2. Грибной день

Моим друзьям посвящается

Началось все, естественно, не на пустом месте. Мы не сразу стали ходить в горы и по рекам на байдарках. Все началось еще в детстве. Все началось с походов за грибами.
Жизнь моя сложилась так, что я до десяти лет жил не в городе, а в Подмосковье, в деревянном поссоветовском доме, на Клязьме. Я и начальную школу закончил там же, о чем ничуть не жалею. Просто места там, у моей бабушки, маминой мамы, было больше, а родители заботились о здоровье и досуге своих сыновей, разумно считая, что мне и брату будет куда лучше и вольготнее за городом. Да они и сами любили природу, стараясь при первом удобном случае вырваться в лес или на речку. А чтобы от таких походов был зримый прок, отец почти каждый раз приносил домой из лесу грибочки. В его семье грибной промысел считался привычным делом, а вот у мамы все сложилось иначе. Ее семья происходила из-под северного города Вологды, где люди по неизвестным мне причинам грибами не питались. Это кажется тем более странным, что места там привольные, чистые и грибные. Вот и пришлось моему отцу приучать маму к грибам.
Получилось это у него далеко не сразу. Но вода точит камень, и моя мама, поняв, что от грибов ей так просто не отделаться, начала учиться их различать, потом – собирать, а чуть позже – уже и готовить. Причем готовить она их научилась так здорово, что вскоре приучила есть грибы и свою маму – нашу бабушку Серафиму Александровну.
Так что, едва наступало грибное время, как мои родители устремлялись на выходные в лес, а возвращались – с грибами. Вскоре к ним стал присоединяться мой старший брат Николай. А когда подрос я, выгнать нас с братом из лесу не было никакой возможности. Особенно, когда отец стал нас возить на родину своих предков, под Зарайск. Так мы, помимо грибов, освоили рыбную ловлю и жизнь в палатке на берегу реки.
Сначала родители стали брать меня в Звягинский лес, который простирался в рамках обширной водоохранной зоны к западу от Ярославской железной дороги. Позже я узнал, что у этих сосновых боров есть даже собственное название: Подмосковная тайга. Именно они сохраняют и преумножают водные ресурсы нашей Родины, прорастая именно там, где текут подземные грунтовые воды. Старые люди об этом знали и берегли леса как зеницу ока. Ныне же это знание утеряно, и о нем вспоминают как о нелепой древней гипотезе.
Так или иначе, но где-то ко второму или третьему классу отец стал брать меня в дальние вылазки, которые у нас с соседями по дому иногда практиковались летом. Ездили мы обычно на последней электричке на север, до одной из дальних лесных остановок, в «Арсаки» или «Бужениново». В «Буженинове» мне побывать не довелось, а вот в «Арсаках» я бывал. В тот раз, кроме меня со старшим братом Николаем, моему отцу сопутствовали сосед с заднего двора суетный Федор Иванович Яковлев, бывший учитель, и неповоротливый и толстый обитатель второго этажа, Наум Иосифович Левин.
По отцовскому совету, мы с братом попытались заранее днем выспаться, но с непривычки это у нас плохо получилось. Клевать носом мы начали еще в поезде, за что сразу же были высмеяны Левиным. Отец успокоил, что за грибными поисками нам будет не до сна. В общем, так оно и оказалось. Если бы мы ехали даже первой электричкой, в лесу уже было не протолкнуться от местных грибников. А вот заброска на последней давала нам возможность пройтись по свежим грибницам, сняв, что называется, сливки.
Дорога была довольно долгой, так, по крайней мере, мне тогда казалось. Покинув электричку, выяснилось, что до восхода солнца еще вполне достаточно времени, чтобы здорово углубиться в лес. Двигаться приходилось почти на ощупь, света не хватало. Поляны были затянуты предутренним туманом, клонило ко сну. Николай ворчал на отца, что тот не дал ему толком выспаться. С утра у него почти всегда было дурное настроение. Я же приткнулся к отцу и сунул ему ладони в карман: под утро свежо. Все остальные молчали. Темный лес отвечал им тем же. Даже птицы еще не пробудились. Наступило предутреннее тихое время, когда все в лесу затихает перед тем, как проснуться. Отец сунул руку во внутренний карман телогрейки, достал сигарету, спички, закурил. Курить он начал, когда был на фронте. Курево часто заменяло еду. Я понял: скоро начнется сбор.
