Ализе. Глава 1

(Иллюстрация создана нейросетью в программе "Шедеврум")

Пролог

Раннее сентябрьское утро выдалось на удивление ненастным. Еще вчера вечер был тих и упоителен. Еще вчера солнце ласково наполняло своим бархатистым свечением предусадебный парк и лужайку перед парадным крыльцом. Еще вчера вся семья чинно ужинала на увитой плющом террасе. Еще вчера боль души, что не смолкала ни на минуту, под внешним благополучием, казалось, утихла... Но стоило ночи уступить права болезненной дымке над полосой горизонта, как боль напомнила о себе с удвоенной силой.

Это повторялось с завидным постоянством: каждое утро перед рассветом Элиан Аррель — одоленный бессонницей, измученный омерзением к самому себе, — уступал обострению чувств, попросту не в силах дальше оставаться в своей уютной постели. Он брел к умывальнику, плескал в лицо холодной водой, торопливо одевался... С недавних пор бездействие стало для него нестерпимым. Жало совестливых мук впивалось в его сердце, и тогда весь мир мерк перед глазами, теряя очарование своих красок.

Элиану исполнилось двадцать три года; до недавних пор он был горд, независим и самолюбив, он являлся отъявленным оптимистом, любя жизнь во всех ее бурных проявлениях. Он жил как хотел, не возвращаясь во вчерашний день и не заглядывая в будущий; он был вольной птицей, которая несется вперед до тех пор, пока ей не обломают крылья... Когда же это произошло, морально израненный, он вынужден был каждую минуту думать о прошлом, переживая его вновь, но изменяя только в мыслях.
И, уж поверьте, для человека, который не привык ни к каким обязательствам, который презирал «вчера», чтобы в итоге упустить «сегодня», не могло составиться худшей муки, чем быть связанным невидимыми нитями переживаний. Элиан испытывал острую жажду действий. Ему хотелось пускаться наперегонки в состязании с тем, кого нельзя одолеть, — лишь бы только не оставаться на месте. Раньше он даже не представлял, что можно разлюбить жизнь... Но сейчас, увы, это виделось ему вполне реальным.

Сегодня, как всегда, Элиан бесшумно сбежал вниз по широкой лестнице, тенью скользнул в прохладный полутемный холл, где на мраморном полу, среди царства позолоты и природного камня, уже несмело расцветали проблески нового дня. Стоило выйти в наполовину зашторенные стеклянные двери, миновать террасу, с которой после вчерашнего ужина еще не успели убрать изящную белую мебель, — как перед вами во всей своей первозданной красе открывался вид на парк, что благодаря усердию садовников выглядел великолепно в любую погоду, хотя теперь, в это ненастное утро, казался чуточку неуютным.

Рассеянно отвечая на приветствия прислуги, ни свет ни заря начавшей свои труды, молодой господин поспешил углубиться в тишь дальних аллей, где мог вволю поразмыслить о былом и невозвратимом. Он оказался так резко вырван из привычного течения жизни, что был до сих пор оглушен. Утехи забылись, прежние радости отошли в небытие. Элиан знал одно: он виноват, и вину эту, увы, уже никак нельзя загладить...

Загородная усадьба занимала пятнадцать гектар, отхватив лакомый кусок суши вдоль самой кромки прибоя, и белокаменная громада дома устремлялась своими полукруглыми окнами к лазурной синеве. Богатейшее семейство Эль-Адоры заслуживало самого лучшего: часть каменистого берега отошла в собственность Аррелей и была отгорожена высоким глухим забором. Конечно, за подобную прихоть глава семейства — почтенный Ури Аррель, доводившийся Элиану дядей со стороны отца, — отвалил кругленькую сумму, но вряд ли испытал раскаяние. Благодаря персональному спуску к воде усадьба неоспоримо выигрывала у своих роскошных соперниц, по праву оставаясь «королевской» обителью привилегированных избранцев. Со временем хозяин отстроил собственную пристань. В этой частной гавани возвышались, упираясь мачтами в небо, белоснежные яхты, словно гордые лебеди на тихой глади пруда; здесь можно было рыбачить, принимать солнечные ванны, а главное — оставаться в полной уверенности, что тебя не потревожат.

