Адрана. Хроники войны. кн. 2. Империя под ударом

Глава 26


В этом капризном краю погода менялась каждый час. Пока вытаскивали за ворота туши монстров, пока собирались, поднялась метель. Снег закручивался смерчами – то ли падал вниз, то ли взлетал в косое, непроницаемое небо. Фонари дымились желтым светом. Чокнутый Бенджамин с фермером притащили с пустоши шестерых волков. Звери лежали в клетке со связанными лапами и пристально глядели на людей своими гипнотическими  глазами.

Дело шло к полуночи, когда группа, наконец, отправилась. Метель прекратилась так же внезапно, как и началась. Снег был неглубокий, под ним чавкала и скользила грязь.
Огней не зажигали. В синих потемках хорошо были видны силуэты идущих. Шли цепочкой, неся на себе гору оружия, в том числе и огнестрельное, запрещенное на Континенте.

Ведущим был Сцилла. Бенджамин вел трех волков. На зверей надели строгие ошейники, и теперь каждое неловкое движение причиняло им боль. Волки огрызались, но бежали вперед, приседая, зажимая хвосты между лап. Следом шел Ребера, неся на плече огнемет. Длинный ствол был задран кверху, и при каждом ныряющем шаге Реберы прокалывал низко нависшее небо. Следом – наемный работник Сциллы, немой мужик лет шестидесяти, с сизой бородой, заплетенной в две косички.

Был еще молодой фермер, имени которого Агриппа не знал, возница, и трое наемников, старшему из которых недавно стукнуло восемнадцать. Четверть часа назад, еще раз давая им подробные инструкции, Агриппа помянул недобро Бустаманте, отправившего с ним сосунков. В памяти всплыло все то же пергаментное лицо с тонкими морщинками, вертикальными бороздами на щеках и кусочками горного хрусталя вместо глаз.

Замыкающим шел Ридик. Ему предложили вести волка, но он рассмеялся и заявил, что и сам способен перегрызть кому надо глотку. На нем была его знаменитая шуба, о которой он не заботился, длинные полы волочились в грязи. В середине колонны – по обе ее стороны – шагали Прохор и Инельгердис. Тройка волков, которую вел парень, намотав на руку ремни, вела себя столь агрессивно, что ему пришлось несколько раз ударить их мечом плашмя.

Слева, на некотором расстоянии от Агриппы, шла Инельгердис, ведя собак. Здоровенные доберманы, как конвой следовали по бокам. Она была одета в короткую кожаную куртку, кожаные штаны и высокие сапоги. Волосы собраны в хвост на затылке, у пояса висел меч, за спиной автоматический арбалет. Пряча лицо в мех, она  взглянула на Агриппу. Было темно, так что он не различил выражения ее глаз. Он тряхнул головой. Почему-то ему казалось, что сейчас не следует думать о ней, как о женщине.

Группа двигалась по дну какого-то оврага. Воздух был настолько сырой, что, казалось, легкие набухают, как губка, и когда люди выбрались на ровное место, снег стал голубым, фиолетовым, лиловым. Небо расчистилось, одна за другой всходили призрачные луны. Агриппа услыхал булькающий звук. Когда он повернул голову, оказалось, что это Ридик скалит зубы и прячет в карман шубы фляжку. Отдуваясь, горбун заглянул Агриппе в лицо:

- Как думаешь, куда заведет нас эта скотина?

- О ком ты? – спросил Агриппа и строго глянул на горбуна.

- О ком… О трактирщике, конечно! - отвечал Ридик и дернул щекой. – Кстати, ты знал, что он контрабандист?

- Знал.

- А я – не знал! Меня бесит эта дурацкая ситуация! – Выпалил горбун, тараща свои красные, будто налитые кровью глаза. – Ты знаешь, я подчиняюсь только Магистру, остальные мне… до фонаря! А тут я должен тащиться черт знает куда. И с кем? С контрабандистом! Как тебе это нравится, а?

- Заткнись.

- Что?

- Я сказал тебе – заткнись. Брось психовать.

- Срань господня!

- Если не хочешь идти – возвращайся.

- Тьфу! – Горбун, точно нож, выхватил из-за пазухи фляжку, его толстые пальцы замелькали, отвинчивая крышку. – Твоя проблема мне известна, приятель. Твоя проблема в том, что ты никогда не понимал меня. Хочешь?

Он задрал голову, выставляя острый кадык, потом втянул через зубы воздух и вытер рот тыльной стороной ладони.

- Не нравится мне что-то. Уж больно гладко все выходит. – Сказал Ридик. – Только и разговоров было, что нельзя выйти за порог. Ну, и что? Видишь ты здесь хоть одну тварь?

- Гляди, накликаешь…

- А! – Горбун махнул рукой. – Я не уверен, что Сцилла знает дорогу, - доверительно сообщил он.

- Знает, - спокойно сказал Агриппа.

Тут он вспомнил, что рассказал ему Сцилла о Старом Погосте, и поделился этим с Ридиком. Тот фыркнул:

- Блуждающий Погост. Ну, надо же!

