Горгона Медуза. Советская Утопия

ГОРГОНА МЕДУЗА
РОМАН

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В НОГАЙСКЕ

ГЛАВА 4
СОВЕТСКАЯ УТОПИЯ
(ИЗ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ МАРЕКА ТАРЕКА)


4 ноября

Продолжается наше пребывание в совхозе имени Жюля Верна. Утро здесь начинается с бодрых песен, которые передаёт местное радио. Репродукторы в совхозе натыканы везде и повсеместно, радио орёт громко, иногда приходится значительно повышать голос, перекрикивая его. Но буквально через пару дней пребывания здесь к бодрым крикам и песням из радиорубки вполне привыкаешь. Во всяком случае, я уже привык.
Днём зоотехник Панченко снова водила нас по местным бригадам, знакомила с бригадирами и рабочими. Везде одно и то же: гатки, вольеры с медузами, беготня рабочих с тачками, скользкие вонючие перерабатывающие цеха, грязные работницы, озабоченные перевыполнением дурацкого плана бригадиры… Единственный светлый момент этого дня – наше знакомство с Лидой Воронюк. Нас привели в её бригаду после обеда, Лида как раз пришла из школы и занялась своим любимым делом – руководством производственного процесса. Это просто чудо-ребёнок: Лида выглядит совсем крошечной, однако семнадцатилетние комсомольцы, работающие в молодёжной бригаде, её охотно слушаются! Мало того, Лиду слушаются даже медузы! В это почти невозможно поверить, но факт остаётся фактом: советская пионерка Лида является, наверное, единственным в мире укротителем медуз! Девочка показала нам, как она управляется с медузами. Оказывается, в её вольере есть две любимых медузы: самка Номура (которую Лида ласково называет Номурка или просто Мурка) и самец с обычным именем Коля. Мы стояли на одной из гаток, наблюдая, как комсомольцы из молодёжной бригады носятся с тачками. Тоненьким голоском Лида обратилась к морю:
- Мурка-Мурка-Мурка-Мурка!
И тут, к нашему удивлению, из воды показалось чудовищное тело медузы. Её диаметр составлял около трёх метров! Это и была Номура, любимица Лиды, самая умная медуза Азовского моря, а, возможно, и всех водоёмов Земли. Пионерка произнесла, восхищённо глядя на свою морскую подопечную:
- Вот она, милая моя Номурочка! Скажите, товарищи, правда же, она красавица?
Номурка выглядела просто ужасно: огромная полупрозрачная туша, внутри которой мерцало что-то синевато-бледно-оранжевое. Зоотехник Панченко смотрела на нас с довольным и гордым видом: мол, уделала вас, газетных пижонов, наша простая девчонка? Кичманов от удивления широко раскрыл глаза и нервно мял в руках беломорину, которую намеревался закурить. Даже циник Грант был впечатлён появлением Номурки, которая, тем временем, поворачивалась вокруг своей оси, демонстрируя зрителям безупречную мезоглею. Грант раскрыл объектив своего фотоаппарата и сделал несколько снимков этого азовского чудовища. Тут и я вспомнил о своём фотоаппарате, но мне не повезло: плёнки хватило только на два кадра! В гостиницу за плёнкой возвращаться не хотелось. Я попросил Гранта сделать несколько кадров для меня. Британец согласился поделиться со мной своими фотографиями. Кстати, мы гостим в этом совхозе уже третьи сутки, но до сих пор не видели фотоаппарата товарища Кичманова. Может быть, Грант прав, и Кичманов действительно является сотрудником КГБ? Но тогда почему он так развязно ведёт себя и отвратительно играет роль газетчика? Странно всё это…

