому Маня не рассказывала, находя отдушину от несчастливой семейной жизни в работе.   
  Для Тани родители были самой красивой парой на земле. Особенно отец- с правильными чертами лица, гладко зачесанными блестящими волосами, спокойной прямой осанкой. Корректность и сдержанность отличали у него не просто манеру поведения, но будто ауру- состояние души. А внутренняя сосредоточенность напоминала девочке, главного героя фильма «Семнадцать мгновений весны». Но как этот человек менялся до неузнаваемости, когда был пьян. Отношения родителей были средой обитания, которую уже не выбирают, а к которой приспосабливаются. В этой среде, казалось, уже не  могло произойти ничего хорошего. Мать несомненно была стержнем семьи, правда ее редко можно было застать дома.
    Работа в стационаре захватила целиком внимание Манефы, ей предложили должность главного врача детской больницы. Свекор был в восторге и конечно рекомендовал невестке согласиться. Отношения с коллегами у Манефы Ивановны были отличные, к каждому она умела найти подход, сказать доброе слово. Знала сильные и слабые стороны своих подчиненных.  Не раз опытные медсетсры или санитарки выручали ее, помогая и с постановкой диагнозов. Пожилая медсестра Наталья Петровна вызывала врача в приемник обычной фразой»: Манефа Ивановна, корь поступает, идите бронхит, воспаление легких приехала…»
  Во время дежурства она  всегда была собрана и доброжелательна, ни разу никто не услышал от нее жалобы на усталость или бессонную ночь. Однажды летом привезли ребенка в возрасте десяти лет. Взгляд у него был затуманенный, странное поведение, что он бросался на предметы и стены. Манефа была в недоумении, такого в ее практике не встречалось. Пока она наблюдала за пациентом, вошла  пожилая санитарка тетя Надя.
- Белены, объелся!   - поставила она диагноз с порога. И тут же было назначено и лечение.
  На новой должности по- мимо работы и дежурства в стационаре, добавилась еще отчетность. Свой первый отчет Манефа и ее помощники делали до полночи, считали на счетах, пили горячий чай. А потом предстояла поездка в Свердловск в горздравотдел, чтобы сдать и защитить «свои» цифры.
  Перед первой сдачей Маня очень волновалась. Сдавать документацию нужно было, по представлению Манефы большому начальнику. Мысли скакали в ее голове с дикой скоростью и постоянно путались, прямо как на государственном экзамене и она никак не могла запомнить имя начальника.
-Здравствуйте,  Петр Григорьевич ! Меня, зовут Дубровина Манефа Ивановна,- начала она несмело. Я главный врач детской больницы Невьянского района.
- Ну, давайте, рассказывайте, с чем приехали?- ободряюще сказал Петр Григорьевич.
Манефа Ивановна начала раскладывать , а точнее ронять документы. Стараясь собрать их в одну стопку и разложить по порядку, так же как и свои мысли. Она начала лепетать:
- Петр Григорьевич, Григорий Петрович, здесь у меня представлен отчет…отчет о смертности и..- Манефа осеклась, соображая что вообще нужно показать в первую очередь .
- Так, послушайте. Я ведь не называю вас Иван Манефович, - с улыбкой  сказал  начальник. – Вы же сами составляли документацию и все знаете. Успокойтесь и давайте сначала.
Манефа с шумом выдохнула и спокойно защитила свой отчет.
Выйдя из кабинета, Маня почувствовала головокружение и тошноту.  Неужели беременная? Пронеслось в мозгу. Через неделю она уже точно поставила себе этот диагноз. Наведя справки , отправилась к знакомой медсестре, которая ввела ей в матку йод. Выйдя из дома, Манефа покачнулась на крыльце и упала без сознания, когда открыла глаза, с трудом вспомнила,  где она. Еле дошла до дома,  благо было недалеко, не раздеваясь, легла в постель и на вопросы мужа лишь молчала. Через час поднялась, температура под сорок, пришлось во всем признаться, но от госпитализации она отказалась.  Коля ухаживал за ней два выходных, не притрагивался к вину, ни о чем не спрашивал. Но в иные моменты, она чувствовала, с каким раздражениям он подносил воду, делал компресс и в спешке, с какой-то брезгливостью отдергивал руку. Скоро Манефа пошла на поправку и больше никогда не беременела
  В летний отпуск решено было ехать в Сочи, девочек оставили у родителей мужа, и сев на поезд отправились  к морю. Почти все время в пути Манефа спала или смотрела в окно, а Коля читал. В первый же день приезда, Николай потянул жену на море.