Теперь они двигались по наезженной дороге. И иногда на их пути пролегали участки со старой, разбитой брусчаткой. Один из доберманов глухо заворчал, и Инельгердис взяла его за ошейник. Агриппа привычно нащупал рукоятку меча.

- Эта принцесса начисто лишена сердца, - злорадно проговорил Ридик. – Я знавал таких. Им никого не жалко. Ты видел ее глаза, а? Наверное, будет покруче папаши и братьев. Ведьма! Да она вообще не заслуживает права называться женщиной!

- Не знал, что ты такой знаток женщин, - процедил Агриппа.

Ридик секунду ошалело глядел на Агриппу, потом глаза его съехались к переносице, и он сказал:

- Думаешь, я не вижу?

- Что?

- Как ты на нее пялишься.

- Тебе-то какое дело?

- Да никакого, просто предостеречь хочу тебя, приятель. Это гиблое дело, поверь. Только навредишь себе. Лучше думай о деле.

- Я всегда о деле думаю.

- Это хорошо. Это очень хорошо, срань господня. Дело – прежде всего. Кто мог подумать, что мы попадем в такой переплет! – он хлопнул Агриппу по плечу и проникновенно произнес: - Дело – прежде всего.

- Конечно, лишь бы Бустаманте был доволен.

- Срань господня! Никакого у тебя уважения к господину.

- Прекрати уже сквернословить.

- А ты прекрати на нее пялиться.

- Заткнись.

- Ничего, приятель. Могло быть и хуже.

Им навстречу летела птица. Огромная, и в когтях у нее отчаянно бился какой-то зверек.

- Иди в конец колонны, - приказал Агриппа, не глядя на Ридика. – Ты – замыкающий.

Горбун, наконец, отстал. Впереди, насколько хватало глаз, лежала оснеженная пустошь. Так что, в какой-то миг Агриппе показалось даже, что Башня, война с Каньоном, сам Эгин – все это случилось с ним в другой, ненастоящей жизни. А что здесь, в этих снегах, на этой дороге, что призрачной лентой убегает куда-то за край света, и есть жизнь настоящая, к которой он шел с самого своего рождения.

Ветер успокоился. Теперь вокруг была густая, волнующая тишина. Хотелось петь гимн королевства на могучих басах, который медлительно и торжественно господствовал бы над всем Континентом. На этом превращения погоды не закончились. Небо вновь изменилось. Высыпали звезды, и луны налились внутренним сиянием. У далекого горизонта вспыхивали бледные зарницы.



***


По девственной, мерцающей снегом дороге протянулся уродливый след. Существо двигалось на двух конечностях, довольно быстро – это было видно по смазанным отпечаткам. Через несколько метров обозначилась еще одна цепочка. Количество следов увеличивалось, причем было похоже на то, будто на дорогу выпрыгивали с поля, а потом удирали по снегу.

- Эрнст! – Инельгердис с трудом сдерживала собак. Агриппа вопросительно на нее посмотрел. – Эрнст, ты взял пистолеты? – громким шепотом спросила Инельгердис.

- Ты уже спрашивала, - отозвался Агриппа.

- Ничего, еще раз не повредит, - сказала она. – Скоро поворот, посмотрим, что будет.

Дорога и вправду искривлялась, и их относило по плавной дуге. За поворотом их ожидал бонус. Вся дорога была истоптана, и по обеим ее сторонам снег изрыт множеством лап. Отличное место для нападения. Но вокруг снова – никого. Дорога поползла на холм, и Ганус неожиданно свернул. Поля были слегка прихвачены морозцем, сапоги пробивали тонкую корочку и погружались в липкую слякоть. Обернувшись, Агриппа увидел, что дорога уже скрылась из виду, а след в след за ними поспешает юнец наемник с обморочным лицом.

- В чем дело? – недовольно процедил Агриппа.

- Нет, ничего… Не по себе что-то.

- Ты – солдат ее величества, - сказал Агриппа. – У тебя должны быть железные нервы.

- Да, но я еще не был в настоящем деле.

- Когда-то надо начинать.

Они довольно долго шли по однообразной местности. Агриппе даже показалось, что они обогнули холм и выходят на ту же дорогу. Но это была полоса тумана. Заметно потеплело, и он расстегнул куртку. Впереди маячила темная зазубренная полоса. Должно быть, лес, о котором говорил Сцилла. Агриппа не любил действовать вслепую. Его точно подзуживал бес остановить группу и выяснить, правильно ли Сцилла ведет их. Но рядом уверенно шагала Инельгердис со своими зверинами, а Агриппе хотелось доверять ей.

Она будто прочитала его мысли.

- Теперь скоро, - неопределенно бросила она.

Чтобы не ляпнуть лишнего, он промолчал. Интересно, боится ли она? Наверное, да. Страх испытывают все. Важно уметь не обнаруживать своего страха. Какая она, что она о нем думает, способна ли она предать его? Вот что Агриппе хотелось бы знать.


