Стихи и проза

Аннотация к электронной версии

Перед вами небольшой сборник моих стихов и прозы. Стихи были написанных 35-40 лет назад, поэтому они названы "Стихи моей юности". Проза написана несколько лет назад: это сборник "Непедагогические рассказы" и рассказ "Куликовская битва" "Непедагогические рассказы повествуют о жизни учеников воскресной школы храма Александра Невского города Тулы. Действия происходят на уроках, переменах, зачетах во время учебного года, а так же в летних лагерях на Куликовом поле. Рассказы написаны с юмором, но содержат большой смысловой подтекст. В рассказе "Куликовская битва" в художественно-эпической форме описывается Куликовская битва. Битва, происшедшая в день Рождества Пресвятой Богородицы 1380 года, изображена последовательно от начала до конца. В авторский сюжет вплетены тексты из "Задонщины" и "Сказания о Мамаевом побоище". Рассказ входит в состав повести-эссе «Мифы и были Куликова поля», дающей полную картину событий предшествующих и последующих знаменитой битвы

Моя лирика

В утешение
Мне сказали здесь не место,
Здесь поэты собрались,
Без меня и так тут тесно,
Лучше, друг, посторонись.

Да, в талантливой когорте
Не звенит мой меч и щит,
Но зато в своем подъезде
Самый первый я пиит.
***
Через час с небольшим уезжаю с полярным экспрессом.
Мы так прочно расстались, что не страшно, даже писать.
Буду я отправлять, будешь ты получать с интересом,
И знакомым читать, и в корзину спокойно бросать.

Что ж такое случилось, что больше не можем быть вместе?
Что не так мы сказали, где ступили не так и пошли.
И в котором часу, на каком трижды проклятом месте,
Мы ошиблись с тобою, и поправить уже не смогли?

Если б знать это место, то можно, наверно, вернуться,
Но его не найдешь, да и не было вовсе его!
В нашей жалобной книге не будет написано жалоб,
Как ее не листай, все равно не прочтешь ничего.
***
За околицей месяц умер при свете
Прозрачно-скользящих первых лучей.
В третий раз петухи прокричали в фальцете
Отнимая у сна мир людей и зверей.

Из своей конуры темно-рыжая сука
Выносила за шиворот мокрых щенят.
Причесав языком, проскулила им песню
Про их первый, весенний рассвет.

Но вот вышел хозяин в холщовой рубахе,
Руки сальные вытер о замызганный край.
Посмотрел равнодушно в глаза он собачьи,
Не поняв ее незатейливый рай.

Был хозяин суров, да к тому ж недороды.
Не любил «человек» дармоедов кормить.
И махнувши рукой, мол ошибка природы:
Он судья здесь и бог, всех решил утопить

За околицей месяц кривится на небе.
На деревне люди и звери уж спят.
Лишь одна темно-рыжая сука,
Все просила Луну воротить ее щенят.

А Луна ей в ответ улыбнулась криво,
«Что отнял человек, то пропало навек»
Слишком много собака любила на свете,
Позабыв, что хозяин ее человек.
***
Я одинок, как крест с Христом распятым,
Среди других распятых на кресте.
Я одинок среди друзей, веселием объятых,
Печаль тоски таиться на моем челе.

Кругом меня забавные ребята.
Печаль и жизнь их коротка,
А я все жду последнего заката,
И манит след распятого Христа.
Первое чувство
Я был мальчишка неопрятный,
Застенчивый и нелюдим,
Когда однажды взгляд украдкой
В соседке девушку открыл

Льняные волосы, косичка
Ложились, молча на тетрадь,
А шея тонкая тростинка
Дала мне новое узнать

Узнать о том, что мир мальчишки
Не только игр, уроков ряд
В ней есть неведомы пружинки
Нетронутый зарыт в ней клад.
***
Скажи, кто ты в моей судьбе,
Награда жизни за терпенье,
Иль чаша с ядом, что в руке
Держу и пью я без забвенья.

Вдруг нашим встречам суждено
Началом быть большой дороге,
Но что-то сердцу тяжело
Как будто горе на пороге

Ты многолика, как Луна,
Ты как богиня в храме Будды,
Меня влечет твоя звезда,
Но ты пойми, рабом – не буду!
Весенний футуризм
Скоро, скоро весенним утром
Запоют в садах соловьи,
И веселым, картавым гулом
Простучат в висках глухари.

Мы взнуздаем летящие годы,
Расплетая времени плен.
Пропадем от душевной свободы
Она вечна, а время лишь тлен.

Колобродит венчальная песня
В голове, как ногайская плеть,
В этом мощном сокодвиженье
Давай, дорогая, гореть

Часто разум мой, с чувствами споря,
Воскрешал мне далекий тот край.
И тебя, дорогая потеря
Этот старый. Но лучший мой рай.

Как же можно забыть, что впервые
Все что было, на веки со мной
Два колодца – глаза голубые
С родниковой, живою водой.

И под песни южного моря
И в полярную. Звездную ночь
Я берег твои плечи от зноя
Из души злые ветры гнал прочь.

Ты чужая, теперь ты чужая
Ты любила сильнее того
Я не плачу, не плачу родная.
Хочешь выпью здоровье его.

Пусть ты память моя роковая
Я тебе благодарен за все.
Верю и жду, что звезда голубая
Растревожит душу еще.

Поэма «Чингисхан»
-1-
На берегах реки Онона,
Где лишь степей цветущий край,
Съезжались ханы по закону
На все монгольский курултай.

Средь всех вождей степи бескрайней
Один достойным должен быть,
Кто всех мудрее и коварней.
Тут спора нет, то Тэмуджин.

И взявши титул Чингисхана,
По воле неба он призвал
Монголов под знамена рода
И путь войны им указал.
-2-
Пошли подвижные тумены
На юг, на север, на восток.
Законом, скованным в походе,
Потек губительный поток.

За золотом, за табунами,
Игривых, пламенных коней,
За пленницами, за рабами
Поднялся весь народ степей.

Сибирским странам белоснежным
Теперь неведом прежний мир.
Залились заревом кровавым
Чжурчжэней государством Цзинь.

Вот конь монгол уж топчет землю,
Что трогает китайцев плуг
И властелины «Поднебесной»
Бегут, бегут, скорей на юг.
-3-
Могуч и грозен шах Хорезма,
Обширный он удел собрал.
Искусны мастера Ургенча,
Богат и славен Самарканд.

Что храбрым воинам ислама
Кочевников презренный сброд,
Так думал верный раб Аллаха
Алла-эд-Дину Мухаммед.

Но точит злая сила камень.
Затоплен славный Самарканд.
Огня неистовствует пламень.
Сгорают Бухара, Ургенч.

Кто слабый духом, тот сдается,
А кто сдается, тот погиб.
И долгим эхом отзовется
Несчастных обреченный крик.

Сражен зеленый стяг ислама
Ударом острого клинка.
И дни последние Хорезма
С картины страшного суда.
-4-
Особы путь у трех туменов.
Им путь на запад пролагать.
И силу встречных всех народов
На прочность надо испытать.

Стрелою, пущенной из лука,
Пронзен уж Закавказья край.
И на простор степного луга
Привел монголов Субэдай.
-5-
Пришла неслыханная рать,
У русских рубежей кочуя.
Князья решили выступать,
С дружинами в степи ночуя.
С кипчаками в союзе встать
За дом родной, беду минуя.

