В сауне

               
        Он молчал; и поскольку сидел в центре, то разговору приходилось

«переезжать» через него, как через лежачего полицейского. Плеснув против правил

на « бешеные» камни, мы обволакивались нежной жгучестью пара, замирая и вновь

продолжая беседы. Нигде мужчины так оживлённо не разговаривают между собой, как в

 парной. Почему? Пусть это объяснят психологи, которые, вообще, понимают всё, что

 угодно. Словом, чего  только ни понимают.

-- Слушать Думу? – усмехались слева,-- Достаточно поглядеть в физиономии, чтобы

понять: хорошие законы они народу дёшево не продадут.

-- Конечно, такие законы их кормят, пока не приняты. – подхватывают справа. –

Пока все деньги уходят на борьбу с отсутствием справедливости.

-- Понятно, ведь теперь они уже хотят подкупить коррупцию.

Все пытались что-нибудь высказать. Один «он» не проронил ни слова, хотя сидел на

 самом выгодном по удобству месте. Было не понять: толи его лицо так глубоко

задумчиво, толи не изменяется от природы.

-- Всё дело в бабах, -- мудрствовали слева, --  депутаты думают только о них.

-- Естественно, что им остаётся с такими-то деньгами. Вот я не депутат, а тоже

мечтаю только о бабах. Как иметь такие возможности и не искать новых красоток!

Какое там первое чтение: когда в голове такое, что и с пятого ничего не понять.


Все хохотнули, и только он оставался непоколебимо однообразен.

      Всё же в саунах есть жизнь. Нет её ни на телевидении, ни в театрах, где

нынче почти каждый режиссёр, хочет показать, что он может сделать с

любым классиком. А уж, газеты…всякая теперь, как фиговый лист. Поэтому,

поговорить, все идут в баню.
               
     Перегревшись, все вышли в раздевалку ублажиться пивом. «Он» же, достал из

рюкзачка банку компота.

-- А вот ты, -- молодой пытал пожилого, -- не стал бы воровать на посту главы

города?

-- Ну, кто я такой, чтобы не воровать! – отмахнулся старый.

-- Нет, тогда надо менять систему. – подытожил третий.

- - Ты, революцию-то не поднимай, не майдан, -- одёрнул его старик, -- тут всё-

таки баня. Хоть здесь посидеть спокойно.

-- Всё равно виноваты бабы. -- почти взвизгнул знакомый голос, -- если мужику

полтинник и перед ним целенаправленно шевельнуть изящной семнадцатилетней попкой,

 как ему не сойти с ума?

-- Вот и должен быть карающий закон против этого, а то с виду все – « мать

Тереза».

-- Ну, что твой закон, против смазливой сучки. Тьфу!

-- Вывод, мужики, такой, -- почти выкрикнул молодой, -- кастрировать всех надо,

кто на государственном уровне! Иначе не получится ясно соображать.

 Когда взметнулся хохот, «он» только прислушался, не издав ни звука. Одеваясь к

выходу, он облачился в строгий, хоть и поношенный пиджак, по-хозяйски, сложил

бельё и мочалку. И я вдруг понял:  «он» единственный приходил помыться.

                ***