Соседи не курили, а настороженно поглядывали на нас с отцом. Наум Иосифович провел ладонью вокруг рта и с акцентом произнес, обращаясь к отцу:
- Владимир Николаевич, Вы знаете, все-таки, у вас большое преимущество: вас – трое. Вы больше всех грибов соберете. Это несправедливо. Я считаю, что все собранное надо будет поделить поровну – на троих. Так будет справедливо.
- Наум Иосифович, еще неизвестно, есть в этом лесу грибы или нет, а Вы уже урожай делите. Я своих ребят взял, чтобы привыкали к лесу, грибы искать учились. Еще неизвестно, кто больше соберет, - спокойно ответил ему отец.
- Давайте лучше грибы собирать, - произнес Федор Иванович и тут же резко рванул с места в карьер. Только мы его и видели.
- И то верно, - согласился вдогонку отец и, не торопясь, потушив окурок о сосну, бросил в кусты, проверил, все ли на месте, и медленно двинулся в молодой ельник. Мы с братом тихонько двинулись следом, держась чуть поодаль, но не теряя отца из виду.
Понемногу светлело, и в нас начал пробуждаться охотничий азарт. Федор Иванович носился по лесу, словно молодой лось, то и дело, проскакивая мимо грибов. Мой брат это заметил и стал подбирать то, что пропускал сосед. Довольно быстро у него закрылось дно корзины. Я старался держаться поближе к отцу, двигаясь зигзагами. Скоро и мне улыбнулась удача: я нашел семейство белых – сразу три гриба. Позвал отца. Тот подошел и подтвердил, что это то, что надо. Вот и моя маленькая корзинка стала наполняться грибами. Кроме белых, мне попалось несколько подберезовиков, масленок и сыроежки.
Если Федор Иванович сыроежки вообще не брал, то наш отец всегда говорил нам, что сыроежка придает вкус и сладость жареным грибам. Поэтому все съедобные грибы мы старались с братом собирать, а потом в процессе переборки некоторые выкидывали, если не могли сойтись во мнениях, хороший это гриб или нет. Уже потом мы выясняли, что тот или иной гриб в некоторых определителях фигурирует как условно съедобный, а в других – как определенно съедобный гриб. Так или иначе, но за всю жизнь никто в нашей семье не получил грибного отравления. Даже животы после грибов никогда не болели.
Николай несколько раз срезал грибы буквально из-под носа у Наума Иосифовича, за что тот на него обиделся и пожаловался отцу. Тот не стал его оправдывать, а посоветовал просто быстрее шевелиться. Левин промолчал, но обиду затаил надолго. Я не знаю, сыграли грибы тут свою роль или нет, но нашего пса Верного Левин вскоре отравил, пока я был в школе, а бабушка спала. Доказать это было сложно, но все следы вели к нему.
Через час-полтора неподалеку, за лесом, свистнула электричка, а еще полчаса спустя лесок стал наполняться народом. Кто-то начал аукаться, кто-то неподалеку забубнил, словом, лес сделался совсем обжитым. Но и грибов словно прибавилось. Мы старались вовсю шевелиться, пока нас не опередили. Но, как всегда говорил наш отец, твой гриб тебя дождется. Домой мы возвращались с полными корзинами. О прежних распрях все позабыли, а в электричке обсуждали совсем другие проблемы. Благо, их всегда хватало.
Дома мама сразу начала возиться с грибами, перебирать, сортировать, откладывать, что пойдет на жарку, а что – на суп. Мы с отцом спорили, съедобный тот или иной гриб, и стоит ли его оставлять. Четыре или пять грибов пошли на выброс. Остальные – в рот.