Коль нет единства – слабый меч.
Князья попомнят речку Калку.
Коротка и трагична сечь.
Пожива есть степному волку.
Пришлось здесь многим в землю лечь,
А где же враг? Ушел за Волгу.
-6-
В глубоком раздумье создатель державы:
Могучий и грозный, великий каган.
Лесные угодья, степные просторы
И тысячи речек собрал Чингисхан.

Огнем и мечом сковав полвселенной,
Он жег города и народы смирял.
И ближних и дальних с культурой великой
Жестокою силою всех упрощал.

Сибирь и Китай, Хорезм, Закавказье
Похожи теперь на монгольскую степь,
Где пахаря нет, где нету веселья,
Где только хлестает монгольская плеть.

В глубоком раздумье гроза полвселенной.
Мечтает наивно бессмертье добыть,
Чтоб времени бег по жизни короткой
Прервать, и весь мир покорить.

Напрасны старанья и все заклинанья.
Не смог Чингисхан бессмертье достичь.
Собрались все дети на тризну прощанья,
Чтоб после наследство его разделить.

Подроднее читайте на сайте ЛитРес. Игорь Родинков

Моя проза

Непедагогические рассказы

Яма, или Черные археологи

Гришке и Мишке поручили выкопать яму для мусора. Им было отведено место за лагерем, выданы две лопаты и дано время на работу – два часа. Яма должна была быть несколько метров в длину и ширину и не менее метра в глубину, чтобы можно было весь мусор, накопившийся за время жизни в лагере, в нее поместить и сровнять с землей, так, чтобы и следа его не осталось.
Однако работа у них как-то не заспорилась, и к назначенному сроку был снят только верхний слой почвы. Такие явно нестахановские методы работы не удовлетворяли начальника лагеря. Нужно было что-то придумать для ускорения трудового процесса. Подходя к ямочному долгострою, начальник лагеря заметил ребят, сидящих на краю начатой ямы, и оживленно разговаривающих между собой. Увидев его, они начали вяло ковыряться в земле.
Вдруг начальника осенила идея. Он порылся в кармане и нашел несколько рублевых и пятидесятикопеечных монет. Незаметно для ребят он бросил одну из них, наиболее затертую, в яму. Мальчишки, ничего не заметив, продолжали уныло копать. Монетка с Георгием Победоносцем на орле была вскоре втоптана ими в глину и могла быть не замеченной. Тогда хитроумный педагог решил привлечь к ней внимание ребят.
– Что это такое у тебя под ногой, Гриша? – спросил он, разыгрывая притворное любопытство.
– Какая-то монетка, – ответил удивленно Гриша, вынимая ее из ямы.
Взяв монетку из рук мальчика, начальник лагеря повертел ее в руках для виду и сказал: «О! Это древняя монета, времен Московской Руси, возможно, XIV век. Видите на ней изображение Георгия Победоносца? Это герб Москвы».
Ребята с удивлением и восторгом стали рассматривать монетку и хотели взять ее в руки, но хитрый педагог не дал им это сделать, боясь, что обратная сторона «археологической находки» может выдать весь его план.
– Здесь явно зарыт клад старинных монет. Надо копать глубже, – подвел он итог.
После этих его слов ребят словно подменили: лопаты заиграли в их руках, как у заправских кочегаров времен паровозостроения, и земля вперемешку с глиной с неимоверной быстротой стала вылетать из ямы.
– Стойте, стойте, копать надо не так быстро, а то вы не заметите деньги. Копайте осторожней, – сделал профессиональное замечание новоиспеченный археолог.
После этих слов начальник лагеря ушел по своим делам с уверенностью, что через полчаса яма нужных размеров будет выкопана. Но при этом наблюдательный разведчик заметил бы, что хозяйка соседского дома, как-то поспешно озираясь по сторонам, повела своего пасущегося на лугу бычка домой. Но начальник не обратил на это обстоятельство никакого внимания.
И действительно, менее чем через полчаса яма была уже готова. Видя, что земляные работы могут продолжаться до глубины базальтового слоя, педагог с видом опытного археолога произнес: «Ну, довольно! Глубже клада быть не может, наверное, мы ошиблись, это была случайная монета. Ну, все равно молодцы! Идите мыть руки и ужинать».
Ребята, разочарованные тем, что клада они не нашли, но довольные, что работа закончилась и можно честно есть свой хлеб насущный, пошли в сторону кухни. Но особенно был доволен начальник лагеря. «Ловкость ума, и никакого мошенства», – подумал он про себя.
На этом можно было бы поставить точку в нашем рассказе, если бы он не имел продолжения на следующее утро.
После завтрака в расположение лагеря пришел начальник местной археологической экспедиции. Каждое лето здесь, в местах известной битвы, археологи вели раскопки, но редко находили какую-либо реликвию старины глубокой. Он сел без приглашения за стол и, строго посмотрев на всех, спросил:
– Кто у вас старший?
– Я, – робко ответил начальник лагеря, не ожидая ничего хорошего от этого посещения.
– Покажите мне Ваше разрешение на ведение археологических раскопок в зоне ландшафтно-исторического заповедника, – сурово пробасил археолог.
При этих словах взрослые и дети, слышавшие разговор, с удивлением и испугом стали переглядываться. Слова про ландшафтно-исторический заповедник произвели в их сознании явный фурор.
– Какие раскопки? – спросила медсестра лагеря, вспоминая при этом, куда вчера она подевала аптечку.
– Как же? Вы вчера нашли клад с древними монетами за деревней. Где у вас разрешение на ведение раскопок, где ваш клад? – не унимался раздраженный начальник экспедиции.
После этих слов начальник лагеря понял, о чем идет речь, и, видя, предынфарктное состояние некоторых педагогов, честно сознался в своем педагогическом подлоге.
Вот такая непедагогическая история имела место быть, потому что лень имела место быть ещё раньше.

