Киплинга строка

Виктор Матюк

Киплинга строка

Насмарку пошли дела, куча мала, в одну груду свалены разные слова,
Мерещится Киплинга строка: кого, куда и где, почём, когда и как?
В той строке я слышу судьбоносный знак, по своей простоте сам
Вышел на смотрины к судьбе, считай, что налегке, в одном пиджаке,
Зажав нательный крест в руке, что-то привиделось мне, в другой стороне
Я должен диву дивиться, слезами давиться, мне суждено в чужой правоте убедиться,
Где и как тебя будут на казнь обрекать? Куда идти, куда шагать 
И как утраченное время наверстать? Мне рок мерещится везде,
Он ездит на молодом коне, я передвигаюсь пешком по холодной земле,
Страх покоится во мне, он прячется где-то в глубине стареющих телес,
Рядом с ним прозябает мерзкий грех, без него и не туда, и не сюда,
Жизнь часто меняет свои цвета, а тлен и суета ложатся почти плашмя
Посреди опустевшего без женщины двора! Душа расколота пополам,
Голова прислушивается к чужим шагам, и по делам, мы с грехом пополам
Приплывём к чужим берегом на старом и утлом челне, правда на нашей стороне,
Но не все стоят за нас, замечаю враждебную искру в чужих глазах! Каждый шаг, как эхо,
Впереди – вечность, а тело отпело и отзвенело своё, вот-вот должно рухнуть всё,
Что было и что давно уже прошло, назад нельзя вернуть ничего из богатства моего!
Правда бледнее греха и ночи, глаза смотрят воочию на полночную звезду,
Я к своему стыду робко молчу, надо было бы кричать, во всё воронье горло орать,
Что так нельзя поступать, прав божий раб, он не соглашался никак с падшей женщиной вступать
В обоюдную связь! Масштаб его греха скрывает беспросветная мгла, на ловца и зверь бежит,
Вся округа давно уже спит, судьба выносит вердикт: никто не забыт и ничто не забыто!
Через мелкое сито просеиваются слова, в нём ложь сразу видна,
Она будто вновь открытые острова в бушующем море любви,
Не говори мне больше о любви ни слова, они предвестники искуса любого!
Я дал богу слово, что мне не надо ничего чужого, отдайте мне моё,
И я не стану жить грешно! Исчезает всё, стареет нутро,
Морщинами покрывается высокое чело, и мне не всё равно,
Куда уходит всё? Вот-вот лопнет моё терпение, наземь рухнет небосвод,
Жизнь изменит течение вешних вод, чтоб не вогнать в гроб собственный рот,
Давно уже закрытый на амбарный замок! Всему – своё время! Всему – свой срок!
Мы жили бок о бок, могли вместе провести час иль два, пока не пришла страда,
Нет дыма без огня, думаю полдня, почему доля оставила меня посреди безлюдного холма?
Там подобие пустыря, некого на три буквы послать, слышен только звериный храп,
Он не влияет никак на мир моих ощущений, нет никаких сомнений, что мои увлечения
Не собьют с пути меня, пусть часто петляет стезя моя, пусть людская молва коробит меня,
Ещё бодрствую я, и не сдаюсь на милость врагам никогда! О да! Нет ни суда, ни следствия!
Впереди чреда бедствия, с плач валится гора бед, я – немощен и сед, могу в один присест
На молодого скакуна сесть, коль порох в пороховницах есть, значит, силу слов накоплю,
И скажу, будто в бреду, что люблю женщину одну, голова кружится, будто в чаду,
Я же тихо шепчу: «Господи я же сплю, вот-вот подойду к золотому алтарю,
Хочу обратиться к Богу своему со слова Господней молитвы, её слова острее бритвы!»
