Глава 6 Горькая правда про Ненецкий округ

Глава 6 книги Тридцать лет назад не стало СССР         

        Книга Г. Хабарова «О родителях и родном Севере».
   После выхода на пенсию в 2007 году,  ежегодно на февраль - апрель  прилетаю на свою родину – в город Нарьян – Мар, где светлую часть суток брожу на лыжах по белому безмолвию тундры.  По вечерам готовлю для издания в коммерческом отделе местной газеты «Наръяна - Вындер» свои воспоминания о былом и размышления о сегодняшнем. Смотрю по спортивному каналу телевидения этапы Кубков мира по лыжным гонкам и биатлону, а также информационные выпуски. Перед сном перечитываю то, что читал в молодости: А.С. Грина, Л.Н., А.К. и А.Н. Толстых, Ю. Тынянова, Б.А. Лавренева, К. Паустовского и других классиков русской и советской литературы. 
Иногда навещаю свою обширную родню.
В одно из таких посещений, у Александра – большого любителя почитать спросил, нет ли у него книг местных авторов, изданных в последние годы. Из предложенных Александром, выбрал книгу воспоминаний Германа Хабарова «О родителях и родном Севере», изданную в Нарьян – Маре в 2008 г. Оказалось, что Герман, как и я, рос и учился в нашем Округе, затем покинул родные края, но не терял связи с малой  родиной. Достойно трудился на благо Родины. А после выхода на пенсию счел своим долгом рассказать молодому поколению  земляков на примере родной деревни Андег и своих родных о нелегкой доле рыбацких деревень Нижнепечорья, выпавшей им в военные и послевоенные годы.    Книжка его воспоминаний невелика по объему (чуть более 200 страниц). Но содержит столько  боли и горечи, что их хватило бы на несколько  романов трагического содержания.
Не буду пересказывать содержания всей книги. Перечислю лишь названия некоторых глав её:
«Радости и горести Андега в тридцатые годы», «Преследование отца», «Школа и труд», «Бедная мать», «Смерть отца», «Одинокая мать».
И коротко процитирую кое-что из неё.
На стр. 30 автор пишет: Детей в семьях было много. Но матерей отрывали от детей – надо было работать в колхозе. Тяжелым и страшным был двадцатый век для российских женщин: сколько им пришлось пережить, перестрадать. Но куда тяжелее была жизнь женщин на далеком Севере, у «самого синего моря», как ныне говорят, в экстремальных условиях. И где только не работали женщины: рубили дрова весной, летом – на заготовке сена, возили в лодках сено осенью до ледостава, зимой возили сено на лошадях, возили нарубленные весной дрова, доили коров, ухаживали за коровами и колхозными лошадьми и, конечно же, трудились на рыбном промысле. Большие семьи также ложились на плечи женщин – ведь мужчины  уезжали надолго на эти промыслы.
    Не легче была и участь детей. Главу «Школа и труд» Герман начинает следующими словами: Судьба мало подарила школьных лет мне и моим сверстникам. Учился в школе всего четыре года – с осени 1937 до весны 1941-го. Да и можно ли назвать эти годы школьными. Весной и летом мы работали, зимой решали проблему хлеба, ловили куропаток и рыбу для себя.
И далее:
До войны мне и моим однолеткам удалось закончить четыре класса в своей деревенской школе. Осенью 1941 года нам пришлось ехать в Никитцу учиться в пятом классе. Учеба, жизнь в школе – интернате в деревне Никитца сложилась невыносимой. Нам давали в магазине по двести грамм хлеба и больше ничего. Это был фактически голод, голодное существование. На большой перемене сходишь в магазин, купишь эти двести грамм хлеба, а к концу четвертого урока хлеба уже нет – тихонько на уроках крошку за крошкой – и хлеб съеден.
И еще: 
Мы ослабли, нас одолевали вши. Помню, впереди меня за партой сидела красивая девочка Маша из деревни Нарыга.  Мне пришлось наблюдать, как вши ползали по густым черным её волосам. Но и я, и все другие были во вшах. Если бы мы учились в родной деревне, мы бы этого не допустили.
Уважаемый читатель, тебе ничего не напоминает это? Мне, сильно напоминает жизнеописание  блокадников Ленинграда.  Тем более, что в детстве мне довелось видеть как стригли наголо девочку, привезенную в Нарьян-Мар из Ленинграда, после снятия блокады с него. Прежде чем девочку стричь, её, зачем то,  усадили посреди комнаты на стул, поставленный на простынь, пропитанную керосином. А когда пряди волос с её головы стали падать на эту простынь, понял – зачем. Её волосы казались  мне не черными, а серыми и живыми от вшей. 
И это происходило в  богатейших рыбой местах, где все, от мала до велика, были заняты промыслом рыбы для поставки её государству. Но этой рыбы семьям рыбаков и детям в школах- интернатах не доставалось. Видно, они председателем колхоза деревни Андег  не считались жителями государства, в котором обитали.
