Ализе. Главы 2, 3

Глава 2

Они познакомились в кофейне, когда ему было двадцать восемь, а ей — четырнадцать. Не по годам высокая девочка с копной курчавых огненно-рыжих волос, Эльза Морен росла приемышем. Ее оторванность от сводных братьев и сестер была яркой и дерзкой. Это-то во многом и явилось причиной нелюбви родителей к чужому ребенку.

Семья была многодетной. Однако на тот момент, когда в один ветреный, штормовой вечер господина Морена постигла судьбоносная находка, его супруга еще только ждала своего первенца. Будущий глава семьи спешил домой, идя вдоль берега, и случайно заметил нечто, стоящее у самого края пирса. В любой момент потоки воды грозили смыть в море неизвестный предмет. Несмотря на спешку, Морен повиновался силе любопытства и завернул на пирс. Нетрудно догадаться, что он там обнаружил. На дне корзины мирно спал младенец. Дитя было закутано в теплое одеяльце, которое оказалось сухим, а это указывало на то, что корзину принесли сюда недавно.

Когда поиски родителей ни к чему не привели, Морен, посовещавшись с женой, решил: ребенка надо удочерить. Супруги жили небогато, но на жизнь им хватало. Тем более, госпожа Морен была сердобольной особой — она просто не позволила мужу отдать младенца в приют. В корзине нашли медальон (дешевую побрякушку), а также записку в пару строк, где нерадивая мать сообщала, что вручает дочь воле судьбы с просьбой в случае благоприятного исхода назвать ее именем, которое значилось на медальоне: «Ализе». Раздосадованные Морены нарекли девочку Эльзой. Она стала расти в приемной семье и, будучи самым старшим из детей, что вскоре один за другим появились на свет, по мере взросления возглавила хозяйские заботы.

Нельзя сказать, что родители каким-то образом отличали Эльзу. Строптивая девчонка сама возвела между собой и домашними стену. Она была не такой как все и, казалось, никому не доверяла. Ее прямой, дерзкий взгляд всегда будто смотрел сквозь вас и таил в своих изумрудных пучинах нечто недоговоренное. На фоне озабоченного проблемами отца, располневшей после частых родов матери и стаи шумных, похожих один на другого «птенцов» Эльза выглядела, словно дивная нимфа.

Ребятишки квартала дали ей прозвище «гордячка» и «красная ведьма». Эльзу не любили, но больше — боялись, ибо она не позволяла безнаказанно себя обижать. Бывало, родители отчитывали ее за синяки и ссадины, полученные в уличных «баталиях», но чаще Ализе (так девочка называла себя, видя в этом имени единственный ключ к поискам своей настоящей матери), одерживала верх над своими врагами...

Чтобы прокормить большую семью, Морен открыл кофейню на пересечении Летней и Наветренной улиц. Это была старая часть города, густо застроенная одноэтажными домами, что плотно примыкали друг к другу. Как только Эльзе исполнилось тринадцать лет, она стала помогать отцу обслуживать клиентов, желающих выпить чашку дымного кофе под низким навесом. Растрепанные, торчащие подобно соломе кудри девочки с тех пор были аккуратно сколоты на затылке, а сплошь в заплатах платье сменилось чистой шелковой блузой и накрахмаленным передником. С раннего утра до поздних сумерек Эльза стрекозой порхала меж крытых вышитыми скатертями столиков с подносом в руках. Посетители с удовольствием подмечали усердие юной прислужницы. Не было случая, чтобы она не одарила вас улыбкой... И в то же время ее глаза продолжали упорно хранить напряженное ожидание. Казалось, Эльза что-то предчувствует, и взгляд помимо воли выдавал ее. Быть может, она ждала, что однажды под крышу кофейни заглянет ее настоящая мать. Девочка не сомневалась, что узнает ее, ведь у той наверняка такие же огненные волосы...