Благополучию Ури Арреля ничто не угрожало: его бизнес процветал — совсем скоро должно было состояться торжественное открытие его нового отеля. Это был уже третий гостиничный комплекс, должный в будущем в разы приумножить доход. Господин Аррель не желал останавливаться на достигнутом, ибо принадлежал к тому типу людей, которые выжимают деньги из всего, что подвернется под руку, и, кстати, умело их тратят. Практичный до мозга костей, он не принимал душевное состояние племянника близко к сердцу. Негодник сам навлек на себя беду, мальчишеская выходка обошлась ему неоправданно дорого. А какие могут быть муки совести, если проблема улажена и теперь надо жить дальше, принося пользу своему карману?!

Совесть ведь дело нематериальное. Ей подвержены люди инфантильные, эмоциональные, а Аррель не хотел взращивать в племяннике этих качеств. «Переболит-забудется, — сказал он, поглаживая тучный живот. — Ты и так много чего потратил на своем веку, пора бы наверстать упущенное».

Но Элиан не мог отмести все в одночасье. Этот груз был сильнее него.

Каждое утро, совершая прогулку по владениям дяди, молодой человек избегал подходить к причалу. Вид ухоженных, выдраенных до блеска судов неизбежно навевал мысли о том роковом дне... Но сегодня блеск воды сквозь кроны деревьев на удивление притянул Элиана. Он превозмог свою сентиментальность и нарочно, назло себе пошел в сторону каменного спуска, уставленного с обеих сторон вазами для живых цветов. Ловко перемахнув через кусты самшита, он приостановился, чтобы посмотреть вдаль, но тут же замер. То, что мучило его в короткие промежутки между бодрствованием и тяжелым забытьем, то, что мерещилось ему в самых жестоких видениях — предстало пред ним вновь, как сам взгляд карающего провидения...

Первым порывом Элиана было бежать. Но он по природе своей не был трусом и мгновенно одернул себя. Не без содрогания молодой человек приблизился к тому странному объекту, что нелепым пятном обозначился на берегу среди камней, в шаге от накатывающих волн. Через еще пару преодоленных метров стало ясно, что это человек, вероятно, ночью выброшенный сюда прибоем. Элиан с сомнением оглянулся назад. Настойчивая мысль требовала вернуться к дому, позвать слуг и предоставить их воле и нервам это неподвижное тело, а самому тихо удалиться к себе. Однако гордость вынудила его сделать обратное: Элиан несмело, приставными шагами, словно лежащий ничком мог на него броситься, подошел ближе. Женщина... Элиан поморщился. Женщина! Это выше его сил. Нет, ну это просто никуда не годится! Утопленницу вынесло именно сюда и именно сейчас, когда он сам два месяца назад стал виновником подобной трагедии... Это наваждение никогда не оставит его — окончательно убедился Аррель. Оно будет преследовать его до последнего часа в напоминание о совершенной ошибке...

Заметив на палубе яхты рабочих, которые производили там какой-то ремонт, Элиан в панике бросился к ним.

— Сюда! Скорее сюда! — срывающимся, охрипшим от страха голосом закричал он.
Плотники нехотя спустились по сходням — они не очень-то жаловали молодого хозяина, особенно после недавних событий.

Видя, что мужчины в засаленных рубахах не спешат на зов, Элиан отчаянно замахал руками. Лицо господского племянника и впрямь вселяло оторопь. Он был так напуган, что едва не впал в истерику; его ноги тряслись и подкашивались. Двое работяг невольно ускорили шаг, проследовав в указанном направлении. После того, как они поравнялись с ним, Элиан хотел что-то воскликнуть, но захлебнулся. Ему пришлось сделать три глубоких вдоха, прежде чем он совладал с собой.

— Вы ничего не видели?! Никого и ничего?..

Плотники пожали плечами.

— Мы работали, господин Аррель. Вроде все было тихо.

— Туда, идите туда! — тяжело дыша, вскричал молодой человек.

Рабочие смотрели на его белое, нежное лицо с угрюмой злобой — так, по крайней мере, показалось Элиану, и это не удивило его. Многие, если не сказать «большинство», относились к нему с враждебным недоверием, как к человеку, который способен ласково вам улыбнуться, а затем вонзить в спину нож.

