Ах эти черные глаза

«Ах, эти черные глаза!».

Мы с парнями сидели на приступке дома, обсуждали: прогрелся ли в последние дни апреля Хаджибейский или Куяльицкий лиманы. Солнце уже припекало, гонять мяч жарко, а купаться холодно. Мы лениво переговаривались, не зная, какую тему затронуть, все давно переговорено, тут скрипнула калитка тети Фроси, которая по утрам на рынке торговала ранней зеленью, а вечерами на углу жареными семечками. Мы дружно повернули головы. Из проема калитки выплыла фея. Волосы темные, почти черные, платье обтягивало стройную фигуру, каблучки утопали в нашей пыльной дороге. Она проплыла мимо нас, а мы в четыре пары глаз провожали ее взглядом. Даже издали видно: девушка красивая. На нас она не обратила ни малейшего внимания, словно воробьи сидели на жердочке, а не парни из соседних дворов.
-Ничего себе! – проговорил восхищенно Генка, сосед, живущий рядом с моим двором, как раз напротив тети Фроси.
-Я бы за нее подержался, - заявил Славка, самый старший из нас, он уже крутил романы с девчонками, намекал нам, пацанам, он знает толк в женщинах.
-Я бы тоже!.. – пискнул я, и тут же схлопотал по шее.
-Мал еще, - заявил Славка
Действительно, в нашей кампании я младше и тщедушнее всех. Со мной водились только потому, что все мы жили на одной магале. Магала объединяла всех пацанов в одну стаю независимо от возраста.
-Чья такая? – спросил Володька. Он жил за углом от нас, все новости узнавал последним. Генка внес ясность.
-Мать говорила, к тете Фросе из Болграда приехала племянница, будет подавать документы в институт. Говорила, Риткой ее зовут.
-Рита! Рита-Маргарита!.. – тут же пропел Славка. – Надоть познакомится поближе… - и пошевелили пальчиками, как хирург перед операцией. Славку выгнали из школы после седьмого класса, теперь он учился в ПТУ на слесаря. Мы его заведение называли Пунктом Тупых Учеников. Его бахвальство слегка задевало, девушка явно старше Славки, мы все ниже нее ростом, я и вовсе затылком мог едва дотянуться до ее груди. Но, не смотря на свой возраст и рост, я уже заглядывался в школе на девчонок, пытался разобраться в секрете их притягательной силы. У дедушки были альбомы с репродукциями художников Эпохи Высокого Возрождения, я листал, разглядывал лица молодых девушек и женщин, сравнивал их с нашими одесситками, приходил к выводу, - нынешние женщины красивее, милее, фигуристей. Но уступали в женственности. Я к тому времени составил мысленный портрет идеальной девушки, которую мог бы полюбить. Спустя некоторое время  я увидел свой идеал во сне. И вдруг именно такую девушку увидел наяву. Она поселилась в доме тети Фроси.
Частные дома нашей магалы находились на самом краю Одессы. Далее, за огородами, начинались солончаки, а  еще дальше лиманы. Зимой улица утопала в грязи, часто зимы напоминали то ли позднюю осень, то ли раннюю весну, но иногда не уступали сибирским морозам. Жил я у бабушки Маши и дедушки Феди, моя мама в свое время временно оставила меня на их попечение, и вот уже четырнадцатый год я  временно проживаю у них. У матери новая семья, родились братья и сестра, которых я видел один раз в жизни, пожалуй, не узнаю, если встречу на улице. В редкие ее приезды она старалась наставить меня на путь истинный, чтобы я слушал дедушку и бабушку. В ином случае грозила забрать с собой. Знал, угроза пустая, все равно боялся ее исполнения, и всегда ждал, когда же она уедет.
Приезд племянницы тети Фроси внес в нашу маленькую кампанию некое оживление. Она была красивой, тут у нас спора не было. Гадали только, кто она по национальности. Уж слишком большими и черными были ее глаза, да темные волосы выдавали в ней молдаванку. А молдаванок в Одессе не любили. Их сравнивали с цыганками. Поэтому пытались новенькую оправдать. Поскольку была красивой.
