Начало пути

       После окончания десятого класса и получения аттестата я сообщила родителям о своём желании поступать в Ташкентский геологоразведочный техникум. Кем только я ни мечтала стать на протяжении всего процесса взросления: астрономом, океанологом, геологом. Мечтала стать даже палеонтологом, так как обожали с сёстрами динозавров, изучая их по огромной серой, в твёрдой обложке, красочно иллюстрированной книге, а позже по книге Ивана Ефремова «Дорогой ветров». Всё же в какой-то момент желание стать геологом пересилило, и я все силы своих мечтаний направила в сторону геологии. Почему геологии? Каждому при слове «геология» сразу в голову приходит понятие романтики, образа жизни: жизнь и работа в горах, лесах, степях, пустыне и тундре – на природе! Мне и на самом деле хотелось жить и работать вдали от суеты и шума городов, быть подальше от большого скопления людей, обитать там, где много сильных и отважных людей с добрыми сердцами, как ошибочно я полагала. А ещё я любила камни, просто камни, да и всё, что было связано с богатствами недр земли, но всё же больше привлекал образ жизни. Но то было потребностью души, а не только зовом романтики и интересом к геологии, как к науке.
       Серьёзность моей детской мечты подтвердило моё намерение после окончания восьмого класса поехать на Южный Урал поступать в Миасский геологоразведочный техникум. Но осознав, что родители ни за что меня не отпустят, да и страх поездки бог знает куда в моём возрасте приостановил моё намерение. Благоразумно решила доучиться и получить полное среднее образование, а когда придёт время, добиваться своего. В результате, окончила десятый класс не в своём родном городе Узгене, а в Андижане, где всё было другое и по-другому. С учителем математики вышел серьёзный конфликт, поэтому школу закончила с не очень хорошим аттестатом, поэтому не имело смысла думать об институте. В те времена у нас в республике практически невозможно было поступить своими силами в вуз, а только по знакомству, силами родительских сбережений или тем и другим вместе, или же обладать очень сильными знаниями, чтобы пробиться. Пример тому старшая сестра, сумевшая поступить во Фрунзенский медицинский институт, окончив школу с медалью, к тому же будучи очень работоспособной и большой трудягой. Старшему брату не так сильно повезло. В Оренбургское лётное училище не поступил из-за хронического ринита, доставшегося в наследство от нашего деда по материнской линии, из-за которого он умер ещё довольно молодым. Брат не прошёл в Московский автодорожный институт из-за одной четвёрки, сдав все остальные экзамены на пятёрки. Брату просто очень не повезло. Потом после армии несколько лет безуспешно пытался поступить в Ферганский политехнический институт, куда даже с деньгами невозможно было поступить, если не имелось «лапы», но он не сдавался и благодаря своему упорству и знаниям всё же добился своего.
       Я, к сожалению, не обладала ни упорством, ни знаниями брата и сестры. Оценив своё неутешительное положение, решила попробовать поступить в Ташкентский  геологоразведочный техникум. Туда тоже можно было не поступить, но я старалась не думать об этом. Проблема на тот момент была совсем в другом. Мои родители могли не дать своего согласия на поступление, а без их благословения можно было распрощаться с мечтой о геологии. Наступило то утро, когда я объявила родителям о своём решении. Тут на ясном безоблачном небе стали в мгновение ока набегать и сгущаться чёрные тучи, после чего родительский гнев ураганом огромной силы обрушился на мою беззащитную голову. Дом и двор сотрясали крики разгневанных родителей, но не было ни брата, ни кого-то из сестёр, а только школьница сестрёнка и младший братишка, которые не могли смягчить родительского гнева. Я прекрасно понимала состояние матери и отца, но у меня не было другого выхода. Как можно было не понять, если знаешь менталитет своего народа. Хотя в нас было намешано много кровей, но всё равно мы были азиатамии мусульманами, к тому же отец, имея духовный сан, был уважаемым человеком, репутация которого в данный момент подвергалась испытанию на прочность со стороны не каких-то там недругов, а собственной дочери. Это им нужно было как-то пережить, но обязательно с громами и молниями. Они были просвещёнными  людьми, насколько это было возможно в те времена в Азии, но положение родителей, добропорядочных мусульман, чтивших шариат и умудрявшихся совмещать его с современными реалиями, из-за меня могло разрушиться. В советские времена даже после беспощадного выкорчёвывания религии, как пережитка прошлого, в Средней Азии мало что изменилось в этом плане. Люди приспособились с этим жить, совмещая несовместимое - местные обычаи, вековой уклад с советским образом жизни, научный коммунизм с исламом. После того, как самая старшая