Навстречу стали попадаться небольшие овражки с хрустким ледком. Лес быстро приближался. Пожалуй, он был значительно ближе, чем Агриппе показалось вначале. Небо вновь обложило, подул сильный сырой ветер. Концы плаща, который Агриппа накинул поверх куртки, раздувались и хлопали, и это напомнило ему хлопанье боевых знамен. От леса потянуло странным сладковатым запахом, – скверным, удушливым, пугающим. Стало значительно темнее, и все-таки можно было различить, где обрывается полоса пористого тающего снега, и начинается черное голое пространство, тянущееся до леса и уходящее в него.

Группа остановилась. По всему выходило, что придется углубиться в лес и пройти его насквозь, несмотря на то, что вероятность подвергнуться нападению именно там, равнялась почти ста процентам. Что из того? Для этого они и пришли сюда, а пистолеты, снятые с предохранителей, не помешают. Агриппа всмотрелся в темный строй деревьев. Стволистая мгла ничего хорошего не предвещала. Прежде чем двинуться вперед, он оглянулся на своих сопляков. Нужно было сказать им пару ободряющих слов. Они были знакомы недавно, вернее, до этого проклятого задания он никогда не видел их. Они были совсем желторотые, эти наемники-эфебы, наверное, не успели еще никого убить, в отличие от Ридика, короля сталкеров.

Любой из матерых Наемников, быть может, за исключением совсем немногих, делал бы свое дело, даже не взглянув на юнцов. Но одновременное присутствие пьяницы горбуна, полного отморозка, и Траяна, сломанного в подземельях Башни, изменили характер Агриппы, научив обращать внимание на человеческие страдания.

 - Небось выпили в трактире для храбрости? – спросил Агриппа, обращаясь к наемникам.

Один помотал головой.

- Нет, что вы!

- Нет, что вы, - передразнил его Агриппа. – Напрасно. Наемнику не повредит стаканчик-другой молодого белого вина. Можно и красного – дело вкуса.

Парни заулыбались. Младший сказал:

- Признаюсь, вчера я попробовал вино первый раз у господина Гануса.

- Отлично. А теперь будем учиться воевать по-настоящему. Например, убивать противника.

- А где он?

- Недалеко. За лесом.

- Да-да…. Только…

- Что только?

- Мы умрем…

- В конце концов, да, - кивнул Агриппа.

- Нет, не вообще… а – сегодня.

- Ты боишься? Тогда почему ты здесь?

- Я – наемник ее величества. И это естественно – быть в гуще событий.

- Это многое объясняет, офицер. Думай о том, что за Перевалом тебя встретит сам Лотос, как и всех, павших на этой ужасной войне.

- Эреб!

- Но, ты не умрешь. Никто из вас.

- Ерунда! Чушь собачья! Что ты им тут плетешь, Агриппа?

Возглас принадлежал, конечно, Ридику. Зажмурившись, он тряс над ухом ополовиненной фляжкой.

- От судьбы не уйдешь. Кому суждено сгореть, тот не потонет.

- Заткнись, - зашипел Агриппа ему в ухо. – Хотя бы в их глазах оставайся человеком.

Ридик подскочил, точно от заряда соли в зад.

- Черта с два! – Выпалил он. – Я не какой-нибудь вонючий Наемник, я – птица вольная. Сохранять лицо - для меня дело десятое. К чему красивые слова, Эрнст, дружище! Научи их убивать и не быть убитыми, и тогда тебя назовут офицером-наставником. А, каково?.. Выпьешь? – неожиданно закончил он.

От пойла, которое потреблял Ридик, у Агриппы перехватило дыхание. Он сунул фляжку Ридику. Горбун крякнул.

- Ничего, ничего, - заботливо сказал он. – Сама пойдет.

В принципе, можно было понять молодых Наемников. Впереди лежала голая, черная, точно обугленная, полоса леса. Но гарью не пахло. Ветерок доносил душные запахи разложения и гнили. За передними стволами что-то мелькало. Агриппа пристально вглядывался в этот черный лес, и то, что открывалось его взгляду, подтверждало самые мрачные его подозрения. Сзади послышался шум, и голос Гануса произнес:

- А вот и гости.

Все обернулись разом. Нельзя сказать, что то, что они увидели, так уж поразило их. Недалеко позади эгинов стояла группа – темные нечеткие силуэты. Это были мухи, и раскачивались они, как от сильного ветра.

- Ну, наконец-то, - проронил Ридик, выволакивая из ножен свой меч. – Давно бы так.

- Ты как будто даже доволен, горбун, - бросила Инельгердис.

- А почему бы и нет, - огрызнулся тот. – Я что-то заскучал в последнее время.

- Чего я и опасалась! – со смехом бросила она.

Она издевалась, подначивала Ридика. А тот повелся, как младенец. Свирепел на глазах. Не упуская из вида мух, Агриппа быстро оглядел окрестности. Все было перламутрово-сизое, серебряное и черное. Перламутровый ноздреватый снег, сизая даль, серебряный туман и горбы холмов на западе, от которых падала раздвоенная тень – короткая черная и длинная смутная. Черным был лес впереди.

- Право первого выстрела, - глухо сказала Инельгердис.

Она подняла арбалет и выстрелила, не целясь. Одна из мух дернулась, выбросила все свободные конечности, и тут раздался тот же пронзительный жалобный крик, похожий на человеческий. Эти мухи были отличными имитаторами. Инельгердис склонила к плечу голову и выстрелила снова.