Словом, за свое детство я так привык и полюбил собирать грибы, что для меня до сих пор дикостью является покупка грибов в магазине или на рынке. Но сейчас подросло совсем новое поколение, для которого дикость – это сбор грибов или ягод в лесу.
Каюсь, я всегда не шибко любил возиться с грибами, в отличие от моего старшего брата. Сколько я его помню, он всегда любил готовить. Его главными и любимыми занятиями в дни летних школьных каникул были валяние в гамаке с книжкой в руке и с редиской на вилочке, а также приготовление салатов и закусок. Любимыми его блюдами на всю жизнь стали жареные грибы, с картофелем и репчатым луком, и польский бигос. Даже во время нашей совместной поездки на отцовскую малую родину в 1972-м году, когда грибов было просто завались, он после сбора всегда помогал маме их разбирать, чистить и готовить – его за уши было не оторвать от грибной кухни.
В тот год отец решил навестить своего дядьку Константина, который жил в деревне со своею второй половиной – тетей Марусей. Жизнь его была нелегка, ведь даже пенсия бывшего колхозника составляла тогда унизительные 26 рублей. Выживать помогала скотина, куры да овцы. Был еще козел, который помогал управляться со стадом. Коров в деревне почти никто не держал, хорошо помня о драконовском налоге, а коз называли «сталинскими коровками», поскольку за них не так сильно обдирали. Жизнь в деревне едва теплилась, поскольку весь населенный пункт угодил под определение «неперспективного» и посему подлежал ликвидации. Все оживлялось только летом, когда из городов приезжали осевшие там родственники, привозящие детей на каникулы.
Дядя Костя не на шутку обрадовался, встретив отца и нас, домочадцев. За самоваром и бутылкой мы тогда просидели часов до трех утра. А я все не мог напиться вкуснейшей родниковой водой, высосав тогда целый самовар. Дядя Костя постелил нам на отдельной терраске, заставленной всякой всячиной. Отсыпался я почти до вечера. А потом папин дядька показал нам свое хозяйство, которое включало яблоневый сад, надел пашни, огород, небольшую пасеку и хозяйственные постройки. Питались же деревенские, в основном, картошкой, луком, репой и квасом. Овцу резали обычно на Рождество Христово или на Пасху, шкуру пускали на пошив полушубка. Хлеб продавали в магазине на центральной усадьбе совхоза, не более пяти буханок в одни руки. Считалось, что если берут больше, то кормят им скотину. Поэтому считать, что деревня жила при советской власти как сыр в масле – глубокое заблуждение. Но, тем не менее, как-то выживали и не жаловались. Только вот вся молодежь после окончания школы уезжала в города.
Пару дней мы провели у дяди Кости на терраске, а потом мой брат Николай начал ныть, что надо испытать новую самодельную палатку, которую мы с ним состряпали для этой поездки. Специально для палатки отец принес с работы старый чехол из ткани-«серебрянки», носившей «секретное» название «ткань 500», который я раскроил и склеил польским клеем «Суперцемент». «Первый блин» получился, естественно, комом. Но с основной функцией – спасением от дождя – палатка справлялась неплохо. Мы не учли, что у палатки должно быть дно, а так получился только убогий тент. Тем не менее, мы собрали вещи и двинулись вдоль реки вверх по течению, пока не добрели до Каменного оврага. Там еле-еле теплился родник. Отец его аккуратно разрыл и обставил крупными камнями. На следующий день его было не узнать. Родником теперь можно было спокойно пользоваться. Палатку мы разбили на склоне горы, возле опушки лесополосы, а в склоне отец соорудил каменный очаг. В этот же вечер мы собрали килограмма три белых грибов, которые тут же начали обрабатывать. Слава Богу, что дядя Костя заставил нас взять килограммов десять картошки, несколько луковиц и пару буханок хлеба.