Разоблачение, или Следствие ведут знатоки

У нашего коменданта лагеря, Виктора Николаевича, или попросту «деда», как его звали ребята, стали пропадать пачки сигарет. В связи с этим по распоряжению начальника лагеря была назначена тайная следственная комиссия в составе самого начальники лагеря, коменданта и двух старших преподавателей.
Вскоре на территории старшей группы, у кострища, были обнаружены окурки сигарет, фильтры которых были идентичны фильтрам украденных сигарет. Итак, стало ясно: ребята старшей группы тайком дымят крадеными сигаретами. Вот только неясно было, каким образом те попадают в их руки: ведь прямого контакта между подростками и пострадавшим «дедом» не было.
Чтобы проследить цепочку «наркотрафика», решено было добыть информацию у добровольных осведомителей. И вот через Гришку стало известно, что поставщиком сигарет за твердую валюту является ни кто иной, как Мишка Квасин. Следственная комиссия решала учинить ему допрос с пристрастием и подвести его к моменту истины.
Привели Мишку. Он испуганно посмотрел на трех членов следственной комиссии (начальника лагеря и двух преподавателей) и пострадавшего «деда», сидевших за столом. Еще больше встревожила его просьба начальника лагеря к одному из преподавателей вести протокол.
– В лагере произошли кражи, – сурово начал вести допрос председатель следственной комиссии, он же начальник лагеря по совместительству.
– Я не брал, – дрожащим голосом пролепетал Мишка.
– Чего ты не брал? – спросил председатель.
– Сигареты, – ответил Мишка.
– Ага, Вадим Петрович, прошу занести в протокол, – отреагировал председатель.
Это была первая зацепка: обвиняемый признался, что не брал сигарет, про которые речь еще не велась, а значит, он знал, в чем его могут обвинить. Председатель, «дед» и Павел, третий член комиссии, переглянулись и заулыбались, только Вадим Петрович с серьезным видом писал протокол. Ясно было, что комиссия на верном пути, надо только умело раскрутить это дело.
– Ну, что, пропадают сигареты, – продолжал допрос председатель, – это пустяки, в этом мы можем разобраться сами, но вот у «деда» пропал золотой портсигар – вот это уже серьезно.
На устах членов комиссии заиграли улыбки. Но Мишка воспринял эту новость вполне серьезно, и Вадим Петрович с сосредоточенным видом все вносил в протокол. После этого председатель хотел было сказать, что портсигар был подарен «деду», когда тот был еще мальчишкой, самим Сталиным, но, поразмыслив, решил, что это будет уже перебор, и воздержался от таких фантастических подробностей.
– Насчет портсигара придется вызывать милицию и заводить уголовное дело, – деловито продолжал следствие начальник лагеря.
– Да, – согласился Павел, пряча улыбку.
– Вот каких помощников послал Господь, – поддержал игру «дед».
В глазах Мишки заиграли слезы. Пряча их от посторонних, он пропищал:
– Я не брал портсигара.
– А сигареты брал, – не унимался председатель.
– Сигареты брал, – признался Мишка. – Я больше не буду, – заключил он, вытирая рукавом нос и глаза.
– Прошу занести в протокол, Вадим Петрович: сигареты брал, а золотой портсигар не брал, – сказал председатель. – Иди, – обратился он к Мишке, – и больше не кради.
– Больше не буду-у!, – ответил незадачливый воришка и поковылял к группке ребят, стоявших в стороне и ожидавших результатов расследования.
– Ну вот, теперь все ясно и дело можно закрывать, – подвел итог допроса главный следователь, вставая из-за стола.
– А как же насчет золотого портсигара? – неожиданно с недоумением спросил Вадим Петрович.
Здесь пришлось объяснить нашему товарищу, что это был всего лишь следственный прием, который, кстати, помог выявить истину. Вот такое разоблачение имело место быть, или вот что бывает, когда за следствие берутся знатоки.
Кража, или Матрона помогла
В нашем дружном коллективе произошло Ч.П., неожиданный и, я бы даже сказал, нехристианский случай – сразу у двоих человек пропали ручные часы: у нашей единственной в группе девочки и у врача лагеря. Одновременная потеря исключалась. Чужих в лагере не было. Значит, это была кража, причем «увел» часики кто-то из своих.
«Вот так сюжет!» – подумал начальник лагеря. Ему вспомнился эпизод из одного фильма, когда некий полотер (актер Владимир Басов) известного писателя выдавал себя за него самого и, критикуя молодых писателей, укорял их, что они якобы пишут сюжеты не из жизни (про любовь, дружбу, взаимопомощь и т. д.). «Вот у меня на вокзале чемодан сперли – вот сюжет так сюжет», – поучал он. «Да, такой сюжет, – подумал начальник лагеря, – если придать ему гласности, опозорит всю воскресную школу. Как быть? Что делать? Ясно одно, что пока сор из избы выносить нельзя».
Для начала он установил наблюдение за всеми воспитанниками лагеря. Среди 18 человек один (не будем называть его имя) явно не внушал доверия: он как-то суетился, странно улыбался, наблюдал за играми товарищей со стороны. А когда один из руководителей лагеря назавтра засобирался домой по семейным обстоятельствам, вдруг попросился вместе с ним. Да и «на гражданке», то есть дома, у него был не блестящий послужной список. Одним словом – трудновоспитуемый. Но как спросишь в лоб: «Ты украл?». Ведь не пойманный не вор, да и если он этим занимается давно, как говорится, по состоянию души, на совесть рассчитывать не приходится.
Начальник лагеря домой его, конечно, не отпустил, а на вечерней линейке рассказал о случившемся всему лагерю. Наутро он назначил осмотр личных вещей, т. е. «шмон». В этот же вечер двум ребятам поручил наблюдать за подозреваемым: не сбросит ли он куда-нибудь краденые часики?
Утром часть лагеря поднялась очень рано. В этот день был запланирован поход в село Себино, на малую родину блаженной Матроны Московской. Но в лагере оставалась часть ребят с комендантом лагеря, среди них был и подозреваемый, наблюдение за которым не дало никаких результатов. Значит, краденые часы были у него в рюкзаке, и надо поднимать весь лагерь и устраивать обыск. Но как вся эта уголовщина, вертухайство не соответствовали духу и букве православного лагеря! В последний момент начальнику лагеря как бы свыше пришла мысль: обыск не проводить и идти спокойно в село Себино, о чем он сказал коменданту лагеря.
***
Двенадцать человек с легкой поклажей вышли из лагеря в шесть часов утра. Была середина июля, макушка лета, как говорят в народе. Солнце было не жгучим, его лучи вместе с остатками ночной прохлады давали легкое тепло. Это самое приятное время суток. Недаром говорится: кто рано встает, тому Господь Бог подает.
Группа прошла спящий соседний лагерь, перешла по железному мосту речку Непрядву и взобрались на высокий крутой берег. Там открылась великолепная панорама – внизу пойменный луг, на котором виднелись палатки двух лагерей, узкая лента Нерядвы, а перпендикулярно ей тек Дон, впадая в Непрядву в 50 метрах от моста. Палатки нашего лагеря казались такими маленькими, а ведь еще пять минут назад мы были около них. А прямо перед нашим взором открывались величественные купола храма Рождества Богородицы. Этот однокупольный храм с колокольней был построен в 80-х годах XIX века на месте деревянного храма с тем же названием. Храм стоит на том месте, где хоронили русских воинов, павших на Куликовом поле.
