Горгона Медуза. Красный день календаря

ГОРГОНА МЕДУЗА
РОМАН

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
В НОГАЙСКЕ

ГЛАВА 5
КРАСНЫЙ ДЕНЬ КАЛЕНДАРЯ


Марека разбудил шум за дверью и за окном. На улице кричали, улюлюкали и вопили, там раздавались выстрелы, кто-то отчаянно визжал. В коридоре шумел Грант. Он орал: «Марек, вставайте! Горим!». Чехословак вскочил, в комнату ворвался Грант:
- Быстро, в окно!
Схватив табуретку, британец швырнул её в окно. Стекло зазвенело. Грант бросился к выбитому окну. Марек метнулся за ним, но тут же остановился:
- Где Кичманов?
Грант обернулся:
- Если успел – выскочил, если нет – сгорел. Первый этаж весь в огне. Прыгайте, не рассуждайте!
Они по очереди выпрыгнули из окна второго этажа, при этом Марек подвернул ногу, взвыв от острой боли. Грант помог коллеге подняться; Марек опёрся о британца и они вдвоём отбежали от горящей гостиницы. Она пылала красивым пламенем, освещая часть посёлка. Газетчики медленно двигались по территории совхоза, где царил настоящий хаос: возбуждённые трудящиеся бегали по посёлку с вытаращенными глазами, у некоторых в руках были автоматы, у других – горящие факелы. Полтора десятка человек занимались важным делом – они пытались поджечь здание дирекции совхоза имени Жюля Верна. У них это не очень хорошо получалось, но они не отчаивались, продолжая своё интеллектуальное занятие. Столовая «Морскот» зияла выбитыми окнами, дверь была сорвана с петель, внутри здания что-то горело. Трибуна, приготовленная к празднованию 7 ноября, уцелела. У этой конструкции собралась огромная толпа, снабжённая горящими факелами и автоматами. В толпе можно было заметить не только мужчин, но и женщин и даже детей. Вдруг позади Марека и Гранта раздался треск, журналисты обернулись: это рухнула «Советская номура», погребая под собой останки Кичманова, который, скорее всего, не смог выбраться из этого кошмара, поскольку вчера вечером напился до поросячьего визга.
Может быть, он всё-таки спасся? – подумал Марек, - ведь он был, в сущности, неплохим человеком...

И тут их заметили люди из толпы:
- А-а-а! Держите этих сусликов!
Марек крикнул Гранту:
- Бегите отсюда! Они убьют нас обоих!
Успев сказать коллеге, что не бросит его, Грант приготовился к обороне, но на его голову обрушился чудовищный удар. Британец упал без чувств. Потеряв поддержку, Марек свалился на песок. На журналистов налетели труженики совхоза и стали избивать их ногами. Получив сапогом несколько ударов по голове и в живот, Марек тоже потерял сознание. Последней его мыслью была следующая: «Как необычно советские люди отмечают день Седьмого ноября! Или всё это мне снится?». Гости совхоза, зверски избиваемые приветливыми хозяевами, без чувств валялись на песке и не знали, что в это время решалась их судьба. Решалась она таким образом:
- Щас мы их тут уделаем!
- *башь, Петруха!
- А давайте их расстреляем?
- Точно, *ля!
- Тащи автомат!
- Может сожгём их?
- Не, лучше расстрелять!
Избиение прекратилось. Несколько человек схватили журналистов за ноги и потащили к праздничной трибуне.
- Ну и как их теперь расстреливать?
- А может, мы их уже убили?
- Я ж говорил, давайте их спалим!
- Можно и лежачих расстрелять, смотри, как это делается!
Один из тружеников поднял автомат, но был остановлен подбежавшим человеком, который размахивал пистолетом:
- Стой, гад! Ты что творишь, сука?! Это же иностранцы! Нам за них вышка будет!
Автоматчик ухмыльнулся:
- А нам уже по любому вышак светит. Если, конечно, мы Хруща не свергнем, - он заржал.
Человек с пистолетом, который оказался водителем Коряги, взошёл на трибуну и обратился к толпе:
- Всё, *ля! Хватит беспредельничать! Теперь всё по закону будет!
Из толпы раздалось:
- А ты кто такой, что нами командуешь?
- Кто тебе власть дал?
- Какие, *ля, законы!? Даёшь беспредел!!!
Толпа завизжала. Человек на трибуне выстрелил из пистолета в воздух:
- Ша, я сказал! Кто рыпнется – застрелю! Щас Корягу судить будем! А этих, - он указал на Марека и Гранта, - привести в чувство. Нам они ещё пригодятся. Серёга, - обратился человек с пистолетом к одному из повстанцев, держащему в руках автомат, - будешь охранять этих бумагомарак.