Спать в палатке без дна было неудобно, жестко и опасно. Мама боялась, что в уши могут залезть жучки и личинки, но пронесло. Потом отец принес от дядьки копенку сена и холщевые мешки, на которых спать стало гораздо удобнее. А сначала спали на еловых лапах. Пахло вкусно, но жесткие ветки мешали. Позже-то я стал относиться к таким мелким неудобствам гораздо терпимее. Когда начало смеркаться, мы с братом спустились к реке и попробовали поудить рыбу. Именно тогда я поймал свою первую щуку.
А со следующего дня у нашей мамы начались суровые будни. В тот год выросло такое количество белых грибов, что переработать и съесть все не было никакой возможности. С самого утра, сразу после туалета, отец, старший брат и я начинали собирать грибы вокруг палатки. Минут за двадцать набиралась пара-тройка килограммов, мы отдавали их маме и снова уходили на промысел. Обычно он состоял в сборе дикой земляники, а параллельно – грибов. Часам к двенадцати набиралось еще килограммов пять белых и подберезовиков. Попадались и поддубовики или дубовики – благородные грибы, родичи белых, но синеющие снизу при нажатии. Мама пару-тройку дней терпела, а потом взмолилась. Отец распорядился, чтобы Николай начал помогать маме на кухне. Тот был вполне доволен – ему всегда больше нравилось стряпать, чем бродить по лесу.
Потом мы ходили к дяде Косте и носили ему и тете Марусе грибы и ягоды. Мама вместе с тетей Марусей варила земляничное варенье и училась готовить разные виды кваса. Та делала хлебный, крыжовенный, клюквенный, яблочный и вишневый квас. А в сенях у нее всегда стояли холодные бидоны с хлебным и крыжовенным квасом. Если на берегу, возле палатки, мы ели жареные грибы с жареной картошкой, то дома у дяди Кости мы ели те же грибы, но уже с отварным картофелем. Вдобавок мы насушили в тот год несколько больших бумажных пакетов белых грибов. Воистину, тот отпуск можно безо всяких натяжек назвать «грибным». Правда, мама всякий раз вспоминала его с ужасом.
После возвращения нашей семьи в Москву нам стало не до грибов. Со смертью маминой старшей сестры Агнии Сергеевны у нас пропала возможность ездить надолго за город. Поэтому все вылазки в лес стали иметь характер коротких эпизодов. Годы моей учебы оказались заполнены выездами на базы производственной практики и в стройотряды. Но когда я начал работать, передо мной встал вопрос, как проводить отпуск.
Первый свой полноценный отпуск я провел частично в Ленинграде, а частично – на Рижском взморье, в Вайвари. Дело в том, что последнюю технологическую практику я проходил в Риге, на заводе «Ригахиммаш», где подружился с нашим выпускником, корейцем Игорем Паком. Я его тогда навестил, и дело снова не обошлось без грибов: мы с Игорем удачно прошвырнулись по берегам реки Лиелупе, где собрали почти две корзины отличных грибочков. Вечером я приготовил из них замечательное жаркое по рецепту своего единоутробного брата – с картошечкой и лучком. Под местную водку «Кристалл».
Следующие отпуска я проводил уже в горах Северо-Западного и Центрального Кавказа. В один из походов мы собрались по случайной подписке в библиотеке Центрального дома туристов, на Большой Коммунистической улице, что возле метро «Таганская». Поскольку до этого мы друг друга не знали, то возникли казусы со снабжением и питанием. В нашей группе был Сергей Соломонов, обладатель большого и высокого могучего тела, в то время – студент Отделения искусствоведения Истфака МГУ.
Первый этап нашего похода проходил по двухцветной реке Худес, откуда мы поднялись к теплому горному озеру Хурлыкель. Там желающие с наслаждением искупались, а потом все стали подниматься на лесистый, поросший соснами, хребет, где-то неподалеку от поселка Эльбрусский. Серега тяжело страдал от недоедания, поскольку завхоз Лида установила нам всем одинаковые и весьма мизерные пайки. Я-то ничего, привык долго терпеть без еды, а вот крупному Соломонову такого малого количества пищи явно не хватало. К тому же недостаток калорий мог резко отрицательно сказаться на общем состоянии нашего коллектива. Тем не менее, до поры до времени мы терпели.