- Смотри! - с восторгом кричал он.- Какая красота! Какие краски! Как здорово, что мы сюда приехали!
  Супруги сняли небольшую комнату, тропинка от которой вела на утес и вниз к каменистому пляжу.   Манефа, до ужаса боявшаяся высоты с опаской смотрела на отвесную стену горы, спускавшейся прямо в бурлящее воду. Когда Коля потянул ее вниз, к ступенькам, она в страхе замерла, отшатнулось, готовая бежать обратно. Супруг с недоумением смотрел на Маню. Протянул ей руку:
- Пойдем, там же море. Смотри, какая красота!
- Я не умею плавать!
- Ну хоть ноги помочишь, - уговаривал муж.
- Когда я смотрю с такой высоты, у меня голова кружится.
- Так ты не смотри, пойдем. Пойдем уже,- Коля нетерпеливо тянул ее за локоть.
 Наконец она решилась, шагнула к ступеням и муж облегченно выдохнул. Прямо перед ними распростерлась бесконечное море, не было видно противоположного берега, лишь вода сливалась с линией горизонта. Вода  ласковая, спокойная, темно-синего цвета, с едва набегавшими волнами, а местами у самого берега, она переходила в светло-голубой цвет и в белый у самого края,  превращаясь в пену.
Супруги видели море  первый раз в жизни. Коля был поражен размахом и мощью стихии, Манефа же оставалась совершенно равнодушной, не понимая и не чувствуя эту красоту. Она скучала, глядя на него, и буквально через полчаса  захотела вернуться, жалуясь на жару  и на отсутствие воды.
- Ну, иди одна обратно,-  с досадой сказал супруг.
Манефа взглянула на него с таким страхом, что он вынужден был покинуть пляж и отправиться провожать супругу.
 На обед пошли в местную столовую, но оказалось, что получить еду не так-то просто и пришлось почти час стоять в очереди. Колю забавляла эта ситуация, а Машута откровенно злилась.
  Еще одним сюрпризом для Манефа было, то, что белье почти не сохло за ночь и приходилось одевать мокрые купальники на утро. Все вызывала у нее дискомфорт, либо непонимание, она не могла расслабиться, скучала и не знала, как применить себя. На третий день отпуска, на обед пошли в ресторан, что крайне раздражала  экономную Маню. Неплохо зарабатывая, на себя, она боялась потратить  лишнюю  копейку.  Между супругами повисло непонимание. Первым делом Коля  заказал водки и  к концу обеда он был изрядно на веселее, а на жаре совсем разомлел , и они долго шли до своего домика. Оба были недовольны друг другом,  и каждый считал себя правым. В следующие дни на пляж Коля ходил один, а Манефа сидела за чашкой чая с хозяйкой, они быстро нашли общие темы для разговоров. В отличии от Николая, который хотел поддержать разговор и сказал : «Какая у вас здесь  красота, воздух, горы, море!»
- Да как это все надоело,- засмеялась хозяйка,- Каждый день видим . 
- Разве это может надоесть?- удивился Коля.
- Вам не понять, - лишь отмахнулась в ответ пожилая женщина.