-Бессарабка, - уверенно проговорил Генка, - за версту видать.
-Тетя Фрося же русская, - заступался я за Риту. – Значит, и сестра у нее русская.
-Ни о чем не говорит, - подавал реплику Вовик. – Может у нее отец гагауз, мадьяр или грек.
-Ляд с нею, с национальностью. Надо ее на пляж пригласить, - предложил Славка, - там поглядим, что она из себя представляет.
-Так она с нами и пойдет, - остудил всех Генка. – И че там на нее смотреть, и так видно: все при ней!
Я тут же представил Риту на пляже в купальнике и сглотнул слюну.

С тех пор Рита стала занимать мои мысли. Интересно было за нею подглядывать, поскольку наши окна выходили на улицу. Я видел, когда она выходила из дому, или возвращалась домой. Во дворе поверх забора виднелась копна ее темных волос. В моих грезах Рита была умной, веселой свойской девушкой, которая запросто будет общаться со мной, относится ко мне как старшая сестра. Но она не замечала меня. Окончательно покорила она мое воображение, когда на первое мая увидел ее идущую в город на демонстрацию. На ней одето крепдешиновое платье, которое делало ее фигуру воздушной. Того и гляди шарик в руке потянет в небо ее легкую фигурку. Кончики платья шевелил ветер, свободной рукой она придерживала подол. Ноги не успели загореть, отдавали белизной и южной непривычностью. Когда она проходила мимо наших окон, я рот открыл от восхищения. Из оцепенения меня вывела бабушка, толкнула в спину, спросила:
-Ты чего до сих пор дома? Ваш класс уже построился в колонну.
И я побежал в школу. И когда шел в колонне на демонстрации, вертел шеей, надеялся увидеть Риту в толпе, больше в праздничный день ее не встретил.
В тот год Рита в институт не поступила. И домой не вернулась. Осталась жить у тети Фроси, поступила на работу секретарем машинисткой в районную фининспекцию. Теперь каждое утро она проходила мимо наших окон на работу и возвращалась с работы. Поскольку ехать ей в город далеко, она выходила рано. Как только видел ее идущую по улице, тут же выскакивал с портфелем за калитку, шел следом до поворота, я сворачивал к школе, она к конечной остановке автобуса. За эти дни изучил каждую ее одежку, и если случалась на ней обнова, едва ли не радовался больше нее,  хотя такое случалось редко. Не думаю, что ее зарплата была настолько высокой, чтобы она часто могла позволить себе обновы.
Раньше я очень не любил, когда бабушка посылала меня к соседям за солью, спичками, или другой мелочью. Теперь готов на крыльях лететь к тете Фросе, к ней я и раньше ходил чаще других, бабушка с ней дружила. Заходил, но редко приходилось видеть во дворе Риту. А если случалось ей выйти, она по-прежнему не замечала меня, как не замечают путавшуюся под ногами дворового кота. А я все с нетерпением ждал, когда же я хоть чуть-чуть подрасту, и девушка обратит на меня внимание. Парни заметили, как усиленно я вытягиваю шею, едва скрипнет входная дверь во дворе тети Фроси. Генка проследил за моим взглядом, заметил во дворе копну темных волос, прокомментировал:
-Ритка в уборную почапала.
-В какую уборную?! – опешил я.
-Как в какую? В такую же, в какую ходишь ты! – пояснил он.
Мне-то понятно, зачем я туда хожу. Мне казалось, что красивые девушки в уборную не ходят. Я был озадачен. Можно сказать, я ее боготворил, а она как все ходит в уборную. Значит, она вовсе не фея, обыкновенная девчонка, которую будут обнимать и целовать, как всех девушек, которые живут на нашей улице. И это буду не я. Ну и дела! Образ Риты в моем сознании не померк,  стал чуть более приземленным. От такой мысли сделалось грустно.