И тут я был поражен до глубины души. Прямо на тропе или рядом с нею возвышались просто громадные шляпки отличных белых грибов, колосовиков, судя по цвету. Мы буквально за пять минут насобирали килограммов восемь или десять великолепных белых великанов, один из которых, самый крупный, дружно водрузили прямо на клапан рюкзака жены нашего организатора Аркашки Левченко, Лиды, по совместительству завхоза группы. Она тут же начала громко роптать, призывая мужа:
- Кеша, немедленно убери с моего рюкзака эту тяжесть! Быстро! Иначе я свалюсь!
Аркашка Левченко отцепил с Лидиного клапана исполинский гриб, стащил с себя чудовищных размеров покосившийся самодельный мешок и запихнул его к остальным грибам, ожидавшим своего часа готовки. Почти тут же закапал довольно флегматичный, но вполне ощутимый дождик. Я предложил Аркаше поискать место для стоянки, благо, чуть ниже нашей тропы обнаружилась удобная полка. Сейчас я уже не помню, на каком принципе были основаны наши дежурства в том походе, но только, едва Аркаша водрузил на ровном месте так называемую «женскую» палатку, как туда сию же минуту забились Лида и ее пара подруг, Наташа и Лариса. Вылезать наружу они сразу отказались.
Когда мужская половина группы, наконец-то, стала принадлежать самой себе, мы моментально самоорганизовались, наладив полноценное кухонное дежурство. Я сразу взял на себя добровольную обязанность приготовить роскошную гречневую кашу со свежими белыми грибами, для чего тут же рекрутировал часть коллектива для выполнения вспомогательных работ, как то: чистка, промывка, нарезка и проварка грибов, заготовка топлива и сбор дополнительных трав к чаю. Дело в том, что вокруг лагеря произрастало громадное количество ранее невиданного нами рододендрона, про который видавший виды Сергей Майборода заявил, что если его хорошо проварить, то можно вызвать «глюки», галлюцинации, то бишь. Это будоражило и привлекало.
Дело пошло настольно споро, что уже менее, чем через час, основная масса работ по кухне была успешно проделана, и по всему лагерю стал разноситься ни с чем не сравнимый, тонкий и аппетитный запах свежеприготовленной на костре гречневой каши с тушенкой и грибами. Первой пытки запахом не выдержала Наташка. Она, не торопясь, покинула «женскую» палатку, нацепила на себя водонепроницаемую куртку, что-то деловито поискала под пологом и присоединилась к мужской части коллектива. Вскоре из палатки выползла Лариска, которая слегка промокла под дождем, и теперь покашливала. Мужики ей тут же предложили выпить стопочку «для сугреву», которую она благосклонно и с удовольствием приняла. Лида же пошла на принцип: она наотрез отказалась покидать «женскую» палатку. Дело кончилось тем, что Аркаша лично наполнил ее миску и сам полез кормить с ложки свою мятежную половину.
Лида милостиво отведала каши и завалилась спать, не вынеся томления плоти. Мы же к вечеру только начали разгуливаться. Наташа отдала справедливую дань аппетитному ужину, пару или даже тройку раз подходя за добавкой, а Лариска повторила «лечение». Стемнело, и всем нам единодушно и срочно захотелось отведать «глюков». Сережке Майбороде ничего не оставалось, как выбрать рододендронов поспелее и попробовать их круто заварить. Благо, среди нашего инвентаря отыскался довольно крупный и удобный топорик для заготовки дров. Для верности, в котелок мы всыпали изрядную дозу чая, решив, что если не хватит «глюков» от рододендрона, то добавим чифирем.
Словно чернокнижник, Серега колдовал над котелком с «чаем», а мы терпеливо ждали, чем же все завершится. Каша с грибами уже начала благодушествовать в наших организмах, и глаза стали слипаться. Но тут Майборода громко скомандовал:
- Все на чай с рододендроном!