Человеческие инстинкты для познания настежь открыты, загодя оплачены все кредиты,
Нет никакой волокиты, на бумагу стройными рядами ложатся рифмы, мысли в оду группу сбиты,
И лишены творческой инициативы, у них нет никакой перспективы: быть счастливыми,
Они ничему не рады, у них устоявшиеся взгляды, кровоточащие раны медленно заживают,
А вокруг грешного тела то и дело страсти полыхают, только грех горбатый, усевшись на полати,
Наглый и патлатый, предвещает грешникам утраты, 
Мнимые аристократы не просят у толпы пощады,
Слова к земле прижаты холодным стальным ушатом,
Слышны громовые раскаты, над головой кружатся цикады,
И в этот момент происходит страшный инцидент, пуст  монумент,
Старенький доцент вошёл положение фраз моих, он написал о них
Великолепный и понятный триптих, отпустив от себя в свободное плавание досужую мысль,
Старик без злого умысла извратил её смысл, он былых высот не достиг, головой долу поник,
И стремится прошлое напрочь забыть! Ухо оглохло, на душе жутко и плохо,
Ей на земле одиноко, накопилось к небу много заковыристых вопросов!
Страсть сидит где-то рядом в скрытой засаде, мимо ходят пожилые дяди,
Их прельщают молодые ****и, не хлеба ради они дают и спереди и сзади,
Их мозг состоит из мелких извилин, их недостатки на перекрёстке судьбы всплыли,
Там в это время мимо них проходили два простофили, они невдалеке жили,
Грех втайне творили, пока однажды от одиночества не взвыли! На повороте притормозили,
Потом изъявили желание: познакомиться поближе с девушками из Парижа, нагнулись ниже,
И оказались в узкой нише, дрогнуло сознание, а в душе уже стоит огромное чёрное клише!
Не тебе выбирать, с кем жить, с кем спать? Не хочу людей стращать, листья будут падать 
К стройным ногам, их начнут топтать, это неотвратимый факт, его нельзя не признать!
Надо хвост поджать и бежать без оглядки, натыкаясь на трухлявые пеньки,
Все бегут от суеты сует, судьба оставляет в душе неизгладимый след!
Смотрины, как именины отмечают не только бездарности и отпетые кретины,
Совет второй половины поздней ночью достиг своей вершины,
Пейзаж картины, написанной маслом, сгустил чёрно-серые краски,
Без подсказки рухнут долу строения из глины, останется запах черноплодной рябины!
Нагромождение облаков  о себе напомнит вновь, чужие фразы и слова лишат душу сна,
Ей нужен покой, пусть мир остальной любуется самим собой, а ей ничего не остаётся,
Как зачерпнуть холодной воды из старого колодца, за своё будущее надо бороться,
Но Киплинга строка затмевает глаза: где, когда и с кем, собеседникам знать незачем!
Природа создаёт, природа рушит, она душу иссушит, и полыхающую страсть потушит,
Она не любит, когда её лишают слова раз и навсегда, мысль течёт по зелёной излучине,
Слышит скрип на несмазанной уключине, постоянно противопоставляя себе
Грешное бытие! Трудно плыть на утлом челне. Он взлетает на высокой волне
И резко падает вниз, за весло двумя руками держись, вырвется мысль из рук,
И тогда тебе каюк! По крайней мере, будут бесконечные потери, достигнув высоты,
Чёлн падает в глубокие пустоты беспроглядной темноты,
Он пытался уйти от девятибалльной волны, но вновь угодил в руки беды!
Едва гребец не лишился рассудка, он своё поражение перевёл в шутку,
Страшно и жутко одному смотреть в темноту, трудно найти свою звезду,
Ещё труднее снять петлю с собственной шеи, что имею, тому я рад,
Я не ищу словесных наград, крик, переходящий в откровенный мат
Долетает до кустов без особых преград! Пусть каждый куст имеет пышный бюст,
К тому ж он скрывает тоску и грусть, он слышит, чем народ дыши и что пишет пресса,
Лязганье ржавого железа слушает стареющий повеса, нет прежнего интереса,
Нет былой нужды вытравливать грех из собственной души! Те кусты,
Как бы мощны и крепки ни были, их люди взрастили, они видели насилье и зло,
Не знает никто, откуда сюда оно пришло? Отрады прежней нет, рабы убегают от горестей и бед,
Оставляя едва заметный след с душах грешных людей! Разум их стремглав возвысил,
Был смысл оставить вымысел всем, кто ниже ростом вблизи деревенского погоста!
