Сыночек
Виктор шёл к метро по скупо освещённой улице, стараясь не грохнуться на нечищеном, скользком тротуаре, и сочинял стишок в такт шагам: «Девяносто пятый, та-та-та проклятый». Третье слово никак не подбиралось, и кроме мата ничего в голову не лезло. Девяносто пятый год заканчивался, уже продавались ёлки, и Виктор гадал: каким будет следующий? Хоть бы немного получше, чем этот, «проклятый». Так и не придумав, чем закрыть дыру в своём творении, он подошёл к станции.
Было не поздно и не рано, и народу в вагоне было не много и не мало – как раз столько, чтобы почти все сидели, и было одно свободное место – для него. Слева оказался блестящий хромированный поручень, а справа совсем не блестящая, но опрятная, а главное, не толстая пожилая женщина. В большинстве личных классификаций такие проходят по категории «Тётка». Как только Виктор устроился со своей сумкой, пропустив её ремень через сомкнутые руки (от воров, как регулярно наставляла его жена), и прикрыл глаза, соседка слегка повернулась к нему и вежливо спросила:
– Я извиняюсь, вы докуда едете?
– До конечной, – ответил Виктор коротко, а про себя подумал, что тётка, наверное, плохо знает район, куда едет, и там, на месте, хочет чего-то узнать, спросить, ищет – у кого. Вот доедем и выясним, чего ей там надо, а пока… Нет, похоже, что «пока» откладывалось на «потом». Тётка развернулась к нему целиком и участливо осведомилась:
– С работы едете?
Не её, конечно, дело, кто куда и откуда едет, но вопрос прозвучал так бесхитростно, а голос был такой тёплый, что Виктор не стал огрызаться, а разлепил глаза, тоже слегка повернулся и ответил, что – да, с работы.
– Устали, поди? – задала она свой следующий, тоже очень лёгкий вопрос таким же тёплым и по-матерински нежным голосом, ласково глядя Виктору в глаза.
– Устал, конечно.
Виктор не понимал, чего ей от него надо, но если знаешь ответ на интересующий окружающих вопрос, почему не поделиться с ними своим знанием?
– Тяжело вам, молодым. Я-то вот – на пенсии, а вам работать надо.
С этим нельзя было не согласиться. Хотя не такой уж Виктор был и «молодой», но своей соседки точно, моложе, и с некоторой натяжкой годился ей в сыновья. Поэтому он решил примирить потенциальные противоречия между поколениями и на этом, возможно, завершить дискуссию.
– А как иначе? Не наоборот же – вам работать, а нам, молодым, отдыхать!
– Верно, верно! Вот и сынок мой так: всё на работе, на работе...
Тётка, видимо, не поняла посыла и явно собиралась продолжать этот во всех отношениях безупречный по форме и бестолковый по содержанию разговор:
– Он ведь у меня артист!
– Артист – это здорово. И в каком театре он артист?
– Он у меня не в театре, он у меня в хоре поёт в Краснознаменном, имени Александрова, в Москве!
– И давно он там поёт?
Виктор спрашивал чисто механически, не отдавая себе отчета, зачем он это делает.
– А как училище закончил – он у меня в музыкальное училище после школы поступил, так в армию забрали и в хор взяли. Вот с тех самых пор.
– Это лет двадцать?
– Двадцать четыре годочка скоро будет. Да…
Поезд гулко громыхал в туннеле, тётка ласково и заинтересованно заглядывала Виктору в глаза, на ум пришла реплика из мультика про Карлсона: «Продолжаем разговор!»
– И в какой тесситуре он у вас поёт – тенор, бас, баритон?
Это слово, «тесситура», Виктор узнал недавно и решил щегольнуть им – может, тётка тоже его знает. Но она как-то не отметила его теоретической подготовки, а ответила просто:
– Он баритон. Считается, бас, но – баритон. Он у меня солист! Очень, очень талантливый! «Капитана» недавно присвоили!
– А что же, не «майора»? – спросил Виктор, задним числом сообразив, что эта дурацкая шутка может тётку обидеть, но – ничуть не бывало. Скорее всего, она просто не знала этих строк Высоцкого: «…я его оскорбил, я сказал: «Капитан, никогда ты не будешь майором».
– Что вы! У них «майора» не дают. Вот «капитана» дали, и зарплату тоже, значит, подняли, и всё. Это за выслугу и что солист.
– Один у вас сын?
– Один.
– Женатый?
– А как же! Он там и женился, и две дочки. Одна в школу ходит, а вторая уже закончила.