Да, Морены воспитали Эльзу, но она не питала к ним особой привязанности. Они были строги к ней; она же просто молчала, ибо знала, что родители никогда не поймут ее. Нет-нет, Эльза вовсе не была неблагодарной! Просто она обладала темпераментом, и этого качества у нее бы никто не отнял.

Увы, Эльза так и не дождалась родную мать. Зато ей была уготована другая, не менее значимая встреча. Однажды, повинуясь минутной прихоти, в кофейню Морена пожаловал богач — а то, что посетитель обладает достатком, и хозяину и его дочери сразу стало ясно. Эльза не удержалась от презрительной усмешки — ее всегда раздражали все эти высокомерные, чопорные лица. Подумать только! Чудак в костюме при галстуке смотрит на стены их скромного заведения как на диковинный аттракцион! Девочка постаралась погромче хмыкнуть, однако «чудак» совершенно неожиданно проявил достойные качества. Подозвав девочку к себе, он заговорил с ней, и в обращении этом не таилось ни иронии, ни снисхождения, ни издевки. Он обращался с Эльзой как с равной. И это поразило ее. Привычка в ней была сильна — она еще долго потом выжидательно глазела на него исподлобья, пытаясь в зародыше раскусить подвох, — однако по мере новых визитов загадочного джентльмена в их кофейню недоверие Эльзы таяло, словно лед под вешним солнцем.

А Юфис Корн тем временем не уставал дивиться своей новой знакомой. Девочка-подросток неожиданно заинтересовала его, искушенного жизнью мужчину. С людьми своего круга он скучал, ибо успел хорошо их изучить; Эльза же была вечной загадкой. С ней он отдыхал душой. Он мог не подыгрывать, не надевать масок; мог становиться на несколько часов тем простым парнем, каким был когда-то. Теперь Юфис без боязни воскрешал в себе этот образ — в общении с Эльзой он приносил ему успех. Честолюбивая девушка не признавала даже намека на фальшь. В ее характере мещанский скептицизм соседствовал с нетерпеливым ожиданием чуда, что было неотъемлемой частью ее существа. Эльзу не могли умилостивить ни сладкие речи, ни звон монет, и Корну нравилось, вооружившись терпением дрессировщика, день за днем приручать ее с помощью безыскусственных фраз, чистой улыбки, теплого рукопожатия...

От девушек ее круга Эльза отличалась глубиной мысли и полетом фантазии. Ее привлекали не блеск ресторанов, не пестрота увеселительных парков и не обещания в ночи под луной. Она была истинной находкой для ценителей чувств, неразбавленных материальностью. Однако Эльза Морен имела свои причуды, которые волей-неволей приходилось удовлетворять тому, кто однажды назвался ее другом... Как это ни удивительно, но девушку пуще всего интересовали рассказы о всевозможных приключениях. Когда красноречие Юфиса иссякло (а Эльза жадно слушала его рассказы о собственных мытарствах юности), он начал приносить ей книги, после прочтения которых Эльза любила с мечтательным блеском в глазах пересказывать особо запомнившиеся моменты. Она жаждала авантюр и всеми силами стремилась найти все это в окружающих ее буднях. В неукротимой жажде рыцарства Эльза мечтала столкнуться с шайкой бандитов, которых одолела бы в яростном противоборстве; хотела разоблачить афериста или вывести на чистую воду лгуна. В своих пламенных речах она не ведала страха и не знала преград. Она сражалась с теми, кто портил жизнь честных людей, ибо превыше всего ненавидела несправедливость.

Юфис слушал подругу со всей возможной благосклонностью, хотя зачастую не мог ее понять. Рано или поздно детские прихоти сгинут — сейчас же нужно просто дать ей понять о своем внимании, участии и поддержке. Нужно, чтобы она почувствовала, что они нужны друг другу, что связаны прочной нитью доверия. А в такой ситуации малейший намек на игру с его стороны привел бы к необратимым последствиям. Эльза бы даже не обиделась — она бы разочаровалась в своем старшем друге, чего тот никак не хотел.