- Охота начата, - сказала девушка.

Мухи ринулись вперед гигантскими прыжками. Их расстреляли прежде, чем они достигли мертвой обугленной полосы. Из тумана вынырнула новая группа выродков. Они бесшумно скользили над ухабистой землей, время от времени подергиваясь, точно висельники.

- Пустите волков, - проговорил Ребера. – Они свое дело сделали.

Волки рассыпались по снегу, оставляя черные следы, и исчезли в тумане. Было глупо задерживаться из-за нескольких мух. Их уничтожили так же быстро. Одна тварь с веером стрел в теле, рухнула к ногам Инельгердис. Сцилла грязно и замысловато выругался.

- Пошли, - произнес он. – Нечего тут.

Они шли по твердой земле. Что-то непрестанно хрустело. Обледенелые кусты на опушке в темноте походили на столбы дыма. Деревья повалены в каком-то вычурном порядке, будто гигантская рука скручивала и укладывала их. Картина была жуткая. Выжженная полоса оказалась шире. В тяжелой тишине было слышно, как сопят фермеры и погромыхивают железом наемники. В лесу совсем не было света, абсолютный мрак наступал со всех сторон. Спутанные ветви нависали, как шатер над их головами, а вся опушка была точно чем-то полита, каким-то ядом. Агриппа коснулся ствола. На перчатке остались темные пятна. Не говоря ни слова, люди продвигались вглубь леса.

Запах разложения, ржавчины и еще чего-то раздражающего усиливался. Лес был смешанный и частый, ноги тонули в опавшей листве. Горбатые корни торчали меж стволов, и попадались сухие сучья, которые с треском ломались. Группа растянулась цепочкой. Когда меч для удара занесен, нужно успеть ответить. Но то, что затаилось в лесу, пока ничем себя не проявляло.

Инельгердис шла осторожно, придерживая правой рукой меч, и неся в опущенной левой заряженный пистолет. Псы трусили рядом. Они с шумом втягивали воздух, и мокрая шерсть топорщилась на загривках. Агриппа шагал, зажав тяжелый арбалет подмышкой. Колчан с короткими стрелами хлопал по ноге. Время от времени Агриппа озирался, ища взглядом выродков, и тогда замечал мелькающую меж стволов куртку молчаливого молодого фермера. Лес пересекал овраг, заваленный листьями. Люди спустились вниз. По дну струился ручей. Холодная вода с тихим плеском омывала камни. Пахло древесной корой, ручьем и прелыми листьями, и Агриппа, страдающий от вони, жадно вдохнул этот запах. Кто-то невидимый с плеском упал в воду.

- Срань господня! – донеслось из темноты.

Агриппа представил себе, как Ридик поднимается на ноги, мокрый, как мышь. В этом было что-то комичное, вот только обстановка не подходила для веселья. Они полезли верх по обрыву. Агриппа попытался поддержать Инельгердис под локоть, но она вырвала руку и недовольно фыркнула. На краю обрыва он обернулся. Кое-где были видны поднимающиеся темные фигуры, и Агриппа явственно различил Реберу с огнеметом на плече. Выбрались на глухую тропку. Инельгердис быстро пошла вперед. Агриппа собирался было сказать ей, что следует подождать остальных, но она шла быстро, и куртка ее уже слилась с темнотой.

Тропинка петляла, и лес становился все гуще. Толстые стволы облепились мхом и лиловой пеной лишайника, буйно разросся северный папоротник. Чаща неохотно раздвигалась перед ними, и тут же смыкалась за их спиной. Надсадный вой наполнил лес; вой, в котором не было ничего от этого мира. Собаки залаяли оглушительно, с надрывом, с бешеной яростью. Кровь стыла в жилах от их лая. Выродки появились внезапно, будто из ниоткуда, с визгом и стрекотом вырывались из кромешной промозглой тьмы. Ростом они были вровень с Агриппой, и, увидев их так близко, наемник понял, насколько это сильные и опасные твари. Он бросил арбалет за спину, и отточенными движениями сносил головы выродков. Меч крутился, неизменно находя цель, а Инельгердис прицельно стреляла, держа пистолет в вытянутой руке.

- Только посмотри на этих тварей! Я не видел ничего гаже! - крикнул Агриппа.

- Я тоже!

Она повернулась и прижалась к нему спиной. Теперь можно было держать круговую оборону. Мух было много, они лезли со всех сторон, но им не хватало ловкости. Большие и медлительные, они представляли собой отличную мишень. Инельгердис стреляла по кронам и, ломая ветки, в папоротник свалились два выродка – один за другим.

- Нужно вернуться за остальными, - бросил Агриппа.

- Тебе что, жить надоело? – закричала она. – Их там добрый десяток, а мы вдвоем! Давай выбираться на чистое место, не то нас сожрут.

- Им может понадобиться помощь.

- Ну, извини. Каждый за себя, и только боги за всех!