 













11
  Летом время для Оли летело незаметно. Почти все каникулы они проводили у бабушки с дедом и теткой. Работали в огороде, помогали по дому, носили воду. Дед Степан до вечера был на работе, и домом управляла молчаливая бабушка Манефа. Оля ни разу не слышала, чтобы она обращалась к ней по имени, скажет куда-то в сторону: «Нарви огурцов, будем солить», - значит это ей. К Тане было более душевное отношение. Особой близости между сестрами не было. Ни общих планов, ни общих разговоров. После выполненной работы, старшая сестра старалась уединиться с книгой, а Оля шла к собаке или сидела на крыльце с кошкой. Смотрела куда-то вдаль и ни о чем не думала. Этот класс был для Оли выпускной, надо было решить, куда она будет поступать, но ей как-будто не было до этого дело. Словно речь шла не об ее будущем, а о жизни другого человека. Она привыкла, что за нее все  решает  строгая мать, и спорить она считала бесполезно. Любое ее достижение в школе обесценивалось, любой поступок подвергался жестокой критике: касалось ли это ее внешнего вида, походки, манеры говорить, все было не так, и по мнению матери требовало коррекции. Почти весь ее день складывался из упреков, замечаний и иной раз, она просто не знала, как лучше. Казалась, она не умеет радоваться, было в ней какое-то постоянное напряжение, как натянутая пружина. Имея очень привлекательную внешность: статую фигуру, красивые, густые, вьющиеся волосы и огромные голубые глаза. Она совершено не ценила себя и не замечала восхищенных   взглядом.
   Старшая сестра в следующем году оканчивала педагогическое училище, она хотела быть музыкальным руководителем. Работать с детьми в музыкальной школе , Оля совершенно не разделяла ее этой любви к музыке. Только вспоминала слова отца, который любил цитировать Мышкинского  из «Хвалы и Славы». «Если все погибнет, я хотел бы оставить музыку и поэзию добавлял от себя отец.
   Когда Таня училась в старших классов школы, отец часто сажал ее подле себя и просил читать ему «Божественную комедию « Данте, «Слово о полку Игореву» или стихи Пушкина. Старшая дочь понимала, что отец очень одинок. Он часто цитировал ей наизусть любимые строки: «Пылай камин в моей пустынной келье. А ты вино, осеней стужи друг, пролей мне в грудь отрадное похмелье, минутное забвенье горьких мук. Печален я: со мною друг нет, с кем горькую запил бы я разлуку, кому бы мог подать от сердца руку и  поделить веселых много лет…» В этом году она открыла для себя Достоевского, читать его было мукой, все вокруг для нее становилось серым. Нездоровое ощущение и боль. Роман «Бедные люди». Она все представляла одного из героев: Покровского. Худого, бледного, но удивительно красивого. В рваной шинельке. Она ясно видела, как он садится на лавочку, и развязав платок, достает кусочек черного хлеба с картошиной, кушает, прежде чем бежать на очередной урок. Таня чувствовала внутри себя грусть, представляя, как он одинешенек сидит и задумчиво жует хлеб. Когда главный герой умирает, Таня, оставшись одна,  рыдала во весь голос . Сердце разрывалось от горя и муки.
   В конце лета собрался семейный совет: точнее мама с дедом решили, что Оля пойдет в медицинский. Последний учебный год , тянулся бесконечно, по результатам учебного года стало понятно, что институт Оле не потянуть. И мать решила, устроить ее в медицинское училище города Нижнего Тагила. Химия для Оли всегда была каким- то космосом, на уроках она даже не пыталась вникнуть в суть происходящего , а витала где- то в своем мире. С одним чаяниям, чтобы выходные прошли без скандала и без вина. Хотя прекрасно понимала, что это не возможно и алкоголь - это уже реалия их семьи.
  На вступительном экзамене в училище первый предмет для сдачи был химия. Мама сказала, что через знакомых  она договорилась с экзаменатором и дочери дадут билет с ответом. Надо лишь прочесть, вопросов не будет. Как же стыдно, не по себе стало Оле от всего происходящего. Будто что-то привычно «скребло» на душе. Ничего не сказала она вслух, лишь привычно промолчала, затаив свои мысли.
