Рабочий и Смерть

Рабочий и Смерть


   И все-таки она похоронила его. Непокорного, непредсказуемого, нетипичного и от того неприятного для всяческих карьеристов и прихлебателей начальства. Он был всю жизнь непонятен для любителей блатного бытоустройства и познакомственной служебной лестницы. А был он простым рабочим, который вследствие бессистемного увлечения классической и советской литературой и неистребимой тяги к познанию подлинной истории собирал по крупицам драгоценные зерна истины, отметая в сторону фальшь и мусор псевдознаний и самодовольство мнимых властителей дум. Человек, сдающий за знакомых сопромат, с легкостью необычайной менял рабочую спецовку на офицерский мундир и обратно, а встретив людей продвинутых, помнящих его рабочую спецовку, и по привычке пытающихся разговаривать с ним презрительно, «через губу», с удовольствием устраивал им «перелом мозга», сообщая между прочим, что трудится он на данный момент главным специалистом учреждения федерального стратегического уровня и одновременно находится на пенсии по выслуге лет. Вся гамма чувств, от шока до ненависти за неблатной успех, отражающаяся на лицах собеседников в этот миг, необычайно удовлетворяла его и благостно отражалась на его физиономии.

   С ранней юности он чувствовал всю суету окружающего мира. Люди беспокойно гонялись за шмотками, североамериканскими джинсами непонятного производства, машинюльками советской штамповки, скопированными с итальянского дешевого образца и дающими иллюзию кайфовой скорости и маде-ин-ской жизни. Потом стареющие плейбои горбатились в своих примазанных бокситкой старушках псевдосоветского автопрома, и с импотентной завистью пучеглазились, как шмары садились в блестящие иномары. На что жизнь потрачена, они не знали и боялись ответа. Рабочему было их жалко и смешно.

   Рабочий никогда не пытался участвовать в политической жизни, ибо знал из свидетельств очевидцев и участников политических процессов, почерпнутых из множества документальной и художественной литературы, что политика – дело грязное и компанейское. Для себя Рабочий имел четкие правила: Если ты работаешь руками – работай так, чтобы о тебе написали в заводскую газету только хорошее. Если ты надел погоны, защищай Родину и постарайся спасти хотя бы одного человека, чтобы награды были заслуженными, а не купленными вскладчину. Если работаешь в офисе, старайся оставить свою подпись на действительно важных и выверенных документах планирования. Иначе себе свои трудозатраты он не представлял.

   Конечно, жизнь сложна, тяжела и не всегда весела. Рабочий на всю жизнь запомнил притчу о монахе, который в первые века христианства изнемог, и возопил: «Боже, где истинная дорога». На что получил громогласный ответ: «Там где труднее и опаснее, там дорога к истине». Видел Рабочий и как до крови разбивает голову шофер-неумеха, пытаясь свою лень компенсировать трудноуправляемой силой механизма. Видел и как служивый пускает фонтанчик крови, бездумно подставляя свое тело. Видел и как в офисе человек зарабатывает срок, поленившись проконтролировать правила техники безопасности, написанные, как известно, кровью многих поколений. Но видел он и разумный риск, конечно дело непохвальное, но позволяющее избегать драматических последствий, если нет другого выхода. Где-то машина на непозволительной скорости проскочила опасный участок, где-то в боевой обстановке, действуя не числом, а умением, и закрыв глаза на возможность личного фатального исхода, выполнялся долг человечности на грани возможного, где-то в офисе, наплевав на возможность личного срыва, исполнялись компенсирующие мероприятия, позволяющие направить средства на истинно живое дело, приносящее добро всему сообществу. 