Тропинка уже была завалена телами выродков, и они с Инельгердис медленно продвигались вперед. Они бились вдвоем, и вместе с ними сражались собаки. Девушка перестала палить, сунула пистолет за ремень, и пристроила к плечу ложе арбалета. В грохоте выстрелов не было слышно, что происходит с остальными членами группы, но вскоре донеслись крики и шум отдаленной схватки. Загорелся лес, и разом на тропинку выскочил встрепанный Ридик, а с ним Бенджамин и Ребера. Бывший землевладелец пятился, поливая темноту из огнемета.

- Твари! Вот твари! – рычал Ридик, вращая безумными глазами. – Клянусь геморроем его святейшества Бустаманте, я не успокоюсь, пока не перебью всю эту шваль! Гиены, падальщики, вот и все, срань господня! – При этом Ридик делал немыслимые пируэты, клинок в его руке хищно сверкал, и разлетались куски нападавших тварей.

Лес горел. Все, что творилось вокруг, в языках пламени представало со всей ясностью. Настоящая преисподняя, приятель, подумал Агриппа. От черного дыма перехватывало горло. Деревья разошлись, и они вдруг вывалились на широкую поляну, круглую и голую, с обугленной, как и там, на пустоши, землей. Ярко светили луны и угрюмо горели деревья на фоне черного леса, стеной обступившего людей.

- Где остальные? – спросил Агриппа.

- Там. – Бен указал большим пальцем себе за спину.

- Отец? Прохор? – сказала Инельгердис, с надеждой устремляясь к Бенджамину.

- Вот что, дорогая сестренка, - он заряжал арбалет и не глядел на нее. – Была такая каша… Прохор был рядом, но потом я его не видел… не знаю…

- Он жив?

- Слышишь? – Бен вытянул руку. – По всей видимости, да.

Из чащи донеслись пистолетные выстрелы и сухой кашель карабина. Внутри Агриппы все заледенело, смерзлось, не отпускало ощущение надвигающейся смертной тени. Да, именно так. Тень надвигалась неотвратимо. И началось это давно, с первого сражения с мутантами, куда легионы Эгина шли, как на парад, не обращая внимания на беженцев из Оцелота, тащившихся в клубах желтой пыли.

Они утопили мутантов в проливе, а через час подошел новый легион Каньона, и в том же проливе тонули истерзанные эгины. Вот тогда-то Агриппа и ощутил ледяное касание тени, когда, истекающий кровью, под водой сдирал с себя латы, плыл, выбиваясь из сил, захлебываясь ужасом и соленой морской водой. Очнулся на берегу, среди гнилых водорослей и дохлых моллюсков. Занимался серый рассвет. Лениво плескали набегающие волны. Тоскливо вскрикивали чайки. Нестерпимо болело тело. Он безучастно осмотрел свои раны, потом, кривясь от боли, поднялся и пошел. В море что-то пылало, какая-то тонкая, как минарет, башня.

Место показалось ему знакомым, но он никак не мог вспомнить. Он полез по крутому скалистому обрыву и вдруг вспомнил и окаменел. Это был Берег Медузы, а на каменном острове стоял маяк Альбатрос, и сейчас он горел. Сюда Агриппа приходил с Ядвигой. Они взбирались на скалы и ловили ветер, раскинув руки. Ядвиге было тринадцать, и она была настоящая дикарка. Как далеко отнесли его волны… Униженный, без оружия, без доспехов побрел он к портовому городу.

Потом было много сражений, много крови, страданий, обезумевших толп беженцев, были города, в которых приходилось биться за каждую зловонную улочку, Бегущие Тропы, вблизи которых разыгрывались настоящие кровавые драмы, были перепуганные насмерть крестьяне в пограничном лесу, зарывшиеся в землю и не вылезающие из своих нор даже, чтобы найти еды.

Инельгердис вцепилась в его плечо. Он вздрогнул, увидев ее огромные, ввалившиеся глаза. Щека ее была разорвана и кровоточила. Она что-то кричала, указывая ему за спину. Агриппа оглянулся. Из темного массива выползали чудовища длиной добрых двадцать метров, с раздвоенным загнутым хвостом и челюстями, как камнедробильные машины на рудниках. И мухи, будто пехота, следовали промеж ползущих многоножек.

- Они повсюду! – отчаянно кричала Инельгердис. – Дьявол! Кто бы знал! Их тут сотни!

- Надо убираться из леса! – твердо сказал Агриппа. – На открытом месте будет легче держать их на расстоянии. Быстрее! Быстрее вперед!

- Ни с места, - произнес скрипучий голос.

Агриппа с изумлением увидел прищуренный глаз Бена над оперением стрелы.

- Что ты творишь, черт возьми, - зашипела Инельгердис.

Бенджамин перевел на нее арбалет.

- В лесу твоя семья, сестренка. Куда хочешь бежать?

- Скорее всего, они мертвы!

- Не факт, - сквозь зубы процедил Бен.

- Если отец и Прохор живы, они выберутся. В противном случае мы уже ничем им  не поможем.

- Вот же ведьма!

- Послушай, Бен! Агриппа прав. Нельзя драться в лесу, здесь слишком тесно. Не надо повторять ошибок.

- Прохор – твой брат, кровь твоя, и ты его не оставишь! Как и я!