Каким бы состоятельным и независимым ни был теперь Юфис Корн, он нуждался в поддержке. Островок понимания удерживал его на плаву в безвыходных ситуациях; с помощью чуткого взгляда зеленых глаз он мог вынести любой удар, любое предательство.

*  *  *

Эльза и Юфис оставались друзьями долгое время. Лишь когда она достигла совершеннолетия, он открыл ей свое сердце. Если вспомнить, каким своевольным характером обладал Корн, его выдержку без преувеличения можно назвать подвигом. Подобно тому, как безбожник склоняется перед обретенной святыней, Юфис благоговел перед своим чувством. Презирая врагов, напролом прорываясь к вожделенным высотам, он действительно трепетал перед этим хрупким существом...

Вскоре Юфис арендовал для Эльзы отдельный дом, куда она переселилась по его настоятельной просьбе. Он не хотел — нет! — он просто не мог позволить, чтобы она продолжала жить с теми невежественными людьми, которые остались глухи к ее мольбам о понимании. Он не мог допустить, чтобы она работала на тех, кто видел в их единении одну только корысть... Родители Эльзы так и не приняли ее связи с богатым, известным в городе человеком. Более того, когда она объявила им о своем уходе из их дома в его дом, они от нее отреклись. «Что поделать! Это у девчонки в крови», — едко заметил господин Морен. Что могла Эльза ответить на эти слова? Увы, она не могла доказать силы своего чувства. Она могла только любить того, кому раз и навсегда поверила однажды, еще будучи глубоко одиноким ребенком.

Глава 3

Старинные часы с маленькой золотой каруселью пробили восемь утра. В коридоре, куда вышел Юфис Корн, зевая и на ходу застегивая рубашку, — было темно. Полоска света подсказала путь в гостиную. Комната с тремя выходящими на тихую улочку окнами, без ковров и других ухищрений роскоши, между тем выглядела уютной. На стене, покрытой оливково-зеленым лаком, красовались вышеупомянутые часы; прямо под ними за письменным столом Юфис застал свою верную Эльзу.

«Как же она повзрослела!» — в сотый раз подумал мужчина. От нескладного подростка в ней ничего не осталось... за исключением рыжих волос, которые даже будучи уложенными в прическу, не утрачивали эффекта «костра». Перед Юфисом сидела, наклонив голову и подперев ее левой рукой, очаровательная девушка двадцати лет. В ее правой руке, из-под каскадом нависающих кружев, виднелось поскрипывающее перо: закусив губу и наморщив лоб, Эльза что-то писала с невиданным ожесточением — казалось, что под острием пера, царапая полировку, рвется бумага. Застыв в дверях, Юфис отчетливо видел высокий лоб, прямой остренький нос, капризно изогнутые дуги бровей, белоснежную, словно посыпанную пудрой (хотя Юфис точно знал, что это не так), кожу...

Вот локон, вспыхнув на солнце красно-золотистой искрой, отделился от остальных волос и упал на лицо, но девушка была так увлечена, что не обратила на это внимания. Она не вышла из оцепенения азарта даже когда Юфис начал продвигаться вглубь комнаты. Он не хотел ее отвлекать, но должен был уйти, а Эльза очень сердилась, если он покидал ее без прощального поцелуя.

