Нескучная практика. Глава 17. Из сериала Алиса

Это "нулевые", детка!

Сериал "Алиса в стране без чудес"

Предыдущая глава: http://proza.ru/2021/12/07/1762

Глава 17

В подземелье инквизиции холодно и темно. Я лежу на деревянном столе, руки и ноги зажаты в тиски. Палач в черной маске берет железный обруч и одевает мне на голову. Железо приятно холодит виски. Но тут оно начинает сжиматься, и резкая боль бьет по мозгу. Я кричу, вырываюсь, но тиски сжимаются все больше и больше. Палач жестоко смеется, его нечеловеческий хохот отражают каменные стены подземелья...

– Не-е-ет! – кричу в ужасе, вскакиваю и чуть не сталкиваюсь с головой Цезаря. – Нет, нет! Пустите меня, а-а!

– Успокойся, Алиса, – сколько раз этот голос говорил мне одну и ту же фразу. – Все будет хорошо. Ты в порядке?

– Где я? Где палач?– в ужасе оглядываюсь по сторонам.

– Нет никакого палача, ты дома, все нормально, – тоном сестры из психиатрической больницы растолковывает он. – Тебе просто приснился кошмар.

– А, кошмар... Голова очень болит, – я морщусь и ложусь на подушку. – Очень, очень больно...

– Ты вообще помнишь, что было вчера? – осторожно спрашивает Цезарь.

– Вчера? А что было вчера?

– Вы с Сергеем ходили в «Парадиз», помнишь?

– Что-то помню... – неуверенно отвечаю. – Музыка там еще была такая, как пенопластом по стеклу. И сок с мелом...

– С каким мелом? Вот с этим? – Македонский показывает прозрачный пакетик, в котором лежат белые таблетки.

– Не знаю... А что это за таблетки?

– Это у тебя надо спросить, – что-то «сестра милосердия» теряет самообладание и начинает трансформироваться в свирепого доктора. – Их у тебя в сумке нашли. Знаешь, что это?

– Валидол какой-нибудь...

– Валидол? Это экстэзи! – «сестричка» переходит на крик. – Ты понимаешь, во что ты вляпалась?! Ты накачалась таблетками! Ты раздевалась на сцене! Ты вешалась на шею Сереге и орала, что у вас любовь! Ты накачала и его! Из-за тебя Серегу уволят из органов!

– Ой, Прыщика уволят!

– Перестань! Слышишь, перестань давать людям клички! – что-то «доктор» не на шутку разошелся.

– А что, мы уже на ты?

– Ты... Ты просто стерва! Ты за несколько дней столько натворила! А прикидываешься невинной овечкой...

– Мартышкой...

– Что? – сбился с крика инквизитор.

– Мартышкой прикидываюсь. Так ведь меня зовет ваша Бобриха?

– А-а-а! Да у тебя ни стыда, ни совести! Эгоистка! Я сейчас вырву у тебя твое змеиное жало! И с большим удовольствие придушу прямо, в постели, чтобы больше не уничтожала людей... – глаза Цезаря как девятый вал Айвазовского.               

Они черные и метают молнии. Ничто меня не спасет от этой надвигающейся бури. А еще голова! Она прямо раскалывается. И где-то в желудке поднимается волна тошноты. Что со мной? Мне страшно. Рука Цезаря легла мне на горло, пальцы дрожат и судорожно сжимают сонные артерии. Я в ужасе закрываю глаза. Он – палач-инквизитор!

– Я ничего не пропустил? – вдруг раздается спасительный голос. – Ого, здесь семейная сцена. Что, наша малышка попала в дурную компанию?

Чувствую, как пальцы Цезаря отпускают мою шею, и осторожно открываю глаза. Возле кровати веселый Экстремал с пакетом молока:

– Не кричи на нее, Саня, ей и так плохо.

Ой, хоть кто-то меня понимает. Экстремал такой добрый, а этот противный Цезарь – настоящий деспот. А я еще думала, что он мне нравится... Нет, не нравится – я не мазохистка.

– У нее интоксикация, – врач садится рядом и заглядывает мне в глаза. – Вот видишь, какие зрачки? И головка, наверное, болит, да? Болит. Малышке нужен покой и обильное питье.

– Ей ремень нужен! – Цезарь никак не может успокоиться. – Ты хоть знаешь, что она вчера вытворяла?

– Ну-ка, ну-ка, интересно. А то ты по телефону толком ничего не объяснил.

Боже, как стыдно! Македонский рассказывает всякие гадости, не обращая внимания на мои красные щеки. Боже, я сейчас сгорю, стыдоба-то какая! Пытаюсь укрыться с головой одеялом, но карающий голос слышен и там:

– ...Я звонил ему целый вечер. Безрезультатно. Пока не пришел к ним домой и не узнал от соседок на лавочке, что парочка отправилась на дискотеку в «Парадиз». Скучно им стало, видите ли! И вот, представляешь, захожу в этот бедлам и вижу: толпа народа, все пьяные,  обкуренные, а на сцене возле жезла танцует стриптиз... Алиса! Уже почти все с себя сняла, босиком, и расстегивает джинсы...