От храма вправо и влево вдоль речки Непрядвы расположились дома села Монастырщины. Когда-то это было большое село, принадлежавшее до секуляризации монастырских земель при Екатерине II Успенскому монастырю, что в городе Епифани. Потом оно стало собственностью помещиков Нечаевых. До войны в нем было около одной тысячи дворов и более пяти тысяч жителей. Около одной тысячи селян ушло на фронты Великой Отечественной войны. Село дало пять Героев Советского Союза. Если в среднем один Герой Советского Союза (их было 11 тыс. чел.) приходился на 18 тыс. чел., то здесь – один Герой Советского Союза – на тысячу жителей. Воистину, дух Куликова поля воспитывал тут воинов и героев.
Вскоре группа подошла к поклонному деревянному кресту, установленному в 2002 году на месте одной из переправ войска Дмитрия Донского через реку Дон. На табличке написаны сокровенные слова Дмитрия Донского: ««Братия, бояре и князья и дети боярские, то вам суженое место между Доном и Днепром, на поле Куликове, на речке Непрядве. Положили вы головы свои за землю за Русскую и за веру христианскую. Простите меня, братья, и благословите в этой жизни и будущей».
Стало заметно, что все оторвались от всего земного, всего низкого, с его проблемами и грехами, и приблизились к миру горнему, к миру небесному, к жизни наших славных предков и, конечно, к красотам здешней природы, этого нерукотворного храма Божьего.
Далее наш путь шел по высокому берегу реки Дон до деревни Татинки. Перейдя мост, мы оказались на левом берегу Дона. Вдали, у горизонта, виднелась золотая маковка с крестом – это стела Дмитрия Донского на Красном холме, место ставки хана Мамая. По дороге от Татинки до Красного Холма – 8 км. По этой линии располагались деревни Маховое, Куликовка. Когда-то они были многолюдными, сейчас – два-три двора.
От Татинки мы взяли азимут на восток и, пройдя по полю 4 км, вышли на дорогу, которая вела в село Себино. Пройдя по ней 2 км, вошли в село. В этом небольшом и отдаленном юго-восточном углу Тульской области, что в Кимовском районе (тогда Епифанский уезд), в 1885 году родилась блаженная Матрона (Матрона Дмитриевна Никонова). Сейчас здесь музей матушки Матроны. Раньше единственными достопримечательностями села был старый намоленный Свято-Успенский храм да маленький домик около храма, где когда-то жила семья Никоновых.
На службу мы опоздали совсем ненамного. День был воскресный, и литургия шла своим чередом. Все участники нашего похода принялись писать записки и ставить свечи. Начальник лагеря подошел к иконе блаженной Матроны и поставил свечку. О чем можно в первую очередь попросить матушку? Он знал, что Матрона родилась слепой, но Господь наделил ее духовным зрением и дал дар предсказания и исцеления больных.
***
Матронушке тяжело жилось в родном селе. Дети часто дразнили ее, даже издевались над нею: девочки стегали крапивой, зная, что она не увидит, кто именно ее обижает. Они сажали ее в яму и с любопытством наблюдали, как она наощупь выбиралась оттуда и брела домой. Поэтому она рано перестала играть с детьми и почти всегда сидела дома или проводила время в храме.
Вскоре близкие стали замечать, что ей ведомы не только человеческие грехи, преступления, но и мысли. Она чувствовала приближение опасности, предвидела стихийные и общественные бедствия. По ее молитве люди получали исцеление от болезней и утешение в скорбях. К ней стали ходить и ездить посетители. К избе Никоновых шли люди, тянулись подводы, телеги с больными из окрестных сел и деревень, со всего уезда, из других уездов и даже губерний. Привозили лежачих больных, которых девочка поднимала на ноги. Желая отблагодарить Матрону, они оставляли ее родителям продукты и подарки. Так девочка, вместо того чтобы стать обузой для семьи, стала ее главной кормилицей.
В отрочестве ей представилась возможность попутешествовать. Дочь местного помещика, благочестивая и добрая девица Лидия Янькова брала Матрону с собой в паломничества: в Киево-Печерскую лавру, Троице-Сергиеву лавру, в Петербург, другие города и святые места России. До нас дошло предание о встрече Матронушки со святым праведным Иоанном Кронштадтским, который по окончании службы в Андреевском соборе Кронштадта попросил народ расступиться перед подходящей к солее 14-летней Матроной и во всеуслышание сказал: «Матронушка, иди-иди ко мне. Вот идет моя смена – восьмой столп России». Значения этих слов матушка никому не объяснила, но ее близкие догадывались, что отец Иоанн провидел особое служение Матронушки России и русскому народу во времена гонений на Церковь.
Прошло немного времени, и на семнадцатом году Матрона лишилась возможности ходить: у нее внезапно отнялись ноги. Сама матушка указывала на духовную причину болезни. Она шла по храму после причастия и знала, что к ней подойдет женщина, которая отнимет у нее способность ходить. Так и случилось. «Я не избегала этого – такова была воля Божия», – говорила она впоследствии. До конца дней своих она была «сидячей». И сидение ее – в разных домах и квартирах, где она находила приют, – продолжалось еще пятьдесят лет. Она никогда не роптала из-за своего недуга, а смиренно несла этот тяжкий крест, данный ей от Бога.
Революция внесла огромные изменения в жизнь каждого села и города России. Стали закрываться храмы, менялись люди. Еще в раннем возрасте Матрона предсказала революцию, как «будут грабить, разорять храмы и всех подряд гнать». Образно она показывала, как будут делить землю, хватать с жадностью наделы, лишь бы захватить себе лишнее, а потом все бросят землю и побегут кто куда. Земля никому не будет нужна.
Родные братья Матроны стали коммунистами и преследовали ее. В 1925 году Матрона перебирается в Москву, в которой проживет, скитаясь по разным домам, до конца своих дней (2 мая 1952 г.). По ее желанию она была погребена на Даниловском кладбище, чтобы «слышать службу». Отпевание и погребение блаженной были началом ее прославления в народе как угодницы Божией.
Перед смертью она сказала: «Все, все приходите ко мне и рассказывайте, как живой, о своих скорбях, я буду вас видеть и слышать, и помогать вам». А еще матушка говорила, что все, кто доверит себя и жизнь свою ее ходатайству ко Господу, спасутся. «Всех, кто обращается ко мне за помощью, я буду встречать при их смерти, каждого».
Более чем через тридцать лет после кончины матушки ее могилка на Даниловском кладбище сделалась одним из святых мест православной Москвы, куда приезжали люди со всех концов России и из-за рубежа со своими бедами и болезнями. Сейчас мощи ее находятся в Покровском монастыре в Москве. К ней идет нескончаемая вереница людей, и она так же, как при земной своей жизни, помогает людям.
***
Литургия шла к своему завершению. Как-то легко молилось. Ведь в этом старом храме Матрона провела больше половины своей жизни, она буквально выросла в нем. У нее здесь было свое привычное место – слева, за входной дверью, у западной стены, где она неподвижно стояла во время службы.
Наконец начальник лагеря понял, о чем надо просить Матрону в первую очередь. «Блаженная старица матушка Матрона, помоги решить нашу проблему, пусть найдутся пропавшие часы, и никто не покроется позором воровства». А потом, подумав немного, добавил: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистой Твоей Матери и всех святых, помилуй нас. Аминь!».
Когда группа вернулась в лагерь, всех ждала радостная весть. Часики чудесным образом вернулись к своим владельцам. Как это произошло и почему, одному Богу ведомо.