Кроме того, Юфис не считал нужным дальше потворствовать шпионским играм своей неутомимой малышки. Он и так слишком долго закрывал глаза на ее выходки, а порой его даже забавлял ее пыл. «Пусть развлечется. Она же об этом мечтала», — думал Корн, пока в один миг не понял, что его жестокий мир может оказаться губительным для столь увлеченной особы. Юфис знал: Эльза готова сражаться за счастье, любовь и те простые истины, которые доступны пониманию юной девушки, не подозревая, что невидимая война ведется за совсем иные идеалы. Там лишь пахнет счастьем, к коему, как кажется, приближает каждая завоеванная высота. На самом деле тихого, мирного благополучия посредством борьбы не достигнуть. Почему? Да просто потому, что этой борьбе не будет конца. Юфис Корн сам понял это недавно с холодком в душе, однако вместо того, чтобы остыть и разом все бросить, с пущим ожесточением взвалил на себя тяжкий груз. Он не мог остановиться. Он успел так втянуться в бесконечный круговорот поиска и достижений, что без них перестал представлять свою жизнь.

Сказать по правде, в стремлении к деньгам, а потом и к власти Юфис потерял себя. Он сознавал, что ему уже не выбраться из трясины, но Эльзу еще можно было спасти. Яд борьбы еще не отравил ее, поэтому Корн почел за долг оградить девушку от новых шагов по пути неоправданного риска.

Дело заключалось в том, что Юфис никогда ничего не утаивал от возлюбленной. Каждую свою мысль, каждое свое мнение относительно того или иного вопроса он без смущения высказывал Эльзе. Бывало, за завтраком или на вечерней прогулке по сумрачным окраинам, где их никто бы не увидел вместе, он взахлеб, едва не взрываясь от зависти и гнева, выплескивал свою давнюю ненависть к Ури Аррелю, непростительно упуская из вида мнительность Эльзы. В забытье Юфис часто нес откровенную чушь. С давних пор его вела вражда, она же распахивала перед ним прежде наглухо закрытые двери. Вражда была его стимулом, его двигателем, его целью. Но с течением жизни могла погаснуть даже такая разрушительно-созидательная сила, поэтому в часы апатии Корн сам разогревал себя. Неизменной слушательницей этих отповедей становилась Эльза. Понемногу она впитала в себя его убеждения, начав мыслить так, как мыслит он, даже не взирая на то, что вся эта непонятная агрессия была ей чужда.

А Юфис продолжал глаголить о возможных и выдуманных недостатках своего оппонента. Например, он говорил, что собирается принять участие в выборах только для того, чтобы не допустить к власти такого негодяя, как Аррель. «Нельзя позволить, чтобы во главе нашего славного города встал бандит и мошенник! Невозможно допустить столь чудовищную ошибку, как почитание преступной семьи — а их семейка состоит исключительно из нарушителей закона, которые сделались липовыми аристократами. Пусть их деньги затмили всем глаза — их деньги не отнимут у меня память!» К своим заявлениям Юфис присовокуплял такие подробности, от которых в жилах стыла кровь... Неудивительно, что его откровения глубоко потрясли наивную девушку. Она мечтала о приключениях, читая книги, а в то самое время реальные беззакония творились у нее под носом!

Юфис не заметил, как его яростные припадки посеяли семя вражды и в душе Эльзы. Это семя дало всходы, а плоды не заставили себя долго ждать... Конечно же, он не предполагал, что вчерашняя «малышка» начнет думать своим умом и принимать конкретные действия. Наедине с любимой Юфису просто хотелось почувствовать себя то жертвой, то героем. Он ждал сочувствия и всегда получал его в избытке. Но Эльза Морен впитывала в себя каждое произнесенное слово, лихорадочно подмечала малейшую деталь...

В будущем Корна ожидал «сюрприз». Стоило ему однажды поделиться с девушкой опасениями за сохранность собственной жизни и показать анонимное письмо с угрозами, как через несколько дней прочел мотивы своих страхов на страницах местной газеты. Статья взбудоражила город. Еще бы! Ведь там на всеобщее обозрение выставлялись доселе неизвестные подробности из жизни Ури Арреля — видного общественного деятеля и достопочтенного гражданина. Засим следовал прозрачный намек: кто, как не владелец гостиничной империи, мог пуститься в омут грязной игры? Кто, как не он, начал запугивать своего конкурента?..

