Антон

Цензоры - как начальники шлагбаума - просто решают: идет та или иная фраза. И все же эти люди имеют вес в обществе. Это выводило меня из себя. Было очень сложно писать сценарий или продумывать раскадровку, зная, что все это разберут на винтики и болтики придирчивые судьи. При этом в Росцензуре сидели самые обычные люди. Вот Наташа, например, романтичная, страстная натура. Она продолжала активно искать второго мужа, часто ходила на свидания. Не любила готовить, поэтому и мне приходилось нести вахту на кухне.
- Выйдешь замуж, мужа и гоняй кофе тебе варить, - возмущалась секретарь Росцензуры по утрам. - Ишь ты, спит она. Я тоже вот проспала.
- Наверное, твоему Славе не очень повезло, - я плелась к плите, чтобы сварить спасительный божественный напиток и воспрять с новым силами. - Ты его все время гоняешь.
- Повезло, между прочим, - парировала девушка, надевая плащ. - Но в другом. Тоже в немаловажном.
 После первой чашки кофе я смогла тоже одеться и выдвинуться в кулинарию Алекса. Там, поедая пирог с капустой, я с унынием думала о том, что нужно скорее вызволять сценарий про Суворова из рук цензора Антона Маргатова. Еще один странный персонаж Росцензуры. Он часто ходил на больничный или же слишком долго читал мои сценарии. А другого сотрудника, который разбирался в истории, не было. Поэтому получить его правки вовремя было очень сложно. Следующим этапом шла вычитка у Юрия Людова - руководителя отдела кинематографии. Обычно он резал даже очень важные сцены. Когда я пришла, Наташа уже работала в приемной.
- Ты к Маргаритке? - шепотом спросила она.
- А к кому ж еще.
- Ууу, - сочувственно протянула подруга. - Он опять на больничном. Мне вот записку положили от него.
- Ну, почему? - спросила я и выругалась.
- Ну, очумевший, что сказать. Приходи через неделю.
- Изяслав Андреевич будет кричать, он хотел уже раскадровки рисовать.
- Эх, ну что делать. А по памяти ты сможешь?
Я еще живо представила, как цензор, поставил кружку с чаем на листы моего сценария. В этом случае старый ассистент точно сказал бы что-то особенно резкое и обидное. Пришлось сначала заниматься отбором актеров, хотя в Роскино никогда так не делали. Через неделю Наташа еще дома утром сказала, что вряд ли Маргатов выйдет с больничного.
- Он там с лестницы упал, - рассказывала подробности подруга, собираясь на работу. - Множественные переломы.
- Ничего себе, - я просто и не знала, как прокомментировать еще новости про цензора.
С одной стороны, было жалко человека. С другой стороны, у него завис сценарий, из-за которого Изяслав Андреевич грозился звать меня "дурочкой с переулочка" и всячески выказывал мне свое неуважение. И, конечно, как всегда, начинали поджимать сроки. Я ходила целый день и раздумывала, как поступить в такой экстраординарной ситуации. Потом решила, что и не стоит стесняться и как-то сильно жалеть Антона. В конце концов, он постоянно подводил по срокам. И всегда его серые глаза смотрели исподлобья, будто я в чем-то провинилась перед ним. Я решила сходить к Людову и попросить разрешения обыскать кабинет Маргатова.
- Юрий Павлович, - Наташа пошла на поклон к цензору со мной. - Тут такое дело.
- Да, говорите быстрее, - начальник отдела был очень нервным, всегда торопил и резко разговаривал.
- Маргатов в больнице, сценарий не вычитал, а мне уже пора раскадровки делать, - выпалила я.
 - Раскадровки - это ваши проблемы, - цензор хищно улыбнулся. - И без визы от Антона Ивановича я ничего вычитывать не буду.
Я вышла из скучного цензорского кабинета в удрученном состоянии. Конечно, виновата была я. Но нужно было что-то делать. Я пошла в магазин, купила фрукты и отправилась в больницу.
- Простите, а Маргатов вам кто? - конечно, в регистратуре задали этот вопрос.
- Брат, - я пыталась соотнести в своей голове Антона с Валентином, чтобы врать убедительнее. - Он меня старше, но родился у мамы от другого мужчины.
Очень было удобно, что в нашем мире все женщины носят матчества, а мужчины - отчества. Чрезвычайно выгодна для лжи система троекратного брака, потому что именно в этой неразберихе можно посчитать родственниками непохожих людей. Все же у Маргатова был другой типаж лица, всегда бледная кожа, волосы светлого оттенка. И хорошо, что набежала за мной очередь навещающих, поэтому девушка в окошке не стала смотреть мой паспорт. Фамилия могла выдать. Она просто сказала, куда идти. Цензор лежал, закрыв глаза. Он был еще бледнее, чем обычно. По правой щеке его пролегали два шва, левые нога и рука были полностью в гипсе.
- Привет, - мы уже давно были с Антоном на "ты".
Он взглянул на меня. Сначала на лице мужчины было написано смятение, потом его сменил стыд.
- Ну, привет, - прошептал Маргаритка.