 Подробнее читайте на сайте ЛитРес. Игорь Родинков

Куликовская битва

И вот прошла теплая, не по сезону, ночь накануне Рождества Пресвятой Богородицы. Только под утро начались легкие заморозки. Еще не наступил рассвет, а все русские полки были на своих местах. Если и удалось вздремнуть кому-то перед битвой, то только самую малость. А как заснуть, когда нервы на пределе, ведь для большинства это была первая битва в их жизни, а для многих и последняя. Может быть, последний рассвет в твоей жизни… Кто ведает? Бог ведает. Только опытные дружинники могли спать коротким, тревожным сном или спокойно молиться Христу и Пресвятой Богородице.
Неразличимая в темноте стояла русская рать между речками Смолкой и Нижним Дубиком. Впереди еще ничего не было видно, но каждый воин чувствовал: вот он, враг, перед тобой, вот она, страшная ордынская рать. Оба войска стояли и ждали рассвета. И вот оно пришло, утро Куликовской битвы.
***
Появились первые, почти горизонтальные лучи света. Они поднимались все выше и выше, вытесняя сумрак. Воины начали различать силуэты друг друга, стали видны целые шеренги. Но соседних полков не было видно, и тем более неприятеля. Стоял густой туман. И русским это было весьма кстати: в тумане засадный полк ушел в зеленую дубраву, и татары не заметили этого.
В рассеивающемся тумане воины начали различать хоругви и знамена. Вдруг во множестве заиграли боевые трубы. Оживились кони, забились отвагой сердца ратников. И радостно им было узнавать в рассеивающемся тумане свои и соседние многочисленные полки, выстроенные по совету крепкого воеводы Дмитрия Боброка Волынца.
Когда же наступил второй час рассвета, откуда-то из тумана зазвучал заунывный, трубный звук. Это враг напомнил о себе. Он здесь, он рядом, возможно, всего на выстрел стрелы, но пока невидимый. Сколько их? И тревога стала проникать в сердца воинов. Но еще громче заиграли русские трубы, а татарские словно онемели.
Эти трубные звуки автор «Сказания о Мамаевом побоище» принял за стон матушки-земли. «Земля стонет страшно, грозу великую предрекая на восток вплоть до моря, а на запад до самого Дуная, и огромное то поле Куликово прогибается, а реки выступают из берегов своих, ибо никогда не было стольких людей на месте том».
***
И вот сел великий князь Дмитрий Иванович на своего лучшего коня и поехал по полкам, укрепляя в вере и мужестве своих воинов. Его проникновенные слова записал летописец: «Отцы и братья мои, Господа ради сражайтесь, и святых ради церквей, и веры ради христианской, ибо эта смерть нам ныне не смерть, но жизнь вечная; и ни о чем, братья, земном не помышляйте, не отступим ведь, и тогда венцами победными увенчает нас Христос-Бог и спаситель душ наших». «Боже, даруй победу государю нашему», – дружно воскликнули воины в ответ на речь Дмитрия.
Укрепив полки, снова вернулся князь под свое чермное знамя с изображением Господа и Спаса нашего Иисуса Христа, что стояло в центре большого полка. Но не остался князь под княжеским стягом. Сошел он с коня своего и, сняв доспехи княжеского достоинства, надел доспехи простого дружинника. А коня и доспехи свои отдал великий князь другу своему, тысяцкому Михаилу Бренку, и поставил его под княжеский стяг, а сам встал в первую шеренгу большого полка.
Стали князья убеждать его, говоря, что дело его издали наблюдать за битвой и распоряжаться другими. Но в руки Господа передал князь воинство свое, а князьям и слугам своим ответил: «Где вы, там и я; скрываясь позади, могу ли я сказать вам: о, братья, умрем за Отечество; слово мое да будет делом: я – начальник и стану впереди и хочу положить свою голову в пример другим».
В это же время прискакал к нему второй посланник с грамотой от преподобного старца игумена Сергия Радонежского, а в грамоте той было прописано: «Великому князю, и всем русским князьям, и всему православному войску – мир и благословение!».
Укрепился великий князь еще больше твердыми бронями и громогласно воскликнул: «О великое имя Всесвятой Троицы, о Пресвятая Госпожа Богородица, помоги нам молитвами той обители и преподобного игумена Сергия; Христе Боже, помилуй и спаси души наши!».
***
Неторопливо и величаво вставало над землей небесное светило. И чем выше оно поднималось, тем ниже к земле опускался туман, растекаясь белой манной по ложбинам и низинам широкого поля. К одиннадцати часам дня (6 часам по древнерусскому счету) туман окончательно рассеялся, и на поле Куликовом явственно стали видны две рати.
Даже своим видом они знаменовали противостояние мрака и света. Солнце всходило из-за спин татар, отчего ордынская рать казалась сплошной темной лавой, заполнившей собой все поле. Ужаснулись ратники огромному числу противника, стоявшего перед ним, но все новые и новые орды и отряды стекались со всех сторон на поле, и уже казалось, что не останется даже места для сечи.
Войско Мамая выходило на поле двумя конными ордами (тьмами) по краям, а в центре шла закованная в латы пехота (генуэзцы). Вдали у Красного холма виднелся конный резерв, а на холме сам «безбожный царь» Мамай с тремя князьями следил за ходом разворачивающейся битвы.
Русское же войско блистало в лучах восходившего осеннего солнца. «Шеломы же на головах их как утренняя заря, доспехи же аки вода сильно колеблюща, еловицы же шеломов их аки пламя огненные пышутся», – писал летописец. Посреди войска развевалось алое великокняжеское знамя с изображением Нерукотворного Спаса и множество других христианских стягов и хоругвей.
Со времен Крещения Руси русские рати всегда выходили на сечи с врагами с изображением на знаменах и хоругвях Иисуса Христа как бы в подтверждение Его слов: «Врагов же моих тех, которые не хотели, чтобы я царствовал над ними, приведите сюда и избейте предо мною» (Евангелие от Луки, гл. 19, ст. 27).
***
Еще войска не сблизились на расстояние встречного боя, как из состава ордынского войска выступили отряды легкой конницы. Несколько тысяч всадников пустились вскачь к передовому полку. Легкая конница, вооруженная луками и палашами, защищенная круглыми щитами и кольчугами с вплетенными в них стальными пластинами, по военной тактике монголов, заложенной еще Чингисханом, всегда затевала бой. Этот военный прием, получивший название «хоровода», был очень опасен и эффективен. Заключался он в том, что конные лучники, выстраиваясь по отрядам цепью в круг, начинали атаку, «вращаясь» перед фронтом противника по часовой стрелке, – так что мишень всегда была слева от стрелка, т. е. с самой удобной позиции для стрельбы из лука. В зависимости от длины фронты каждый стрелок успевал сделать 2-3 выстрела, после чего он уходил их зоны стрельбы. Продолжая движение по кругу, он мог подготовиться к очередной серии выстрелов, не подвергаясь опасности. Противник же оставался практически неподвижной мишенью. Тучи стрел, пущенные всего с 20-40 метров, точно попадали в самые уязвимые места. Лучники уже на первой стадии боя не только изматывали противника, но наносили ему невосполнимый урон. Иногда уже после «хоровода» противник бросался в бегство. А если стоял, то по ослабленному войску наносили удар тяжеловооруженные копейщики или тяжелая кавалерия.
Так было и в утро Куликовской битвы. Вытянув шеи и прижав уши, кони во весь дух помчали своих седоков к русскому строю. Мамай уже предвкушал первую победу, всадники же приготовили свои луки со стрелами, чтобы начать «хоровод». Однако все вышло не так, как завещал Чингисхан. Не успели татарские всадники выстроиться в круг, как навстречу им вылетели всадники сторожевого полка, выстроенные по бокам передового полка. В короткой лобовой схватке они рассеяли татарскую легкую кавалерию, и те, потеряв в стрелковой дуэли и рукопашной схватке несколько сот человек, скрылись в гуще своего войска.
