3. Ожог

    Известно, что «Поэт в России больше, чем поэт». В России вообще очень много всяких вещей, которые больше самих себя. Это еще один пункт, по которому наша страна сильно отличается от большинства других, где каждая вещь своего собственного размера – ни больше и ни меньше. Видимо, поэтому и спирт в экспедиции всегда – больше, чем спирт, то есть, бесцветная горючая жидкость, имеющая известную химическую формулу. Спирт, как и деньги, получает непосредственно начальник экспедиции и он же несет полную ответственность за то, чтобы и того и другого хватило на весь сезон. Представляете, что будет, если вдруг деньги кончатся? А если спирт? Неизвестно ещё, что хуже. Впрочем, ни того, ни другого на моей памяти не случалось. Начальник был человек опытный и в рассчётах не ошибался.
    Рассчёт должен был учитывать и некоторое случайное количество гостей стационара, которых по заведенной традиции следовало кормить и поить. Но это относилось в основном к «неофициальным» гостям. Тем же, кто был командирован официально, следовало иметь с собой ну, хотя бы, спирт. Поэтому приехавшие из родственного БИНу ВАСХНИЛовского института Юра и Коля, имели при себе полиэтиленовый пятилитровый бочоночек, в какой обыкновенно берут разливное пиво.
    Юра был уже не первой молодости рыжевато-седоватый джентльмен приятной наружности и изысканных манер. В научном мире он приобрел известность своими абсолютно завиральными идеями и гипотезами, а личную жизнь посвятил доказательству того положения, что мужчина должен жить с одной женой. Хотя бы и с перерывами. Жену его звали Нелли. Когда она в очередной раз уходила от Юры, на него в точном соответствии с ложным учением Фрейда о сублимации, нападал творческий экстаз, в результате которого рождалась очередная псевдонаучная химера. А так как Юра никогда ни у кого не заимствовался и все придумывал из собственной головы, то и общепринятого названия у новорожденной не было, и быть не могло. Юра в таком случае писал: «Назовем это (явление, принцип и т.п.) например, «нелли», – в расчете на то, что настоящая Нелли узнает от общих знакомых о такой его преданности и…Обычно так и случалось.
    В творческом отношении Юра выделялся не сильно, хотя именно ему принадлежат бессмертные строки:

Приходила к нам дубина,
Говорила, что из БИНа.

    БИНовцы долго потом ломали голову: как достойно отразить дерзкий выпад и им это, по их мнению, удалось:

Приводили к нам дебила,
Говорили – из ВАСХНИЛа.

    Хотя даже на первый взгляд видно, что это –  беспардонный и жалкий плагиат. Юра молниеносно, буквально через три дня подвел черту под этим беспрецедентным поэтическим турниром, навеки закрепив свою в нем победу:

Обманул Вас тот дебил –
Он в ВАСХНИЛ не заходил!