И мы ринулись с кружками к вожделенному котелку. Сначала все молчали, прихлебывая горячую жидкость. Потом стали дуть на напиток, пытаясь его слегка остудить. А «глюков» все не было! Далее мы начали спрашивать друг у друга об ощущениях. Тщетно! «Глюков» не наблюдалось! И когда мы уже готовы были разочароваться, честно заявив об этом Сереге Майбороде, где-то не так далеко, внизу, у подножия хребта, раздался протяжный и тоскливый волчий вой.
- «Глюки», «глюки»! – радостно закричали все хором. Ожидаемое было достигнуто.
После этого развенчания несостоятельного и жадного псевдо-завхоза Лиду полностью отстранили от управления хозяйством и кухней. Пайки стали выдавать по принципу объективной необходимости, и Серега Соломонов более не выглядел большой и обиженной голодной фигурой. Мало того, по собственной инициативе я взял с собой поливитамины «Аэровит», которые должны были помочь нам в горной акклиматизации. Специально для габаритов Сергея, я выдавал ему вдвое больше, чем остальным членам отряда. Теперь обделенных в нашем дружном коллективе не было.
В тот раз грибные места нам более не попадались, а возвращение к грибам в горном походе пришло спустя несколько лет, когда мы уже активно слонялись по Приэльбрусью. В тот год наша группа состояла, помимо меня и Николая Вьюнникова, из Сереги Соломонова и студента Алеши Любина с молодой женой Ириной. Мы как раз спустились вдоль речки Восточный Кичкинекол почти до самых летних пастбищ, когда неожиданно из уст Вьюнникова раздался радостный клич: «Грибы!»
Мы тут же остановились и разбрелись по кустам и косогорам. На этот раз нам здорово повезло с подберезовиками. Если бы не горное снежное окружение, то можно было подумать, что мы находимся где-то в Подмосковье. Просто сюр какой-то!
Но мы очень быстро насобирали килограмма полтора – два замечательных грибов, которые теперь надо было как-то готовить. Естественно, никто с собой в горы сковород не брал, да и посуда была, мягко говоря, мелковата. Но мы сумели выкрутиться.
Сначала мы погрузили все грибы на большой кусок толстого полиэтилена, что был у нас приспособлен под тент, и подвергли их досмотру на предмет съедобности. Потом засыпали часть грибов в самый большой котелок и отнесли к реке. Там их аккуратно и тщательно несколько раз вымыли, снова выгрузив уже на другой лист полиэтилена. И так – несколько раз подряд, пока не были обработаны все грибы до единого.
После этого мы развели костер. Тут дивиться пришлось уже Коле Вьюнникову, который не ожидал, что молоденькую березку в горах не запалишь, а осина, что в Средней России «не горит без керосина», отлично полыхает, не хуже сосны или елки. Поскольку объем нашего «большого» котелка был невелик, то грибы мы туда подкладывали понемногу, ожидая, покуда они не уварятся. Тут нам здорово пригодился репчатый лук, а на наше счастье, рядом случилось невероятное множество спелого и свежего щавеля. В результате, на ужин мы получили полный котелок замечательных кислых щей с грибами.
Поскольку выбрасывать остатки такой роскоши было не гоже и грешно, то мы решили остаться здесь на полудневку. Движение назавтра мы начали только в пятом часу вечера, что само по себе было чрезвычайной редкостью. Обычно мы не выходили позже десяти утра. Так «грибной день» выбил нас из привычного графика движения.
К грибам нам довелось вернуться после развала страны, когда горы почти забылись. На Русской равнине грибы в походе – обычная практика, поэтому мы про них никогда не забывали ни в пеших, ни в водных путешествиях.
Однажды мы сплавлялись с «адмиралом» Котовским по реке Угре. Поскольку в то лето стояла высокая вода, то место для отдыха мы никак не могли найти сходу: везде вода достигала береговой травы. Но вот в одном месте я взмолился, поскольку моя пятая точка уже потеряла нормальную чувствительность и просто одеревенела. Не дожидаясь команды «адмирала», я направил лодку направо и пристал к симпатичному невысокому берегу. Не дожидаясь выхода на берег Коли Вьюнникова, который был в нашей лодке «матросом», я выскочил на травку, быстренько примотал чалку к какому-то кустику и, разминаясь, пошел вдоль берега, подзывая Котовского и приглашая того на отдых. «Адмирал» сразу смекнул, что терпение нашего экипажа кончилось, и он причалил где-то чуть подальше, благо, берег был низкий и очень удобный для полноценной стоянки.