Смерть в яйце, мысль о судьбе, нательный крест в руке не позволяют думать о зайце
На проторённой стезе, Кощей сдох, будто лох, в лесу поднялся переполох,
Как при ловле блох! Вопросы: что, где, когда, кого, куда и как сгущают в голове мрак,
Она не может понять никак, что ей достанется после горестей и бед? Сладкий шербет
Или горькая полынь? На дворе лютая стынь, смог и дым делают этот мир наивным и простым,
Вот-вот прорвётся огромный нарыв, созревший в обществе, будет взрыв,
Кое-кто заплачет навзрыд, немного остыв, уняв призыв страстей: зря 
Не беспокоить приличных людей, уменьшится пыл, осядет пыль на тропу,
Малая часть останется во рту, обман и фальшь, как бланш под глазом,
Непостоянно и нежданно могут твердить одно и то,  что если баба, как бревно,
С ней будет холодно, но всё равно влетит в раскрытое настежь окно желание одно,
На дворе темно, исчезло со двора тепло, оси застило белое полотно из снега,
Нежность и нега долго искали причину, чтобы скрыть мужские седины 
Среди ветвей черноплодной рябины, при первом ударе огромной волны
О бот утлого челна, боязнь прошла, не затронув ни сердца, ни чела,
Была слышна короткая мышиная возня среди белого дня,
Был слышен скрип огромной старой сосны, под ней остались следы
Былой старины, там когда-то гардемарины отмечали чужие именины!
Нет серьёзного без смешного, нет назначения без смещения,
Камень преткновения болтается под ногами, на душе хреново,
От шума заводского нет выхода другого, как в позу обиженного встать,
И судьбоносное решение стремглав принять! Когда и о чём? Темень кругом,
Ночник едва светит под треснувшим потолком, мне же везде мерещится,
Что у моих ног бушующее море плещется, виденьям нет конца,
Не послать ли мне гонца за бутылочкой винца? Тлен и суета
Отходят от горящего костра, за ним пустота, ни куста, ни  деревца,
Только одна пожухлая трава! Унылая среда, очей очарованье,
Слова любви и признания прозвучали в душе, что привиделось мне,
Оставшись наедине, попытался доказать самому себе, что даже во сне
Грешу и каюсь, моментами заикаюсь, с иноходи в галоп срываюсь,
Говорю слова бессвязно, лицо белое, как стираное полотно, оно, как решето!
Любое слово,  брошенное через плечо в старое дырявое решето, будто мусор в ведро,
Осело на самое дно, изменилось лицо, но не дрогнул ни один мускул, чужой взгляд
Высокое слово приплюснул к земле, тина и грязь появились на тропе,
А душе блеснула новая эпоха, отдавшись воле авторского слога,
Она уповала лишь на волю Бога, остановившись у порога отчего дома,
Не дождавшись исхода, не вступала в диалоги, дожди размыли все тропы
И потому, не произнося ни звука, она простёрла к небу руки,
И не разборчивые звуки стремглав смутили плоть и душу
На перепутье четырёх дорог, лишь один отшлифованный до блеска слог,
Сделал глубокий вдох, он знал свой скрытый порог, но оглашать его не стал,
Он устал постоянно роптать на суету сует! Он одиноко бродит по степи премного лет,
Знает много народных примет, но счастья в жизни до сих пор у беглеца нет!
