Мастер по безделушкам. 16

16

 Сегодня воскресенье, но я встану, как обычно, без четверти семь, наполню солдатскую фляжку чаем, заправлю парой ложек горьковатого жимолостного варенья, положу в рюкзак; туда же нож, бутерброды, пяток карамелек. Позавтракаю глазуньей из трёх яиц, поиграю с детьми, поговорю с женой.
 Буду долго мазать лыжи. Можно не спешить. Дети станут «помогать» папе. В девять оденусь, скажу всем: «Пока!»

 На улице морозно. Снег громко хрустит под каблуками лыжных ботинок, пар идёт изо рта. Солнце низко катится по гребню хребта. Тридцать минут неспешного бега по пустынным улицам, и я на дамбе. Высокой, как крепостной вал, бетонной дамбой наш городок прикрылся от наводнения.
 Бег согрел. Ветровку пихаешь в рюкзак, пристегиваешь лыжи.
 Негромко разговаривает река подо льдом. Мимо, мимо зелёные и голубые наледи, рябины в красных ягодах, черёмухи, берёзы в корявой коре, пихты, кедры с длинной голубоватой хвоей. Иней блестит на ветках. Два часа бега по глубокой долине стиснутой тесно хребтами. Вверх, вверх к солнцу и свету!
 Бежим и терпим.
 Горелая поляна. Солнце и простор. Синее небо космической глубины, сочная зелень кедров и четыреста метров сплошного подъёма. Иногда проще снять лыжи, чем вытаптывать «ёлочки» и «лесенки», но настоящие спортсмены лыжи не снимают. А, мы ведь настоящие?
 Лезем. Терпим.
 Хорошо думается. Мозг легко выдаёт ответы на любые вопросы. Большинство своих «докладов» так сочинил. Главное, не забыть записать, когда доберёшься до дому!
 Наконец, показалась первая смотровая - верхушка хребта, знакомый кедр. Позади выплыл двуглавый пик Черского, под ногами синяя от глубины долина Подкомарной, за ней провал Тункинской долины, далёкие вершины Саян.
 Пьёшь чай, мешая кипяток со снегом, чтоб больше было. Снег в кружке от варенья вначале становится фиолетовым, потом тает. Хлеб оглушительно пахнет и кажется необыкновенно вкусным. Бойкий поползень слетел с ветки и готов хватать сало из рук.
 Ноги в крепления, палки в руки. Вверх, вниз. Ноги, руки, спина привычно отрабатывают подъёмы. Лыжня идёт по Старокомарской дороге гребнем меж долин Подкомарной и Похабихи. Мелькают кедры. Лыжи разносит на спусках. Тормозишь палками, тормозишь «плугом». Бёдра от напряжения жжёт, но всё же вниз веселее, чем вверх.

 Час бега. Вторая смотровая. Допиваешь остывший чай. Прощальный взгляд на Саяны. Белые вершины кораблями плывут в прозрачном воздухе. Ты плывёшь вместе с ними.

 Равнина. От однообразного движения накатывает усталость. Бежишь, терпишь.
 Торопливое солнце вытягивает тени. По-детски острое ощущение, что опаздываешь.

 Длинный крутой спуск с поворотом, за ним несколько пологих спусков, здесь можно расслабиться. Чувство полёта. Главное, не слететь с лыжни.

 Спуски сменяются равниной. Перестаёшь ощущать себя, растворяешься в пространстве. Ты — движение. Скольжение левой ногой, толчок правой рукой, скольжение правой, толчок левой. Попеременный двухшажный ход.

 Поворот. Глубоко внизу Байкал, ледяные узоры на белой равнине. Надеваешь ветровку, рукавицы и вихрем вниз.
 Нет, вначале нарвём пихты для бани.

 Веник в рюкзаке. Под ногами серпантин дороги, крутые повороты. Сбрасываешь скорость, объезжаешь камни. За последним поворотом занесённые снегом рельсы одноколейки. Зелёный тепловоз тянет платформы с мрамором.
 На лыжах по тротуару — не стыдно. Старушки грозят вслед сухими кулачками. Простите, милые старушки! Автобус ждать долго.
 Стукнула дверь подъезда, лестница, четвёртый этаж. Дома.
 Я это сделал — пробежал по Комару!

 Долго пью чай. Дети смотрят Чудеса на виражах. Я вижу бесконечную лыжню, лес, горы.

 Завтра на работу. Выходной прошёл.