Я проследил, где Рита работает. Окно ее кабинета выходило на улицу. Летом окно открыто нараспашку, стук печатной машинки слышен на улицу. Если отойти подальше, можно увидеть Риту, склоненную над столом. Рискуя попасться на глаза милиционеру или садовнику, на городской клумбе сорвал розу. Пока сломал крепкий колючий стебель, весь обкололся. Подкрался к открытому окну и положил розу на подоконник. Сам быстренько убежал за угол, боялся выглянуть. Через некоторое время вышел, и с независимым видом пошел по улице. Боковым зрением увидел, Рита стояла в проеме окна, теребила в руке розу, сновавшие по улице тетки с сумками, мужики с тележками да босоногий пацан были вне подозрений, заинтересовать ее не могли. Славка нам похвастал: встретил Риту на улице, приглашал в выходной день на пляж, она посоветовала ему сначала подрасти. Славка обиделся, с тех пор отзывался о ней пренебрежительно. Говорил, у него и получше есть девахи. Видел я тех накрашенных дев, Рите они проигрывали стократно. Я смолчал. От Славки можно ожидать любой пакости. Он мог стукнуть в нос без объяснения причин.
Тетя Фрося недовольна была поведением своей племянницы, она стала вечерами задерживаться неизвестно где, часто ругала ее так, что слышно было на улице. Та мало обращала внимание на ее ругань. Выносила проигрыватель во двор, располагалась в старом плетеном кресле и слушала музыку.
-Ритка, зараза, иди, помогай!.. - шумела тетя Фрося, которая склонилась над грядками с зеленью.
Рита нехотя вставала, врубала на полную мощность проигрыватель, и по улице в ритме танго неслась мелодия:
«Ах! Эти черные глаза!
Кто вас полюбит,
Тот потеряет навсегда
И сердце и покой…»
За два последующие года мы все наизусть выучили эти «черные глаза». В полной мере слова романса относились к самой Рите, - я полюбил ее черные глаза и потерял покой.
Поздней осенью, когда стало рано темнеть, я тайком встречал Риту на конечной остановке. Крался за нею в десяти шагах от нее, чтобы не испугать. Мечтал защитить, если на нее нападет грабитель или насильник. Тогда бы она меня заметила. Но на нашу забытую чиновниками грязную улицу одесские бандиты забредать ленились. Однажды увидел, Рита вышла из автобуса не одна. Руку ей подал молодой человек, потом беспечно положил свою руку на ее плечо, так в обнимку они и пошли в сторону дома тети Фроси. Меня такое положение вещей огорчило. Я о ней только мечтал, а тут какой-то додик обнимает ее, словно свою собственность. Поднял с земли приличный камень, решил, запущу в него, как только он чуть отойдет от Риты. Но они стояли плотно прижавшись друг к другу, в темноте не видно, целовались ли они, понимал – это вопрос времени. Слышал только ее приглушенный голос:
-Игорь, что ты давишь меня, как Гудериан!
-Почему Гудериан? – послышался басок ее кавалера.
-Такой же  нахальный… прешь, как танк…
Камень я так и не запустил, боялся попасть в Риту.
В ту ночь долго не мог уснуть. По-детски хотелось расплакаться. Ощущение, - меня предали.  Злился на себя, на свой рост, возраст, хотелось прямо сейчас стать взрослым. Понимал, торчащие в стороны белесые волосы, веснушки и облупившийся с лета нос, - совсем не делали меня хоть чуточку солиднее и взрослее. Теперь встречать на остановке Риту не было никакого смысла. Пришлось с тоской во взоре наблюдать за ее свиданиями. Поклонники Риты менялись чаще, чем времена года. Она исчезала, и тетя Фрося говорила своим товаркам: «Ритка, зараза, совсем скурвилась. Шляется и шляется,  шалава, с кем не попадя… Домой надо отправлять…». Домой Рита возвращаться категорически отказалась, готова была снимать жилье, тетка очередной раз, сжалившись над ней, вновь пускала к себе на постой.