Грант поинтересовался у Лиды – как видят и слышат медузы. Юная медузоводка рассказала нам о том, что современная наука отрицает наличие органов зрения и слуха у медузы. Однако Лида не согласна с выводами учёных. В мае этого года она спорила с самим Пру-Прункевичем, который читал совхозникам лекцию о медузах. Профессор уверял Лиду, что медуза априори не может ничего видеть и слышать, тем более, что у медуз совсем отсутствует мозг! Учёный сказал Лиде: «Девочка! Все мы ценим твои трудовые подвиги. Но ты ещё так мало смыслишь в биологии!». На это Лида ничего не ответила. Она просто привела Пру-Прункевича на морской берег и продемонстрировала ему результаты дрессировки Номурки и Коли. Показала она эти фокусы и нам. Её помощник пионер Гришка Федюченко притащил длинный шест, которым Лида коснулась несколько раз своей морской подопечной, а затем скомандовала:
- Але-оп! Номурка! Але-оп!
И огромная медуза прыгнула! Конечно, она не смогла перескочить шест, который Лида держала в полуметре над поверхностью воды, но медуза сделала настоящий прыжок! При этом она обдала нас брызгами, которые вывели меня из оцепенения, а Кичманову намочили его папиросу. Я спросил у Лиды насчёт Коли. Девочка звонко прокричала:
- Коля-Коля-Коля-Коля!
Самца пришлось вызывать минут пять. Он был гораздо мельче Номурки, всего лишь около полутора метров в диаметре. Коля категорически отказывался выпрыгивать из воды. Своим бездельем он заразил Номурку, и две дрессированные медузы скрылись в глубине.

Лида также рассказала нам, что у всех медуз имеются глаза и уши, развитые в различной степени. Чем крупнее медуза, по словам Лиды, тем сильнее развито у неё зрение и другие чувства. Роль мозга у этих существ играет совокупность их нервной системы, которой буквально пронизана мезоглея. Юная медузоводка пообещала «выучиться на академика и дать бой зазнавшимся профессоришкам, застрявшим в прошлом веке». Мы поблагодарили Лиду за интересный рассказ и незабываемое зрелище. Я попросил девочку на днях повторить трюк с медузами, мне хочется сфотографировать всё это и напечатать фоторепортаж в «Руде право». Думаю, это будет мировая сенсация, если, конечно, хитрый Грант не опередит меня.

После посещения медузьего хозяйства пионерки Лиды зоотехник Панченко снова выгуливала нас по территории совхоза. Грант сказал, что она напоминает ему Моисея, который водил свой народ по пустыне целых сорок лет. Я вынужден был согласиться с англичанином, ведь Панченко действительно кругами водила нас по песку. Так из древних греков мы переквалифицировались в не менее древних евреев.

Мне тяжело об этом писать, но я должен это сделать: я начал разочаровываться в том, что делает товарищ Хрущёв. Посмотрев своими глазами процесс производства медуз, посидев несколько дней на медузьей диете, я изменил своё отношение к достижениям советского правительства. Однако добила меня встреча с родителями Лиды Воронюк. Эти люди проживают в одном из бараков, занимая в нём крохотную комнатку. Я не хочу пересказывать разговор, который произошёл между нами и родителями Лиды. Могу сказать лишь одно: в совхозе живут несчастные люди, озабоченные только одним вопросом – чего бы поесть. Питание медузами не может заменить полноценной пищи, насыщенной витаминами, минералами и полезными веществами. Медуз можно использовать для приготовления некоторых специфических блюд, как говорится, на любителя. Однако сажать 150 миллионов человек на эту отвратительную диету… Это просто преступление. Одно из двух: или в Кремле не понимают, что делают, или на оборот - они всё прекрасно понимают и специально издеваются над народом.