Серёга картинно отдал честь самозваному командиру и встал возле пленных журналистов, держа наготове автомат. Над газетчиками склонилось несколько сердобольных совхозниц. Кто-то притащил ведро морской воды и плеснул на избитых. Свежая холодная вода вернула к реальности Гранта, а затем и Марека. Оба стонали, пытаясь встать и изумлённо взирая на происходящее. А посмотреть было на что.
Невдалеке догорали останки гостиницы «Советская Номура». Здание дирекции совхоза им.Жюля Верна, наконец, удалось как следует поджечь, и оно запылало весёлым пламенем. Трудящиеся встретили это достижение громовым «Ура!». Пожар внутри столовой вырвался наружу, огонь лизал стены «Морскота». Марек и Грант кое-как уселись на песке, опершись спинами о трибуну, чтобы лучше рассмотреть праздничное представление, разыгрываемое ногайскими совхозниками. Разбитыми губами Грант пытался пошутить, обращаясь к Мареку:
- Я и не знал, что русские с таким огоньком отмечают свои революционные даты. Как вы думаете, коллега, такое происходит только у нас или по всей стране?
Чехословацкий журналист промолчал и только пожал плечами. Сил говорить у него не было. Вся его жизненная энергия сейчас уходила на осмысление происходящего. Между тем, стало кое-что разъясняться. Марек и Грант заметили в центре круга, образованного толпой совхозников, недавнего знакомца – Василия Воронюка. Он сидел на песке в неестественной позе, склоняясь над чем-то, лежащим перед ним. Василий причитал, орал, рыдал и произносил проклятия. Перед ним лежала «лучшая медуза» Советского Союза Лида Воронюк. Пионерка была мертва.

- Боже мой! – с ужасом воскликнул Грант, - что у них тут вообще творится?
Марек смотрел на мёртвую Лиду глазами, полными слёз и страха. Отец Лиды причитал:
- За что? За что?
Толпа притихла. Человек с пистолетом обратился к Василию:
- Васыль, мы все соболезнуем тебе…
Васыль не слышал слов сочувствия и продолжал причитать:
- За что? Есть ли бог на свете? – он оглядел присутствующих невидящим глазами и продолжил, - дочку убили! Лидку мою! Медузами своими убили девку!
В толпе закивали, бабы завыли.
- Я знал, что эти медузы до добра не доведут! Чёртовы создания! А мы их жрём! Доколе? Доколе, я вас спрашиваю? Молчите? Вы все – рабы!
Бабы завыли ещё громче. Кто-то из толпы попробовал успокоить Василия:
- Что ж поделаешь, Вася… Не вернуть Лидку уже… Хорошая была девка, ласковая…
Василий впился в говорящего глазами:
- Что? А ты хоть знаешь, кто её убил, Лидку мою? Коряга! Коряга, падло! Девка до темноты возится с медузами, видать, поскользнулась, в воду свалилась… Она б выплыла, плавает как рыба… Только ногой за сетку зацепилась… И утопла…За что?
Стоящий на трибуне человек с пистолетом снова обратился к безутешному отцу:
- Ты это, Васыль, успокойся, что ли…
Василий вскочил:
- Андрюха, - так звали человека с пистолетом, - ты не шути! Где Коряга? Где эта мразота?
Толпа загудела:
- Корягу сюда! Жука тоже тащи!
 - И эту суку Панченко давай!
- А где наши прославленные бригадиры, эти шакалята?
- Бараболю сюда, Кавуна давай!
- Где Отченаш?
- Щас мы всех этих передовиков судить будем! Народным судом!
Андрюха приказал нескольким повстанцам привести начальство на суд народа.