Я решил записаться в секцию бокса, самоотверженно занимался зарядкой, поставил цель за два года подрасти на двадцать сантиметров, чтобы стать на полголовы выше Риты. К этой цели я упорно шел все последующие несколько лет. Сначала боксом занимался для себя, чтобы хватило сил разогнать соседкиных ухажеров и противостоять соперникам. Я колотил грушу, а сам представлял, что это очередной ухажер Риты. Постепенно втянулся, тренер заметил меня, стал заниматься со мной индивидуально. Вскоре я защитил первый юношеский разряд, затем третий взрослый. Меня начали выставлять на соревнования различных уровней. Не все сначала получалось, в чемпионы не выбивался, но и последним не был. Я подрастал, наращивал мышцы, начинал нравиться нашим девчонкам в школе, получал от них записочки: «Давай с тобой дружить». Дружить я готов с кем угодно, а вот влюбиться — нет. Перед глазами стоял идеал красоты. Только Рита могла соответствовать ему. Ходил с одноклассницами в кино, делился в школе бутербродами, помогал в учебе. Как ни странно, спорт помогал мне самому подтянуться с учебой. К окончанию школы я  имел уже первый разряд по боксу, попутно занял второе место на школьной олимпиаде по бегу на средние дистанции. А в четвертях имел все меньше троек. Ребята, которые раньше относились ко мне как к самому младшему, зауважали, перестали задирать, да теперь это и не безопасно. Даже Славка делал вид, что мы теперь с ним на равных. Внутренне чувствовал, я готов отстаивать свое право на Риту даже силой. Но соседка в очередной раз исчезла, появилась через некоторое время потухшая, как побитая собачка. Девчонки из школы дружили со мной дружили, а потом разочаровывались, поскольку они уже желали не только дружить, но целоваться, а в мечтах мог целовать только Риту. Так произошло с девушкой из параллельного класса: мы очень долго общались, вечерами встречались и бродили по городу, однажды в кино она положила голову на мое плечо. Поскольку ее пышные волосы напоминали мне копну волос соседки, представил, что на моем плече голова Риты, начал гладить волосы, потом лицо, поцеловал в лоб, девушка разомлела, плотно прижалась ко мне, в ее понимании в наших отношениях «лед тронулся». Но по выходу из кинотеатра вновь стал воспринимать ее не как возлюбленную, а как свою прежнюю подружку, и у меня отпало желание целовать или ласкать ее, она нравилась мне как человек, не воспринимал ее как любимую девушку. Тогда я знал, что люблю Риту, о ней мечтал, и только ее хотел целовать и ласкать. Очень быстро из подружки эта девочка стала моим врагом, она распространяла в школе обо мне всякие гадости, меня они мало задевали. В моей жизни наметились некоторые изменения: Рита стала замечать меня. Очередной раз бабушка послала меня к тете Фросе за пучком зелени. Я зашел во двор, шумнул тетю Фросю, был выходной день, на порог вышла заспанная Рита.
-Чего тебе? – недовольно спросила она.
-Я к тете Фросе, - ответил я, а у самого сразу же во рту пересохло.
-Нет ее, на базаре она, - резко ответила Рита, а сама внимательно посмотрела на меня, словно только сейчас увидела во мне взрослого парня. Она, конечно, встречала меня на улице, но никогда пристально не рассматривала, а тут вдруг увидела, парень подрос. И я имел возможность рассмотреть ее ближе, и отметил, красота ее чуть-чуть поблекла, словно позолота осыпалась с пилястры. Отнес это к раннему утру, девушка не отошла ото сна, не успела привести себя в порядок. Накинутый на тело халатик плотно облегал ее фигуру, делал ее более желанной, чем когда она накрашенная шла в строгом платье на работу. Тем более что в прореху халатика видно белое тело и оголенные ноги вовсе могли свести с ума. Я сглотнул слюну.
-Ты кто? – спросила Рита, сделала вид, что видит меня впервые, а сама оценивающе оглядела меня с ног до головы.
-Внук бабы Маши, - махнул я в сторону нашего двора.
-А-а! – словно вспомнила она и кивнула. – Чего тебе, может, я помогу?
-Бабушка послала меня за зеленью. Пучок. Она потом с тетей Фросей рассчитается.
