Братья

Мой американский брат живёт на острове Манхэттен в квартире за полмиллиона баксов. Вернее, это он купил ее за полмиллиона, а сейчас китайцы взвинтили цены, и она наверняка стоит уже целый миллион. Вообще, там дорого жить, жалуется брат, гараж стоит пятихатку в месяц и всякие там налоги города и тд. ещё тонну за собой тянут. Мой брат - программист, выдумывает умные проги и втюхивает их разным богатым фирмам. Одевается он специально неряшливо и недорого, чтобы никто на улице не подумал, что он бедный.

Личная жизнь у брата разнообразна. Какое-то время он любил хозяйку одной из фирм, которые покупали его программы. Та девчонка была по-настоящему богата, с брюликами, могла взять и купить себе яхту лимонов за пять, а он жил в скромной двухкомнатной квартире на 152 этаже без прихожей и с узкой кухней за миллион, что же делать, если в этом районе все так дорого. Он объяснял, что без прихожей это там нормально, принято. Зато рядом центральный парк и Пятая авеню, по которой полагается ходить иногда в этой его мятой одежде, лениво поглядывая на витрины. С бриллиантовой девчонкой у них было много всего интересного, как-то раз он засунул ей в письку куриное яйцо в скорлупе (варёное, разумеется), это было круто, но они никак не могли его оттуда вытащить, пришлось ехать позориться в  больницу, и врач в приемном покое долго смеялся. Брат разошелся с ней, стеснялся своей бедности, и теперь надолго застрял в стадии поиска.

-А чего тебе не жить в паре километрах отсюда, но в два раза дешевле?
-В три, Витя. Тебе долго объяснять. Это не пристижно. Я должен иметь приличный адрес.
-Гуд, но ты хотя бы продукты покупал не здесь, Гарлем же рядом, там все дешевле.
-Витя, я дома особо не готовлю, а экономить на туалетной бумаге, поверь, нет особого смысла, если я питаюсь в ресторане за углом.

Когда я приезжаю к нему в гости, я не думаю о гордости и престиже, топаю пешком в Гарлем, где цветная молодежь ездит в трёпаных машинах с колонками наружу, врубив свой рэп на полную мощь, и толстые черные тетки смотрят на меня с подозрением. Я нахожу там дешёвый негритянский супермаркет, там грязно, там молодые бомжи с наркотиками в глазах, они оглядывают меня оценивающе, сверху вниз, видят немодные кроссовки и отворачиваются, один даже сплюнул; я беру там масло, сыр, хлеб и колбасу, средство для мытья посуды и туалетную бумагу и тащу свои пластиковые мешки мимо центрального парка, мимо гостиницы Плаза, мимо пятой авеню, мимо консьержа внизу, тоже черного, но при деле.
-Витя, тебе делать нехуй? Тут под домом магаз, там все это есть.
-Я был. Чистенько, и даже кассирша белая, но этот же сок стоит почти четыре доллара, а в Гарлеме один.
-Чё, серьезно? Вот прямо этот же?
-Прикинь. Вот, смотри, та же упаковка.
-Хм. Окей, но я туда закупаться все равно не поеду.

Вечером мы перекусили в ресторанчике за углом, долларов на сто двадцать. Брат взял бутылку европейского вина, там это дорого и круто, перекинулся парой слов с хозяином заведения, который обслуживал постоянных гостей.
-Хороший мужик, у него предки из Румынии.
-Что, тоже тут живёт недалеко?
-Да, где-то тут.
-Что, тоже миллионер?
-Витя, пойми, тут у каждого второго по лимону на счету. Это ни о чем не говорит, и это не много.
-Слушай, братан, а вот нахуя тебе вся эта суета? Ты же можешь продать недвижимость с движимостью и жить, например, у меня в Одессе, ходить по улице, улыбаться и не торопиться, трахать твоих девочек, там они тебе бесплатно дадут, за коктейль и жизненный опыт, ты там свои деньги даже при желании все потратить не сможешь.
-При желании смогу. Но, в общем, ты прав. Есть такой вариант, дауншифтинг называется.
-Даже не совсем дауншифтинг. Ты можешь и программки свои пописывать, немножко работать не повредит, хули, чтобы мозг не усох.
-Ну что я там буду, как пенсионер. Тут движение, кровь.
-Тут карусель. Тут пашут все, чтобы тратить. И тратят, чтобы пахать, с одинаковой скоростью. Какой-то вечный стройотряд. Ты попробуй ко мне приехать месяца на два, на лето. Работать будешь онлайн, клиенты твои никуда не убегут. У нас уютное Черное море, не то, что твой дикий океан, плюс маленькие дома. Может, пить перестанешь.

