Тяжело со мной

Федору восемьдесят восемь. В этом возрасте очень важно ложиться и просыпаться в одно и то же время, завтракать одним и тем же набором продуктов. Встроишь себя в этот ритм, как в конвейер, любое движение разделишь на несколько частей, как спектакль в театре – и вот уже благополучный финал: вечер. Вечером приходит с работы дочь, а потом и ее муж Сережа. Ужинают, обмениваются впечатлениями.
– Папа, садись, поешь с нами.
– Спасибо, аппетита нет.
– Надо кушать! – сердится она.
Ему не хочется спорить, огорчать Таню.
– Ладно, чаю попью.
Она вскакивает со стула, чтобы поставить чайник.
– Как ты?
– Голова болит, ноги ноют.
– Это к перемене погоды, ничего страшного! – категорически заявляет дочь. – А чтобы ноги не болели, надо их упражнять, ходить побольше.
Потом она хлопочет по дому: моет посуду, вытирает со стола, ставит каждую вещь на свои места. И так до поздней ночи.
Утром Федор проснулся в пять, надоело лежать: ребра ноют. Медленно походил по коридору, кряхтя, сел в кресло. Через час проснулась Таня и, пробегая мимо, воскликнула:
– Папа, сколько раз я тебя просила! Я опаздываю на работу, а ты как нарочно! Зачем ты повесил пиджак на спинку стула?
Он хотел ответить, что вчера из-за головной боли совсем забыл о пиджаке, но не успел.
– Всё время за тобой что-то убираю! Тапки, пиджаки, палку твою!
На крики из спальни выглянул Сергей, молча взял висящий на спинке стула пиджак и отнес в комнату тестя. Таня снова выскочила из комнаты, хотела что-то сказать, но махнула рукой и унеслась к зеркалу в прихожей.
Когда они уехали на работу, старик заварил чай, соорудил бутерброд, медленно позавтракал. Убрал крошки с кухонного стола, вытер его, внимательно посмотрел – всё ли чисто. И только тогда позвонил другу детства. Раньше Миша его навещал, но дочь возмущалась, что в туалете после него всё надо перемывать до блеска, и пришлось попросить его не приезжать. Тем более, ему стало трудно выбираться из дому.
– Как ты сегодня? – спросил Федор.
– Как всегда: руки дрожат, глаза ничего толком не видят. А ты?
– И я как всегда.
Они немного поговорили о политике, поворчали на тему современных циничных порядков.
– Планирую перебраться в дом престарелых, – признался Федор. – Видел по телевизору, есть такой в пригороде, пансионат называется.
– Что, опять Таня?
– Я на нее не обижаюсь. Она точь-в-точь моя покойная жена: любит идеальную чистоту. И придирается, ворчит, кричит – в общем, воспитывает. С внучками так же было, пока не выросли.
– Помню. Вы с женой вечно ссорились из-за дочки.
Федор не позволял супруге наезжать на Танечку, защищал. Никогда даже не шлепал ее маленькую и никому не давал в обиду.
– Пойми, – сказал старик, – со мной давно одни проблемы. Устал, хочу к жене.
– На кладбище всегда успеешь, там холодно, – вздохнул Миша.
– Все успеем. А в пансионате обо мне позаботятся.
На следующий день оказалось, что Федор забыл о приеме у врача, Сергей должен был его отвезти. Но тесть, как назло, проспал.
– Надо было записать! – кричала Таня. – И повесить записки везде! Теперь мне звонить, извиняться, переносить визит! Постоянно всё забываешь – таблетки пить, одежду на стуле, газеты свои и тапки убрать на место!
Она права. Он и так старается не оставлять следов своей жизнедеятельности, быть незаметным, но безуспешно.
Дождавшись, пока дети уйдут, он отыскал заранее записанный номер телефона. Пальцы не слушались, с третьего раза удалось набрать номер пансионата. Рассказал о своем желании переселиться к ним, выслушал условия, девушка попросила продиктовать данные. И вдруг в комнату заглянул зять. Федор торопливо сунул телефон под подушку.
– Забыл кое-что, – сказал он, – пришлось вернуться.
У него было странное лицо. Неужели слышал разговор?
Вечером дочь сразу подбежала к нему.
– Я же просто хочу, как для тебя лучше! – воскликнула она со слезами на глазах. – Папа, как ты мог даже подумать уйти от меня?! Я тебя не отпущу!
Он встал с дивана и пошатнулся: закружилась голова. Она подхватила его, обняла.
– Танюша, не надо, я в порядке.
Ее слезы капали ему на шею.
– Папа, прости, что я на тебя покрикиваю... Ты же понимаешь, я не со зла!
– Да, ты в маму характером, и тебе нравится всех воспитывать.
– Прости!
Они сидели на диване, папа гладил дочь по голове и думал: «Бедный ребенок, ей приходится так тяжело со мной».