   Даже личная жизнь у него сложилась довольно своеобразно. Как и все за что он брался в этой жизни, ему требовалась тщательная прорисовка деталей. Сначала в детстве он интересовался античными скульптурами, благо при старом режиме в библиотеках дефицита книг никогда не было, а глазеть на пляжу на тетенек ему не позволяла скромность. Хорошенько изучив плавность очертаний женских фигур, перешел он на классическую живопись. Следующим этапом стала подшивка журнала «Экран». Но глядеть в глаза женщинам он стал уже лейтенантом, и то по долгу службы на оборонке. Но глаза его не разбегались, а искали деву, подходящую на идеал. При ношении офицерской формы Рабочий иногда наблюдал курьезные случаи. Однажды зимой на оборонном заводе он вышел из КБ и почувствовал как от порывов ветра у него побагровело лицо. Проходящая мимо работница пожилых лет вдруг заголосила: «Ходят тут ряшки наели красномордые, а у меня внучок в армию попал, того и гляди в горы запихнут, а эти в тылу звездочки нацепили, ни стыда, ни совести». Рабочий, получивший лейтенантские погоны после первой горячей точки, как мог сделал виноватое лицо, артистизм девять баллов был внакате. Работница отошла на приличное расстояние и погрозила ему кулачком, лейтенант кивнул, как знакомой.

   И вспомнилось ему, как сидел их батальон в горах уже четвертый месяц, и от усталости и жить то не особо хотелось, постоянные круглосуточные обстрелы их позиций притупили чувство самосохранения. Сидя в дежурке, внутренний наряд тупо смотрел на старенький телевизор с полупотухшим экраном и с трудом улавливал звуки развлекалки. Вошедший подполковник, пожилой командир их дивизиона, поинтересовался настроением внутреннего наряда, на что кто-то ответил что наряд несет службу бодро, только телевизор показывает темно. На что добрый подполковник достал карманный фонарик и стал светить в экран. Молча переглянувшись, военные подумали что дело совсем швах. Однако в тот раз им повезло, прорвавшаяся для выполнения особого задания танковая часть разблокировала их дислокацию и пошла по с трудом сохраненным мостам дальше на спасение людей от обезумевших кровопийц. А потом через некоторое время их сменили, и они постарались забыть то, что с ними было, в расчете на мирную жизнь. Жаль только мирной жизни им досталось совсем мало после этого.

   Нельзя сказать что в процессе поиска идеала у него совсем не было романов. Однако он четко следовал совету своего дяди, черноморского моряка: «Всю ночь танцуй только с той девкой, котора на шею виснет, иначе хлопот не оберешься». Он проявлял всю нежность, которую почерпнул из классической литературы многих стран и даже проявлял элементы придворной куртуазии, насколько это позволительно потомственному Рабочему, но девушки после непродолжительного романа упархивали от него как бабочки, не оставляя сердечных ран. И наконец его идеал явился ему во всей красе. В виде работницы в комбезе, волокущей тяжеленное ведро с рассолом. Сначала его «долгий стрелок» глядящий в перископ, проходящий через туловище и глаза, прицелился в изгибы ее тела, не скрываемые рабочей спецовкой при порывах ветра. Затем «долгий стрелок» дал команду: «Смотри не упусти, сука» и лейтенант побежал вприпрыжку наперерез ходу работницы, стремясь опередить заводских джентельменов в спецовках, уже стоящих у ворот цеха наготове помочь и так далее. Вовремя предложив пойманной в прицел деве помощь, перехватил рукой ведро с рассолом, чуть не крякнув от натуги, и взглянув в лицо, поразился красоте и сходству с идеалом. В цех они зашли уже парой. Внутренний «долгий стрелок» уже вовсю невидимо для всех лапал изгибы ее фигуры, лицо девы раскраснелось и она не могла понять своих ощущений. Кроме одного, лейтенант пристал к ней, как лист от банного веника к ягодице, и отцепиться от него не было никакой возможности. Наконец она стала вслушиваться в его осторожное мурчание, и чтобы прекратить это неловкое положение, дала согласие на первое свидание. Если бы она знала, что ее согласие выльется в четырехуровневый особняк, ежедневный труд в саду, огороде и в своем винограднике, рождение двоих детей и большого количества внуков, периодическую жизнь в столице и прочие прелести сложной жизни с Рабочим, возможно она бы не так спешила. Как бы то ни было, а свидания при луне, купание на судоходном канале, жаркие объятия, поцелуи и так далее, привели к закономерному результату: Рабочий своротил работницу с дипломом о высшем образовании в кармане с заводской тропы постепенного служебного роста и взял ее в жены, к вящему удовольствию внутренних «молота и наковальни».