Выйдя из барака, где происходило общение с четой Воронюк, Грант и Кичманов отправились гулять по территории совхоза, а я побрёл в гостиницу. Мне было невыносимо больно от того, что на моих глазах рушились высокие идеалы. К тому же я вспомнил рассказ Гранта о перезахоронении Сталина, и мне стало так горько, как ещё никогда не было в моей жизни. Нет, я никоим образом не разочаровался в коммунизме, в Ленине, Марксе… Я оставался коммунистом. Но мне было не ясно – что делает Хрущёв, а главное – зачем он это делает. У меня накопилось много вопросов, но обсуждать их здесь было не с кем. Не с Грантом же?! Этот писака сразу же уцепится за мои сомнения и начнёт меня вербовать. Или ославит меня на весь мир в своей буржуазной газетёнке. Нет, я никому не открою своего настроения. Вот приеду в Прагу, тогда и поговорю с нашими об этом.
Придя в свой холодный номер, я сделал очередную запись в дневнике, оделся теплее и лёг спать. Гостиница хоть и имела собственную систему отопления, но спать приходилось в одежде, поскольку было очень холодно. Уголь экономили, тепла едва хватало для того, чтобы согреть комнату начальника гостиницы, который также выполнял обязанности сторожа, уборщика, завхоза и дежурного.

5 ноября

Очень странный день в совхозе – воскресенье. За окном – абсолютная тишина, не считая шума моря, к которому я уже привык и не обращаю на него никакого внимания. Сегодня выходной, поэтому здесь не работает даже радио. Зато работает столовая «Морскот», а также некоторые медузоводческие бригады, которые вышли на предпраздничный воскресник. Панченко сказала, что сегодня она нас оставляет в покое, и мы будем целый день предоставлены сами себе. Слава богу! Я хоть отдохну от этой суеты. Я даже на завтрак поленился пойти, всё лежал в своём номере, не в силах подняться. Хотелось спать и ни о чём не думать.
Зашёл Грант, спросил, пойду ли я в столовую. Я сказал ему, что мне не здоровится. «Жаль, - произнёс британец, - а я хотел позвать вас на экскурсию в Ногайск». Я объяснил Гранту, что мне смертельно надоели экскурсии, Ногайск и эта командировка. Худшей командировки у меня не было за всю мою десятилетнюю журналистскую практику.
- То ли ещё будет, - зловеще обнадёжил меня Грант.
Выяснилось, что они с Кичмановым сейчас отправляются в Ногайск за продуктами.
- Вы пойдёте пешком? – спросил я, - далековато идти.
- Нет, Марек, нас повезут на грузовике. Кичманов договорился с местными. Оказывается, тут раз в месяц трудящимся выделяют машину для поездки за продуктами. Совхозники сегодня возбуждены: прошёл слух, что на рынке Ногайска продают мясо и масло! Вероятно, началась предпраздничная распродажа из стратегических запасов. Думаю, нам нужно воспользоваться возможностью приобрести кое-что съедобное. Вам что-то купить, коллега?
Я дал Гранту какие-то деньги, попросил его привезти для меня чего-нибудь съестного, но только не медуз и хомяков. Грант рассмеялся, взял деньги и ушёл.

Совхоз буквально опустел. Создавалось впечатление, что люди покинули посёлок. Очень хотелось кушать, но еды у меня не было. Я поплёлся в столовую, выпросил у поварих чаю. Они угостили меня неплохим чаем, да ещё и с сахаром. Какие здесь упитанные поварихи, - думал я. Видать, они не только медузье филе кушают, но и что-то более питательное. На обед и полдник я в «Морскот» не ходил. Бродя по берегу, я вдыхал целебный воздух, пропитанный морским йодом. Трупы медуз, выброшенные морем на сушу, куда-то исчезли, берег был относительно чистым. Было почти физически больно и обидно смотреть на то, как Хрущёв и его окружение буквально уничтожают саму идею социализма, превращая её в воплощённую Утопию, то есть, в место, которого нет. Совхоз имени Жюля Верна – это и была советская Утопия, которую эти несчастные люди построили себе на беду. Кстати, я слышал, что неподалёку есть колхоз, который так и называется – «Утопия». Прогулявшись по морскому берегу, пошвыряв в воду камешки, я отправился в свой номер и проспал до вечера.