- Я вот принесла тебе немного фруктов, - я придвинула стул к кровати и села.
- Спасибо, конечно, - Антон смотрел с недоверием. - Но я хотел бы, чтобы ты меня не видела.
- Но я уже пришла. Могу спросить, как дела.
- Ты же видишь, что паршиво, - он попытался приподняться.
Я помогла цензору сесть. Подняла ему подушку, устроила мужчину удобнее.
- Спасибо большое, - он перебирал правой рукой одеяло с казенной печатью.
- Тебе, может, помочь как-то? - жалость тронула мое сердце, заставив его болеть, отдавая жаром в спину.
- Да как... Как ты поможешь? - мужчина попытался улыбнуться, опустил глаза. 
- Ну, я еще могу что-нибудь принести, - я заметила, что пациент был в государственной пижаме. - Лежишь во всем больничном. Жена ничего не принесла?
- Она меня не навещает, - голос цензора звучал все тише.
Передо мной был абсолютно разбитый человек, превратившийся в эхо своего голоса. Хотя я привыкла видеть немного напряженного, иногда агрессивного Маргатова.
- Понятно, - я просто не знала, что нужно говорить в таких случаях. - Хочешь, я тебе почищу банан? Наверное, со сломанной рукой это будет сложно сделать.
Антон выразительно на меня посмотрел исподлобья. Коронный взгляд, который он всегда бросал на меня, когда я ерничала с ним.
- Я серьезно, - я убирала желтую кожуру со светлой мякоти. - Вот яблоки и груши тебе помою еще.
- Спасибо.
Я ушла в санузел с пакетом. Всякий раз, когда я сталкивалась с такими случаями, я не знала, что говорить и делать. И в тот момент тоже тело трясло от злости, в ушах начинало шуметь. Я не могла понять жену Маргатова. Ну, пусть он не самый любимый муж из ее троекратной семьи, пусть непривлекательный, пусть даже вредный. Но проявить минимальное уважение, дать хотя бы каплю заботы, выполнить свой супружеский долг на одну йоту можно было бы. Я смотрела, как вода обволакивала зеленое яблоко в моей руке. Бездумно крутила и терла плод в руках. Сочувствие заполнило мою душу. Я вспомнила, как цензор приходил на работу напудренный. Тогда я считала, что у Антона не все дома. В больнице я поняла: он закрывал пудрой, скорее всего, следы побоев.
- Вот, это все тебе, - я выложила мытые дары осени на салфетку.
- Ты же пришла спросить про сценарий? - мужчина следил за моими движениями.
- И за этим тоже, - я почувствовала себя циничной и расчетливой, ничуть не лучше супруги Маргатова.
- Да, неловкая ситуация, - проговорил цензор. - Я его оставил дома. На стуле висят мои брюки, в них должны быть ключи.
На спинке лежал целый ворох вещей. В поисках связки я разглядела пятна крови на ткани. Антон назвал адрес, он жил в элитной части города. Я решила не откладывать и поехала домой к цензору. В его подъезде сидел серьезный и ухоженный консьерж.
- А вы к кому? - поинтересовался мужчина.
- А я Полина Маргатова, сестра Антона, - второй раз моя ложь звучала убедительнее. - Он попросил навести порядок и привезти кое-что.
- Где ж вы раньше были? - этот человек был одним из тех, кто любил умничать.
- В отъезде, - бросила я.
Квартира Маргаритки встретила меня бардаком. Обувь, посуда, полотенца валялись вперемешку на полу. На светлом ковре были отчетливо видны отпечатки окровавленных рук. В зале был относительный порядок. Антон сказал, что мой сценарий - в спальне. Действительно, листы, исписанные моим почерком кто-то разметал по маленькой комнате. Я начала собирать страницы и поняла, что на некоторых есть темно-красные брызги. Под одним листом я и вовсе обнаружила молоток для отбивания мяса. Он был в запекшейся крови. Бешеный табун мурашек промчался по моему затылку, шее, лопаткам. Картина была мне ясна. Я словно наяву видела, как Маргатова бьет его жена молотком, он тщетно пытается спастись. Мужчина не имеет права сопротивляться, может только бежать. За малейший синяк на женском теле любого отправят на урановые рудники. Да и может ли человек что-то противопоставить сцене из триллера. Ты находишься в своем доме, который должен быть твоей крепостью. А на самом деле, это тюрьма, куда раз в три дня приходит чудовище и истязает тебя... Я представила Валю на месте Антона. Мне стало еще страшнее, еще тяжелее. Горло сдавило так, что я была не в состоянии дышать. Я с трудом выбралась из проклятой квартиры. На улице почувствовала себя чуть лучше, ощутив прохладу. Я торопилась в больницу, чтобы задать вопрос.
- Ты обратился в полицию? - эти слова вырвались из меня, едва я вступила на порог палаты.
Антон сидел в той же позе, в которой я его и усадила два часа назад. Он повернул голову на меня.
- Не говори, пожалуйста, никому, - произнес он с грустью. - Если хочешь помочь, сделай вид, что ничего не знаешь.
- Почему? - я подлетела к мужчине и заглянула в его глаза. - За что тебя так?