– Да, впечатляющее зрелище, – вставляет фразочку Экстремал, ехидно улыбаясь (чувствую даже через одеяло).

– Я тащу ее со сцены, а она брыкается, орет про какого-то коршуна. Глаза безумные. Пришлось пару пощечин влепить, чтобы пришла в себя. А тут Серега выплывает пьяный в дупель. Это я потом узнал, что ему экстэзи в кофе подбросили. А тогда ничего не понял. Он бросается на меня, орет, что у них любовь. Лезет драться. Ну, и ему пришлось пару раз вмазать. А толпа осатанела, уже ставки стали делать на нас, ну, кто кого. И эта стриптизерша повисла на Сереге, кричит: не трогай его, у нас любовь. Толпа вообще чокнулась, давай за влюбленных голубков вступаться, меня чуть не избили. Пришлось подмогу вызвать. Ребята, правда, быстро приехали, всех успокоили. А этих влюбленных чуть растащили, так они друг ко другу прилипли...

– Что, мы сексом занимались? – от ужаса вылажу из-под одеяла.

– Да уж собирались. При всем народе, – язвит Цезарь, – Скажи спасибо, что я вовремя появился и спас от позора. А может вам больше на людях нравится?..

– Интересно, а в какой позиции они собирались заняться сексом? – задумчиво спрашивает Экстремал.

– Заткнитесь! Уйдите все! – вскакиваю и падаю от приступа головной боли на подушки.

– Что, стыдно? – глаза Цезаря беспощадны, как у тигриной акулы. – А чем ты вчера думала, когда глотала экстэзи?

– Я его не глотала!

– А откуда у тебя таблетки в сумке?

– Не знаю!

– Саня, оставь ее, видишь, малышке совсем плохо, – сочувствует доктор (вспомнил, наверное, свои пробуждения после пьянок). – Не до допроса. Пусть попьет молочка – оно выводит токсины. Поспит хорошенько...

– Поспит? – никак не успокоится прокуратура (представляю, как она подозреваемых допрашивает). – Да она всю ночь спала! А я как больной сидел у постели, пульс считал, за дыханием следил, чтобы, не дай Бог, копыта не откинула!

– О, юноша, так вы влюблены! – прикалывается Экстремал. – Бессонная ночь, сжигающая ревность, а любимая загуляла...

– Игорь, да ты посмотри на это чудо, – Македонский сбавил обороты. – Разве ее можно любить? Она же думает только о себе! И как будто специально выводит своими выходками!

– Как знать, как знать, я бы не отказался...

– Ну и сиди здесь, у меня нет больше терпения с ней возиться!

– У меня терпение есть, да вот времени нет, – Экстремал поднялся и засобирался к двери. – Опять военкомат, комиссия. Стране нужна здоровая армия... Ладно, малышка, не тоскуй. Отдыхай. А если товарищ следователь будет сердиться, можешь мне позвонить, пожаловаться...

– Иди-иди, заступник стриптизерш, – Цезарь уже успокоился и даже выдавил из себя подобие улыбки. – Пойду ей кофе сварю. Не бойся, без наркотиков, – это он уже мне.

Пока Македонский возится на кухне, есть время побыть одной и подумать о произошедшем. Хотя подумать – это слишком сказано. Голова не перестает раскалываться. Тело ватное. Тошнит...

Ну кто-то же подбросил нам с Прыщиком эти проклятые таблетки? Зачем?

Что-то мягкое и теплое прыгает на кровать и лижет прямо в нос. Фоксик! Миленький, один ты меня уважаешь. Все уже отвернулись, приписавши всевозможные и невозможные пороки мира. Но только я ни в чем не виновата!

– Дульсинея Ивановна просила Фокса выгулять, – в комнату заходит успокоившийся Цезарь с чашкой ароматного кофе. – Ты пей, а я его прогуляю. Пошли, друг лохматый.

Жадно набрасываюсь на кофе с молоком – может, полегчает и голова перестанет трещать? Ой, что-то затренькало. Да это мобильник Цезаря. Машинально протягиваю руку, беру трубку:

– Ало?

– Алекс? – где-то я уже слышала этот капризный голос.

– Нет, он ушел выгуливать собаку. Что передать? – во мне сработали признаки секретарши.

В ответ – тишина. Абонент отключился. Ладно, мне сейчас не до него. Нужно допить кофе и поспать. Может, все пройдет? И как только наркоманы жрут эти таблетки? Сдуреть можно!

Продолжение: http://proza.ru/2021/12/09/1855