- Убери арбалет, дурак. Ты забыл, кто я, или напомнить?

Но, Бен уже не слушал. Его лицо стало замкнутым, а глаза – то ли пьяными, то ли бешеными, как случалось с ним в минуты помутнения. Ястребом налетел Ридик, саданул Бенджамина по уху и выхватил арбалет.

- Хватит! – Горбуна распирало от злости. – Нашел время дурить, срань господня!

Они отходили, держа монстров в поле зрения, отстреливаясь, и все ускоряя шаг. Мухи поднялись в воздух. Их гладкие крылья отражали лунный свет и отблески пожара. Кольцо сжималось, и охотники теперь стали дичью. Они заметили небольшое возвышение, вроде земляного горба, окруженного болотцем, которое могло послужить дополнительной защитой, вроде крепостной канавы. Последние несколько метров люди бежали.

Теперь их осталось всего пятеро. Что с остальными – неизвестно. Вероятнее всего, погибли. И это было совсем другое ощущение, чем на полях сражений. Это была безысходность, но Агриппа ни на секунду не усомнился в том, что они делают все правильно. Ридик ткнул его локтем, сказал:

- Уж больно вычурная эта охота.

Агриппа не ответил. Меняя обойму, он подумал, есть ли вообще у этих страшил чувство самосохранения? Из леса появились две фигуры. Они бежали по открытому месту, то попадая в лунное сияние, то на мгновение исчезая в тени. Один непрерывно отстреливался. Было что-то странное в том, как они бегут. Но когда они преодолели треть расстояния, стало ясно, что один из них ранен, а другой ведет его, не давая свалиться с ног. Пожар ярко осветил людей, и на пригорке, наконец, узнали Гануса.

- Отец! – завопила Инельгердис. – Сюда, скорее!

Ребера ринулся вниз по спуску, перемахнул болото, поднимая фонтан брызг. Он ревел как тур и поливал монстров из огнемета. Внезапно Агриппа почувствовал резкую боль в ноге и обернулся. За спиной покачивалась муха, держа в боевой готовности клинки на своих суставчатых лапах. Он отсек ей голову, слегка задыхаясь, вытер клинок о траву, и услышал, как Бенджамин зовет Инельгердис. Наемник глянул туда и похолодел. Девушка по колено в воде билась с двадцатиметровым слизнем. Бенджамин снова закричал. На этот раз был сплошной поток брани. Ребера с искаженным лицом направил удар огнемета на гигантскую тушу. Монстр задымился, я потом ярко вспыхнул. Инельгердис бросилась к бегущим, подхватила раненого, и вместе с отцом они втащили его на пригорок. Он был без сознания.

- Что с Прохором? – спросила Инельгердис, разгибаясь, и глядя на отца круглыми бешеными глазами. Этот взгляд требовал ответа немедленно, и ответа правдивого.

- Твой брат убит, - ответил Ганус.

- Убит, - повторила она.

- Этот мальчишка, наемник… Он молодчина, Инель. Помоги ему как-нибудь, перевяжи раны.

Вдруг в горле Гануса что-то хлюпнуло, он проглотил комок и передернул затвор карабина. Он стрелял в монстров, безучастный ко всему, кроме тупого, упрямого желания уничтожать. Он больше не взглянул на Инельгердис. Растерянно посмотрела она на лежащего юношу, его мертвенное лицо, неестественно вывернутые ноги.

- Что я могу сделать? – закричала она, сжимая кулаки. – Что я могу сделать теперь для него?

Спина Гануса дернулась, но он не обернулся.

Ребера бежал назад, к пригорку, и каждый шаг давался ему с трудом. Заряд огнемета кончился и, бесполезный теперь, он потонул в болотной жиже. Ребера отталкивался от кочек и вдруг, раскинув руки, ухнул по пояс в воду. С пригорка расстреляли троих монстров, прежде чем четвертый разорвал фермера.

Как погиб Ридик, Агриппа не видел. Ему понадобилась пара секунд, чтобы перезарядить пистолет. В это время на затылок обрушился удар колоссальной силы, и он упал. На него набросилась муха. Агриппе удалось перекатиться на бок и дотянуться до меча. Зажав клинок в ладони, он, не глядя, саданул муху эфесом и вскочил на ноги. Ледяной ветер налетел на поляну, принеся с собой колючий град. Глаза Агриппы стали как черные щели. Чудовище делало выпады, стараясь достать Агриппу, но он уворачивался, и монстру удалось только разодрать куртку вместе с лоскутом кожи на предплечье.

Когда Агриппа разом отсек две конечности, муха отпрянула и отвела зубчатую лапу для удара. Клинок рассек ее грудную клетку, потекла оранжевая маслянистая кровь, муха издала высокий тонкий звук, распахнула крылья. Агриппа сделал выпад и вонзил меч в грудь твари. Оглянулся. Ридика на пригорке уже не было. На сухой золе темнели пятна крови. Бенджамин лежал навзничь, Агриппа поскорее отвел глаза.

- Что, друг Сцилла, что скажешь? – произнес Агриппа.