Цензор хотел что-то ответить, но по его лицу хлынули ручьи слез. Я аж осела на его постель. Да, может, пару раз я видела, как увлажняются и краснеют мужские глаза. Но его поток боли и унижения меня выбил из колеи.
- Все нормально, - он закрыл лицо здоровой рукой. - Это просто... Не обращай внимания... Сейчас закончится...
Я сидела и не могла оторвать взгляд от того, как Маргатов плакал, отвернувшись от меня. Словно Данте, я спускалась по кольцам ада, созерцая, как женщины продают своих мужчин в рабство, предают их, смеют торговаться за приданое, не любят, не уважают, не ценят. На самом дне сидит человек в гипсе и не может остановить свои рыдания. Я пересела ближе и обняла несчастного.
- Нет, не жалей меня, - сквозь всхлипы прошептал он. - Я заслужил. Я сам виноват.
Но я не отпускала дрожащие плечи. Подала ему свой платок, чтобы мужчина вытирал лицо. Через несколько минут буря слез улеглась.
- И в чем же ты виноват? - не удержалась я.
- Я ее не встретил. Просто хотел поскорее дочитать твой сценарий, - голос звучал бесцветно, без интонаций. - И не услышал, как пришла Ирина.
- Это не повод бить молотком, - я повернула лицо Антона на себя. - У меня был муж, и он не всегда даже был дома, когда я приходила.
- Ты просто не такая, как все.
- Да вполне среднестатистическая.
- Не думаю...
- Ладно, хорошо, - я отпустила мужчину. - Только скажи, что мне делать с листами, которые забрызганы кровью?
- Перепиши, я завизирую их заново.
Я со вздохом удалилась. Дома засела на кухне, вооружившись настольной лампой, чистыми страницами, ручкой. Нужно было переписать треть. Поэтому на сон мне осталось всего несколько часов. Утром пришлось искупаться в холодном душе, чтобы прийти в себя. По дороге в больницу я взяла три стакана кофе и пила их на ходу, торопливо обжигая небо. Маргатов лежал и апатично смотрел в потолок.
- Доброе утро, - я нечаянно слишком громко хлопнула дверью.
- Привет, - в этот день он казался еще бледнее.
- Тебя хоть переворачивают? Тебе нельзя лежать в одной позе долго, будут пролежни, - сообщила я, отложив пакет с продуктами и сценарий.
- Не нужно, - протестовал хриплым голосом цензор.
- Рота, подъем, - скомандовала я, поворачивая мужчину на бок.
Он был легким по сравнению с другими, наверное, потому что не отличался высоким ростом. Еще через его кожу просвечивали голубые ветви вен.
- Я, наверное, задаю бестактные вопросы, но... Ты, вообще, ешь что-нибудь? На тебя страшно смотреть, - проговорила я, присаживаясь к Маргаритке.
- На меня всегда страшно смотреть, - он одарил меня своим коронным взглядом. - Ты принесла свой сценарий?
- Сначала, пожалуй, съешь творог, - я открыла банку с кисломолочным продуктом.
На Антона снова накатил его приступ. Я решила не обращать внимание на льющиеся слезы. Сделала вид, что мне очень интересно разглядывать плитку на больничном полу.
- Это у тебя на нервной почве? - спросила я минут через пять.
- Да, - волна истерики сходила на нет, он мог уже отвечать. - Началось года три назад. Мне просто еще не выдали мои препараты.
- Давай, ешь.
Потом я помогла Антону сесть, подала сценарий. Он был левшой. Поэтому подписи на новых листах в исполнении его правой руки были корявыми и скачущими.
- Верни мне ключи, пожалуйста, - попросил цензор, когда я уже хотела уйти.
- Ой, прости, - я начала копаться в карманах. - Кажется, я их дома оставила. Давай завтра принесу.
В ожидании, когда перечитает сценарий Людов, я начала заходить к Антону в больницу каждые утро и вечер. Я переворачивала цензора, приносила нужные вещи из квартиры, нормальную еду из кулинарии Алекса. Изяслав Андреевич даже заметил, что я перестала опаздывать и задерживаться.
- У тебя личный петух завелся? - спросил старый ассистент, любопытно сверкая глазами через очки. - Кукарекает тебе, когда надо уйти и прийти?
- Почти, - я не хотела обсуждать с ним свое странное хобби: досматривать чужого мужа.
Зато пришлось сказать Наташе, потому что именно она будила меня специально пораньше.
- Ты с ума сошла? - удивилась подруга, стоя в дверях моей комнаты. - Зачем тебе Маргаритка?
- Да просто жалко его, - оправдывалась я, заправляя постель.
- Очуметь! - всплеснула руками Наташа. - А вдруг тебя его жена побьет?
- Колотушкой для мяса?
- Да может и сковородкой.
- Только ты никому не говори про побои. Все же это не моя тайна.
Перед отъездом на Кавказ я пришла в больницу, чтобы, как всегда, перевернуть Антона. Я с удовлетворением отметила, что его лицо порозовело, на теле появились пара килограммов веса, которые были необходимы организму.