    Что же касается Коли, то это была в некотором роде – фигура. Прозвище у него было – Ричард. Подразумевался, конечно, Ричард III, основные контуры фигуры которого он, если верить Шекспиру, повторял после перенесённого в детстве полиомиелита. Весь его корпус был искорёжен, и ходил он скрючившись, припадая на одну ногу и приволакивая другую, которую придерживал у колена одной из своих сильных, по-обезьяньи длинных рук. Это жалкое сооружение венчала смотрящая несколько снизу и наискось, большая, почти безволосая голова с крупными, правильными чертами лица и большими выразительными глазами. Это лицо можно было бы назвать красивым, но лично меня что-то в нем отталкивало. Меня, но не лучшую половину человечества. Коля владел искусством обольщения в такой степени, что практически всегда делил свою палатку с самой юной и самой прелестной представительницей женского контингента экспедиции. Молодые, здоровые парни и я в их числе – недоумевали.
    Привезенный спирт нельзя было оставлять в полиэтиленовой таре, так как он от этого приобретал неприятный запах и из-за этого потом плохо подходил для опытов на людях. Поэтому прямо на улице его сразу по приезду решено было перелить в алюминиевую канистрочку, где ему уже ничто не угрожало.
    А я неподалёку возился с установкой флага на туалет. Непонятно зачем туалету флаг? Я объясню. Дело в том, что наш туалет, в соответствии с деревенскими стандартами, представлял собой дощатую будочку со щелям в палец и более. С точки зрения вентиляции это было хорошо. Но вот с точки зрения сохранения конфиденциальности процесса – плохо. Потому что подойди кто – и ты как на ладони. Вот для этого и флаг – фанерка с нарисованным на ней дорожным знаком «Место для разворота». В нерабочем положении флаг опущен, что означает – «свободно». Но вот кто-то закрылся изнутри и поднял флаг – издалека видно, что – «занято». Забегая вперёд, нужно сказать, что избежать конфузов полностью все же не удалось – как по вине тех, кто забывал или не успевал поднять флаг, так и тех, кто привык смотреть под ноги, а всякими там флагами не интересовался.
    Завершив монтаж и сделав пробный подъём и спуск флага, я подошёл к гостям. Спирт был уже перелит, но бочонок оставался открытым. Его горловина смотрела прямо на меня на уровне пояса.
    – Ничего себе, как шибает! – заметил я, наклонившись и потянув носом воздух.
    – А ты попробуй спичку поднести, – сказал держащий бочонок Коля и подмигнул Юре.
    Юра пожал плечами и протянул мне коробок. Я зажёг спичку и поднёс ее к открытому бочонку…
    Видели вы старт межконтинентальной баллистической ракеты или хотя бы паяльную лампу? Я, пока не отскочил, завертевшись волчком, успел увидеть и то и другое. Из горловины, как из сопла, с гудением вырвался столб синевато-белого пламени, которое, казалось, прошло насквозь через кисть моей правой руки, державшей злосчастную спичку.
    – Ты видел? – невозмутимо обратился Коля к Юре, – силища какая?! Еле-еле удержал… Прямо как ракета!
    Он держал! Боялся уронить или отвести в сторону!
    Несколько секунд руке было очень тепло, потом – очень больно. Кожа от большого до среднего пальца побелела и местами обуглилась. Только безымянный и мизинец почти не пострадали.
    Он держал!
    Издав жуткий вой на всю округу, я подскочил к Коле.
    – Ты знал, что так будет?
    – А ты не знал? Надо знать!
    Остаток дня я провалялся на раскладушке под тентом, из под которого для такого случая выкатили мотоцикл. В помещении, где было теплее, боль становилась непереносимой, а тут можно было только слегка постанывать и этого, в общем, хватало. Обожжённую кожу я смачивал яичным белком – слышал где-то про такое народное средство, избавляющее от рубцов после ожога. Полдеревни прошлось обежать моим друзьям, чтобы найти одно куриное яйцо!
    Ближе к вечеру боль немного стихла. Молодёжь засобиралась в клуб, в кино. Валяться под тентом было уже невыносимо скучно, поэтому я аккуратно забинтовал руку, и пошел со всеми. Ночью боль сменялась зудом, и я, просыпаясь, представлял себе, что этот зуд – мелкое шебуршание живых клеточек моего молодого организма, которому ничего не остаётся делать, как регенерировать.
    На следующий день как-то так вышло, что, отстранённый по болезни от всех хозяйственных дел, я оказался на кухне один ничем не занятый, когда выяснилось, что хлеба к обеду не хватит. В деревне хлеба не было, нужно было ехать на мотоцикле в центральную усадьбу. Кроме меня ехать было некому. 
    – Я поеду – куда деваться! – изобразил я из себя комсомольца-добровольца.
    – Как ты поедешь? У тебя правой руки, считай, нет, – урезонивал меня дежурный, Чем газ будешь держать? 
    – Крагу надену. Два пальца есть – удержу.
    В жёсткой кожаной краге и в самом деле хватило двух пальцев. На стационар я вернулся героем. Одного только я не учёл: что большой мой палец, хоть и забинтованный, будет биться о крагу всякий раз, как прибавишь газу. Сняв крагу, я сразу понял, что рука не в порядке – надо снять бинты. Бинты снялись вместе с кожей. Стоящий во все время этой операции у меня за спиной Коля, посмотрев на… скажем так, то, что у человека под кожей, удовлетворённо крякнул и протянул:
    – Ну, теперь жди абсцесса!
    – Ни фига!
     Зло меня взяло жуткое! По какому-то наитию я полез в аптечку, взял таблетку тетрациклина, растолок в пыль и посыпал… ну, то самое, что под кожей. Как посолил перед едой. Потом опять забинтовал. Коля с любопытством наблюдал за моими манипуляциями. Две причины было, по которым я его тогда не избил: рука болела, да и бить его, убогого, было нельзя. Была и третья причина: в нашем кругу это не было принято. Коля знал, что ничем не рискует.
    Через два-три дня я уже ходил на охоту. И неудобно и непривычно было нажимать на спусковой крючок безымянным пальцем, ну да ничего, приспособился. А потом как-то и перестал обращать на бинты внимание, а когда снял их в конце сезона, то под ними была тонкая-претонкая гладкая плёнка настоящей кожи. Даже рубцов не осталось, так хорошо я сам себя вылечил. Потом еще года два кисть правой руки у меня мёрзла зимой не в пример сильнее, чем левой.
    Колю я потом не встречал. Хотя может, моя память меня обманывает, и на самом деле мы встречались? Даже если и так, то воспоминания эти не сохранились. Зачем хранить всякую гадость?