сестра, сдав на тройку русский язык во Фрунзенский медицинский институт, не прошла по баллам, отец остальных шестерых детей отдал в русскую школу, поняв, что без хорошего знания русского языка трудно добиться того, чего хочешь. Мы стали ходить в русский садик, потом в школу, занимались спортом, ведя абсолютно советский образ жизни. Старшая сестра, в итоге закончив медтехникум, работала акушеркой, другая сестра училась в медицинском институте, сестрёнка в хореографическом училище, то есть мы все, с позволения родителей,  были обычной современной советской молодёжью. Но появление в семье дочери геолога – то было совсем другое, из ряда вон выходящее дело, никак не укладывавшееся ни в какие каноны. От моих родителей, в особенности от отца, могли отвернуться люди и подвергнуть хуле. Положение родителей и моё было отчаянным. Они кричали, что я хочу их опозорить, что скажут люди, узнав, кем станет их дочь. Мама, рыдая, говорила, что я их убиваю, потом, схватившись за сердце, слегла, и тогда дом заполнился её страдальческими стонами, разрывавшими моё сердце. Отец бегал между мной и мамой, он всегда полностью во всём соглашался с ней и поддерживал все её решения, если даже через пять минут она могла изменить их, он тут же также менял своё мнение. Наша семья была абсолютно нетипичной не только для азиатов, а вообще, со всеми своими плюсами и минусами. Родители посчитали позором, когда девушка из мусульманской семьи будет жить среди мужиков и женщин, которые курят, пьют, ругаются матом и к тому же ведут свободный образ жизни. Бытовало мнение, что в геологии, живя среди мужиков, такое положение дел просто неизбежно. Отчасти это оказалось верно, образ жизни геологов располагал как к положительным, так и отрицательным вещам, впрочем, как в целом по жизни, но может более концентрированно и наглядно.
       Переполох с шумовым эффектом, происходивший в доме и во дворе, разнёсся так далеко по улице, что перепуганная соседка, жившая напротив через дорогу,  забежала к нам узнать, что случилось. Пожилая соседка была казанской татаркой, которые в основном являлись мусульманами, но более демократичными в своём вероисповедании и образе жизни, а некоторые и вовсе были крещёными, принявшими христианство. Когда она узнала, в чём дело, то пришла в неописуемый ужас! Соседка со всеми своими познаниями, которыми обладала на тот момент о геологии и геологах, вылила ушат бензина на полыхающее пламя родительских эмоций! От соседских познаний, да ещё с подробностями, произошёл взрыв родительского негодования, вот тогда я окончательно поняла, что с бушующим безумным пожаром родительского гнева мне не справиться. Я зашла в комнату, где лежала громко стонавшая мама и во второй раз за день озвучила своё решение. Мне пришлось им сказать, что раз они меня не отпускают, то я остаюсь дома, но отказываюсь поступать в любое другое учебное заведение, и что даже из дома не буду выходить. С моим, как показало время, несгибаемым характером, хотя в целом покладистым и спокойным, вряд ли они сумели бы меня выдать замуж, поэтому мне грозила участь остаться синим чулком подле них. Мой характер действительно разительно отличался от азиатского менталитета, да и европейского тоже. Я получилась некой гибридной личностью, сформированной от общих человеческих ценностей, как европейских, так и азиатских, поэтому никакие обычаи, общественное мнение и чьи-то указы не смогли бы сковать и сломать моё свободомыслие и волю, основанные на здравомыслии, а также заложенных и воспитанных во мне принципах. Родители отлично понимали это. Я вышла во двор и сидела в прострации, не зная, что теперь делать дальше. Через некоторое время вышел отец от мамы и попросил зайти к ней, она хотела поговорить со мной. Я с чувством страха, что она опять обрушится на меня упрёками, подошла к ней. Мама по-прежнему стонала, то был её фирменный стон, который сопровождал нас всё то время, пока она была жива. Мама обречённым голосом объявила, я могу поступить по своему, иначе всю свою жизнь буду винить их. Это было подвигом с её стороны, но вместе с тем немного предсказуемо, так как сердце матери не могло долго гневаться и видеть меня несчастной. Она спустила пар, успела смириться, теперь могла со спокойной душой меня отпустить туда, где было моё место. Мама всегда добивалась своего, но не потому что была деспотичной, а потому что мои сёстры и братишка из-за своей излишней заботы и любви оказывались слабее её, вечно уступая и потакая маминым капризам и диктату, не имея твёрдого желания добиваться своего. Они своей неразумностью, а где-то и самоотверженностью, даже можно сказать жертвенной любовью портили её характер и свою жизнь, искушая её на постоянные неправильные поступки, переходящие в итоге в диктат от вседозволенности. Такое положение дел присуще вообще всем человеческим существам.