- Смотри, я там у тебя убрала, как могла, пришлось купить похожий ковер, - я поставила судки со стряпней Алекса. - Ключи кладу в тумбочку.
- Когда ты приедешь? - Маргатов уже не смотрел исподлобья.
- Нескоро. Думаю, ты будешь ходить, - я похлопала его по острому плечу. - Надеюсь, сильно не похудеешь.
В вестибюле больницы я вспомнила, что забыла зонт. Пришлось снова зайти. Цензора опять бил его припадок со слезами.
По возвращению из большой поездки на Кавказ и в Петербург мы продолжили снимать отдельные сцены в павильонах. Эдуард приходил и следил за тем, как мы работаем.
- Шпагоглотатель-то твой все ходит хвостиком, - задумчиво тянул Изяслав Андреевич, вертя в руках очки. - Но только тебе нужно замуж и детей.
- Спасибо за заботу, - я уже смирилась с любимой присказкой старого ассистента. - Вы же говорили, что мне надо сначала нагуляться.
- Да, нагуляться, но не только с этим лермонтовским демоном, - внимательные серые глаза словно пронизывали меня насквозь. - Тем более, что я не всегда выходил гулять, когда ты стучала, двоечница.
Я уставилась на Изика, ворочая мыслями, пытаясь сообразить, что он мог услышать. Хорошо, что все пошли курить: мы объявили перерыв.
- Повезло, что я старый. Если меня начнут пытать, я просто сразу умру, - добавил пенсионер. - Но тебе еще бы пожить. Этот товарищ тебя не сможет спасти. Он горит своими идеалами и принципами. Такой все, что ему дорого, принесет в жертву ради общего блага.
- Это неплохо, я бы тоже...- начала я спорить с занудой.
- Сколько раз говорить, двоечница? Не перебивай, когда говорят старшие, - щелкнул меня по носу Ершов. - Тебе нужен такой мужчина, который весь мир сожжет, чтобы спасти тебя. Не идеально, не мило, конечно...
Изик отвернулся и тяжко вздохнул.
- Изяслав Андреевич, - потянула я его за рукав.
- Ну что еще, двоечница?
- Мы когда закончим, вы идите на пенсию уже. Окончательно. И желательно поезжайте лечить свою тахикардию.
- Ой, спасибо, моя хорошая! - ассистент, как всегда, придал обычной фразе злую тональность. - А на кого же я тебя оставлю, дурочку?
И все же мой духовный опекун понимал, что маховик наших с Эдуардом идей уже запущен. Мы делали вид, что уединялись. На самом деле, в квартире фехтовальщика работал целый штаб. Все вместе рисовали плакаты, раскрашивали флаги. Иркутское сопротивление выбрало своей эмблемой синий шиповник. Они рисовали символ мужской невинности на столбах, поднимали на стягах, печатали на листовках. Каждый призыв революционеров говорил: "Мужчины не созданы для гарема, женщины - не инкубаторы!" И каждый раз плакаты срывали дворники, надписи на стенах закрашивали маляры, митинги разгоняли полицейские. Да в принципе, многие привыкли жить по схеме, которая, на самом деле, никак не помогала увеличить рождаемость. Часть женщин и вовсе сошла с ума, считая, что вся власть - в их руках. На самом деле, в нашем мире проиграли все.
- Вся эта служба на границе... -  шептал Эдуард, водя кисточкой по белой ткани. - Это просто прикрытие. Соседним государствам абсолютно все равно, как мы живем. Власти, на самом деле, обороняются от повстанцев.
- Но рано или поздно сопротивление пойдет в центр? - я тоже говорила шепотом.
- Да, но тогда солдаты, полицейские не должны им препятствовать, - у фехтовальщика получился размашистый цветок на полотнище. - Как их убедить? Нам нужна особенная сила, сокрушительная...
- Я могу снять фильм, - мой голос был похож на шелест.
Эдуард выразительно посмотрел на меня. По его лицу пробежала тень страха.
- Тебе опасно связываться со всем этим. Может, ты уедешь с Изиком?
- Нет, я уже начала идти по этому пути, - я взяла революционера за руку. - И я не сверну.
- Ты невыносимая, - он доверительно приложил мою ладонь к своей щеке. - Ты знаешь об этом?
- Догадываюсь.
Пока мы пытались воздействовать на общественное мнение хотя бы митингами, я приходила к каждому бывшему проституту "Мулен Руж" и просила куда-нибудь переехать. Я понимала, что рано или поздно меня могут начать допрашивать. Мне вновь положат листок со списком имен моих друзей. Что я смогу противопоставить этому джокеру? Решилась поговорить я и с подругами.
- Да куда ж я поеду сейчас? - возмущалась Наташа.
Ее застал мой серьезный разговор на кухне.
- Я из-за тебя оладьи спалила! - подруга размахивала полотенцем, чтобы разогнать дым.
- Ну, прости, - я взяла дымящуюся сковороду и вынесла на балкон.
- У меня же тут очумительная история складывается, - Наташа выглянула ко мне.
- Что такое?
- У меня - сразу два жениха, - глаза девушки заблестели.
- А, ну понятно, - я понимающе заулыбалась.