Это был первый конфуз Мамая и тактическая победа Дмитрия Ивановича, ведь татары не смогли использовать свой излюбленный прием. Мамаю пришлось начинать лобовую атаку, так как для фланговых ударов не было места. Центр ордынского войска, где стояла тяжеловооруженная генуэзская пехота, медленно двинулся вперед; за ним последовали конные крылья, тоже сближаясь с русскими полками. Но, не дойдя несколько десятков метров до передового полка, войско Мамая остановилось. Так прошло еще некоторое время. Уже близился полдень, но ни та, ни другая сторона не вступали в битву. Но вот с татарской стороны выехал на коне поединщик.
***
Татарский поединщик был весь защищен длиннорукой кольчугой, покрытой золотыми пластинами, с золотыми наплечниками. На голове его был шлем с золотыми накладками, а за спиной – небольшой круглый щит, весь расписанный узорами. Но более всего поражало его огромное четырехметровое копье. Он был страшен и свиреп, подобен видом библейскому Голиафу, «пяти сажень высотой и трех сажень шириною». Звали его Челубей Тамир-Мурза, а родом он был печенег.
Осадив своего разгоряченного коня, Челубей встал напротив передового русского полка и, потрясая копьем, стал вызывать на единоборство кого-либо из русских витязей. Но куда там русским мужикам и горожанам тягаться с профессиональным воином, который отличался не только огромной силой, но и особым мастерством военной выучки! Князья и бояре тоже колебались, ведь многие из них знали, что Челубей не раз побеждал своих противников перед битвой.
Прошло несколько минут, но никто не выезжал из рядов русского воинства. Все понимали ответственность момента, ведь поединку всегда придавали сакральное значение. Поражение в нем расценивали как предвестие поражения всего войска.
А тем временем «татарский Голиаф» продолжал гарцевать на виду у передового полка, глумясь и насмехаясь над нерешительностью русских. Смеялись и татарские воины, ухмылялся сам Мамай, видя издали, что никто не выезжает из русских рядов. Но не до веселья было великому князю Дмитрию Ивановичу, впору самому выезжать на поединок, благо не в княжеских доспехах он был, но разве можно рисковать князю в столь решительный момент?
И вот не стерпело сердце воина-монаха Пересвета, что вместе с Ослябей был благословлен преподобным Сергием на битву с заклятым врагом христианства Мамаем. Вот как пишет об этом автор «Сказания»: «И увидел его Александр Пересвет, монах, который был в полку Владимира Всеволодовича, и, выступив из рядов, сказал: «Этот человек ищет подобного себе, я хочу с ним переведаться!» И был на голове его шлем, как у архангела, вооружен же он схимою по велению игумена Сергия. И сказал: «Отцы и братья, простите меня, грешного! Брат мой, Андрей Ослябя, моли Бога за меня! Чаду моему Якову – мир и благословение!».
***
Пересвет и Ослябя были родными братьями и происходили из боярского рода, служившего брянским князьям. В те времена было обычным явлением иметь два имени – одно славянское, восходящее еще к дохристианским временам, а другое православное, дающееся при крещении ребенка. Так, Пересвета звали Александр, а Ослябю – Андреем. Достигнув ратного возраста, братья пошли служить брянскому князю Дмитрию Романовичу. Старший, Пересвет, служил в дружине князя, а его младший брат, Ослябя, был направлен нести службу в город Любутск, что на границе Брянского княжества. И стали они опытными воинами, о которых автор «Слова» в патетической форме писал: «Андрей перед собой сотню гнал, а Пересвет – двести». Затем они служили новому князю Дмитрию Ольгердовичу, отец которого, Ольгерд Литовский, прибрал брянские земли к Литовскому княжеству. Но после смерти отца в 1377 г. Дмитрий Брянский и его брат Андрей Полоцкий не захотели служить своему брату Ягайло и поддерживали союзные отношения с Москвой.
Быстро проходит молодость, и многие воины, обремененные на склоне лет душевными и телесными недугами, уходили в монастырь, чтобы стать воинами Царя Небесного. Так, братья Александр и Андрей незадолго до Куликовской битвы постриглись в монахи в обители преподобного Сергия Радонежского, сменив доспехи на монашеские схимы.
Но вскоре по промыслу Божьему Пересвет и Ослябя оказались в войске князя Дмитрия Московского, идущего на войну с Мамаем. Появление среди русского воинства двух всадников в черных монашеских одеяниях, идущих по благословлению самого Сергия Радонежского на брань, подняло в рядах русских ратников воинский дух и для многих послужило примером.
Были, конечно, среди русской рати священники, но присутствие двух монахов-воинов имело особое молитвенное предстательство перед Судьей всех народов. По преданию, когда русское войско шло к месту битвы, Пересвет на одной из стоянок молился в келье отшельника. Уходя после молитвы, он оставил в келье свой монашеский яблоневый посох. Уже после Куликовской битвы, возвращаясь домой, великий князь Дмитрий построил возле кельи часовню в честь своего небесного покровителя, святого воина-великомученика Дмитрия Солунского. Впоследствии здесь был основан мужской Дмитриевский Ряжский монастырь, что в 7 км от города Скопина. А посох Пересвета до сего дня хранится в краеведческом музее Рязани.
***
Поединщики между тем съехались в центре поля, обмеривая друг друга взглядами. Челубей с удивлением смотрел на смельчака, дерзнувшего принять его вызов. Тот был в странной черной одежде с белыми крестами, под которыми, как думал печенег, скрывается кольчуга, с маленьким круглым красным щитом и небольшим копьем, которое на два с половиной локтя было короче его копья. Пересвет тем временем оценивал противника. Он понял, что копье Челубея длиннее его копья, и тот скорее сшибет его с седла. «Но Господь не даст посрамить русское воинство», – подумал инок.
Богатыри разъехались на расстояние, необходимое для разбега. Осенив себя крестным знамением, первым бросился на печенега Пересвет, произнеся: «Игумен Сергий, помоги мне молитвою!». Подняв свое тяжелое копье, навстречу ему под улюлюканье мамаева воинства помчался Челубей. Русские же воины взмолились: «Боже, помоги рабу Своему, Пересвету».
И ударились они крепко копьями, так что «земля едва не проломилась под ними». В ужасе увидели татары, как рухнул навзничь Челубей и лежал без движения, а Пересвет, припав к шее коня, поехал в сторону русского воинства. Взревели восторженными голосами русские, но крик их притих, когда, подъехав к рядам передового полка, воин-монах замертво упал со своего коня.
Незащищенная грудь Пересвета была пронзена копьем Челубея, но эта сквозная рана позволила Пересвету приблизиться к противнику на удар его копья. Удар копья Пересвета пробил кольчугу Челубея и выбил его мертвым из седла.
Оба воина-поединщика поразили друг друга насмерть. Но в глазах той и другой стороны победа осталась за Пересветом, ведь он вернулся с поединка на коне. Впрочем, теперь все должна была решить кровавая сеча.
***
Битва началась в полдень. Воины сторожевого полка, выполнив свою задачу, влились в состав передового полка, прикрыв конными отрядами его фланги. Десятитысячная когорта русского войска перегородила Орде все свободное пространство между речками Смолкой и Нижним Дубиком и первая приняла на себя удар мамаева воинства.
В середине стояла пехота. Первые ее четыре ряда – это копейщики. Только в первом и втором рядах стояли воины, имевшие шлемы, доспехи, круглые и миндалевидные щиты и длинные копья. В центре стояли простые русские мужики, кто с боевым топором, кто с копьем, кто с мечом, и мало кто имел щиты и доспехи. 5 и 6 линия – это лучники и арбалетчики, далее – трубачи и барабанщики. Русская кавалерия прикрывала фланги пехоты. Первые два ряда конников – это копейщики в кольчугах и доспехах с круглыми и сердцевидными щитами. Сзади конные лучники.