Вьюнников выбрался из лодки, растер себе пространство пониже спины и, надев синий непромокаемый анорак – мой подарок на день рождения, двинулся вглубь берега.
Так он обычно проверял все стоянки на предмет земных даров. Естественно, самым любимым даром для Коли всегда были и по сию пору остаются грибы. Я же не стал делать резких движений, а прошелся вдоль береговой линии и неожиданно обнаружил целую кучу маслят. Тут же вернувшись к лодке, я запасся большим полиэтиленовым пакетом с ручками, что позволило мне сразу нарезать почти три килограмма маслят, чтобы потом более не возвращаться к лодке за пустой тарой. Когда к нам подошел за разъяснениями «адмирал», то объяснять ему мне ничего не пришлось. Достаточно было показать ему почти полный пакет свежих грибов, и тот уже все сразу понял.
Тут к реке, не торопясь, возвратился Николай Вюнников и с видом грибника-профессионала сообщил всем, что с точки зрения грибов здесь все тухло. Когда же я предъявил ему свой пакет масляток, у него случился «разрыв шаблона»: он никак не мог вместить, что я на маленьком прибрежном пятачке смогу собрать больше четырех кило отборной лесной биомассы. Кажется, он даже подпрыгнул на месте и ринулся в лес на поиски грибов. Отсутствовал он более получаса, но этого времени ему хватило лишь на пару сыроежек и сухой козленок. Мой пакет был торжественно препровожден в лодку «адмирала», и мы снова отчалили. Котовский непременно хотел встать на левом, высоком берегу, в хорошо знакомом ему сухом месте, а не возле дороги, которая пролегала по правому берегу. Наша гребля продолжилась еще где-то на час.
Встали мы, как того и хотел наш «адмирал», на высоком левом берегу, в густом и чистом сосновом бору. Правда, лодки нам пришлось втаскивать в гору по рыхлому песку уже в темноте, но это уже детали. Вьюнников был раздражен и чрезвычайно недоволен. Ему хотелось быть неоспоримым авторитетом во всем, когда дело касалось грибов, а тут случился такой облом. Но я не собирался перед ним выпендриваться, хорошо осознавая, что есть такое понятие, как охотничья удача, или, иначе говоря, «пруха». Мне просто повезло вовремя вылезти на берег и набрести на жилу масляточной грибницы, которая обрывалась сразу перед дорогой. Вьюнников этого не понял и просто ее проскочил.
В этот вечер мы минимальным образом обработали грибы и зажарили их с картошкой на адмиральской сковороде. Было вкусно и непривычно тихо. Я понял, что наш следующий день будет целиком посвящен грибам и не ошибся. Вьюнников, похоже, тяжело переживал всю ночь и с утра пораньше ринулся в лес, вместо дежурства, которое пришлось на наш с ним экипаж. Ему посчастливилось отыскать весьма немалое число грибов, что было совсем неудивительно: места эти всегда славились обилием земных даров, как грибов, так и ягод. Котовский сначала наехал на меня, что я не заготовил достаточного количества топлива, но, заметив отсутствие Вьюнникова в лагере, сам пришел мне на помощь в организации завтрака.
Весь день то немного моросило, то слегка распогоживалось. Но, так или иначе, к вечеру все мы собрали рекордное количество грибов. Вдобавок у Вьюнникова проснулись угрызения совести: ведь это он оставил меня одного на время утреннего дежурства. Всю работу по очистке и разделке грибов Коля взял на себя, пытаясь оправдать свою слегка подмоченную репутацию главного грибника команды. Ему хотел было помочь Витя Тычинский, но Коля великодушно отказался, напомнив, как однажды у всех экипажей хрустело на зубах от почищенных тем грибочков. Стоянка в бору оправдывала свою добрую репутацию: здесь стояли роскошные стационарные столы со скамьями, на которых можно было всем с комфортом расположиться во время трапезы. Мужики этим воспользовались и теперь с удовольствием восседали, доставая, не торопясь, из мешков разносолы и водку. Мы же с Вьюнниковым хлопотали вокруг костра, обеспечивая дежурство и своевременную подачу блюд.