 Более подробно о деятельности Н.И. Корепанова на посту председателя колхоза деревни Андег предлагаю читателям самим прочесть внимательно в книге Германа Хабарова. Чтобы получить представление о тех, кого товарищ Т.И. Сядейский в своих мемуарах  зачислил в ряды истинных коммунистов.
  Еще одно не менее трагичное, а может быть и более, чем голодное существование принесла война в рыбацкие деревни. Вот, что об этом «одно» пишет автор книги:
Шла война, все здоровые мужчины и юноши на фронте. И в деревне, и на рыбных промыслах больше стало молодых, мечтающих о замужестве девушек…..Война приносила много несчастий, но она не могла отменить основной закон природы человека- трудиться и размножаться, этот закон действует всегда.
В деревне появились необычные до сих пор слухи о связях мужчин со свободными женщинами. Такие связи были и в бригадах на рыб участках. Вскоре в деревне стали появляться внебрачные дети.
Входила в «моду» другая, новая жизнь мужчин и юношей - погулять, иметь половую связь с посторонней женщиной, наслаждаться жизнью вне брака. К сожалению, эта «мода» пришла и в нашу семью – наш отец загулял. И у автора книги появились родные братья по отцу от других матерей.
 От себя добавлю. Доходило до того, что в некоторых рыбацких поселениях на десяток и более молодых незамужних женщин оставался один мужчина. В результате он становился, против своей воли, хозяином своеобразного гарема и   многочисленного потомства от нескольких женщин, стремящихся любой ценой завести ребенка. 
При этом его  дети от разных женщин росли в мире и согласии. О чем я совершенно случайно узнал от одного из них, через полвека после  упомянутых выше событий – в 2012 году.     Случилось это так. Издал не большим тиражом  за свой счет к 80 - летию родной школы и 470-летию родины предков староверческого села Усть – Цильма свои воспоминания. И стал звонить по телефону членам устьцилемского землячества Нарьян – Мара, чтобы предложить им свой скромный подарок. С одной из тех, кому звонил, договорились, что книжку я ей занесу вечером домой .
 Когда я зашел к ней, чтобы вручить свой подарок, встретил меня её муж и приказал раздеться, сказав: раз пришел, то проходи, заодно и познакомимся. Оказалось, что у них уже накрыт стол всевозможными местными деликатесами типа семги, блюд из оленины, полярной куропатки, хрустящих  на зубах грибочков и, даже, морошка. Ну и естественно, присутствовала на столе она родимая – сорокоградусная.  Выпив за знакомство, стали вспоминать общих родных и знакомых. После того, как вспомнили, вроде бы, всех и бутылочка сорокаградусной была пуста. Гостеприимный хозяин, назову его Сергеем, воскликнул: слушай, Игорь, я понял, мы с тобой родные братья по отцу!
Потеряв от принятого на грудь способность быстро соображать, я долго переваривал сказанное им. Наконец, переварил и стал робко возражать: Сергей, ты сказал, что родился в Месино, а я там впервые побывал, когда мне было под двадцать лет. Между нами слишком большая разница в годах, чтобы нам быть сыновьями одного отца. К тому же, мой отец сгинул на фронте в 1942, а ты родился чуть не через 20 лет. И увидел, как Сергей  не только огорчился от моих аргументов против нашего с ним родства, но и протрезвел. Немного помолчав, он сказал: да, Игорь, ты, пожалуй, прав. Я тебя перепутал с другим, который, действительно, мой брат по отцу. Потому рассказал, как это случилось. И что, хотя у нас и были разные матери, мы  дружили с самого детства.
 Вернусь к отзыву  о книге Г. Хабарова. Пока я её читал, в типографии Наръянки  (так называют газету в обиходе) была напечатана моя очередная книга. Я пошел  распространять её ставшим  уже привычным   для меня путем - вручением в качестве памятных подарков.  Дошел до Окружного Музея, где вручил её одной из руководителей музея, не стану называть её имя. В процессе вручения разговорились, Она сказала, что недавно в музей поступили экземпляры книги воспоминаний бывшего советско-партийного
руководителя Округа тов. Т. И. Сядейского. Я ей ответил, что уже прочитал воспоминания Т. И. Сядейского.  Затем  попросила  меня написать автограф. Соображая, что написать, я спросил, а книга   Германа Хабарова «О родителях и родном Севере» у вас тоже имеется?
 К моему великому удивлению, она ответила, кажется, нет. Тогда я взял ручку и написал свой автограф: «Краеведам НАО от автора. Помните, что наше прошлое не только сладкая правда Сядейских, но и горькая правда Хабаровых».
      И добавил, что я тоже из стана Хабаровых: пишу о горькой правде.
                Про горькую правду в следующих главах.