Но теперь стало не до того. Мужчины склонились над бездыханным телом, тогда как сам Элиан остановился на безопасном расстоянии. Он понимал, что выглядит жалко, но ничего не мог с собой поделать — увиденное словно парализовало его.

Впрочем, рабочие были ошеломлены не меньше; они не могли понять, откуда она здесь взялась? Как при абсолютном штиле ее занесло в их тихую гавань? Несмотря на плотные облака, погода сохраняла спокойствие, грязно-серое море лениво катило на берег отлогие волны, да и за последние часы не поступало сообщений о гибели судна или пропаже человека. И между тем эта женщина, должно быть, никем незамеченной обрела здесь свой последний покой...

Рабочие еще потоптались вокруг распростертого тела, на которое Элиан боялся даже взглянуть. Один из них тихо выругался, а другой наклонился и пощупал пульс.

— Она жива, — коротко сообщил плотник.

Элиан встрепенулся. Странное дело, но мысль о счастливом исходе до этого не приходила ему в голову. Когда он в первый раз мельком взглянул на это бездыханное тело, ему показалось, что из него давно ушла жизнь. Тогда он не сомневался в том ни секунды, но сейчас, уже смело всмотревшись в незнакомку (ее перевернули на спину и пытались привести в чувства), был приятно удивлен. Ею оказалась молодая девушка с тонкими чертами лица, нежными изгибами полуобнаженного тела, обозначенными сквозь влажную материю платья, и рыжими, прямо-таки огненными волосами, что рассыпались по плечам спутанными прядями. Поразительно, как можно было не заметить раньше, что она жива?! Незнакомка казалась бы просто спящей, если бы не напряженно сжатая в кулачок рука...

Элиан не простил бы себе равнодушия к судьбе столь очаровательного создания. Длинные золотисто-медные волосы девушки казались пропитанными теплом ранней осени. Стоило взглянуть на них, коснуться — и солнце будто выглядывало из-за туч...

— Кто она такая? Как здесь оказалась? Нужно сообщить в полицию! — наперебой загалдели рабочие с яхты, но Элиану сделались безразличны все их справедливые вопросы. Он был еще крайне возбужден, мысли его путались, но он больше не ощущал себя беспомощным.

Приблизившись к незнакомке, Аррель подхватил влажное хрупкое тельце, которое обмякло в его руках.

— Скорее сообщите остальным. Разбудите весь дом! Позвоните доктору! — скомандовал он, а затем бережно понес к дому свою негаданную находку...


Глава 1
За несколько дней до этого


Они были непримиримыми врагами, и это в курортной Эль-Адоре знали даже дети. Соперничество двух ничтожных фигур на фоне атмосферы яркого, шумного, праздного города протекало незаметно — до тех пор, пока мелкие фигуры тихим сапом не пробились к внушительным высотам. Даже пешка при желании может стать ферзем, в чем все убедились, когда на политической арене обозначились два фигуранта в борьбе за пост мэра на ближайших выборах. Они оба внушали доверие, оба произносили красивые речи, но, в сущности, никто не мог с уверенностью рассуждать о прошлом обоих кандидатов.

С виду они казались порядочными. Ими руководили благородные цели, но (и это обстоятельство явилось их общей бедой) в своем страстном порыве видели лишь самих себя, лишь себя возводили в ранг рыцарей справедливой воли, на корню отрицая положительные качества друг друга. Конечно, лидер должен быть один и с тем никто не собирается спорить, однако сражение приводит к необратимым последствиям, когда в одном из конкурентов закипает яростная лава. Лава эта порождает смертоносный вихрь, погребающий под собой всех и вся.

Но данная история не затронет сущности политических распрей, ибо она о любви. О любви, которую часто недооценивают, но которая в любой борьбе вправе оставить за собой последнее слово.

Мало кто знает, с чего началось соперничество Ури Арреля и Юфиса Корна. Говорят, поединок завязался в стенах портовой забегаловки — между дерзким юнцом и бывалым контрабандистом. Они спорили горячо и жадно, с пеной у рта отстаивая то, о чем не помнили уже на следующее утро. Дело касалось мелочей, описание которых вряд ли заинтересует читателя, однако ничто не задевает столь крепко пьяную душу, как правда, с вызовом брошенная в лицо. Оба авантюриста не могли знать тогда, какого будущего достигнут, ибо обитали на самых низших, можно даже сказать — преступных ступенях нашего сознательного мира, но если старший из них уже сколотил состояние и грезил о власти, то младший пока только стремился к богатству.