Для первого удара по русским Мамай решил использовать силы союзных войск. В отличие от традиционного удара тяжелой кавалерии, первое построение было смешанным, как у русских: в середине пехота, по краям конница. Главный удар должна была нанести генуэзская пехота (тяжеловооруженные копейщики, лучники и арбалетчики). В первых шести рядах шла ощетинившаяся копьями, закованная в броню западноевропейская пехота. Помимо длинных копий, она имела короткие мечи и высокие, до метра, прямоугольные щиты. Далее два ряда занимали армянские копейщики, выделяющиеся треугольными щитами. Замыкали колонну генуэзские арбалетчики и множество лучников с Кавказа, Поволжья и Крыма. С одной стороны пешей когорты шла плотным строем наемная конница с Кавказа. С другой стороны – пять тысяч конных булгарских наемников.
С первого взгляда было видно, что мамаево войско первого эшелона в два раза по численности превышало стяги передового и сторожевого полка.
***
Быстро приближалась генуэзская пехота, что шла в центре наступления. Профессиональные тяжеловооруженные воины, наемники из Европы, против простых «молодших» людей – крестьян и ремесленников, что стояли в передовом полку.
Самый напряженный момент – это видеть, как на тебя идет масса вооруженных воинов, и ты ищешь глазами, который твой. Кто кого: ты ли его срубишь, или он тебя? Ничего не слышит воин, кроме стука своего сердца, но как только раздастся первый треск ломаемых копий и щитов, первый предсмертный крик товарища или врага, все его мысли и движения будут направлены только на одно – бить, рубить, колоть, рвать зубами того, кто пред тобой, или он убьет тебя.
После короткой перестрелки лучников и арбалетчиков генуэзская пехота врезалась в ряды первой шеренги русской пехоты, и та полегла в мгновение ока, и вслед за ней вступила в бой вторая и третья, четвертая... Вот уже красные русские щиты замелькали в рядах генуэзцев, а генуэзские мечи – в рядах русских. Все перемешалось. На флангах конница билась с конницей. И только слышен был треск копий, щитов, удары мечей, крики людей и ржание коней.
Вот как пишет летописец: «И сошлись грозно обе силы великие, твердо сражаясь, жестоко друг друга уничтожая, не только от оружия, но и от ужасной тесноты под конскими копытами испускали дух, ибо невозможно было вместиться всем на том поле Куликове: было поле то тесное между Доном и Мечею. На том ведь поле сильные войска сошлись, из них выступали кровавые зори, а в них трепетали сверкающие молнии от блеска мечей. И был треск и гром великий от преломленных копий и от ударов мечей, так что нельзя было в этот горестный час никак обозреть то свирепое побоище. Ибо в один только час, в мановение ока, сколько тысяч погибло душ человеческих, созданий Божьих!»
И правда, жарко стало сразу, и душно, и красно от множества крови. Не было почти места для удали, и дольше держался тот, кто крепче стоял на ногах. Среди воинов передового полка выделялся странный воин в серой мантии с белыми крестами. Это Андрей Ослябя, орудуя боевым топором, косил фрягов. Его бока прикрывали два воина с мечами. Эта троица глубоко вклинилась во вражеские ряды. И по ходу ее движения образовывалась целая улица поверженных врагов. Но не беспредельны силы человеческие. Никто не мог долго выдерживать накала битвы. Уставали и падали, подкошенные врагом, даже самые сильные. Вот пали два телохранителя Осляби, а вот и его, окруженного со всех сторон фрягами, скоро не стало видно на поле боя.
Наряду с простыми воинами бились и князья: Семен Оболенский, Иван Тарусский, Федор Белозерский, Андрей Ольгердович и другие, вдохновляя свои полки и стяги на ратные подвиги.
Не прошло и несколько десятков минут после столкновения передовых полков, а воины бились уже не на земле, а на телах поверженных, неподвижных или содрогающихся под тяжестью тех, кто стоял на них. А не прошло и часа, как почти все пешцы передового полка пали, «как сено посечено». Только некоторые из них перебежали в строй большого полка, да оруженосцы вынесли в тыл раненых князей и бояр. Но и враг понес первые и ощутимые потери, поредела татарская и горская конница, почти в два раза уменьшилась генуэзская пехота.
***
Когда был смят передовой полк, перед взором врага вырос целый лес новых копий, мечей, топоров и щитов, вдвое больший, чем прежде. Этот большой полк перегородил дорогу врагу. Казалось, русская рать, окрепшая, возродилась вновь. По краям стояли новые конные массы. И опять не было места татарской коннице для маневра. На мгновение враг застыл: ведь бой надо начинать заново, а сил и войск стало намного меньше. Видя невозможность нанесения фланговых ударов, Мамай ввел в бой основные силы, оставив в резерве только личную гвардию.
Первыми в новое сражение вступили генуэзские арбалетчики, затем кавказские и татарские конные лучники. Первая шеренга большого полка покрылась стрелами, как еж. Большинство стрел попало в щиты, но кое-кто упал раненым или замертво. Их места заняли воины второй шеренги. Досталось и внутренним рядам, особенно тем, у кого не было щитов и шлемов, но широкие щиты товарищей спасли многих, прикрыв их головы сверху.
В ответ из русских рядов полетели стрелы и сулицы. Стоны раненых и крики умирающих говорили, что они достигали цели. Войска обменялись еще несколькими залпами, но перестрелка не решала исхода битвы. Нужна была атака.
Первыми в атаку на центр большого полка пошла татарская конница, за ней – конница черкесов, ясов, косогов, буртасов и прочих наемников. Навстречу конной лаве мамаева воинства с флангов ударила русская конница. Всадников поддержала пехота. И битва закипела еще пуще прежнего. «Сошлись две силы великие надолго, – повествует летописец, – и покрыли полки поле на десять верст от множества воинов, и была сеча ожесточенная и великая и бой упорный, сотрясение весьма великое: от начала мира не бывало у великих князей русских, как у этого великого князя всея Руси. Пролилась, как дождевая туча, кровь…».
В гуще битвы в доспехах простого воина бился сам великий князь Дмитрий. Справа своими телами его заслоняли известные княжеские лазутчики и дружинники Васька Тупик и Семен Булава, слева – Иван Копыто и великан Гришка. К ним примкнул и Семен Мелик. Князь и его оруженосцы славно валили врагов. То и дело к ним из состава большого полка прорывались конные и пешие бойцы. Это воеводы Бренк и Вельяминов зорко следили за князем, то и дело посылая ему подкрепление. Впрочем, татары не особо наседали на эту группу бойцов, считая Дмитрия в лучшем случае знатным боярином. Их внимание привлекал центр большого полка, где под великокняжеским стягом в княжеских доспехах стоял тысяцкий Михаил Бренк.
Несколько тысяч всадников вырвались из общей массы и ударили в центр большого полка. Их встретил рой стрел и лес копий, атакующие пытались удержать коней, но под напором задних навалились на копья, громоздя гору из конских и человеческих тел. Задние в ужасе повернули назад, но не успели они ускакать в степь, как командиры плетьми и мечами погнали их назад на русские копья.
К атакующим прибывали все новые и новые тысячи. Бой уже вели основные тумены Орды. Вся уцелевшая конная масса первого эшелона отпрянула и соединилась со вторым эшелоном, чтобы начать новую атаку. Русская конница отошла на фланги и в центр. Дмитрий же со своими оруженосцами прискакал к своему стягу и встал рядом с Бренком.