- Скажу, хреновые наши дела, друг Агриппа, - прохрипел Ганус. Он зажимал широкой ладонью горло, а меж пальцев вытекала темная кровь.

Агриппа убил еще несколько мух, прежде чем заметил надвигающуюся тушу. Монстр съезжал с откоса, но кое-как ему удалось взобраться по склону. Агриппе пришлось туго, но  все-таки он убил его.

- Где же твой Блуждающий Погост, Ганус? – сказал Агриппа.

- А-а. – Ганус хрипло рассмеялся. – Да вот же он. Мы на месте, дружище.

- А, по-моему, это не совсем то, что надо.

- Брось. Как ты себе его представляешь, таким он и является.

Прошло совсем немного времени. Патронов больше не осталось, стрел было мало. Агриппа упал на колени, шаря окровавленными руками в черной золе. Собрал в кучу все, что осталось. А осталось так себе: три меча, несколько метательных ножей, тесак, пистолет, в обойме которого оставался один патрон. За поясом торчала пара незаряженных пистолетов. Он бросил рядом арбалеты, собрал все стрелы – получилось немного. Посмотрел на Сциллу. Кровь из его шеи все еще вытекала. Подумал и закрыл ему глаза. Подошла Инельгердис. Он окинул ее прищуренными глазами. Девушка еле держалась на ногах. Не хотелось думать о том, что и она обречена.

- Что ты делаешь? – спросила она.

- Собираюсь драться, - Агриппа кивнул на оружие.

Дурацкий ответ. Но что он мог сказать ей? Забрать отсюда… Увезти из этой страны, раздираемой войной… Инельгердис посмотрела на лежащего отца и отвела сухие глаза.

- Вот и все, моей семьи больше нет, - горько произнесла она. – Осталась только мама, но и она скоро умрет.

- Замолчи! Ты говоришь не о том. Она не одна в доме.

- Ну да, конечно! Монстры убьют всех.

Тут она прикусила губу и подняла арбалет. Вот мы с тобой и попались, сестренка! Агриппа рассек подскочившую муху надвое, но та успела ранить Инельгердис. Девушка упала, и лицо ее приняло удивленное и растерянное выражение. Агриппа присел на корточки, осторожно приподнял ее голову и повернул к себе ее искаженное страданием лицо.

- Дрянь, – прошептала Инельгердис. – Оно убило меня, вот и все…

- Тихо, тихо… не говори ничего. Мы выберемся.

- Вздор! - сквозь зубы процедила она, глядя на Агриппу с отчаянной злобой. – Ты же не дурак, ты же понимаешь – мне конец. И тебе тоже. – Она слабо махнула рукой. – Ты же не птица, летать не можешь, а они не отпустят тебя.

- Потерпи, я осмотрю твою рану.

- Оставь, не надо. Мне больно.

Агриппа с каменным лицом принялся расстегивать ее куртку. Она оттолкнула его руки.

- Обещай мне… Обещай, что кое-что сделаешь для меня прямо сейчас. – Он кивнул, и она, с трудом разлепив губы, произнесла: - Хочу тебя увидеть. Покажи мне себя.

Агриппа поколебался, потом стянул маску. Инельгердис глядела на него широко раскрытыми глазами. В них и теперь не было нежности. Лицо ее приобрело бледный безжизненный оттенок. На нем появилось новое выражение – выражение тоски и ожидания.

- Я никогда не верила богам. Никогда никому не молилась, - прохрипела она и всхлипнула. – Но теперь мне хочется думать, что я скоро приду в Ирий, в прекрасную страну за Сумеречным Перевалом, в место, отведенное воителям, что пали, сражаясь.

Тыльной стороной ладони он вытер ее щеку. Слеза показалась обжигающе горячей.

- Инельгердис, - позвал Агриппа.

- Собаки так и не вернулись, – неожиданно ясным голосом сказала она. Снова всхлипнула, и тело ее вдруг вытянулось. Агриппе показалось, что он почувствовал, как вышла ее душа, освободилась от оков и сумрака заточения.

Ложе арбалета Инельгердис было из черной меди, тетива из воловьих жил натягивалась одним движением рычага, украшен он был грифами. Агриппа поднял арбалет. Ложе еще не остыло, было теплое и скользкое от крови. Воцарилась наконец тишина, и было слышно, как в лесу гуляет пожар. Тускло и зловеще отсвечивала болотная вода. Темнота стала зернистой, как снег пустоши, и светлых зерен становилось все больше. Из-за туч далекие луны глядели вполглаза. Вслед за градом пошел снег.

Агриппа задрал голову и видел теперь только густой снег, летящий спирально, с центром в вышине, который сливался в сплошную серую массу. На поляне лежали дохлые мутанты и убитые ими люди.  Агриппа перевел взгляд на покойников. Все это были храбрые люди, и они отчаянно дрались вместе с ним. Не хотелось бросать их вот так. Он кое-как стянул перевязь, вытащил из-за пояса ненужные теперь пистолеты.

- Погребение будет простым. Уж извините, - сказал Агриппа.