Повстанцы привели упирающихся директора Корягу и главного совхозного партийца. Они уже были хорошенько избиты, однако ещё держались на своих ногах. Корягу и Жука вытолкнули в центр круга, прямо к мёртвому телу Лиды.
Андрюха обратился к директору:
- Что вы имеете сказать народу, Яков Степаныч?
Коряга оправдывался:
- Что тут скажешь… Жалко девчонку, конечно. Но вы ж понимаете, товарищи, это с каждым может случиться! Это же несчастный случай!
Василий подошёл к Коряге на негнущихся ногах:
- Несчастный, говоришь? С каждым, говоришь? – отец Лиды заржал, - вот щас с тобой этот несчастный случай и произойдёт, собака медузная!
Василий размахнулся и ударил Корягу кулаком в лицо. Тот упал. Пока директор подымался, пересчитывая языком уцелевшие зубы, Андрюха решил допросить Жука:
- Ну, а ты, партийная душа, что народу скажешь? Говори, Глеб Панфилович, люди ждут.
Партийный руководитель совхоза произнёс, запинаясь:
- А чего говорить-то? Не нагнетайте, товарищи. Сегодня же праздник…
Толпа завыла и заулюлюкала, в основном претензии Жуку предъявляли бабы:
- Праздник! Да засунь себе в жопу свой праздник!
- Нам жрать нечего! Детей нечем кормить!
- У детей от недоедания голова кружится!
- У моего младшего рахит!
- Жрём медуз сопливых целыми днями!
- Мидии-хламидии!
- В Азове рыбы почти не осталось!
- В посёлке ни мяса, ни масла, магазина даже нет!
- Зарплаты не хватает семью прокормить!
- Нет денег на человеческую еду!
Товарищ Жук не нашёл ничего лучшего, кроме как произнести почти классическое:
- Работать лучше надо, тогда и денег больше будет. Нет денег на человеческую еду – кушайте свинскую.

Это были его последние слова. Не успел товарищ Жук закрыть свой партийный рот, как раздался одиночный автоматный выстрел. Жук упал на песок, раскинув руки. В центре его лба чернело аккуратное отверстие. Стрелял один из повстанцев, находящихся в толпе. Спустя секунду после выстрела толпа снова завелась, часть людей с ужасными криками побежала громить то, что ещё оставалось целым, другая часть народу бросилась к Коряге, которого уже крепко держал Василий. Он остановил подбежавших людей:
- Стоять! Он мой! Щас я ему сделаю праздничный подарок! Щас я мяса нарублю! Держите эту сволочь.
Совхозники повисли на Коряге. Василий подбежал к трибуне, где под деревянным настилом лежал инструмент. Он схватил топор и оказался возле Коряги. Руководитель восстания Андрюха пытался остановить Василия, но тот прохрипел:
- Уйди! Ради бога, уйди!
Андрюха отошёл и предоставил Василию вершить свой самосуд до конца. Глядя на этот беспредел, потрясённые журналисты молчали. Марек не мог от ужаса даже пошевелиться. Грант, наконец, поднялся и позвал командира повстанцев:
- Андрей!
Охранник Серёга замахнулся было прикладом на Гранта, но Андрюха остановил его.
- Ну чего тебе? – спросил он у британца.
- Послушайте, Андрей! Не убивайте этого человека! Это суд Линча, так нельзя делать!

Усмехнувшись, Андрюха твёрдо сказал:
- Это народный суд. Сейчас этот Герой соцтруда получит награду за все наши страдания. У Васыля дочка утонула. По его, - он указал на Корягу, - вине утонула! Коряга виноват! Хватит об этом! Васыль, кончай его!
Совхозники уже притащили деревянный настил, оторвав его от трибуны. Настил должен был играть роль плахи. На песке, хоть и утрамбованном, рубать директора было бы не очень сподручно. Якова Степановича повалили на плаху, добровольные помощники крепко держали руки и ноги недавнего делегата XXII Съезда КПСС. Делегат орал благим матом. Василий произнёс палаческую речь:
- Щас мы эту корягу порубаем на дровишки! А потом медузам скормим. Они хотели Лидку мою медузам скормить – ничего у них не вышло, я её из воды достал, вот она тут лежит, хоть и мёртвая. А к медузам пойдёт наш Коряга! Рубай ему руки-ноги, хлопцы!
Он размахнулся и рубанул, толпа ахнула. Ещё три раза размахивался и рубил Василий, ещё три раза ахала толпа. Через пару минут на деревянном настиле одиноко извивалось туловище директора совхоза им.Жюля Верна. Его уже никто не держал, поскольку держать было не за что, да и незачем. Коряга судорожно размахивал обрубками конечностей. Он уже не кричал, а тихо стонал и хрипел, наконец, директор потерял сознание. Василий отбросил топор и пошёл прочь, в темноту. Дело было сделано, жизнь была прожита.