  За вступительный экзамен по химии абитуриентка Дубровина Ольга получила отлично, сочинение четыре. И вот она студентка первого курса. Жить родители устроили ее на квартиру по улице Газетная, 66  к знакомой. Одинокой женщине, фельдшеру по специальности. Учебу вдали от дома Оля сразу возненавидела, не нравилось ей буквально все: шустрые, веселые, шумливые сокурсницы, доброжелательные педагоги и совершенно неинтересные предметы. По вечерам, она приходила с учебы, кое- как выполняла задания и ложилась спать. Хозяйка вскоре поняла, что собеседницы из Оли не выйдет, и общалась с молчаливой девушкой только по необходимости. На выходные Оля приезжала домой, где осталось все как прежде: дежурства мамы и выпивки отца. Когда наступила пора зимней сессии Оля вернулась домой и сказала матери с порога: «Я не хочу там учиться»
- Почему?- опешила Манефа. – Оля, я договорюсь, тебе хоть тройки поставят, просто так.
- Нет,- выкрикнула дочь в слезах,- только попробуй, я туда вообще тогда больше не поеду. И вообще не поеду, - добавила она уже спокойно и  твердо.
  В понедельник Манефа поехала в училище, встретилась с преподавателем по химии.
- Не хочет Ваша дочь учиться, Манефа Ивановна! Не будет, все Ваши просьбы и чаяния бесполезны, поверьте, я вижу много студентов. Она ведь и на вступительном экзамене, даже слово не вымолвила. Зачем вы ее сюда толкаете насильно?
- Спасибо, ответила Манефа и поехала домой.
  Из всей фразы, она лишь услышала, про вступительный экзамен и нежелание дочери учиться. А в голове она уже разрабатывала план действия.   Недавно в Невьянской районной больнице были организованы двухмесячные  курсы медсестер, туда –то она и решила отправить дочь. После окончания учебы Ольга поступила работать в регистратуру детской поликлиники. Как нестранно, но работа ей понравилась. Обязанностей было немного, и  день в компании таких же молодых девушек проходил весело. С разговорами, шутками, перерывами на чай. Через несколько месяцев работы дома начались разговоры, что нужно куда-то «расти» Куда? Оля совершенно не понимала, да и не хотела. Таня после окончания училище работала в детском саду музыкальным руководителем и видимо ей «расти» было не нужно, думала про себя Оля. Но все же молча, согласилась на условие матери и поехала на курсы инструкторов лечебной физкультуры в город Свердловск. Специально для нее в поликлинике выделили ставку, и началась новая работа. Желающих было немного, хотя участковые педиатры направляли детей и давали рекомендации родителям. Шли пациенты неохотно. Заведующая поликлиникой начала частенько заглядывать к скучающей Оле. Потом стала выговаривать Манефе: «Как не зайду, Оля все сидит, народу у  нее  нет».
   Вечером дома, Манефа выговаривала дочери: «Оля, ты набери детей, включи музыку, попрыгай с ними…»
- Где, я их наберу?- отвечала дочь, - если родители ходить не хотят.
-Ты, их привлекай,- не унималась мать.
  В такой работе прошло несколько месяцев. Оля устала от бесконечных жалоб и замечаний руководителя. Манефе тоже надоели упреки в адрес дочери, и она стала думать о другом месте работы для Ольги. Как раз появилась вакансия на должность медицинской сестры в детский санаторный садик. В обязанности Оли входил осмотр детей, составление меню и зарядка. Мама подробно разобрала с Ольгой, как пишется меню. И она вышла на новую работу. В коллектив ее приняли враждебно, считая, что должность она получила благодаря матери. Сходилась с людьми Оля не очень легко, к тому же и отношение сотрудников совершенно не располагало.   Новую работу она не взлюбила. Всю неделю  ждала лишь выходных. Опять начались придирки и замечания заведующей,   жалобы   матери. К зиме стало совсем не вмоготу, да еще ко всему прочему  у Оли украли красивую шаль - подарок мамы, дома это  стало новой темой для укоров. Через неделю после кражи, не посоветовавшись с матерью Ольга подала заявление на увольнение и вернулась работать в регистратуру поликлиники. Манефа спокойно приняла новость, взглянув на дочь,  сказала:
- Давай, сделаем, как тебе будет лучше.