Брат часто напивался. Начинали мы с бокала вина, а заканчивал он один, бутылкой виски, заваливался спать на полу, усеянному окурками, и так почти каждый день.
-Бутылка виски в день это нормально, чего ты волнуешься, это ещё не алкоголизм.

И всё-таки я его уговорил. Он прилетел в Одессу в мае, я нашел ему квартиру на Французском бульваре, он стал там жить и ждать новых удовольствий. Сначала цвели каштаны, потом акации, брат  методично полежал понемножку на всех пляжах, съездил на экскурсии: коньячный завод, винодельня, страусиная ферма, музей на Пушкинской, музей на Софиевской. Скатался в Киев. Я, конечно, заходил к нему в гости, проверить, как оно.
-Да, Витька, тут уютно у вас. И бабки тратить реально некуда. Мне столько не выпить.
-Найди себе девчонку, скатай ее в европы, одень, получи удовольствие.
-Какую, Витя? Мне тридцать восемь лет. Хочется молодую и тугую, но с ней же скучно будет на пятый день, а на дряблую у меня уже не встанет.
-Ну зачем прямо дряблую. Давай, раскрывай свой Тиндер, вместе поищем.
-Тиндер-***ндер. Ну давай.

С фотографий на нас глядели сотни женских лиц. Те, которые нравились брату, оказывались полными дурами уже на третьем сообщении. Те, которые не нравились, подмигивали ему первыми и от этого нравились ещё меньше.
Брат открыл Джек Дэниелс. Я назвал ему имя известного олигарха, который делает весь Джек Дэниелс, продающийся в одесских магазинах. Где купить настоящий, я не знал. Палёный Джек оказался вполне сносным, а с третьей рюмки и вообще неотличимым от настоящего. Мы осмелели и стали требовать от женщин фотографий без фотошопа и, желательно, с голыми сиськами. Сиськи они  присылали, а вот расстаться с фотошопом было сложнее. Были, конечно, и такие, которые расставались, но лучше бы они этого не делали. Некоторые, как оказалось, уже успели отметиться у брата. Все не то: одна пахла подмышками, другая была слишком глупа, третья, в общем, ещё придет, но любви не будет.
А братец мой выглядел на фото, да и в жизни, вполне молодцом, он у меня от природы красив, выше среднего роста, с умными глазами золотого медалиста математической школы плюс почти двадцать лет сытой американской  жизни с непалеными напитками тоже оставляет след. Женщины, в общем, отвечали. На второй бутылке мы назначили шесть свиданий, разослали несколько найденных в интернете членов, с тремя кандидатками поговорили по телефону. Вся беда была в том, что брат не хотел трахаться за деньги, то есть трахался, конечно, но алкал любви.

-Смотри, какая пригожая! Пишем?
-Витя, ты ахуел? Зачем мне эта колхозница? Ща, погоди, вот, это вроде на мордочку ничего такая.
-Братуня, ты залез в Измаил. Километров триста. Если она к тебе приедет, тебе придется оставлять ее ночевать.
-Ой нет. Нахуй нахуй. Слушай, а виски ещё есть?
-Слушай, ты здесь живёшь две недели, и, судя по количеству тары, это просто алкотрип какой-то. Ты так печень засадишь за это лето.
-Витя, это моя обычная дозировка. Я ж не один пью. Женщины приходят. Приходят и уходят. Слушай, а мальчики в тиндере есть?
(В тот период я пребывал в довольно активном поиске)
-Есть, но я пользуюсь другим сайтом.
-Покажи.
На третьей бутылке сердечки и другие органы из интернета рассылались уже от моего имени.
-Смотри, брат, вот этот, смазливенький, ему негде жить. Он после секса не ушел, как остальные, лежит на кровати и все. Пришлось прозрачно намекнуть. Он так одевался нехотя, прямо жалко было его. Я потом, перед сном уже, за дверь выглянул, а он на лестнице сидит, в телефоне роется, следующего ищет, где бы переночевать. Ну, пусть ищет, у меня ж не гостиница. Я б пустил, да он шмаровой какой-то, из деревни совсем.
А этот вот, видишь - толстый. Двадцать лет, а пузо больше, чем у меня. Что ж с ним в тридцать девять-то будет.
Брат с интересом разглядывал присланные нам голые задницы в различных позициях, тоже, наверное, скачанные из сети.