Гаснет свет в гостиной, большой и пустынной, там тот слог когда-то стоял на пьедестале,
Легко осматривал бесконечные дали, потом этот слог умники освистали, пинка под зад ему дали,
И в грязь дырявыми сапогами втоптали! Скрутили, избили и в грязь уронили,
Лежащий плашмя колосс ни слова в своё оправдание тогда не произнёс!
Что посеешь, то пожнёшь, лучше с бабой жить врозь, чем проливать потоки слёз,
Проживая вскользь супружескую жизнь, теряющую всякий смысл, что-то стряслось,
Дым от папирос ударил в пьяный нос, взгляд пронзил насквозь тень вблизи трёх берёз!
Судьба нам дарит скорбь, а мимолётный восторг прячет между стройных женских ног,
Видит бог, что семья погибает, без любви  всё ложью прогнивает, только память
Раздувает горящее пламя внутри, на него ты можешь взглянуть издали,
Тебе некуда деться, ты нигде не можешь согреться, утлый чёлн терпит бедствие,
Почти кораблекрушение, от корабельной щепы не видны просторы, зелёные долы
Затемнены, на них посмотришь с тёмной стороны,
Увы, отрады свет не спасает мысль от горестей и бед!
Ты – простой и грешный человек, но другого такого здесь нет!
Кто даст тебе совет! Умных рядом нет, они ушли, собрав мысли свои 
В старые дырявые рюкзаки, не оставив и следа, никто из них уже никогда
Не вернётся сюда! Никто правдиво не расскажет, что и как, и где,
Ты можешь только гадать: кого и когда ты сдвинешь широким плечом
С насиженного места, неужели в этом мире людям тесно? Им мерещится везде,
Что им завидуют люди все, хотя наяву все небо в дыму, притворство в крови,
В хилой груди нет справедливости и глубокой любви! Не уходи! Подожди!
Тебе время нужно, чтобы посмотреть равнодушно на любовь бездушную,
Грустную и давно уже потухшую! Всё перетерплю, лоб до крови разобью,
Былые грехи прощу, в сторону отойду на краткое время, но не полезу в петлю,
Безвременье продлится до лучших дней, даль затмится на несколько дней,
Темень, наткнувшись на нас, стремглав издаст судьбоносный глас: «Любовь и страсть
Приняли другой окрас, исчез лампас, он был виден анфас, зато сейчас он коробит глаз!
Взгляд пятится назад, он готов выбросить белый флаг и сдать позиции свои,
Впредь не зацикливаясь на любви! Что ни говори, как не вкушай голос страсти,
Она, как и счастье прячется внутри, в завоеваниях, слова любви и признания
Весь смысл нашего существования, жизненный урок не пошёл впрок,
Истёк срок осознания, даже частичная мобилизация не нашла для совета приемлемые слова,
Душа грешна, но чиста, как новая нательная косоворотка, она приятна для естества,
Но кружится голова от удушающего запаха, на пол посыпалась труха, мысль, пришла издалека,
Приблизила к себе грозовые облака, дрогнула авторская строка, людская молва набрала
Силу девятибалльной волны, чтобы мы были удивлены тому порыву страсти и любви,
Что бушует в крови! Один  стою на ветру истории, априори я не живу сам для себя,
Киплинга строка риторически вопрошает одинокого мужика: где, когда, зачем, куда и с кем
Ты попытаешься избавиться от собственных проблем? Всё – тлен! Всё – суета,
Даль совсем не видна, а зачем она нужна? Стеклянные глаза зрят на небосвод,
Среди холодных вод мелькают слова, которые три дня тому назад дождь и град
Сбили в общую кучу, ветер могучий загнал их в лес дремучий, а сногсшибательный случай
Подождал у глубоких излучин, он был измучен, но почти приручен, его отменный бюст 