Меня разбудил стук в дверь. Вернулся грузовик с совхозниками и моими коллегами. Ко мне в номер снова зашёл Грант. Он рассказал, что слух о мясе на рынке Ногайска оказался «уткой». Во всяком случае, когда грузовик приехал на поселковый рынок, там уже было пусто. Из Ногайска пришлось ехать в Бердянск, на городском рынке которого моим коллегам удалось, выстояв огромные очереди, купить кукурузного хлеба, консервированную рыбу в масле, леденцов, бутылку неплохого местного самогона и даже кусок болгарского сыра! По местным масштабам это было невиданное угощение. Лично мне Грант привёз шесть пирожков: три с картошкой и три с капустой.

- Кушайте, Марек, - почти ласково сказал мне Грант, вручая газетный свёрток с пирожками, - очень вкусные пирожки. Я сразу пять штук съел, потом ещё в дороге три штуки сжевал. Сейчас наша знакомая в столовке нам хороший ужин приготовит. Придётся вам, коллега, прервать свой морской отдых и переместиться из отеля «Номура» в ресторан «Морскот», чтобы помочь нам с Кичмановым притащить еду сюда. Кстати, вы в курсе, что наш посёлок превратился в военный лагерь?
Я впился зубами в ароматный пирожок и съел сразу четыре штуки один за другим. Пережёвывая эту вкуснятину, я сказал Гранту:
- Спасибо вам, Джозеф. Я и не знал, что могу так страдать без нормальной еды. Что вы говорили о военном лагере? Я спал почти целый день, поэтому не в курсе происходящего.
Грант присел на столик:
- Жаль-жаль, Марек. Я думал расспросить вас о здешних новостях. Дело в том, что возле нашего любимого ресторана установлены две большие палатки цвета хаки. Вокруг них снуют солдаты Советской Армии. Рядом с каждой палаткой стоит броневик. Собирайтесь, коллега, нам нужно выяснить, что произошло. Может быть, в Москве случился военный переворот? Это было бы очень интересно, Марек! В вашей журналистской практике случались военные перевороты?
Я признался, что пока такого не было. Грант снова зловеще обнадёжил меня: мол, всё у вас ещё впереди. Стукнули в номер Кичманову, но он не отозвался. Наш коллега уже крутился возле палаток, в которых и в самом деле обосновались солдаты. Военные палатки, броневики, солдаты… Что вообще происходит?
Подошедший Яков Коряга ответил на наши вопросы. Оказалось, что в посёлок прибыла рота солдат из ближайшей военной части. Командует ротой лейтенант Арсен Кучарян. Седьмого ноября эти солдаты и их броневики примут участие в военном параде. После парада по посёлку пройдёт демонстрация трудящихся.

Что ж, это будет интересное зрелище, подумал я. Парад и демонстрацию на Красной площади Москвы я уже видел. Теперь мне предстоит стать свидетелем того, как в советской провинции отмечают годовщину Октябрьской революции.
Подошёл местный партиец Жук, с ним был лейтенант Кучарян. Жук был чем-то очень недоволен, он говорил военному: «Чтобы я больше такого не видел! Вы армия или цыганский табор?». Кучарян краснел и вяло оправдывался. Наверняка ему было стыдно, только я не понял – за что именно.
В «Морскоте» нам приготовили королевский ужин: огромная сковорода жареной картошки, чайник чая с сахаром и пирог с яблоками. Все эти кулинарные драгоценности мы принесли в номер Гранта, добавили купленное моими коллегами в Бердянске, и устроили вечерний воскресный пир.

6 ноября

Завтра – великий праздник! Сорок четыре года Октябрьской революции! Это серьёзная дата, что ни говори. Сегодня в посёлке наряду с обычной работой идёт подготовка к завтрашним мероприятиям – военному параду и демонстрации трудящихся. У правления, рядом с бюстом Ленину сколотили трибуну, с которой трудящихся будут приветствовать местные руководители. Деревянную трибуну украсили кумачом и лозунгом: «Слава Великому Октябрю!».
Скептически рассмотрев этот лозунг, Грант, сказал, что своим трепетным отношением к одному из двенадцати месяцев, Советский Союз напоминает мусульманские страны, отмечающие священный месяц Рамадан. Правда, заметил Грант, в СССР октябрьские празднества проводятся почему-то спустя неделю после окончания священного советского месяца под названием Октябрь. Кичманов откровенно ржал над дурацкой шуткой, а я уже просто устал реагировать на весь этот балаган и на подколки англичанина.