- Они близнецы! Представляешь? Это прямо мечта. Мы даже можем одну свадьбу сыграть! - подруга начала тараторить, это был верный признак, что она воодушевлена. - Очень удобно, быстро, экономно.
- Ты хоть любишь близнецов своих? - я села за стол.
- Ты как всегда про любовь, - отмахнулась от меня Наташа. - Вот не получается большое и светлое чувство. Куда мне деваться? А тут хороший вариант.
Я с печалью смотрела на девушку, которая суетилась на кухне. Наташа не была циничной. Просто в ее голове с рождения засела установка, как нужно жить. По сути она, как и многие, была несчастной, но не знала об этом.
Я вновь горела идеей. Я видела в своей голове истории, которые можно было бы рассказать. У каждого были причины страдать от устоявшегося порядка. Съемки в павильонах окончились, начался не менее сложный и долгий монтаж. Я плохо спала от мыслей о возможном фильме. Поэтому часто шла утром по улице рассеянно. В очередной день я снова была деморализована, как выражался Изяслав Андреевич. И вдруг передо мной, практически у входа в Роскино, словно вырос Антон. Он стоял, опираясь на трость.
- Привет, - мужчина улыбался. - Полина, ты же говорила, что зайдешь, как будешь в городе...
- Привет, - я уже и забыла о цензоре. - А ну да. Извини. Закрутилась.
- Ничего, я понимаю.
- Хочешь, зайдем внутрь? - предложила я. - Холодно как никак.
Мы сели в вестибюле и разговорились, словно давние друзья. Маргатов все же похудел, его скулами можно было бы резать бумагу - настолько они были остры.
- Как нога и рука?
- Нормально. Ноют на погоду. Но мне еще штифты не вытащили, - запавшие глаза горели.
- Понятно, ну, ничего, вытащат, - я пыталась говорить что-нибудь нейтральное, чтобы не вызвать приступ у Антона.
- Я хотел еще вот вернуть тебе, - он протянул мне платок. - Ты давала мне в больнице. Я постирал и погладил.
- Ого, я и забыла, - я положила платок в карман. - Спасибо.
- Тебе спасибо.
Но не успел Маргаритка выйти на лестницу Роскино, как к нему подбежала невысокая брюнетка в фиолетовом пальто. Она врезала цензору по лицу, дала по ноге, из которой еще не вытащили штифты. Я увидела жестокую сцену, обернувшись на окно. Прохожие шли мимо, полицейский на углу делал вид, что избиение человека - не его дело. Когда я выскочила на улицу, Антон уже скатился на тротуар. Женщина била его тростью.
- Будешь знать, как за другими бабами ходить! - приговаривала сумасшедшая.
- Прекращайте! - заорала я, выставляя ногу так, чтобы очередной удар тростью не попал на спину дрожащему мужчине.
- Ну, понятно! Мужа моего захотела? - это была супруга Маргатова.
- А вы та самая Ирина, которая бьет своего благоверного и не навещает в больнице?
Мне в лицо полетела трость, но я успела схватить ее рукой. Уроки Эдуарда не прошли зря.
- Гражданка в фиолетовом, - вмешался, наконец, правоохранитель. - Руки - за спину.
- Да она мужа моего... - начала гневную речь Ирина.
- Я вас задерживаю, - отрезал полицейский. - За нападение на женщину и особо жесткие действия в сторону супруга. Вы двое тоже едете.
Мы оказались в участке. Только жена Маргаритки стояла за решеткой обезьянника и выкрикивала ругательства. А мы с Антоном сидели на скамье перед офицером. Тот составлял протокол.
- Тоша, ты сам виноват! - не унималась Ирина. - Только попробуй, я тебе теперь правые ногу и руку сломаю!
У Маргатова началась неконтролируемая истерика.
- Что с ним? - удивился полицейский.
- Это из-за насилия со стороны супруги, - пояснила я протокольным языком, чтобы офицер меня понял без лишних пояснений. - У него проблемы с психикой.
Антон нагнулся и из-за потока слез мог только всхлипывать.
- Интересные дела. Ладно, гражданка. У вас следы побоев есть?
- На ноге вот, смотрите.
На моей голени начинала наливаться синевой огромная гематома. Правоохранитель сфотографировал пострадавшую ногу.
Меня начали вызывать на допросы каждый день. Изяслав Андреевич ломал руки и картинно причитал, что постпродакшн стоит. Хотя, конечно, он и сам справлялся с контролем режиссера монтажа. Я попросила старого ассистента нажать на кнопочки знакомства в махине бюрократии. На Ирину завели дело, ее перевели в СИЗО.
- Это хороший момент для развода, - я меряла шагами кабинет Маргатова.
- А вдруг... - в его расширенных зрачках еще сидел страх.
Этот зверь выпускал когти в душу мужчины, парализуя его сильнее, чем белый крокус.
- Ты хочешь погибнуть от ее руки? - я остановилась перед цензором и уперла руки в его стол.
- Почему ты так переживаешь за меня? - он смотрел снизу вверх.