Юфис Корн был коренаст, силен и надменен. Внешность, подобную его, можно смело назвать привлекательной, но красивые женщины, в большинстве своём влекомые звоном монет, часто насмехались над бедным аристократом. Парень страдал, но не сдавался. По улицам города то и дело мелькала его засаленная кожаная куртка, увенчанная кудрявой головой со стремительным сероглазым взглядом. Справедливости ради стоит отметить, что Юфис жаждал разбогатеть не только в угоду городским красоткам. Его вела высокая цель — он хотел помогать другим посредством своих пока несуществующих денег. «Пока я беден, я эгоист, — любил повторять Корн, — обладание парой-другой сотен тысяч вернет меня к мыслям об общем благе».

Кое-как заканчивая учебу, Юфис влезал в многочисленные авантюры и едва не погиб при погружении на затонувшее судно в поисках сокровищ. Молодой человек был невероятно честолюбив и самонадеян. Совладать с ним в споре было невозможно. Подобно быку, разящего врага тараном, он боролся за всякую чушь, в какой только могла заключаться его наивная гордость.

...Несколько часов словопрений выбили Арреля из сил. Хмельной и уставший, он пусть косвенно, но все же признал поражение, а также, восхитившись целеустремленностью юноши, предложил ему сотрудничество, на что тот лишь презрительно усмехнулся: «Я не стану бандитом. Я честный человек, и эта клоака — мое временное пристанище».

Пути Корна и Арреля пересекались еще не раз, однако ни один, ни другой больше не выказывали в отношении друг друга и тени расположения и, тем паче, не сидели за одним столом. Вскоре Аррель распрощался с преступностью, осел в городе и приложил все усилия к тому, чтобы обеспечить себе доброе имя. Это ему в полной мере удалось. Он основал небольшую гостиницу, которая вскоре превратилась в комфортабельный отель с парой роскошных бассейнов. Видя, что дело приносит ему не только прибыль, но и славу, Ури решил расшириться. На имеющиеся сбережения и взятый в банке заем он начал строительство еще двух зданий и таким образом посягнул на прибыль своих менее предприимчивых конкурентов.

Авторитет Ури Арреля как примерного семьянина и хлебосольного хозяина неудержимо рос. Удивительно, как человек «с прошлым» смог вознестись так высоко. Говаривали, что это заслуга его жены — девицы благородного происхождения. Однако вскоре госпожа Аррель умерла, оставив после себя такую же слабую здоровьем дочку, а Ури так и не сбился с пути истинного. Купаясь в лучах одобрения, он как-то незаметно поднялся на политический рубеж, возглавил благотворительную кампанию. Лозунги на огромных плакатах, которыми запестрели улицы города, обещали, что всякий безработный сможет найти себе занятие в одном из отелей щедрого и могущественного господина Арреля.


Доро;га того, кто отважился идти честным путем, оказалась более запутанной. Сопернику Ури Арреля в их памятном кабацком споре пришлось изрядно поплутать по жизни, чтобы чего-нибудь добиться. Юфис Корн еще долго не отказывался от мечты о внезапном обогащении. Пока отец всеми силами взывал к его здравому рассудку, умоляя поступить на работу и начать «правильную» жизнь, тот, отчаявшись искать клады под водой, принялся за исследование почвы. Вооруженный неистребимым терпением, этот прагматичный романтик скрупулезно изучал историю, чтобы потом выехать на место захоронения предполагаемого клада и начать раскопки. Юфис никогда не смог бы вести смиренную жизнь бедного интеллигента. Веря в добро и справедливость, он напрочь отметал все существующие законы...

Корна постиг успех — если не в плане его давних поисков, то в другом, не менее поразительном деле, о котором после ходило немало легенд. Однажды, пустившись в экспедицию вместе с такими же авантюристами, Юфис Корн был вынужден заночевать в горах, вблизи железной дороги. Среди ночи путешественников разбудил страшный грохот. Поспешив на шум, Корн и его спутники стали свидетелями крушения поезда. Последний из вагонов повис над обрывом, угрожая в любую минуту сорваться в пропасть. В панике люди с трудом выбирались из груды искореженного железа, но многие были совершенно бессильны...