Во время вчерашнего пира Кичманов рассказал нам о причине недовольства Жука молодым лейтенантом Кучаряном. Партийный руководитель совхоза отчитывал военного за отсутствие идейной стойкости у бойцов его роты. Местное население, вдохновлённое видом солдатских пайков, бросилось разлагать военных, снабжая их самогоном. Снабжали, разумеется, не бесплатно. В качестве оплаты за кукурузное пойло совхозники получали солдатскую тушёнку, плиточный чай и консервированное сгущённое молоко.
«По нынешним временам, - ухмыльнулся Кичманов, - эти продукты можно считать деликатесом». Конечно, можно, - подумал я, - только вот вы, товарищ Кичманов уже полностью себя дискредитировали, опозорили доброе имя и высокое звание советского журналиста. Была бы моя воля, я бы таких проходимцев на километр не подпускал к работе в социалистических печатных изданиях. Для буржуазной же прессы Кичманов подходил идеально: циник, гуляка, любитель выпить и приударить за девушками. Короче говоря, полуразложившийся тип.

Днём товарищ Панченко устроила нам интересную экскурсию в соседний совхоз «Жовтнева хвиля» (что в переводе с украинского означает «Октябрьская волна»). Полагая, что нам снова будут демонстрировать дурно пахнущие цеха по переработке медуз или какой-либо другой морской скотины, мы без особого интереса отнеслись к этой экскурсии, тем более, что туда нам пришлось идти пешком почти шесть километров. Однако «Жовтнева хвиля» понравилась нам с первых же минут пребывания в ней. Этот совхоз был винодельческим, он занимался выращиванием винограда и его переработкой в спиртные напитки! Нас провели по цехам небольшого местного винзавода, продемонстрировали процесс производства алкоголя. Нас угостили свежим вином, которое, к нашему удивлению, оказалось очень вкусным. Потом специально для дорогих гостей устроили дегустацию, перетёкшую в  предпраздничный обед, во время которого на стол не было подано ни одного блюда из опостылевшего морскота! Вместо медуз и водорослей здесь были сыр, помидоры, яблоки, арбузы. С этой замечательной закуской и прелестным вином отсутствие мясных блюд даже не замечалось. Во время обеда было очень весело, обстановка в винсовхозе резко отличалась от того, что мы видели в хозяйстве Коряги. Местные труженики тоже редко видели мясо и другие нормальные продукты, однако доступ трудящихся винсовхоза к хмельной продукции всё-таки сглаживал недостаток нормального питания.

Товарищ Панченко совсем скисла, она почти всё время молчала, мало ела, зато много пила вина. Грант был задумчив, Кичманов напротив, чрезмерно шутил и нёс откровенную антисоветчину. Он уже перещеголял в этом гадком деле даже мистера Гранта – самого крупного антисоветчика, встреченного на моём жизненном пути.
Домой мы возвращались на грузовике, который прислал для нас Яков Коряга. По приезду в совхоз мы прошли по посёлку, который был уже совсем готов к завтрашнему празднику. Товарищ Панченко сухо попрощалась с нами и пошла к себе домой. А мы снова засели в номере у Гранта, устроив пирушку, посвящённую кануну 44-й годовщины Великого Октября. Напившись, как скотина, советский газетчик Кичманов курил десятую беломорину и говорил следующее:
- Завтра, дорогие коллеги, мы сможем лицезреть провинциальный военный парад! То ещё зрелище, скажу я вам… Эти кучаряновские солдаты – одно название. Защитники хреновы! Только на параде и подержат в руках настоящее оружие. Вы знаете, коллеги, что этим стройбатовским разгильдяям на время праздника выдали автоматы? Все они хранятся в одном из БТРов. Там же и патроны имеются. Представьте, если эти вояки перепьются – они тут такое устроят! Их командир – армяшка, зелёный ишо, только из училища, он и командовать толком не умеет! Они же его первого и грохнут, если что! А оружие в руках пролетариата – опасная вещь, скажу я вам… Устроят тогда тут вооружённое восстание с матросами, пиратами и медузами…