Я понимала, что не могу сказать правды. Ни один чиновник не должен знать, что я придерживаюсь либеральных взглядов, что я хочу систему семьи из Ушедшей эпохи, что я причастна к сопротивлению. Но и завершить театральную паузу было просто жизненно необходимо.
- Да, я волнуюсь, потому что ты хороший, - на моих словах Антон начал ронять предательские слезы. - Ты не заслужил такого обращения. Ты ни в чем не виноват!
Под моим давлением Маргатов решился. Я отвела его к судье, выступая в качестве свидетеля.
- Нападение, жестокое и систематическое избиение, - пожилой мужчина читал постановление комиссии, - психическое расстройство. А что ж вы раньше, голубчик, не пришли?
- Я не знаю, - цензор напился нейролептиков перед посещением суда, поэтому был апатичен.
- Ну, надо вас разводить, конечно. Подпишите вот здесь, свидетель, вы тоже, - толстый палец показывал графы, необходимые для заполнения.
Потом к букве "Ж" на руке Маргаритки судья приложил раскаленный шестиугольник. Я поняла, что очень много за свою жизнь видела, как перебивают клеймо. Возможно, это мой жизненный лейтмотив. Кто-то выходит замуж, а я - выкупаю и развожу.
- Спасибо, - Антон слишком часто повторял это слово.
- Пожалуйста, - ответила я.
Мы задержались у здания суда. Мужчина опустил глаза, потом вновь поднял.
- Я вот теперь могу свободно стоять рядом с тобой, - он улыбнулся, выпуская пар изо рта. - Говорить с тобой, даже держать за руки. И никто меня не накажет за это.
- Так и должно быть, - я пожала его потные пальцы.
- Если тебе будет что-то нужно, что угодно... Просто скажи. Я все сделаю.
- Хорошо, - я отпустила его руки. - Спасибо и тебе. Мне пора.
Потом еще приходилось ходить на заседания по делу Ирины. Ее признали невменяемой и присудили принудительное лечение. А между тем, приближался срок сдачи моего фильма про Суворова. Изик грозился мне жестокой моральной расправой за прогулы. Поэтому в очередной день я даже не купила кофе, просто бежала по коридору, опаздывая на начало рабочего дня.
- Аистова, подожди! - за мной гнался Леша Черных. - Полина!
Еще я не хотела разговаривать с Лешкой, он был очень неприятным типом. Буквально через пару дней он уже готов назвать любого человека своим другом, вел себя со всеми по-свойски, даже фамильярно. И эта манера общения меня страшно бесила.
- Ну что тебе, Лешенька? - я пыталась говорить нейтрально, но голос все равно выдавал раздражение. - Меня Изяслав Андреевич съест, если я вовремя не приду на монтаж.
- У меня беда. Гоша потерялся, - Черных даже выглядел немного взволнованным. - Может, ты знаешь, где его найти?
- Ты гениальный ассистент, - захохотала я. - Потерял своего режиссера.
Да, когда Георгий решил уйти в свободное плавание, ему выделили Алексея, ведь они иногда пили вместе. Наверное, этого вполне достаточно для дружбы и совместной работы.
- Просто напряги память: в каком баре ты его оставил, - теперь мой язык точил свое лезвие, теперь я ерничала и злилась на пустом месте.
- Нет, ты не поняла. Вообще пропал! Ни в барах, ни дома Гошки нет!
- Ух ты! Может, в монахи подался? - волнение Леши передалось и мне, но я не могла остановиться в своем сарказме.
- Сейчас не смешно, - отрезал Черных. - У нас съемки - на носу, мы уже неделю ждем.
- Эх, Лешенька, вы оба даже с проходной комедией не справились, - я сочувственно похлопала ассистента по щеке. - Поищу так и быть. Все же у него в заложниках - мои кактус и кошка.
На монтаже я сидела, словно на раскаленной сковороде. Не могла сосредоточиться на картинке, стучала ручкой по столу вместо того, чтобы отмечать таймкоды мест, которые нужно переделать. Мысли возвращались к бывшему другу. В моих фантазиях он то лежал где-то в канаве, слишком пьяный, чтобы идти. То мне представлялось, что хмельного Гошу ограбили и убили.
- Ты где витаешь, двоечница? - взгляд Изика был настолько колючий, что я почувствовала боль в голове. - Шпагоглотателя своего вспоминаешь?
- Нет, не угадали, - в голове уже крутились мысли, что Георгий мог просто нарваться на драку, пойти в пьяном угаре по реке и провалиться под лед.
- Ты о ком-то напряженно думаешь, но не о Суворове точно, - вынес вердикт старый ассистент.
- Климин пропал, - как непривычно было называть его фамилию, он всегда был для меня просто Гошей, а сейчас чужой человек.
- Да, вся контора еще со вчера обсуждает. Неделю найти не могут, - вклинился Олег, режиссер монтажа.
- Ну, может, валяется где-то под забором бедный зяблик, - Изик называл моего бывшего друга всегда именно в честь этой маленькой птички. - Того гляди, озяб на смерть.
- Хороший каламбур, Изяслав Андреевич, - я остановила взгляд на окне, на улице шел снег, - Жизнеутверждающий: зяблик озяб.