***
Уже было далеко за полдень, когда Орда по приказу Мамая вновь ударила в центр большого полка и в полк правой руки. Впереди мчалась тяжелая кавалерия, за ней бежала пехота (генуэзцы и армяне), а также толпа конников, которые потеряли своих коней, – их гнали вперед нагайками командиры.
В первом ряду конной Орды шли знатные всадники. Не только все они были защищены богато украшенной кольчугой, но и на их конях были надеты особые доспехи. Даже лица всадников были прикрыты железными масками или кольчужными сетками. Только позолоченные шлемы да круглые расписные щиты грозно блистали на солнце. За ними трусили средневооруженные всадники-копейщики, отличающиеся от первых более легким и дешевым вооружением. Далее следовали лучники.
Со времен Чингисхана мало кто выдерживал удары копий тяжелой монголо-татарской конницы. Она, как таран, пробивала стройные ряды любого войска. Вот и теперь с криками и страшным лязгом конники врезались в ряды большого полка и полка правой руки, взломав их стой. Тут же в разрывы просочились отдельные конники и подбежавшая пехота. Сражение разбилось на множество эпизодов рукопашной схватки.
Русские воины бились молча, с остервенением, только слышен был лязг мечей и сабель да крики сраженных и стоны раненых. В этой схватке мужественно сражался сам Московский великий князь Дмитрий Иванович. Под ним было убито два коня. Погибла вся его свита. Его любимые оруженосцы: Васька Тупик, Семен Булава, Иван Копыто и великан Гришка – пали один за другим, защищая князя. Пропал куда-то Семен Мелик. Вот уже три ордынца окружили пешего князя. Силы покидали его, даже доспехи были все «обиты». Спас его князь Стефан Новосильский. Как коршун налетел он на татар и с ходу рассек мечом одного из них. Но тут на него самого налетело еще трое. Князя сбили с коня и уже лежащего добили. Но в суматохе Дмитрию Ивановичу, истекающему кровью, удалось отъехать в ближайшую чащу на коне убитого Стефана Новосильцева. Князь слез с коня и тут же потерял сознание.
***
К третьему часу сражения русские части начали выдыхаться под напором превосходящих сил врага. Наиболее устойчивым оказался полк правой руки, командование над которым взял Андрей Ольгердович. Однако в центре положение было значительно хуже. Главные силы ордынцев, не считаясь с потерями, рвались к великокняжескому стягу со Спасом Нерукотворным. Вокруг него разгорелась жестокая сеча. Все русское войско ахнуло, когда, посеченный, пал великокняжеский стяг, а по всему войску пронеся слух: «Михаила Бренка убили». Татары и Мамай ликовали, так как по одежде приняли его за великого князя.
Однако великокняжеский стяг вскоре вновь взлетел над русскими полками. Русские отбили его у татар. Под стяг встал окольничий Тимофей Васильевич Волуй. Ему и князю Глебу Друцкому удалось восстановить положение в большом полку. Но враг все напирал и напирал на уставших и ослабленных русских воинов. Татары снова прорвались к стягу великого князя, погиб окольничий Тимофей Волуй и еще много знатных воинов, охранявших его. Казалось, вот-вот побежит большой полк, но тут заиграли боевые трубы. Это князь Дмитрий Ольгердович привел на помощь резервный полк. Его бойцы отбили княжеский стяг и заняли места погибших воинов. Положение в центре было восстановлено. Хотя малый резерв не мог покрыть и половины потерь большого полка.
***
Орда опять отхлынула. Мамай был в бешенстве от такой стойкости русских. Узость Куликова поля не давала ему возможности использовать фланговые удары, и это была главная тактическая победа русских воевод. Ему необходимо было где-то рвать общий строй русского войска, и он решил ввести в бой свой последний резерв – ханскую гвардию, сконцентрировав ее на левом фланге.
Теперь в бой вступала вся Орда. Русских же против них на линии фронта было уже вдвое меньше, чем в начале битвы. Наступил критический момент битвы. Время сжалось до исторического минимума. Теперь каждая минута решала исход сражения, а исход сражения – судьбу Русской земли. Как тут не вспомнить слова Александра Васильевича Суворова: «Одна минута решает исход баталии, один час – успех кампании, один день – судьбы Империй».
Каждый воин, каждый воевода в русском войске осознали важность момента, момента истины.
***
Начался третий час битвы, когда Орда всей своей силой навалилась на русское христолюбивое воинство. Удар пришелся по всему фронту, но на левом фланге он был наиболее страшен: здесь в бой вошел свежий тумен ханской гвардии.
Самым сильным был полк правой руки. Его воевода полоцкий князь Андрей Ольгердович и его воины горели нетерпением погнать врага. Но, искусный воитель, он видел, что увлекаться атакой опасно. Большой полк стоял неподвижно, еле сдерживая новую атаку ханской конницы. Если полк правой руки вырвется сейчас вперед, сразу же разорвется единый русский строй, и тогда ордынцы непременно кинут сюда конницу, пробьют брешь, потеснят большой полк сбоку, а то могут выйти ему и в тыл. Вот если большой полк начнет теснить врага или, наконец, в бой вступит засадный полк, вот тогда можно будет и его полку пойти вперед. Но ничего этого не происходило, наоборот, видно было, с каким трудом, то прогибаясь, то вновь выравниваясь, русская середина держит на себе страшную тяжесть отборных мамаевых полков.
***
Андрей Ольгердович не мог видеть событий, происходивших на противоположном от него левом краю поля. Зато очень хорошо был виден из Зеленой дубравы этот участок битвы князю Владимиру Андреевичу и воеводе Дмитрию Боброку. Именно здесь теперь решался исход битвы.
Ратникам засадного полка было видно, как отдельные татарские всадники перевалили за овраги верховья речки Смолки и накапливались на левом фланге русского войска. Скоро их стало уже сто, потом несколько сотен. Чужие всадники маячили прямо напротив дубравы, не замечая русского резерва, их можно было прихлопнуть одним ударом, но нельзя было раскрывать тайну засадного полка. Вот уже татар скопилось несколько тысяч, и они повели атаку на полк левой руки. Малочисленный полк левой руки под ударами врага стал отступать назад, к Непрядве. И тем самым обнажил фланг большого полка. Конная масса татар навалилась на него с фронта и фланга, и тот тоже под напором врага стал отходить к Непрядве, поворачивая фронт навстречу прорвавшемуся врагу. Бой переместился уже в тыл русского войска.
Русский стан изнемогал и то в одном, то в другом месте заметно подавался вспять. Всего несколько единиц стягов и хоругвей развевалось над русским воинством. Уже меньше половины воинов, бившихся с врагом с начала битвы, оставалось в строю. И сражение все больше стало походить на избиение русских полков.
Вот как повествует «Сказание»: «Когда же настал седьмой час дня, по Божьему попущению и за наши грехи начали поганые одолевать. Вот уже из знатных мужей многие перебиты, богатыри же русские, и воеводы, и удалые люди, будто деревья дубравные, клонятся к земле под конские копыта: многие сыны русские сокрушены...».
Многие очевидцы видели, как венцы мучеников за веру опускались с неба на головы убитых русских воинов. В «Сказании» есть такие сокровенные слова: «Это мы слышали от верного очевидца, который находился в полку Владимира Андреевича; он поведал великому князю, говоря: “В шестой час этого дня видел я, как над нами разверзлось небо, из которого вышло облако, будто багряная заря над войском великого князя, скользя низко. Облако же то было наполнено руками человеческими, и те руки распростерлись над великим полком как бы проповеднически или пророчески. В седьмой час дня облако то много венцов держало и опустило их на войско, на головы христиан».

Подробнее читайте на сайте ЛитРес. Игорь Родинков