-Я сейчас… - Рита нырнула в сенцы, вышла с несколькими пучками, все это сунула мне в руки. Тетя Фрося заготавливала их для базара, наверное, остатки не уместились в сумке, или кому-то приготовила отдельно. Все это Рита запихнула мне в подставленные руки, я поблагодарил, напомнил, мне нужен только один пучок.
-Бери, пока дают, - улыбнулась Рита, ямочки заиграли на ее щеках, и я готов был в этот момент унести весь огород тети Фроси, лишь бы подольше постоять с Ритой. Она добавила: - У этой спекурдяйки зимой снега не выпросишь , не обеднеет… - и подтолкнула меня к калитке. Я так с пучками в обеих руках и пошел домой. Знал бы, чем обернется для меня эта зелень, она станет предметом скандала, выбросил бы ее по дороге. Моя бабушка, увидев так много не заказанной зелени, забеспокоилась: зачем ей столько, ей же надо будет платить за всю зелень. А платить ей не хотелось, бабушка тоже копейки берегла, я у нее на шее сидел. Она оставила себе пучок зелени, остальную зелень понесла назад тете Фросе, благо та с рынка вернулась. Тут то и выяснилась необоснованная щедрость Риты, которая просто подарила зелень незнакомому парню, хорошо, что баба Маша оказалась честным человеком и принесла все назад. Скандал во дворе тети Фроси длился полдня, я ходил и переживал, все это случилось из-за меня, а Рита со двора исчезла. И не появлялась она неделю. Мы с парнями полагали, - уехала домой. К тому времени в конторе фининспекции она уже не работала. Позже выяснили, что некто видел ее в городе с мужчиной под ручку. Через неделю она вернулась притихшая и покорная, во всем слушала тетю Фросю, помогала ей в огороде, даже любимые «Ах, эти черные глаза…» врубала не так громко. Вместе с тетей Фросей в выходные дни продавала на рынке зелень. При встрече со мной стала здороваться. Мне бы заговорить с ней, пригласить в кино, я уже догнал ее ростом, мешал тот случай с зеленью, из-за которого она пострадала. Из-за меня она вынуждена была где-то неделю пропадать. Я оправдывал ее тем, что она жила у подруги.
-Вот посмотришь, красота ее погубит, - убеждал меня друг и сосед Генка. – Потому как ума у нее не много, распорядиться красотой по достоинству не сумеет.
-Ты откуда знаешь насчет ума? – недоверчиво спросил я.
-А чего тут знать? Вон смотри, какие возле нее мужики вьются? Блатари, фарцовщики или моряки дальнего плавания. У кого деньги есть. Однако никто надолго возле нее не задерживается, несмотря на то, что  красивая.
Справедливость слов товарища оспорить сложно, но я столько лет шел к цели, после школы считал, что теперь пора начинать разгонять конкурентов вокруг Риты, медленно завоевывать ее сердце. Полагал, смогу убедить ее в своих благих намерениях, разогнать всю шушеру, которая вьется вокруг нее. Смущало только одно обстоятельство: осенью мне идти в армию. А Рита не из тех женщин, которые умеют ждать. И все же меня подхлестывало собственное самолюбие: не зря же столько лет тайно влюблен в нее, хоть полгода, но будут наши. И только я созрел для активных действий, как Рита в очередной раз исчезла со двора тети Фроси. Мы с бабушкой встретили тетю Фросю на базаре, я как всегда, в качестве носильщика носил за бабушкой корзины.
-А где твоя племянница? – спросила бабушка соседку.
-Так, где ж ей быть? – вопросом на вопрос ответила тетя Фрося. – Замуж вышла.
-Как так?! А свадьбы не делали? – искренне удивилась бабушка, в ее понимании без свадьбы замуж не выходят.
-Какие свадьбы? Сошлась и живет без росписи.
-А что за парень? – любопытствовала бабушка.