       Вседозволенность – это шлюз, через который перетекает в реальность всё, что находится взаперти, в глубинах бессознательного, всё безумное, агрессивное и порочное, всё, что лишено человечности, всё тёмное, из чего состоит человек. Люди, искушая друг друга, открывают шлюзы, приумножая зло. Вседозволенность страшное явление, когда даже самый обычный и мирный человек может превратиться в в отъявленного негодяя без чести и совести, получив такую возможность.               
       Я добивалась своего не потому, что была непочтительной и меньше любила родителей, а потому, что без важных и принципиальных для себя вещей, свободы действия, жизнь моя теряла бы смысл. Из-за своего устройства мне претило существование в пределах установленных рамок, которые шли вразрез с моими врождёнными и приобретёнными ценностями. К тому же я не хотела, чтобы моя любовь к маме портила её характер, не хотела потакать её тёмной стороне, хотя даже будучи на расстоянии от родителей я всё же, как могла, заботилась о них. Чётко осознавая, что такое «хорошо» и что такое «плохо», никогда не хотела плохого и недостойного ни для себя, ни для близких, ни для кого-то другого. В конце концов, следуя «программам», заложенным в каждом из нас, мы выстраиваем свой собственный жизненный путь.
       Решение мамы отпустить меня отец воспринял, как должное. Он был как всегда солидарен с ней, и было решено, что повезёт меня в Ташкент, как увёз когда-то сестрёнку в хореографическое училище, пройдя вместе с ней все этапы её поступления, а потом сестру на экзамены в Джалал-Абад, затем, после поступления,  во Фрунзе. Он всегда был рядом с нами, устраивая нас по жизни. Отец, приехав в Ташкент вместе со мной, сдав мои документы в приёмную комиссию, получив направление для временного проживания в общежитие в Вузгородке, затем, заселив меня в комнату с тремя девчонками-абитуриентками, вернулся домой в Андижан.

       В довольно просторную комнату кроме меня заселились ещё трое девушек, одна из которых со своим женихом поступали в мой техникум. Вторая девушка поступала тоже со своим женихом в политехнический. Третья девушка была старше нас, лет двадцати, высокой, чуть полноватой, но красивой, с копной светлых пышных волос. Люда поступала в политехнический институт и как медалистка сдавала всего один экзамен, но в случае не сдачи на отлично, сдавала все остальные. Девушку, поступавшей в мой техникум звали Наташей Пак. Она была кореянкой, невысокой, полненькой, с круглым курносым личиком, весёлым и смешливым нравом, часто смеявшейся звонким рассыпчатым смехом. Другую девушку, у которой тоже был жених, звали Умидой, она была узбечкой, невысокой, тонкой и изящной, с миловидным лицом и бойким напористым характером. Люда, как и Наташа,были родом из-под Ташкента, а Умида с женихом из Каттакургана, и была дочерью то ли самого секретаря обкома, то ли кого-то из обкомовских работников. В её самоуверенном поведении, в её одежде чувствовался достаток и привычка получать его. Девушки порадовали меня своим простыми и открытыми в общении поведением, особенно Людмила. Люда оказалась очень начитанной, умной и одарённой, с отличием закончившей школу, но из-за болезни сердца сделавшей паузу в учёбе, а в этом году решившей поступать в политехнический институт. Меня до глубины души поразил тот факт, что у девушек моего возраста уже имелись парни и серьёзные отношения с ними. Жених Наташи тоже был корейцем, поступавшим в тот же техникум, только на отделение техники бурения, а сама же она на геофизику. Они собирались в скором времени пожениться. Умида с женихом своим были помолвлены ещё в детстве и собирались пожениться чуть ли не в этом году. Когда их женихи приходили к нам в общежитие, то видя, как они с ними по-взрослому общаются, я чувствовала себя воспитанницей детского сада. У Умиды был очень симпатичный жених, по её поведению чувствовалось, что в их отношениях верховодит она, что нетипично для восточного менталитета, хотя всегда есть исключения из правил, как например, в моей семье. Было видно, что дело не только в помолвке, а что они любят друг друга. Жениха Наташи я потом в нашем техникуме узнала поближе,он оказался очень спокойным, приятным и заботливым парнем.