Толпа, возбужденная видом крови, орала и требовала продолжения экзекуции. Было решено отнести обрубки директора к морю и скормить всё это мясо медузам. Так и сделали. Совершенно обалдевшие от увиденного Грант и Марек поплелись вслед за толпой. Не то, чтобы они хотели лицезреть дальнейшие издевательства над телом казнённого, просто автоматчик Серёга не оставлял им выбора, подталкивая дулом оружия их в спину. Он приказал журналистам подняться и следовать за народом, что они и сделали. Грант шёл относительно ровно, помогая хромавшему Мареку.
Корягу обвязали верёвкой и потащили к морю. Отрубленные конечности директора несли четыре совхозника: два мужика, женщина и десятилетний пионер Гришка Федюченко, лучший друг Лиды Воронюк. Гришке досталась правая рука директора, он размахивал ею, ужасно гордясь своим участием в революции. Он вообразил себя Гаврошем (недавно в школе проходили) и готовился героически драться на баррикадах. По пути на морской берег умирающий Коряга, которого тащили совхозники, несколько раз приходил в себя. Остатки сознания директора смутно напоминали ему, что нечто подобное он уже видел, причём, неоднократно. Уже на берегу директора озарила вспышка, вернувшая его в реальность. Он понял, что реальность и сны пересеклись вот в этой конкретной точке. В своих снах Якова Степановича сжирали морские твари, в реальности происходило почти тоже самое. «Где же морскот?» - успел подумать Коряга, и испустил дух. Один из совхозников, предусмотрительно захвативший топор, аккуратно обезглавил мёртвого Якова Степановича. После казни останки директора сложили в одну из тачек, валявшихся рядом, вывезли на длинную гатку и вывернули содержимое в море.

Начинало светать. Трудящиеся повстанцы уныло возвращались в центр совхозного посёлка, который теперь походил на разграбленную и сожжённую немецко-фашистскими захватчиками белорусскую деревню. Безумие праздничной ночи улетучивалось, наступал новый день, совхозники начинали понимать, что ими были совершены ужасные вещи, за которые могут даже расстрелять или посадить в лагерь лет на двадцать пять. Многим повстанцам становилось жутковато от таких мыслей. К самозваному командиру восставших подошли несколько мужиков:
- И что теперь, Андрюха? Сдаваться будем или как?
Андрюха остановился и заорал на сдрейфивших повстанцев:
- Откуда я знаю, что делать!? Спросите, вон, - он указал на Гранта и Марека, - у этих. Они иностранцы, корреспонденты, умные. Не такие дураки, как мы с вами. Натворили мы делов… Всех нас тут перестреляют…
Гранта окликнули совхозники:
- Эй, иностранец! Посоветуй нам, чего делать?
Британец приподнял удивлённо брови:
- Как, что делать? Вы подняли восстание, а теперь не знаете, как поступить?
Андрюха махнул рукой:
- Да какое там восстание… Так, побузили немного из-за того, что Лидка утонула. Это нас Васыль подбил, её отец. Если б она не утонула, разве ж мы бы на такое пошли…