Навевает тоску и грусть, а из уст, кусающих удила, вылетают сквозь зубы непристойные слова,
Образ Каина давно уже запомнила городская окраина, из его уст слышен возглас:
«За Родину!  За Сталина! За хозяина и нашего барина!» Чужой возглас, принявший образ убийцы,
Засветил узкие глазницы, взгляд палача новой вспышкой своего луча
Внезапно осветила горящая в святом углу свеча, у самого алтаря
Началась мышиная возня! Величие и краса давно уже покинула жестокие глаза,
Им никто не нужен, даже клад и блеск жемчужин будет остужен и обезоружен
Лютой стынью, трава пропахла горькой полынью, тот запах слышен доныне
На привольной зелёной равнине! Исчезли святыни, осталась пустая гордыня,
И Каин, стоящий посредине безлюдных окраин! Огонь иль пламень возрождают искру
В спящей душе, их трепет усиливается на крутом вираже, у той искры очень быстро
Появится окрас золотистый с оттенком серебристым! С виду простым, неказистым и чужим,
Мы за ценой не постоим, поговорим  с одним - другим, поглядим по сторонам,
Сходим в православный храм и там окончательно решим, кому мы посвятим
Души прекрасные порывы? Нет никакой перспективы, находясь у края могилы,
В тени огромной ивы, петь гимны людям тем, кто глух и нем, в их душах – Эдем,
Им один хрен: где, когда и с кем, но зачем? Не каждый, кто ищет, находит,
Не каждый, кто уходит, назад возвращается, он из последних сил пытается
Подавить собственный гнев, находясь в тени зелёных дерев, его удел понятен,
На его биографии много чёрных пятен, тот, кто сгорел, вновь пылать не может,
Любовь при нём крылья сложит, и свои страхи умножит, тот, кто может, делает,
Он свою жизнь изменяет в момент иль два, ему помогают рок и судьба
Отсеивать фразы и слова, как сеют полову через решето.
Но потом всё равно их пускают под каменные жернова!
Белоснежные кружева из фраз и слов прячет зелёная трава,
Рок смотрит на них свысока, серая пыль падает с треснувшего потолка,
Но у автора лёгкая рука, лично ему, что в лоб, что по лбу,
Он всегда отыщет свою тропу, придёт в избу даже в дремучем лесу,
Горечь во рту на речь наложит табу, прижавшись к столбу зелёной ивы,
Мужчина строптивый и нерадивый поднимет бунт, его не успокоить за пять минут!
Годы идут, меняются истина и суть, нас нигде не ждут, но всё возвращается на круги своя,
Отрицать этого никак нельзя, в руках царского псаря больше власти и счастья,
Чем у одинокого дикаря! Его дело – сторона, он любит спать плашмя,
Уткнувшись лицом в подушку, проснувшись, откусит хлеба краюху,
Даст бабе по уху, от слов отделит труху, и прозвучит всюду: откуда и куда он шёл?
Почему в семье чинил произвол? Он пахал, как вол до седьмого пота, ему не больно охота
Тащить из болота чужого бегемота! Мир всегда был таким – наивным и простым: 
Веселье после скорби и бед, простой человек скромно одет,
У него денег нет даже на скудный обед, грех крутится под ногами,
Он следует за нами по пятам,  изредка заходит в храм, чтобы там
Всё расставить по своим местам, это – вам, а всё остальное – нам!
Благое следует за дурным, редко кому удаётся следовать путём своим,
Каждый кузнец своего счастья, оно никак не вмещается в короткие минуты сладострастья,
Болезни и напасти, хмелея, сжимают хилые запястья, вдыхая винные пары,
Спешат в сторону отойти, как можно дальше от рока и судьбы!