Тётка стала суетливо рыться в сумочке.
– Вот, на фотографии… и вот ещё – видите? Это старшая, Леночка, а это вот – Анюта.
– Что-то как-то маловаты…
– Это фотографии потому что старые. Это они пять лет назад фотографировались.
– Что же вам сын новые не вышлет?
– Он мне редко пишет.
– Может, звонит?
– Тоже редко – дорого ему. Зарплата-то маленькая, а семью кормить надо. В Москве жизнь дорогая. Но сам зато на довольствии, и форму дают бесплатно. Это большое дело.
– Большое… это точно… Но хоть в гости-то он к вам приезжает? – Виктору почему-то хотелось услышать, что – да, хоть и редко, но приезжает. Но – нет.
– Как же он приедет, когда он на службе? У него репетиции, концерты!
Интересно получалось: Виктор ничего не утверждал, никого не упрекал, только спросил – и тётка накинулась на него, выгораживая свое голосистое чадо. У неё даже голос изменился, в нём послышалась тревога и чуть ли не агрессия. Но Виктора заклинило, и он тупо, с программистской педантичностью продолжал пытать бедную женщину, пытаясь вытащить из неё никому не нужную истину:
– А в отпуск? Отпуск же офицеру полагается?
– Отпуск… Конечно, отпуск ему дают, только он его с семьёй проводит. Они ведь тоже его мало видят. Ну, сейчас-то – почаще, денег на гастроли не стало, так больше дома бывает. Да и дорого это – из Москвы сюда да обратно.
– Но им же должны давать деньги на проезд раз в год.
– Не знаю я… Они к её родителям в деревню ездят. Недалеко, и дети там отдыхают. Ещё когда отец, ну, то есть, муж мой покойный, жив был, всё обещался приехать, а потом перестал. А я и не зову, понимаю.
– Он что же, и на похороны отца не приехал?
– Не смог. Сказал по телефону, что не отпускает начальство. Сказал, гастроли заграничные.
– А вы у него в Москве бываете?
– Была один раз, когда Леночке полгодика было. Приезжала на две недельки, гостила.
– И всё?
– Что же я их стеснять буду. У него квартирка-то маленькая, две комнатки. Мне там и поместиться некуда. Теперь же ещё Анюта. Тоже, дорого мне до Москвы… Да это ничего, я бы скопила...
– Тогда что?
– Да как вам сказать… Знаете, сноха меня не очень хорошо приняла. То есть, сначала-то, вроде, хорошо, а потом как-то… Так я и решила: чтобы молодые не ссорились, лучше им не мешать.
– Так вы, получается, с тех пор ни сына, ни внучек не видели? Младшую вообще ни разу не видели.
– Так, конечно, не видела, а на фотографии всё время смотрю. А сыночка моего много раз видела!
– Это как – во сне, что ли?
– Почему во сне? По телевизору его показывают. Когда хор по телевизору показывают, я всегда смотрю и слушаю, как он поёт, сыночек мой ненаглядный. Жалко, на магнитофон записать не могу. Да что толку – у меня телевизор такой, что он с магнитофона всё равно не показывает. У соседского-то парнишки есть такой магнитофон, он попробовал – и не вышло ничего. Меняйте, говорит, телевизор. Как же я буду менять, когда этот показывает, а на новый всё равно денег нету. Раньше-то как праздник какой, на ноябрьские или еще когда, так всегда хор показывали. А теперь – редко, давно не видела. А может, и лучше так, а то я потом всё плачу, плачу…
Поезд замедлял ход, подъезжая к конечной станции. Виктор не чувствовал себя в состоянии просто так встать, попрощаться и уйти, но тётка привычно взяла всё на себя.
– Ой, вы уже приехали, а я всё болтаю, болтаю… Заговорила вас совсем!
– Ну что вы! Мне было очень приятно… До свидания, всего вам доброго!
– И вам тоже. Спасибо вам большое! До свидания! Спасибо!
– Да за что же спасибо?
– А так. Поговорили со мной, за то и спасибо. Ну, до свидания, пойду я…
И они пошли: Виктор – к эскалатору, а тётка торопливо, чтобы не опоздать, к последнему вагону поезда, стоящего на противоположной платформе.
Вот всё и выяснилось. Всё выяснилось. Всё...
Свидетельство о публикации №221120900634
Алексей Фофанов 19.11.2022 19:31 Заявить о нарушении
Александр Тарновский 2 21.11.2022 12:35 Заявить о нарушении