Грант даже остановился, услышав такое:
- Подождите, господа! Смерть Лиды стала поводом для выступления. Но причина вашего возмущения кроется в другом – в плохом питании. Или вы хотите опять вернуться в столовку и питаться медузами, червями и кротами?
Упоминание о медузах снова разожгло ненависть в душах этих людей. Раздались крики:
- Не хотим медуз жрать!
- Долой вонючую еду!
- Давай в поход на Ногайск, на Бердянск!
- А потом на Москву!
- На Кремль!
- Порубаем Хруща на мясо!
- Веди нас, Андрюха!
Командир повстанцев посмотрел на людей. Они окружили его, кричали, требовали вести их в бой за справедливость, за настоящую Советскую власть.
Марек зашептал Гранту:
- Джозеф, что вы делаете? Нас с вами повесят.
Британец заверил Марека, что русские повесят их в любом случае, хотя бы как нежелательных свидетелей. Но сдаваться без боя – самое последнее дело, Грант капитулировать не намерен и готов даже встать во главе восстания.
- Грант, - умолял Марек, - я не хочу принимать участие в деяниях, направленных против Советской власти! Я коммунист!
- Дорогой Марек, - мягко сказал Грант, - мы с вами серьёзно влипли, назад дороги нет. Кстати, вас и меня могут убить гораздо раньше, прежде чем за нас примется советская прокуратура. Власть сейчас в руках вооружённого народа. Сейчас они настроены к нам доброжелательно, но их предпочтения могут резко измениться. Нам ничего не остаётся, кроме как примкнуть к восставшим. Решайтесь, коллега.
Коллега глубоко задумался.

Вернувшись в посёлок, толпа застала сплошной разгром. Во время бунта повстанцы сожгли несколько строений: гостиницу, дирекцию, столовую, Дворец культуры, отдельно стоящие сараи. Были подожжены дома, в которых проживало совхозное начальство: Коряга, Жук и Панченко. Совхозного зоотехника так и не нашли, она бесследно исчезла. Пока толпа экзекуторов и зрителей решала судьбу несчастного Коряги, посёлок пополнился ещё двумя трупами: активисты из числа повстанцев отыскали спрятавшихся Отченаша и Бараболю. Бригадиров избили, а потом повесили на столбах, украшавших центральную площадь совхозного посёлка. Бригадиру Кавуну и его семье всё-таки удалось скрыться. Родные Бараболи и Отченаша тихо выли под столбами, превращёнными в импровизированные виселицы – каждая семья оплакивала свой родной труп.

В пылу восстания сожгли несколько сортиров и все жилые бараки, жители которых сами же и принимали участие в поджоге. Теперь бабы и ребятишки, проживавшие в бараках, сгрудились у пепелищ и горестно рыдали во весь голос.
Их мужья-повстанцы собрались в центре посёлка у праздничной трибуны. Здесь лежали два трупа: пионерки Лиды и секретаря парткома Жука. Рядом можно было увидеть залитый кровью деревянный настил, на котором рубили конечности Коряге. Неподалёку от бывшего правления стояли два БТРа, возле которых чернели квадраты двух палаток, где квартировали стройбатовцы. У одного БТРа лежал лейтенант Кучарян, он стал первой жертвой бунта. Ещё два трупа местных жителей, которых успел застрелить Кучарян, виднелись возле второго броневика.

Услыхав призывы повстанцев идти походом на Ногайск, прислушавшись к разговору иностранных журналистов, Андрюха воодушевился. «Оно ещё не всё так плохо, - подумал командир, - семь бед, один ответ!».
- Мужики, - заорал он, - собирайся! Идём Ногайск штурмовать! Будем освобождать советский народ от зажравшейся нечисти! Хватит нам медузами питаться! Сегодня – день Великой Октябрьской революции! Поздравляю вас с праздником! Ура!
Толпа встретила речь командира криками «Ура!» и «Ре-во-лю-ция!». Грант дёрнул Андрюху за рукав:
- Мистер Андрюха, скажите, куда подевалась рота солдат, которую сюда пригнали для участия в параде?
- Солдаты? – на миг задумался Андрюха, - так разбежались же они почти все. Мы хотели оружие у них попросить, но Кучарян стал пистолетом угрожать, двоих наших уложил – Дзюбу и Гуренко. Пришлось лейтенантика пристрелить из обреза. А солдаты, как только увидели всю эту бучу, упрыгали, как зайцы, в степь. Правда, не все, несколько человек остались. Вон они – среди народа.
Действительно, в толпе можно было различить солдатские шинели и гимнастёрки. Семеро стройбатовцев остались с восставшими, не пожелав возвращаться в часть.
Грант снова обратился к Андрюхе:
- Уважаемый командир! Мне нужно с вами серьёзно поговорить. Но только не здесь. Где мы можем это сделать?
Командир почесал в затылке:
- Где? Дирекцию мы спалили, столовку тоже…
- А редакцию вашей газеты? – с надеждой спросил Грант.
- Точно! – обрадовался Андрюха, - до неё люди ещё не добрались!