Через две недели у него поселилась та девочка из Измаила. Оказалась приличная, они несколько дней переписывались, потом брат съездил к ней в Измаил, снял там гостиницу, у них получилось. Девочке было двадцать пять, не дура, брат позвал меня знакомиться.
Марина была действительно красива. Где-то училась, знала стихи, бывала в Европе, имела трехлетнего сына, сын сидел с бабушкой в Измаиле. Они ходили в театры, кино и в дорогие рестораны, ездили покупать Марине одежду, не самую дорогую, она не хотела - брали в обычных сетевых магазинах, и бриллианты она тоже от него не требовала. Брат смотрел на нее с таким наслаждением, что, казалось, сейчас заплачет от счастья. В июле она уволилась с работы и забрала в Одессу ребенка. Они переехали в трёхкомнатную.

Ребенка звали Алешка, вроем они съездили в зоопарк, в Стамбул и во Львов. Марина действовала мудро, никогда не требовала ничего от брата, он с удовольствием и совершенно по собственной воле оплачивал им путешествия и все такое, а, может, она какими-то своими женскими чарами воздействовала на братово подсознание, уж не знаю. А к осени он собрался жениться.

Народу на свадьбу пришло немного, человек десять. Я с парой друзей, родители Марины прибыли из Измаила, несколько ее подруг, а кого еще звать, не теток же с тиндера. Родителей у нас с братом уже тогда не было. Посидели в ресторанчике, безо всякой там фаты, Алешка очень радовался празднику и без конца залезал брату на плечи, дергал за уши, трогал за бороду, называл папкой, видно было, что отца ему сильно не хватало.
Мы покричали «горько», потом молодые потанцевали. Казалось, от них исходил нежный, розовый цвет, от которого мне становилось хорошо и радостно, я люблю своего брата; впрочем, я, похоже, немного тогда перебрал. Поговорили, разумеется, и о политике - в этой разрываемой на части стране все праздники заканчивались политикой.