- Иди ищи тогда свою птичку певчую, - проговорил пенсионер. - Все равно ты деморализована. Но когда найдешь, не ругай. Я его понимаю.
Я повернулась на старика. Олег откинулся в кресле и скабрезно заулыбался, поняв намек Ершова.
- Я сам такой был в его годы, когда встретил свою Веронику, - мечтательно протянул Изик. - Иди-иди. Мы тут с кнопочником сами разберемся.
Я пришла на набережную Ангары. Здесь мы часто гуляли всей компанией, пока Лена не вышла замуж в третий раз. Я думала, что может быть Гоша решил романтично выпивать с видом на дочь Байкала. В будний день здесь стояла тишина, которую иногда нарушали крики ворон и галдеж проходящих мимо студентов. Мне пришлось дойти до памятника Якову Похабову. У его подножия сидела черная фигура. Сначала мне показалось, что человек не шевелится. Когда я подошла ближе, то поняла, что это мужчина, он периодически прикладывает флягу ко рту. На подходе я разглядела в незнакомце Гошу.
- Твое здоровье, Яшка, - он открыл вторую флягу и чокнулся с постаментом.
- Ты же вроде бы с другим Яшкой надирался? - я встала над бывшим другом.
- О, это ты, белочка? - он прищурился на меня. - Самый лучший вариант галлюцинации просто.
- Нет, я настоящая, - я потянула Георгия за руку. - Вставай, замерзнешь.
- Оставь меня, где нашла, - запротестовал он, - у меня план.
- Напиться и простыть?
- Именно такой.
Все же я заставила пьяницу идти со мной. Он валился на меня всем телом и напевал старую детскую песню про облака. Старый консьерж набросился на меня, словно сторожевой пес.
- Пьяным с женщинами нельзя! - как я ненавидела этого царя проходной.
- А трезвым с мужчинами? - спросила я.
- Все под контролем, - ожил Гоша. -  Это просто галлюцинация.
У дверей бывшего друга я спросила, где ключи. Но он пробулькал что-то невразумительное, высасывал последние капли из фляжки. Я со вздохом прислонила Георгия к стене. Начала обыскивать его карманы.
- Что ж ты, Поля, без прелюдии начала? - он смеялся и сползал по стене. - А где же цветы и свидания?
- Где ключи? Еще раз спрашиваю! - закричала я.
- Не помню, - мужчина осел на пол.
Пришлось продолжить поиски, ощупывая карманы брюк.
- Хотя бы наври, что любишь меня, - продолжал веселиться пьяница.
- Гусары, молчать! - мои руки уже лезли во внутренние отделения его пиджака.
В нагрудном кармашке звякнула связка на брелке с кузнечиком. Я так давно подарила этот смешной сувенир, что уже и забыла про безделицу. И вдруг она появилась как напоминание о лихих студенческих деньках. В квартире на удивление царил порядок. Я по привычке посадила Гошу в ванну и начала обдавать его душем.
- Подбавь, пожалуйста, теплой, - голос мужчины звучал четче и трезвее. - Или ты хочешь, чтобы я заболел?
- Ну, у тебя же был план простудиться. Я помогаю.
Я вытянула мокрого Гошу из ванны, отметив, что даже в состоянии запоя он не забывал брить лицо и душиться одеколоном. Пока он переодевался, я отправилась на кухню. Довольная жизнью и немного разжиревшая, Мила валялась на специальной лежанке. В холодильнике стояли кастрюли.
- У тебя поразительная способность, - крикнула я, чтобы мужчина слышал.
- Какая? - отозвался он.
- Поддерживать порядок даже тогда, когда ты сам в хаосе, - я отодвинула штору.
На подоконнике кактус топорщил пышные голубые лепестки.
- Ничего себе, Костик, что с тобой? - проговорила я вполголоса.
- А, это? Это я пытался выращивать еще цветы, но они были не согласны с моими намерениями стать садоводом, - Гоша сообщил из-за моего плеча, вытирая голову. - Пришлось их выкинуть. Ну и твой Костик понял, что либо он цветет, либо тоже идет на помойку.
- Технически он не мой...
- Конечно, это мой лучший собутыльник, - на лицо Георгия вернулась его прежняя плутовская ухмылка. - Отойди от него, Полина. Ты заслоняешь ему кислород.
Хозяин квартиры достал одну из кастрюлей и начал ее разогревать.
- Кстати, борщ будешь? - он кинул на меня мимолетный взгляд. - Специальный, приворотный.
- Ну, давай, попробую.
Какое-то время мы молчали. Гоша двигался быстро, легко, будто и не валялся на общей площадке пятнадцать минут назад. Словно наша встреча помогла ему подзарядиться. Я и сама чувствовала себя вновь прежней Полиной, которая полна надежд и светлых идеалов. Будто не было за спиной сожженных мостов, мертвых мужей, любовников и женихов.
- У тебя съемки, ты же помнишь? - я спросила на всякий случай.
- Хотел бы забыть, - бывший друг поставил мне тарелку с горячим борщом. - Но придется снимать.
- Ты же хотел? Во всяком случае, сказал...