 Эльф чем-то похож на меня, только тоньше и изящнее. Назвался краснодеревщиком, показал альбом с мебелью своей работы, сказал, что собирается открыть в городе цех по производству элитных гарнитуров, мэр обещал помочь, пока устраивается трудовиком в школу. Пришёл ко мне, как к руководителю методического объединения, переговорить, посмотреть, что и зачем в этой профессии. Как-то само собой получилось, что мы подружились.
 С элитной мебелью ничего не вышло, как и с другими начинаниями нашего мэра. Эльф с десяток лет проработал с детьми. Когда страну накрыло кризисом, ушёл спасать Родину, стал бардом, перебрался в деревню, однако сей факт нашей дружбе не помешал.
 Родина спасаться не пожелала, погрязла в меркантилизме, дарвинизме и материализме, напрочь отвергнув Звенящие кедры Мэгре и Зеланодовский Трансерфинг реальности.

 В борьбе за светлое будущее всего Человечества Эльф потерял две семьи, но обрёл свободу. На мой непросвещённый взгляд, Эльф пишет не хуже Окуджавы, Городницкого или Кукина, а поёт так точно лучше, но интеллигенции из закрытых ящиков нынешним бардам на всех не хватает. Увы, каждому поколению свои песни.

 Как люди становятся друзьями? Самое простое - объединиться вокруг общего дела, клянусь Чебурашкой! Но всё же этого маловато. Необходимо некое сродство душ. В Славке я это нашёл. Кстати, Эльфа зовут Славкой.


 Нашу с Сашкой баню я иногда в шутку называю последней стройкой коммунизма, потому что скатали мы её из бесхозных брёвен в последний год существования Советского Союза. Странно, но это неказистое сооружение до сих пор сохранилось. Стоит оно в черте городка у края пустыря, где некогда была пром. площадка. Честно сказать, брёвна были не совсем бесхозные, но когда рушится страна, кто станет считать пару десятков брёвен, оставшихся от развалившегося предприятия?
 Переместили мы их недалече за забор небольшого огородика, где мы с другом пытались выращивать овощи. Рядом с Байкалом на заброшенной земле морковка не желала расти. Когда же мы вложили в землю труд и удобрения, пьющие люди из соседних бараков всякий раз успевали снять урожай раньше нас Но, да ладно! Может, им морковка больше нужна была? Попей её родимую. Однако, вернёмся в баню.
 Баня это не «про помыться», баня - это культурный феномен! По примеру античных мудрецов, мы там, главным образом, думаем и общаемся. Ной в своём литературном альманахе назвал нашу баню философской.

 Хорошо грекам сидеть в хитонах под сенью олив и плескаться в мраморе бассейнов. Ты в минус двадцать в простыне до проруби дойди!
 С чёрного неба светят звёзды, снег хрустит под ногами, живая вода в свете фонаря парит. Постелил на лёд простынку, чтобы тапки не примёрзли, когда вылезешь, упёрся ладонями в край проруби. Не бойся, страх в голове. Сейчас тебе будет жарко!
 Вода обнимет, прижмётся к телу пылкой любовницей. Тут теплее - градуса четыре, против минус двадцати на воздухе.
 Окунулся, вылез, встал на простынку, обернулся к Байкалу. Из серёдки тела толкнуло жаром.

 Ноздреватой лепёшкой висит луна, льёт неверный свет на тёмный от дали простор. За спиной гремят поезда. Ты чист и наг. Между тобой и окружающим пространством ничего нет. От плеч валит пар.
 Протягиваешь открытые ладони в сторону ночного светила. Полное дыхание. Набираешь воздух, вначале в живот, потом в грудь. Тянешь вверх рёбра, ключицы. Энергия переполняет тебя, вырывается из левой ладони, замыкается на луне и очищенная возвращается в правую руку. Выдох. Нервы тонко поют.
 Рядом стоят друзья: Славка, Сашка… Хорошо.

 Неспешно возвращаемся в уютное тепло парилки. У каждого свой уголок на полке. Гудит печка. Мягко светит парафиновая лампа из снарядной гильзы.

«Наше ли сознание формирует реальность, или реальность формирует сознание?»- звучит вкрадчивый голос Эльфа. Я привычно очищаю вопрос от словесной шелухи: «Что первично материя или сознание?»
Мы все по-разному отвечаем на первый вопрос философии. Сходимся в одном — однозначности в мире нет.

 Славка Эльф написал:

Вопрос.

Превращается быль в пыль,
Растекается явь сном,
Ещё с вечера был штиль,
А под утро пришёл гром!
Канонадой упал вниз,
Заполняя собой свет,
Кому надо принёс приз,
Кому надо отчёт лет.
И я понял, что был глух
Глуп к тому же и слеп.
Сколько нужно тропить луг,
Чтоб оставить на нём след?
Сожалений в общем-то нет,
Но я будто бы вдруг ослаб:
«Кто я? Вечности компонент
Иль минутной слабости раб?»
Мой вопрос в пустоте повис,
Однозначности в мире нет.
Бог нашёл тогда компромисс,
И родился на свет поэт!
Превращается быль в пыль,
Растекается явь сном...

 Я когда на Славку злюсь, зову его Вечности компонентом, но ведь стихи хорошие. Правда? А под гитару?


Рецензии