       Трёхэтажное из светлого кирпича здание общежития политехнического института было полностью отдано абитуриентам, поступающим туда и в наш техникум. Очень скоро из-за яркой, видной Людмилы стали приходить к нам ребята в гости, так я познакомилась с парнем родом из Андижана Алексеем и Борисом Жеребцовым из Навои. Алексей был после армии, много рассказывал о своей службе, а Борис оказался после школы. Мы много о чём интересном переговорили с ребятами. Алексей оказался серьёзным, обстоятельным, много чего знавшим, начитанным, а Борис шебутным. Он мог уставиться и смотреть на меня, сначала было не по себе, а потом как-то привыкла. Однажды я всё же спросила его, пересилив свое стеснение, почему тот так пристально смотрит на меня, тогда он ответил, что у меня пропорциональные черты лица и яркая мимика, поэтому ему интересно и приятно наблюдать за мной. С тех пор я взяла на веру, что у меня яркая мимика и лицо моё пропорциональное. Было видно, что Людмила очень нравится Алексею, да и как такая умница и красавица могла не нравиться. Я сама могла заслушаться её умными речами, настолько она была интересной и эрудированной. Она рассказала о своей жизни, то ли дед её или бабка были цыганами, то-то мне запомнились её волнистые роскошные волосы. Её семье жилось нелегко, кроме неё были ещё сестрёнка и братишка, поэтому она очень рассчитывала на стипендию, если удастся поступить.

       Время пролетело быстро в угаре бурной абитуриентской жизни и подготовки к экзаменам. Людмила поступила, Наташа со своим женихом тоже, а Умида, завалив экзамен, засобиралась с женихом обратно домой. Алексей и Борис, к сожалению, тоже не сдали экзамены. Я, сдав математику письменно и устно, написав сочинение, тоже поступила на геологическое отделение. Это было здорово! Моя мечта стать геологом начала осуществляться, чуть не подвергнувшись угрозе в самом конце учёбы, но это уже отдельная история. Я была счастлива! У меня было такое ощущение, что всё, что меня окружало и происходило вокруг меня - нереально. Открывшаяся новая жизнь для меня, почти никуда не выезжавшей, жившей в своём локальном, но чудесном мирке, настолько была для меня невероятной, что я не могла не почувствовать её дыхания, глобального влияния на ход всей своей дальнейшей жизни. Для меня, знавшей о жизни в основном по книгам, грезившей о встрече с другими мирами, жившей со смутной тоской по зову мест, где ещё никогда не бывала, но которые меня ожидали, наконец-то открылся портал в иную реальность.

       За то время, проведённое с девочками и ребятами, я очень привязалась к ним. Я всегда быстро привыкала к людям, а потом тосковала – это моё свойство так и осталось по жизни. Моя особенность привязываться к людям, особенно в прошлом, доставляли мне нелёгкие моменты, так как жизнь геолога в основном состояла из встреч и расставаний. Вот и с новыми друзьями я рассталась, и сердце моё болело от того, что знала, уже никогда не встретимся, даже с Людмилой. Новая жизнь с новыми людьми закрутит, закружит в своём вечном водовороте так, что только память сохранит события и чувства к тем, с кем жизнь столкнула меня всего лишь на мгновение. Нас оставляет молодость, могут оставить друзья и даже любимые, но никогда не оставят воспоминания о них и о тех, кто оставил след в нашем сердце и памяти.

21.11.21.