Увы, все мы – грешны, всё из-за Сатаны, летят брызги  шампанского
Из-под одеяния дамского, страшного в том ничего нет, пусть за словесный бред
И за свои ошибки мы платим сполна, охмелев от глотка креплёного вина,
Который на стол поставил Сатана, сразу вспомнились старые и добрые времена,
Когда лично ты пытался избежать крепких уз любви! Не удалось, жизнь понеслась вразнос,
Всё ближе и ближе слова, написанные вразброс, уж так здесь повелось,
Что мы со злом целуемся взасос, и не можем решить легко ни один вопрос,
Вот и пришлось терять контроль над самим собой, прошла любовь, прошла любовь,
Она не вернётся вновь, на неё потрачены юности дни, как не суди, как не ряди,
Воспоминание сжимает глубокий вдох в груди, в памяти всплывает  юная страсть,
Карта вновь пошла в масть, жизнь всласть осталась в стихах, пришлось в сон впасть,
Чтобы до конца осознать, что, когда и как? Из всех несправедливостей судьбы
Страшнее нет, чем предчувствие войны, неужто мы кому-то в рот смотреть должны?
Остроумный ум всё берёт в расчёт, он, как молния сверкнёт с необозримых высот,
Потом в сторону отойдёт и спокойно ждёт, куда и кто свернёт с тропы войны,
За спиной идут торги за будущее православной страны, а где же мы?
Мы – не в стороне, Отчизна вовне, она в глубине души каждого гражданина,
Он не сидит спокойно у камина и не ждёт в гости своего конвоира,
Украина распутала вражескую паутину, издала крик Арлекина,
Она – едина, как никогда, людей во все времена сплачивала беда!
Без единения жизнь пуста, ни деревца, ни травинки, ни куста,
Только одна полынь-трава покрывает крутые берега Славутича-Днепра!
Тлен и суета унеслись куда-то на крыльях Пегаса, слова оделась в шинель солдата,
Вспомнились числа и даты, гремевшие на всю округу когда-то, люди без мандатов
Шли шагом наперевес с автоматом по булыжным мостовым, и под шум опадающей листвы
Давали клятву мёртвым и живым: «Мы отчизну отстоим!»,  любовь к стране жива,
Она запрещает непристойные речи и слова, иначе и ты заплатишь за промахи судьбы,
Отказавшейся от борьбы, но сохранившей думы свои внутри хилой и немощной груди!
Бесплодное дерево, как безводное облако вызывает обморок у фраз и слов,
Меняется авторский почерк, то тире, то прочерк, или же многоточия одни и те же,
Исход неизбежен, тот, кто грешен, спит на побережье, хотя прежде ходил в приличной одежде!
У кого малодушие внутри и глупость в крови, память пребывает в забытьи, как не суди,
Как не ряди, легче уйти, чем остаться бродяжкой, но отважно рычать или говорить слова невпопад
На стройных и статных баб! Навлекая кару на плоть старую и упрёки знатных людей
Ради удовлетворения собственных страстей, грешник исключит из своих речей
Очень много непристойных вещей! Был расчёт, что бог следом пойдёт,
Оберегая грешную плоть от лишних бед и тревог, он, как зонт прикрывал горизонт от дождя,
Немного погодя скользкой стала его узкая стезя, не для меня на небе взошла яркая звезда,
Тлен и суета попытались её погубить, у них до сих пор душа болит, а затрапезный внешний вид,
Радость увидев, человека обидев, пытается соблюсти старинный обычай: помогать поэту
Искать на стороне непристойные сюжеты! В горниле будущих событий сгорит чреда открытий,
На этой планете только на рассвете ты сможешь прочитать в газете,
Что даже в общем туалете ты сидишь, развалившись, как в карете,
В этом незамысловатом сюжете есть очертания ада, не спиши на спину падать,
Рано кричать и стенать, хотя пришлые люди начнут унижать всех подряд!