  А в семье произошло новое событие: у Тани появился ухажер. Был он очень пунктуальный, за что отец дал ему прозвище: солдат. Если молодые договаривались пойти в кино или на прогулку, например в пять вечера. Ровно в пять ноль ноль раздавался стук в дверь.
 - Таня, открывай,- звал отец. – Солдат пришел.
Дружила Таня с кавалером три месяца, и все было безоблачно, как однажды  пришел он на свидание выпивший. Таня, боявшаяся вина чуть ли не более всего в жизни, сразу бесповоротно прекратила отношения.
  Летом сестры стали ходить на танцы в парк. Там Таня познакомилась с красивым молодым человеком. Подтянутый, в военной форме курсанта училища, он произвел на нее впечатление, пригласив на танец. Роман развивался стремительно, через два месяца было сделано предложение.  И вот Татьяна невеста, а вскоре и жена. Сыграли красивую свадьбу и после окончания военного училища молодые уехали во Львов, у Оли как раз приближался отпуск, и Таня с Володей пригласили ее с собой. Все вместе они жили на служебной квартире. С утра Владимир уходил на службу, а вечером его ждал ужин приготовленный сестрами. Первый раз они сварили огромный комок макарон. Дома Таня и Оля никогда не готовила, и готовить конечно не умели. Сидя втроем на кухне они  жевали слипшиеся спагетти. И запивали сладким чаем.
- Очень вкусно констатировал,- молодой супруг.
На утро была манная каша, точнее сказать пудинг с комками. И Володя понял, что нужно спасать положение. Блага при военной части была отличная столовая: пирог с капустой, греча и котлеты – послужили им следующим ужином. И молодая жена с сестрой уплетали все не хуже Вовы. Следующий день выпадал на выходные, и готовить стали все вместе. Находчивый супруг записал в столовой рецепт борща, гуляша и узнал правильный способ отваривания макарон. Еда получилась сносная, а вот компот вообще вышел на славу. И довольные и сытые  молодые люди пошли на прогулку по красивому городу. Отпуск пролетел незаметно,  Оля вернулась домой.  И они с сестрой стали писать  друг другу письма. Раз в месяц родители, точнее мама отправляла посылки для молодых.
 После отъезда сестры, Таня с мужем тоже отправились в отпуск. Это был подарок от мамы: поездка в Ригу. Взявшись за руки, они бродили по красивым, чистым, старинным, европейским улочкам. Булыжные мостовые, готические здания и бесчисленные кафешки. Рига- нарядная столица Латвии, утопала в садах. Больше всего молодоженов поразил сказочный вид старого города с красивыми улочками и средневековыми зданиями. Они подолгу беседовали в кафе с красными зонтами, наслаждаясь кофе. Такого густого и сладкого напитка Таня не пробовала нигде. Вечером в Домском соборе слушали орган, исполняли Баха. Величественно и серьезно. В эти минуты Таня вспоминала слова отца: « Сияет луч искусства в час, когда льется третий  Бранденбургский». Каждый день ездили на взморье, с пустынными пляжами. Можно было часами сидеть и наблюдать, как зеленоватые прозрачные волны то рассыпаются у ног мелкими брызгами, то  устремляются наверх, обрушиваясь на берег. Когда волны отступали, открывался пласт дна, и Тане очень хотелось среди желтого песка найти крошечный янтарь. Из отпуска они привезли воспоминания и одну из любимых фотографий: Таня сидит на берегу, близко к волнам, ветер треплет концы косынки на голове…
 Скоро пришло известие, что у Тани будет прибавление. Эта была радостная новость. Решено, что рожать она приедет в Невьянск. Летом Таня приехала домой, повзрослевшая, очень красивая, с небольшим аккуратным животом. Началась подготовка к появлению малыша. Отдали строчить уголок, заказали шить одеяльце, пеленки. В начале сентября Таня родила здоровенького белокурого мальчика. Володе отправили телеграмму, и он вскоре прибыл домой. Сына назвали Русланом.