-Знать его не хочу, - отмахнулась тетя Фрося. – Пьет и Ритку спаивает. Уркаган какой-то, говорят, сидел. Глаза бы его не видели…
-Какой кошмар!  - покачала бабушка головой в осуждение. На том они и расстались. А я понял,  мечта познакомится поближе с Ритой, влюбить ее в себя, растаяла, как снег на весеннем солнцепеке. Теперь я потерял ее навсегда. Одно дело отшить ухажера, другое – законного или полузаконного мужа.
Только теперь привычка быть во всем первым, - осталась. Теперь уже по инерции доказывал всем, что смогу преодолеть любые трудности, кроме той, ради чего начал преодолевать эти трудности. Учитывая мои спортивные достижения, меня целенаправленно отправили служить в Киевский военный округ, а там  перевели в спортивную роту, вскоре я занял почетное третье место по боксу среди армейских команд.  К концу службы выполнил норму кандидата в мастера спорта, после демобилизации мне предложили остаться в сборной Украины. Самую большую потерю понес в армии, когда получил телеграмму от бабушки – о смерти деда Феди. Я как раз был на сборах. Обратился к командованию с просьбой отпустить меня на похороны. Отцы командиры ответили, из армии отпускают на похороны  родителей, а бабушка и дедушка таковыми не являются. И сколько не доказывал, что они и являются моими действительными родителями, ничего не помогло, им не хотелось снимать меня с соревнования. Тогда я выступил очень посредственно, меня давила обида за то, что по вине или черствости командования не мог проститься с дедом. Усиленное занятие спортом и отдаленность от дома, сгладили мое чувство к женщине, которая, по сути, никогда не была ни моей невестой, ни моей возлюбленной. Я вспоминал ее, как вспоминают красивую игрушку детства, как грезы, которым не суждено было сбыться. Но я благодарен женщине, любовь к которой сделала из меня человека. Я благодарен ей, поскольку одних неразделенная любовь губит, а других возвышает. Меня возвысила.
Для себя решил: демобилизуюсь, приеду в Одессу, найду ее, приглашу в ресторан, даже если она будет замужем, и расскажу ей о мальчике и юноше, который все это время любил ее, любовь эта сделала из него спортсмена.

Отслужив, вернулся в Одессу. В отпуск. Поскольку был зачислен в сборную ЦСКа по боксу. Через месяц должен буду вернуться в Киев на сборы. Приближался чемпионат Украинской ССР, меня включили в основной состав, маячила перспектива войти в сборную СССР.
Приятно после длительного перерыва пройтись по улочкам своего детства. Бабушка очень огорчилась, узнав, что внук приехал не на долго. Ей никогда не нравился мой вид спорта, она всегда говорила: «Что хорошего в твоем мордобое? Не мог заняться гимнастикой или футболом?». Она полагала,  я останусь рядом с ней на всю оставшуюся жизнь, буду ее опорой. Я объяснял ей, что в спорте не остаются до конца жизни, несколько лет посоревнуюсь и приеду навсегда. На что она отвечала, она может не дождаться меня, как не дождался дед Федя. Как не грустно сознавать справедливость ее слов, но изменить что-либо было не в моих силах. 
Пока я служил, у моих друзей детства жизнь сложилась по-разному. Генка окончил мореходное училище, ходит каботажем вдоль берега Черного моря. Славку посадили на длительный срок за групповое изнасилование. Володька работает на заводе. Тетя Фрося все так же сидит на углу вечерами на скамеечке, продает жареные семечки. Рядом с ней старушки, как будто с тех давних пор никуда они с этого места не уходили. Я подошел, поздоровался.
-А-а, Васенька! Вырос то как! Хочешь семечек? Бери, бесплатно, - предложила она, и старушки закивали головами, будто семечки были общим товаром.
Я поблагодарил. Остановился возле них не ради трепа, и не ради семечек, хотелось узнать о судьбе Риты. В лоб спросить неудобно, сначала разведал о соседях, только потом безразличным тоном спросил, как будто не знал:
-А Рита с вами живет?
-Эта шелапутная? Не-е… у мужика своего, - беспечно ответила тетя Фрося.
-А работает, небось, в горисполкоме? – закинул я удочку, чтобы выведать место работы.