Юфис Корн был потрясен. На страницах газеты его оппонент был представлен исчадием ада! Именно таким он описывал Арреля Эльзе... Многое из этого было клеветой, многое Корн придумал «на ходу». Тогда Юфис серьезно задумался. Неужели Эльза? Да. Она описала все когда-либо слышанное в своем письме, материалы которого падкая на сплетни редакция взяла за основу нашумевшей статьи. После, войдя во вкус, девушка повторила подобное еще раз и, надо отдать ей должное, при этом ничего не добавила от себя. Она сообщала людям только то, что знала от Юфиса, а он — Эльза не сомневалась — говорил правду.

Смелая выходка всколыхнула в Юфисе ураган чувств. Он был восхищен, разгневан и озадачен. Отныне внимание общества сосредоточилось на его персоне и личности Ури Арреля, что не могло не волновать. И Корн сопротивлялся недолго. Находчивость тайной союзницы прямо-таки вдохновила его: несколько дней он летал на крыльях. А Эльза вздыхала: «Правду не заставить молчать. Она найдет себе выход. Так мы поставим на место этих чванливых богачей, которые настолько трусливы, что не брезгуют даже угрозами».

Итак, теперь некоторые из тех, кто был убежден в «святости» Арреля, против воли усомнились. Никому неизвестная девушка развязала цепь интриг, которые день ото дня распалялись все горячее... Смешно сказать, но на это Эльзу подвигла служанка, которая через каждые два дня приходила убирать в ее доме. Веста оказалась неожиданной сторонницей Юфиса Корна, преданной ему, как сказала она сама, «до последней капли крови». Ее сын, двадцатишестилетний Джови, служил в издательстве и охотно воспользовался своим положением, чтобы «дать ход правде». В отличии от матери, он был более сдержан в симпатиях и пожелал лично встретиться с госпожой Морен, обещая сохранить полную конфиденциальность. Эльза согласилась, хоть и опасалась выглядеть обыкновенной содержанкой.

Нет, Джови если что и подумал, то вслух ничего не сказал. Он оказался весьма тактичным человеком. «Неужели все это правда? — напоследок спросил газетчик. — Правда, а не интрига чистой воды?» Эльза со значением кивнула. «Действительно,— подумав, добавил он, — никто не знает, какие силы стоят за спиной этого человека. Внешне он чист, как стеклышко, но какими путями Аррель добился высокого положения для своей семьи?» «Если вы не хотите, чтобы наш город превратился в бордель, советую не раздумывать», — сказала Эльза. В тот миг она напоминала фурию с жестко сверкающими глазами. «Ну, в бордель он не превратится, — возразил Джови, — но стараниями приспешников бюджетные деньги рекой потекут в карман Ури Арреля». На том они расстались.

А Юфис Корн, убедившись в эффективности оружия Эльзы, уже сам начал диктовать ей содержание очередного письма, где помимо прошлого Ури раскрывались тайны о членах его семьи. Да, были тут и сведения о второй жене богатея — некой Стефани Спун, которую Аррель выбрал себе из обитательниц публичного дома. Были и откровения доктора, который пожелал остаться неназванным, заявляя о больных нервах Офелии Аррель — дочери Ури от первого брака... Но скандальнее всего звучали сообщения об Элиане Арреле. На совести молодчика была гибель двух женщин, что не могло не привести в ужас местных дам. Аррель-младший остался на свободе только благодаря вмешательству дяди, но, несмотря на все старания последнего, история получила огласку. Доселе безупречная репутация пошатнулась. Хоть Ури Аррель не имел никакого отношения к «проделкам» племянника, здесь сработало железное утверждение: «Яблоко от яблоньки», или «Доброе имя начинается с доброй семьи». Это сыграло на руку Юфису Корну. Однако вскоре ему пришлось не единожды пожалеть о развязанной им интриге. И причиной этого во многом явилась Эльза.

Продолжение следует...