Он уложил рядом Гануса и Бенджамина. Тела уже были холодные, как лед. Несчастные Ридик и Ребера попали в лапы монстров, и пришлось изрядно потрудиться, чтобы собрать их останки. Не думая ни о чем, он рыл яму, изо всех сил вгрызался в мерзлую землю. Он сильно вспотел, облачка пара вырывались из его рта, в ушах стоял звон. Да упокоят боги самого темного мира из всех Нижних миров этих отчаянных людей. Оставалась Инельгердис. Агриппа присел на корточки. Она неподвижно глядела в мутное утреннее небо. Вот и все, подумал Агриппа. Вот и вся жизнь. Всегда одно и то же. Закусив губу, он принялся копать могилу.

Разогнувшись, он осмотрелся. Ему захотелось как-то отметить могилу этой северянки, суровой и немногословной, такой же бешеной, как ее папаша, с ростками безумия, как у братца Бена. Возможно, букетом цветов или хотя бы зеленой веткой. Вокруг все было черно и голо. Наверное, Инельгердис презрительно рассмеялась бы, узнай она о таком его желании.

Агриппа снова надел перевязь, колчан со стрелами, взял арбалет Инельгердис. Подумал и поднял Ганусов меч. Привычным движением поддернул рукав куртки и поправил пистолет с одним патроном, - для себя. Не оглядываясь, он спустился с пригорка и, перешагивая через уродливые туши, направился в чащу. То было последнее пасмурное утро, и Агриппа знал, зачем шел.

Он вспомнил вечернюю Бест-Карину. Каменные дома с балконами на главных улицах, сонное цоканье по брусчатке пегого мерина, и городского смотрителя сумерек в седле с фитилем на длинном медном стержне. А за ним – цепочка приветливых фонариков в теплом сыром воздухе. Теперь как-то все сразу сложилось, и он знал, вдруг разом, скачком догадался, почему Эрнст Агриппа, воин, аристократ, Наемник Королевского Двора, очутился здесь, в этом промозглом северном лесу. Хотел ли он этого? Черта с два он этого хотел. Но жизнь не шутит, и когда надо, спросит.

На десятый месяц войны, когда августейшим указом объявили всеобщую мобилизацию, он оставил королевскую службу. Официально оставаясь Наемником Ее Величества, на деле служил в тайной полиции Великого Магистра Бустаманте. Королеву он считал слабой и глупой правительницей, допустившей преступную войну с Каньоном.

Агриппа присматривался к Бустаманте и понял, наконец, с кем имеет дело. Бустаманте был опытный интриган, паук, сидящий в своем углу и дергающий за нужные нити. Он добивался неограниченной власти, это был тот случай, когда и целого мира мало. А Эгин стал разменной монетой в большой игре Магистра. Омерзение, вот что испытывал Агриппа. Королева намеревалась предложить Адране, вечному сопернику,  союз против Каньона. Именно с этой целью северными путями в Архонт отправлен дипломат. Агриппа, как хищник, кинулся наперехват, и должен был избавиться от королевского посла руками ничего не подозревающего Траяна, номарха ее величества. Неслыханное злодейство, и Эгин лежит во прахе…

Сулла проявила себя. Сулла все делала правильно. А он, оказалось, ошибся в ней, в Магистре, пора возвращаться домой, к себе самому. Но было поздно. Он отчетливо осознал это в непролазной грязи пустоши под проливным дождем, когда внезапно исчезла дорога.

Вытянув из ножен меч, Агриппа вошел в лес. Это было как раз то место, которое ночью горело, и теперь здесь стоял смрад гари. Агриппа пошел вперед, на ходу обрубая черные ветки, и деревья тихонько выли. Это судьба. Он не должен был совершать того, зачем вышел в дорогу. Дипломат доберется до Адраны, и, как следует быть, Агриппа не станет предателем, не запятнает себя.

Из-за деревьев появились две мухи и, заметив его, разом остановились. Так… все, что он может сделать теперь – убить как можно больше тварей. Это твой Погост, дружище, подумал он, и ты взошел на него. Он сек их, колол, разрубал на части, но они все прибывали и прибывали.

…Лиза в белом платье сидела на диване, вытянув ноги, и когда он, отпихнув дворецкого, ворвался к ней, звеня шпорами, и спросил, желает ли она, чтобы он назвал ее своей невестой, она вдруг заплакала. Была пустошь. Был Ганус Сцилла, контрабандист и сорвиголова. У него были сыновья. Эрик. Рамон. Лин. Ганус-младший. Бенджамин. Хлой. Когда объявили мобилизацию, они ушли. Остался только Прохор, ибо тогда ему было двенадцать. Вернулся один Бен, да и то крыша набекрень. Временами накатывает. Что с него возьмешь? И вот нет ни Гануса, ни Бена. Ни девы Инельгердис…

С оглушительным треском что-то продиралось через лес. Мухи отпрянули. Агриппа оглянулся. Медленно и долго монстр поднимался, опираясь на хвост, гипнотически мерцали глаза и шевелились щупальца. Раздавался звук, точно стучали орехом об орех  - раскрывались и смыкались жвалы чудовища.

Все было хорошо. Всего было достаточно. Жизнь удалась. Вороненая сталь приятно холодила пылающий висок. Агриппа усмехнулся и спустил курок.