-Да счас! Кто ее, шалаву, там держать будет? На «Привозе» она, зеленью торгует.
Меня покоробил пренебрежительный тон тетки о своей племяннице, удивился в душе выбору места работы Риты, полагал, со своей внешностью, она всегда сумеет куда-нибудь пристроиться. Я попрощался, а женщины еще долго гудели вслед, злословили в адрес Риты.
На следующий день я поехал на «Привоз». День будний, народу не так много. Прошелся по торговым рядам. Риту увидел не сразу, только приблизившись вплотную,  с удивлением узнал в тетке, с ярко накрашенными губами на одутловатом лице, какое бывает у пьющих женщин, свою первую любовь. Поверх фуфайки надет грязный халат, когда-то белый, платок съехал набок, из под которого выбилась прядь сбившихся черных волос, когда-то пышных и волнистых. И только глаза не утратили своей сливовости, светились живостью, Рита все же еще довольно молодая женщина. Глаза небрежно подведены черным карандашом вместо туши, и это делало ее вид, вкупе с ярко накрашенными губами, более вульгарным. Перед ней разложены пучки зелени, как ранее это делала тетя Фрося. Я подошел к ней вплотную, и она встрепенулась, полагая, что подошел покупатель,  я опередил ее, наклонился, чтобы не слышали товарки рядом, тихо сказал:
-Здравствуй, Рита.
-О! Ты откуда меня знаешь? – удивилась она, и смерила меня любопытным взглядом.
-Мы жили на одной улице. Ты у тети Фроси, а я у бабушки Маши, - напомнил я.
-А-а?  Как же, помню, жил у нее байстрюк… звали…
-Василием, - подсказал я.
-Да, да… Большой вырос, - точно так же, как и тетя Фрося, сказала она. – Бабы, ось глянте, - обратилась она к соседкам по торговым лоткам, и призывая их в свидетели, - такой сопливый был, а глядить, какой орел вымахал…
Бабы вежливо поулыбались, покивали, как будто они меня тоже помнят сопливым, хотя таковым я никогда не был. Я форс держал, следил за собой, всегда хотел казаться лучше и старше, чем был на самом деле. Понял, Рита нисколько не помнит меня, знала только, что живет у бабы Паши пацан, а какой он – ее никогда это не интересовало.
Когда шел на базар, думал, если найду Риту, приглашу ее в ресторан, отмечу свое возвращение, расскажу, как был по-детски и юношески влюблен в нее, мечтал о ней. А увидел ее здесь, у обшарпанных торговых рядов, обабившуюся, в грязном халате, вульгарно накрашенную, и мне расхотелось признаваться ей в той, былой своей любви.
Вежливости ради, Рита спросила:
-И откуда ты свалился?
-Служил. Только вернулся, - коротко ответил я.
Рита еще раз оценивающе осмотрела меня, ненароком поправила платок, улыбнулась, на щеках образовались ямочки, и на миг, сквозь нелепый макияж, я увидел прежнюю Риту, в ее голосе послышались кокетливые нотки:
-И чем заниматься будешь? Небось, в мариманы подашься?
Мне совсем не хотелось рассказывать ей здесь, сейчас, о своих спортивных достижениях, планах, ответил неопределенно:
-Нет, моряком быть не хочу.
Она еще о чем-то говорила, и чем больше слышал в ее голосе кокетливых ноток, тем грустнее и тяжелее мне становилось. Как в детстве заплакать я не мог, но желваки на скулах появились. На счастье между нами вклинилась толстая тетка, пощупала пучки зелени, деловито спросила:
-Почем петрушка, укроп?
И Рита тут же забыла обо мне, крикливым голосом торговки нараспев ответила:
-Укроп – пять копеек, петрушка – десять, подходите граждане! Выбирайте гражданочка!
Я задом, задом попятился, повернулся и тихо побрел на выход. А по рынку, по всему «Привозу» из репродукторов неслась мелодия в виде танго:
«Ах! Эти черные глаза…».

В тот вечер я впервые напился.