Спустя пару десятков минут, в посёлке заработало местное радио. Голосом Гранта радио сказало:
- Доброе утро, товарищи! Говорит радио ногайского совхоза имени Жюля Верна. Начинаем нашу праздничную передачу! Сегодня – красный день календаря. Весь советский народ отмечает 44-ю годовщину Октябрьской социалистической революции. Верные бессмертному учению великого Ленина, трудящиеся совхоза имени Жюля Верна свергли власть эксплуататора Коряги и его подпевалы Жука. Эти негодяи издевались над своим народом, заставляя его заниматься бессмысленной работой и скармливая трудящимся червей, сусликов, медуз и даже пиявок. Народ долго терпел, но его терпение лопнуло, и час расплаты настал!
В боях за народную власть наш посёлок понёс невосполнимые утраты. Были убиты наши верные товарищи, сограждане и друзья: Лида Воронюк, Иван Гуренко, Пётр Дзюба и Павел Кичманов. Память о героически погибших товарищах навсегда останется в наших сердцах. Спите спокойно, мы отомстим за вас! Да упокоит господь ваши мятежные души…

Совхозники, собравшиеся у сгоревшего правления, с удивлением слушали необычную передачу, задрав головы на репродуктор. Между тем, слово взял командир Андрюха, засевший в радиорубке вместе с Грантом, Мареком, охранником Серёгой а также родным братом Андрюхи Иваном Хоменко.
- Товарищи! – читал Андрей Хоменко текст, наскоро набросанный Мареком Тареком, - с праздником вас! Сегодня у нас два праздника – день великого Октября и день нашей победы! Ура, товарищи!

Радиослушатели подхватили победное «Ура!». Андрюха продолжал:
- Товарищи, сегодня мы взяли власть в нашем совхозном посёлке. Мы свергли этих сволочей – Корягу и Жука, которые кормили нас вонючими медузами, травой, крысами и всяческими тараканами. Хватит! Больше такое не повторится! Отныне совхоз имени Жюля Верна упраздняется и вместо него учреждается народная коммуна «Красный Ногайск»! Теперь все мы с вами – коммунары! А коммунары всегда идут вперёд и ведут за собой людей!

Часть слушателей продолжала орать «Ура!», другая задумчиво чесала затылки. Андрюха продолжил речь:
- Сегодня мы завоевали свободу, но наши братья, остальные граждане великого Советского Союза томятся в тюрьме народов под гнётом эксплуататоров. Презренную банду кровопийц возглавляет предатель дела рабочего класса, подлый изменник, троцкист Хрущёв. Мы должны донести до советского народа правду о том, как банда Хрущёва тянет жилы из людей! Прямо сейчас начинается сбор добровольцев для похода на Ногайск и Бердянск. Украина будет освобождена от гнёта оккупационной клики агента американской разведки Хрущёва! Товарищи, записывайтесь добровольцами! У нас есть автоматы и даже броневики, мы возьмём власть в свои руки во всей стране! Освободим нашу советскую Родину от нашествия  эксплуататоров и перерожденцев! Вернём трудовому народу Советского Союза свободу и независимость! Ура!

Громовое «Ура!» прокатилось по посёлку коммуны Красный Ногайск. Повстанцы, упавшие было духом, в течение нескольких минут превратились из забитых совхозников в гордых независимых коммунаров. Они уже были готовы идти в поход на Ногайск, Бердянск и даже на Жданов. Эта готовность легко объясняется: во-первых, повстанцам-коммунарам уже нечего было терять, кроме своих цепей, а во-вторых, в посёлке бывшего совхоза им.Жюля Верна негде было жить и нечего было кушать. Оставались ещё некоторые производственные помещения, где ещё совсем недавно ногайцы перерабатывали медуз. Оставался сарай, который служил гаражом для грузовиков. Ну, и редакция-типография газеты, где находилась и местная радиостанция. Жить здесь было негде и совершенно незачем. У повстанцев не было другого выхода, лишь только начать поход за освобождение Ногайска и других населённых пунктов страны.