-Вы понимаете, -мягко возражал кому-то брат, -каждый ребёнок имеет право получать образование на своём родном языке, хоть на русском, хоть на цыганском. Другое дело, что это право очень непросто обеспечить. Но оно есть.
Ему хором заученно возражали, что тут у нас Украина, и язык должен быть один, иначе государство развалится.
-А Алёшка имеет право получить хорошее западное образование? -вдруг вмешалась Марина.
-Мариша, мы его тут отдадим в лучшую частную школу.
-А потом он скажет тебе: папка, я бы мог говорить по-английски без акцента, и, вообще, вырасти нормальным цивилизованным человеком, а не постсовком. Я реально не понимаю, как это можно приехать жить оттуда сюда, когда все отсюда туда бегут при первой возможности.
-Мариша, здесь плохо жить тому, кто ездит на работу на маршрутке. Но мы-то не ездим. Плохо жить на этой, как ее? Бугаевка? В коммуналке с тараканами, и чтоб отключали попеременно то воду, то электричество. Но мы ведь в нормальном районе обитаем. Чтобы жить так, как мы тут, в большой квартире, и море видно из окон, и центр рядом, и хороший магазин, и все продавцы тебе там улыбаются, и рестораны вполне приличные - чтобы вот так жить в Нью-Йорке, без спешки и суеты, нужно быть там очень богатым человеком. Там мы будем обычным средним классом, а тут аппер, понимаешь?
-Ну, ты ещё в Конго поселись, и там себя с ними сравнивай.
-А здесь не Африка. В общем, вполне Европа. Кстати, и в Европе свои Бугаевки есть, полно.  Главное - тут все по-русски говорят и с полуслова понимают, и намеки, и шутки, и цитаты, и недоговоренности. Ты с официантом или, вообще, с незнакомой теткой на улице можешь завернуть сложную шутку с аллюзиями на совок или с игрой слов про Штирлица, а в Нью-Йорке тебе для этого специальную русскую компанию искать надо. Там чужое все, пойми. Алешке станет быстро своё, не спорю. Но он сам тебе станет чужой. Вроде родной сын, а вроде и приемный. Он будет маминого акцента стесняться, понимаешь, перед своими.
-Ты ж там сам двадцать лет прожил. С акцентом. И ничего? Как-то общался. Да там ведь страна эмигрантов, там все с акцентом.
-Мариша, это кажется так. На самом деле местная знать, а она там есть, коренные жители, они ещё как смотрят и на акцент, и на марку часов, там ты никогда своей не станешь.
-Да не нужна мне знать. Обычные американцы. И наши - у тебя ж там тоже много русских друзей, русскоязычных. Ты ведь сам рассказывал. Уж наверное больше, чем здесь, город-то огромный.
-Может, и больше, согласен. Но здесь как-то проще все. Вот Витькин этот художник, как его, Юхнович, выставку сделал. Музейчик маленький, пришли мы туда пешком, взяли коньячок, бумажные стаканчики, директор музея с нами пил, все свои, можно в шортах, ну да, это провинциально, но так мило, черт возьми, мы вышли потом в парк, после выставки, сели на скамеечку, кругом каштаны с акациями, мы размахивали этими стаканчиками, спорили о какой-то херне, потом некий писатель подошёл, некая журналистка, чего-то рассказывали интересное, сбегали ещё за коньячком... ну где ты в Нью-Йорке так посидишь? Да там на балкон в плавках выйти нельзя, засудят, какой в жопу коньячок в парке. Одна из самых несвободных стран в мире.
-Слушай, ну что за бред. Там миллионы русскоязычных, и всем нравится. А ты, ты просто с жиру бесишься, Хемингуэй нашёлся, в Нью-Йорке ему плохо. Ну тебя.

Зимой, конечно, Одесса далеко не так хороша, как летом. Они слетали на два месяца в Таиланд. В общем - сказал мне брат, когда они вернулись - норм жизнь, если вот так: летом тут, а на зиму Тай или Гоа какая-нибудь, вполне норм. Слетали, разумеется, и в Нью-Йорк, без Алешки, на пару недель. По штатам поездили, роуд-муви, как полагается, Марине понравился Сан-Франциско.

Я любил у них бывать - было видно, что им действительно хорошо друг с другом, от этого и рядом с ними тоже было хорошо. Брат довольно много работал, часто ночью, из-за разницы во времени - ему нужно было общаться с клиентами. Деньги, конечно, были, но теперь он содержал свою нью-йоркскую квартиру с машиной в гараже плюс всю их одесскую жизнедеятельность - в общем, набегало. Иногда он летал туда по работе.

Вот, собственно, почти и все. Осталось сказать буквально пару слов, максимум небольшой абзац, ну два.
Марина, разумеется, дожала его - через год, даже меньше, они уехали жить в NY. Ребёнка родили уже там. Развелись года через три, Марина говорила по скайпу, что сильно пил, ей надоело перешагивать через спящее на полу тело.
Она быстро вышла замуж снова, вроде удачно.
Брат звонит обычно пьяный, даже камеру выключает, стесняется своего нетоварного вида. Он стал меньше зарабатывать, плюс ещё алименты. Пару раз в неделю заказывает проституток. Иногда влюбляется в какую-то из них, оставляет у себя жить, но хватает его (или ее?) ненадолго. Ко мне в Одессу больше ехать не хочет, тянет сам.

-Зачем ты пьешь, брат?
-Мне так жить интереснее. Предсказуемости меньше. А то ведь все наперёд знаю, чем кончится, ужасно это заёпывает. И как Ванга могла без водяры, одной ей ведомо.