Коль ты мудр и много знаешь, но сам себе не впечатляешь,
На струнах душу неумело играешь, чужие ошибки повторяешь,
Потом наземь горькую слезу роняешь! Твой внешний вид даже в зеркале привык 
Людей чернить, стенать и выть, стареющий мужик даже юную фею очернит,
Коль грехов сверх меры в духовной и нравственной сфере, вступи на берег
Вместе с вечерней Венерой и без гнева ты ей объясни, что не бывает любви
Без толики горести и печали, нет жизни в идеале! Было – стало, мысль взирает устало
На творение рук из бетона, стекла и стали, взгляд натыкается на символические детали,
Которые скрывает осенняя проседь, на носу золотая осень, её профиль часто меняется,
Пожухлый лист долу с деревьев срывается, пролетит и ныряет размеренно вниз,
Точно так же проходит размеренная жизнь, берись, постигая тайны чужие,
Попасть в силки большие! Хоть тресни, не выбросить тебе слов из народной песни,
Там кроме лжи лести много нежности и грусти, нательный крестик зажат в руке,
Святость тотчас мелькнула вдалеке, лес света блеснул в кромешной тьме,
Два пишем, в уме – четыре, крик, раздавшийся в сортире, стремглав затих в квартире,
Рискнув передними зубами, препроводил хама к алтарю православного храма!
Преодолевая тошноту, бегу, будто бы в бреду, искушая рок и судьбу, спотыкаюсь на бегу,
И подходящего случая жду! Угу! Ага! У каждого своя доля и своя судьба, чего грех таить,
Если нельзя здесь без греха и дня прожить! Быть или не быть? Вспомнить и забыть,
Что, где, когда и с кем, но зачем заново ворошить множество нерешённых проблем!
Спасибо всем, кто глух и нем, и не замечает вокруг себя множество проблем, зачем?
Всё – тлен! Всё – суета, видать по всему неспроста дрожит правая рука, услышав скрип  пера,
Судьба всех вокруг пальца обвела с помощью трёпа  и облома, есть общепризнанная аксиома,
Что нельзя далеко уходить от дома, лишишься денег и диплома, но суть бытия такова,
Что голод и холод заставят даже льва кидаться на падаль, нарвавшись на скандал,
Ты презираешь давний идеал, о котором всю жизнь мечтал, долго мучился и страдал,
Пока осознал, что не должна дрогнуть твоя рука, когда тебя лишают чести, совести и языка,
А жизнь на полном скаку, как и баба в соку выбрасывает из седла!
Некому подать чистую руку, вокруг одни суки,
Странные звуки людской беготни кончаются в тени высоких дерев,
Чуть поодаль звенит очаровательный напев! Дрогнула уставшая рука,
Киплинга строка стремглав улетела за облака, теперь наблюдает свысока,
Кто и когда будет кидаться на голодного льва? Тропа узка, пора посмотреть вполглаза,
Как по ней расползается вся зараза иного мира,
Кто-то пытается сохранить честь  мундира,
Ему помогает сатира, под ухом поёт чудесная лира,
Но запах из старого сортира лишает душу порфира,
Слова с пунктиром глаз ловит живо и без придирок
Смотрит на дребезжание строк! Не говоря не обдуманных слов,
Прислушиваюсь к говору безвестных голосов, до утративших прежний лоск мозгов
Плохо доходит чужая мысль, не торопись Киплинга зря осуждать, и к удачной строке ревновать!
Мне его не трудно понять, я бы точно так писал, если бы перед роком не роптал!
Я же ещё не стар, нервы – не сталь, рок не раз мне врал, я же истину везде искал,
Не нашёл, везде натыкался на произвол! Судьбу никто не обойдёт, и коль грехам потерян счёт,
Тогда новая беда постучится на рассвете в твои ворота, ни борьба, ни боль терпения, ни стон
Не остановят колокольный звон, несущийся сюда со всех сторон! Для себя я решил,
Что если бы мне хватило сил, я бы вновь здесь грех совершил,
И сказку превратил в зловещую быль, лишённую белоснежных крыл!
Пусть новое прегрешение, приятное во всех отношениях,
Не вызывает в груди брожение, и спасёт разум от полного затмения!

г. Ржищев 
8 декабря 2021г.
0:32