Тем временем, слово в радиорубке было передано Мареку. Чехословацкий журналист, волнуясь и запинаясь, вновь обратился к восставшему народу:
- Дорогие советские товарищи! К вам обращаюсь я, коммунист Чехословакии Марек Тарек! Несмотря ни на что, я остаюсь верен коммунистическим идеалам и великому делу бессмертного Ленина! Сегодня, в 44-ю годовщину Октября, вы восстали против несправедливости и эксплуатации. Вы взяли в руки оружие, как сделали это ваши отцы и деды, которые свергли Временное правительство в такой же замечательный осенний день 1917 года. Ваши предки совершили великую революцию, вы совершили пока лишь локальную революцию. Вы уничтожили на местном уровне власть ревизионистов марксизма, которые пытаются перессорить пролетариев разных стран и внести раскол в международное рабочее движение.
В один голос мы все говорим: не бывать этому! Мы не дадим планам подлых врагов Революции стать реальностью! Не позволим! Мы грудью встанем на защиту завоеваний революции и дела великого Ленина! Добровольцы, вперёд на Ногайск, на Бердянск, на Москву! Ура!

И снова над сгоревшими руинами пронеслось «Ура!». В репродукторах кто-то матюкнулся, что-то хрюкнуло, и коммунары услышали знакомые звуки. Это был «Интернационал». У многих коммунаров на глазах выступили слёзы радости и счастья.

Сборы в поход были недолгими. Добровольцы получили автоматы, кое-кто был вооружён дедовским обрезом, некоторые взяли с собой топоры, вилы и увесистые палки. Два смышлёных стройбатовца вызвались водителями на БТРы. Снарядили пять совхозных грузовиков, кузова которых заполнились повстанцами и членами их семей. Посёлок решили бросить совсем, поскольку от него остались одни развалины. Быстро собрали уцелевшие вещички, нашлись и запасы продовольствия. Коммунары-повстанцы даже лозунги соорудили. По степи растянулся повстанческий обоз: спереди ехал броневик, потом шло пять грузовиков, за ними – пешая колонна коммунаров, замыкал колонну второй БТР. Грузовики украсили красными флагами, лозунгами: «Долой медуз!», «Хрущёва на колбасу!», «Хотим мяса, масла и хлеба!», «Слава Сталину!», портретами Владимира Ильича Ленина и Иосифа Виссарионовича Сталина.

Праздничный Ногайск был взят почти без боя: местные жители решили, что в посёлке начинается военный парад и радостно приветствовали колонну повстанцев. Когда поселковое начальство сообразило, что к чему, к жителям Ногайска уже обращались с небольшой трибуны командир восставших совхозников, председатель коммуны «Красный Ногайск» Андрей Хоменко и член правления коммуны Джозеф Грант. Андрюха и Грант поздравили ногайцев с победой над предателями и призвали к походу на Бердянск. Ногайцы с восторгом поддержали восставших. Местных начальников отправили за решётку, решив не проливать больше крови без надобности.
К полудню 7 ноября повстанцы разделились на три колонны. Первая колонна выступила в поход на Мелитополь. Ею руководил Сергей Пинчев (автоматчик, охранявший пленных Гранта и Тарека). Вторая колонна, командиром которой был Андрей Хоменко, направилась штурмовать Бердянск. Третья колонна повстанцев осталась в Ногайске.
 
Командир третьей колонны, комендант Ногайска Джозеф Грант развернул в посёлке бурную деятельность. Первым делом он наладил оборону населённого пункта, расставив во всех стратегических точках вооружённых наблюдателей. Дороги, ведущие в посёлок, перекрыли блокпостами, вокруг населённого пункта начали рыть окопы. В Ногайске ввели военное положение. Женщин, детей и стариков из «Красного Ногайска» решили оставить в посёлке. Заместитель коменданта Ногайска Марек Тарек занимался делами местных средств массовой информации. Он курировал радиостанцию Ногайска и редактировал поселковую повстанческую газету. Радиостанция и газета носили одинаковое название - «Горгона Медуза».

Продолжение следует