   Молодая жена проводила Рабочего к новому месту лейтенантской службы, еще не зная что провожает его на вторую горячую точку, где некоторые лейтенанты получили награды посмертно. Однако любитель куртуазии проскочил и через это «игольное ушко», не проявляя ни малейшего желания сохранить свою жизнь. Более того, проявляя наглость и хамство, сумел выполнить свой воинский долг, не замарав чести служивого. Однако некоторые сомнения в правильности военного пути заставили его сыграть для последнего вывода в «Русскую рулетку», но гнездо барабана с патроном проскочило жало курка револьвера. Рабочий понял, Смерть заинтересована в его полной выработке. Потом много чего было. И несостоявшаяся дуэль и вооруженное расхождение с убийцами, и разминирование, и срыв погон с начальника, и рискованное спасение оборонных документов и еще много чего.

   Будучи на обучении в столице, Рабочий в чине лейтенанта со своими однокурсниками был однажды заманен на концерт для военных чинов. Приглядевшись внимательно, несмотря на великолепную программу, Рабочий почти физически ощутил волну корпоративного раболепия, замешанного на чинопочитании. Самые худшие примеры изъянов людей в погонах за всю историю блекли по сравнению с увиденным в этом зале. Конечно не все, так не бывает, но или атмосфера зала повлияла, что Рабочий понял, что в окопе атмосфера все же поприличнее. Из зала он вышел с твердым убеждением, что сделает все что возможно, чтобы не дать подобной публике испортить молодое поколение служивых хотя бы в его окружении. Слово свое он сдержал, и физически и морально и в крайних случаях в судах он отстаивал непоколебимое право потомков Победителей на несгибаемость и твердость. Ради этого Рабочий игнорировал все задержки его повышения в звании, резонно полагая, что добрая память и ровный позвоночник дороже.

   Однажды во сне Рабочий спросил у Смерти: «А может в пандемию?», на что Смерть, явившаяся на этот раз в образе сгоревшей в БТРе военфельдшерин, ответила: «Ты дурак что ли? Не, ну ты точно баран» и захохотала во все горло, обнажив два ряда ровных ослепительно белых зубов. «Че, сразу баран»: пробормотал он во сне обиженно, и сожительница, приподнявшись на локте, сказала ему ласково: «Спи, баран».

   Нельзя сказать что дети и внуки особо любили его. С ним было нелегко. С мальства он приучал их к дисциплине и соблюдению правил безопасности. Причем начинал он издалека, постепенно подводя юный ум к осознанию последствий, казалось самых невинных шалостей, но которые, совершенные при неблагоприятных обстоятельствах, могли привести к большой беде.

   И вот последний момент настал. Дождавшись со своей Девой правнуков от внуков, проявивших себя на производстве и в службе и заблиставших заслуженными наградами, Рабочий еще успел порадоваться на их плодовитых дев. Осенью, нарезав резьбу на металлической рукоятке садового инвентаря и завинтив пустые тиски он покачнулся и осел на еще зеленую траву. Смерть пощадила его, избавив от долгих мучений.

   Глядя на его враз побелевшее лицо, ворот военного кителя без погон, узенькую наградную планку, внуки, стоящие на ветру у изголовья, вдруг ощутили, что ушел человек, который перетащил их род от мирной жизни при советах через страшные испытания перестройки и горячих точек в мир крепкой Державы, которую не сломить никогда еще и потому, что Рабочий, не обращая внимания на все невзгоды и превратности жизни, тянул свою лямку, упираясь своими солдатскими сапогами и офицерскими плечами.




Илья Татарчук