Никто точно не знал, в чем именно заключалась заслуга Юфиса Корна в ту страшную ночь, но все сходились в одном: при спасении людей он проявил отчаянную храбрость. Говаривали, что в том злополучном поезде ехал очень богатый человек вместе со своим семейством. Рискуя собой, Юфис якобы спас их всех от смерти, за что и был впоследствии вознагражден безмерно благодарным миллиардером. Так или иначе, Корн не любил вспоминать случай, после которого стал состоятельным.

Мечта молодого человека сбылась: теперь он мог жить на широкую ногу, не задумываясь о завтрашнем дне, однако не прошло и двух лет, как доблестный герой понял, что для счастья одних денег мало. Нужна еще власть. Таким образом, последующее время Юфис Корн употребил на то, чтобы достичь уровня Арреля. Для него это был не просто спортивный азарт — он находил в таком соревновании смысл своего бытия, ибо искренне считал Ури дрянным человеком.

И вот настал тот напряженный миг, когда оба соперника, одинаково богатые и могущественные, оказались друг напротив друга, будучи в числе лидирующих кандидатов на пост градоначальника Эль-Адоры. Со дня кабацких пиршеств прошло много лет — теперь и Ури, и Юфис стали иными. Они оба активно встречались с избирателями, устраивали встречи и благотворительные вечера. Они оба стремились преподнести городу каждый свою монетку, свой козырь; соперничество велось в пределах допустимых норм и мало кто подозревал, что в этом противостоянии может фигурировать тень личных счетов...

Если первый претендент завоевывал симпатии опытом и практичностью, то второй поражал относительной молодостью (Юфису Корну исполнилось тридцать пять лет), энергией и хваткой. На стороне элегантного красавца была добрая половина светских дам, которые, в свою очередь, спешили поделиться мнением со своими мужьями.

Однако скоро кто-то из кандидатов начал нечестную игру — и волна интриг захлестнула город. Никто не знал, кто же действительно прав, кому можно верить; мнения разошлись. Ури Аррель и Юфис Корн сохраняли между собой пренебрежительно-холодный нейтралитет. На светских раутах они старательно избегали друг друга.
Напряжение росло. Казалось, между соперниками вызревает конфликт, готовый вылиться невиданным скандалом. Ури Аррель не скрывал своего презрения к Юфису Корну, он будто вовсе не воспринимал его всерьез! А тот всеми силами изображал стоическое хладнокровие человека, который заранее уверен в своей победе.

*  *  *

За мишурой лозунгов все личное отходит на второй план, вытесненное грузом высоких обязательств. Но в этом уютном городке, больше похожем на одно большое семейство, в сердце любой хоть сколько-нибудь запомнившейся истории крылось зерно вездесущего романтизма… Так случилось и на сей раз.

В отличие от Арреля Юфис Корн был холост, и что-то в его облике — некая таинственная, отчужденная страстность притягивала к нему женские симпатии.
Несмотря на десятилетие работы в чопорных кабинетах мэрии, где Корн занимал должности сначала референта, а затем инспектора по безопасности и благоустройству пляжей, этот человек все же оставил за собой одну привязанность, как напоминание о том, к чему уже нельзя было вернуться. Он всячески скрывал ее от газетчиков и сослуживцев. Некоторое время он даже пытался бороться с ней, но эта причуда оказалась слабым местом в броне его авторитета.

Отправляясь в командировки или в силу других вполне объяснимых забот Юфис, бывало, на несколько дней отлучался от дома. Дом этот растворялся в серой массе окраинных построек — сюда Корн бросался очертя голову при первой возможности, сюда влекло его сердце...

Ее звали Эльзой — благодаря ей он еще не разучился мечтать. Эта девушка казалась решительной и целеустремленной, но в то же время наивной и чистой. Она так живо напоминала Корну самого себя в юные годы, что он, любя ее всей душой, инстинктивно стыдился своей «маленькой тайны». Избранник народа не имеет прав на подобные связи.

Продолжение следует...