Кичманов оглядел нас с Грантом заплывшими от водки глазами. Его взгляд остановился на мне. Громко икнув, Кичманов продолжил:
- Марек! Вы помните, что писал Ильич накануне восстания 25 октября 1917 года? Зацитируйте нам эти бессмертные строки, товарищ Тарек!
Грант курил свой любимый «Ротманс» и с интересом смотрел на пьяного Кичманова, ожидая моей реакции на речь советского газетчика. Пришлось отвечать на вопрос алкоголика из «Комсомольской правды». Я подумал, что нужно будет по приезду в Москву зайти в редакцию «Комсомолки» и потребовать увольнения Кичманова. В советской газете не должен работать такой человек. Кичманову же я ответил так:
- Товарищ Ленин в «Письме членам ЦК» писал следующее: «Я пишу эти строки вечером 24-го, положение донельзя критическое. Яснее ясного, что теперь, уже поистине, промедление в восстании смерти подобно…».

Кичманов прервал меня:
- Вот! – он поднял кверху указательный палец, - промедление смерти подобно! Ильич зря фигни не писал! Вчера было рано, завтра будет поздно, выступать будем сегодня! Это сам Ленин сказал, ты понял, товарищ чех?! Ленин! А не ваша кукурузная жопа с ушами медузы!
Грант так смеялся, что даже свалился с табуретки на пол. Я сжал кулаки. Хотелось отметелить эту мерзкую сволочь, насмехающуюся над святыми для каждого коммуниста вещами. Однако я сдержал себя, хоть и с большим трудом. Пришлось, правда, попросить Кичманова убраться в свой номер.

Я думал, что Грант меня поддержит, но британец заметил, что все мы находимся на его территории, и он здесь волен распоряжаться. В ответ на это Кичманов возразил, мол, и Грант, и я – мы находимся на территории его страны, и поэтому мы должны отсюда убраться. «С удовольствием, - сказал Грант, - но только после завершения командировки. А сейчас я вынужден попросить вас, товарищ Кичманов, покинуть этот шикарный гостиничный номер, любезно предоставленный мне Советской властью».
Кичманов расхохотался и сказал Гранту загадочное: «Не переборщите, мистер Грант. Ильич говорил: лучше меньше, да лучше. Ленин был гений, не то, что эти медузьи души». Советский газетчик нехотя поднялся и, шатаясь, поплёлся к выходу. Из коридора донёсся его гнусный голос, распевавший: «Гуд бай, май лав, гуд бай!». Я тоже засобирался к себе:
- Спокойной ночи, Джозеф, - сказал я.
- И вам того же, коллега, - ответил Грант, - знаете, Марек, после коммунистов я больше всего ненавижу таких антикоммунистов, как этот Кичманов. Я бы их стрелял первыми, честное слово.

Вернувшись в номер, я почти сразу же уснул. Спал я, как всегда, в одежде, чтобы не простудиться. Мне снились красные медузы, стройные колонны которых плыли по морю, украшенному праздничными лентами, флагами и воздушными шарами. Медузы держали в щупальцах лозунги, транспаранты и портреты вождей. Я вообще-то редко запоминаю подробности своих снов, но мне навсегда врезалось в память такое зрелище: красная медуза держит в щупальцах портрет Нептуна, чрезвычайно похожего на товарища Подгорного. Рядом с ней плывут два её сородича, задрав к самому небу красный транспарант, на котором белеет надпись «Из всех медуз для нас важнейшей является номура».

Продолжение следует