Коля подошел к делу готовки грибов неформально. Он решил отдельно приготовить жареную картошку и грибы. Но, поскольку сковорода была только одна, то время готовки удвоилось, как минимум. Однако такая безделица не может смутить настоящих героев.
Мужики некоторое время терпели, а потом решили, что уже нужно приступать. «Адмирал» Котовский понял, что против воли народа не попрешь и дал «добро» на ужин. Тычинский разлил и пригласил Вьюнникова выпить. Тот поправил сковородку с грибами и поддался, поскольку все сроки готовки уже вышли. Все выпили и закусили, а Вьюнников, заметив, что с одной стороны грибы подгорают, ринулся выправлять ситуацию. Все единодушно хрустели салатом, закусывая выпивку, а Коля мужественно поправлял грибы, не позволяя тем выбиваться из общего ранжира: они равномерно прожаривались, избегая недожара или подгорания. Я взял свою миску со стола и контролировал жар костра, то и дело, поправляя пламя и докладывая в огонь поленья.
Мужики прожевали, поговорили, что-то обсудили и снова разлили водку по стопкам. Мы с Вьюнниковым вновь были приглашены на очередной тост. Коля уже слегка покачивался, но стоически продолжал готовку грибов, не позволяя толпе наброситься на полуфабрикат. Тост был произнесен и отправлен по адресу, а Вьюнников снова вместо закуски отправился шерудить грибы. Я чем-то закусил и взял для Вьюнникова, но тот лишь отмахнулся: наступал самый важный момент завершения прожарки, когда жизненно важно было, как не сжечь продукт, так и не допустить его недоготовки. Коля попросил меня снять пробу. Я взял вилочку, нацепил на нее грибок и надкусил. Было то, что надо!
Я обратился к столу и попросил минуточку внимания. Однако Тычинский понял меня превратно и снова разлил. Я обнародовал готовность блюда и провозгласил тост за автора. Тост был поддержан, а автор блюда снова оказался без закуски.
Когда я поставил сковороду на стол и вернулся к костру, я понял, что сделал все очень вовремя. Воля автора блюда была исчерпана вместе с его силами: Коля едва держался на ногах. Если бы я не успел его подхватить, то он вполне мог рухнуть прямо в горячие угли прогоревшего костра. Я дотащил Вьюнникова до скамьи, где он смог, наконец, закусить и положить себе в миску вожделенного жаркого. Лишь перекусив немного, он начал говорить и произносить тосты. Это был воистину «Грибной День!»
На следующий день мы остались на месте. Во-первых, погода не слишком способствовала нашему сплаву. Во-вторых, мы не хотели покидать столь грибные и привольные места. В-третьих, помимо грибов, здесь отыскались во множестве ягоды черники и земляники, до которых весьма охоч был всегда наш «адмирал». И, в-четвертых, Коле Вьюнникову для восстановления подорванных во время дежурства сил требовались здоровый сон и регулярные целевые прогулки по грибным местам. Лишь они могли восстановить его жизненную энергию в достаточной степени.
А «грибные дни» с той поры сделались стойким обычаем наших водных походов, ибо, когда река не давала нам достаточно своих даров, то лес всегда был к нам благосклонен. Ведь невозможно, обитая среди благодатной Русской природы, избежать земных даров. Тут тебе и грибы, тут и ягоды, тут и всякие коренья – на любителя.
А ежели мне доведется, то я вам поведаю, как в этих байдарочных походах, помимо «рыбных» и «грибных», случались у нас даже «ягодные» и «постные» дни.
Но это уже как-нибудь в другой раз.

Москва. 18 марта 2021 г.