- У меня часто слова расходятся с желаниями, - оборвал меня Георгий. - Там просто сценарий слабый, шутки не смешные, на главную роль пропихнули Клементину, Лешка работает просто из рук вон плохо, а сам я не успеваю все.
- И поэтому ты решил, что уйти в запой - отличная тактика, - поддернула я его.
Он молча сел и принялся хлебать красную юшку, показывая всем своим видом, что не будет отвечать. После обеда я помыла посуду, хотя мужчина протестовал.
- Давай пойдем в Роскино, пожалуйста, - проговорила я, вытирая тарелку. - Я хочу почитать этот легендарный сценарий.
- У тебя своих дел нет?
- О, у меня сейчас самый лучший в мире ассистент.
- Это Изяслав Андреевич, что ли? - Георгий протянул удивленным тоном. - Ты ж плакала из-за него после университета.
- Теперь это мой опекун, - я тепло улыбнулась. - Он меня отпустил с монтажа, чтобы я нашла тебя.
- Я тоже тебя отпускал, - он оперся рукой о косяк двери.
- С ним можно поговорить по душам, и у него отличное чувство юмора, - я видела, что Гошу задевает мой рассказ.
- Прямо меня описываешь, - бывший друг начал стучать пальцами по дереву дверной коробки.
- Он заботится о моем здоровье.
- О! Я до сих пор забочусь.
- Тогда где мой кофе?
- Пусть Ершов сварит, раз он идеальный ассистент, - сердито проговорил Гоша.
Он разжег плиту, набрал воду в турку.
- В Роскино я сегодня не пойду, - мужчина всем своим видом показывал, что очень увлечен процессом варки кофе.
- Но хотя бы не пей.
- Не знаю, стоит ли учитывать твое мнение.
 Я пошла обратно на киноконцерн одна. Все же поприсутствовала на монтаже. Я сидела и грустила от того, что этот фильм я придумала сама, но именно постпродакшн прошел практически без моего участия.
- Двоечница, - Изяслав Андреевич смотрел, как всегда нарочито строго. - Ты ж не забудь, что послезавтра - сдача комиссии.
- Постараюсь, - отшутилась я.
Вечером я зашла в кабинет, где сидел Черных.
- Ой, а вот и Полечка, - пропел слащавый ассистент.
- Гошу я нашла, - сообщила я, облокотившись о пустующий стол.
- Спасибо большое! - неприятное лицо расплылось в улыбке. - А то у нас простой в месяц.
- Ты ж говорил, что неделю Георгия ищешь.
- Ну там то, да се, - ассистент начал мяться. - Пока сценариста нашли.
- Кстати, дашь сценарий почитать?
- Зачем?
- Мне любопытно.
- Только смотри, у нас пока один экземпляр, - Леша протянул мне кипу исписанных листов.
- Каждый ассистент знает, что нужны копии, - я рассердилась и начала отчитывать Черных.
Он обиженно заморгал. Потом махнул рукой от досады:
- Строй своего старичка. А я пойду.
- Смотри, сам не потеряйся.
Дома вместо того, чтобы спать, я читала сценарий. Шутки были несмешными, повороты сюжета нелогичными. Я материлась, бесясь от кошмара, который листала. Но каждая страница уже была завизирована, на титульнике стояли печать и подпись Людова.
Я с трудом пережила два дня в ожидании свободы. У меня уже чесались руки, и я писала новый сценарий для Гоши. Месяц простоя мог грозить тем, что ухмыляющегося Кузнечика выставят из Роскино. Как всегда, я очень мало спала, много пила кофе, пыталась сфокусироваться на происходящем, но у меня это плохо получалось. Поэтому я не сразу сообразила, что Наташа торжественно вручила мне пригласительный на свадьбу. Пришлось несколько раз открыть и закрыть пошлую открытку с розовощеким Купидоном.
- Наташа, ты же знаешь, как я ненавижу все эти торжества, - устало промолвила я. - А у тебя будет просто двойное безумие.
- Ну, пожалуйста, - подруга трясла меня за плечо. - Ну, вот у Лены ты трижды была. А у меня еще разок - и все.
- Ох, лишний раз убеждаюсь, что лучшим другом был Гоша, - вздохнула я. - Он если бы и решил жениться, то только один раз.
- Я его тоже позвала. Он такую же мину корчил, - болтала Наташа. - Я вас вместе посажу.
Меня не смущала возможность сесть рядом с человеком, который сбежал от меня. Более того, я решила пойти на сближение с моим предателем. Я сама отправилась к директору Роскино с заявлением об отсрочке отпуска.
- Ты хочешь стать ассистентом Климина? - Хитров задумчиво запустил пальцы в свою седую шевелюру.
- Пожалуйста, Иван Германович, - я не могла усидеть, поэтому стояла, переминаясь с ноги на ногу.
- Что там за второсортный сериал у вас разгорается?
- Да так, обычный любовный треугольник. Я, Гоша и кино.
Директор со вздохом подписал заявление.
- Тогда ты останешься без отпуска, Аистова, - предупредил он.
- Ничего, я не люблю отдыхать.
Когда я собирала свои вещи, чтобы торжественно шокировать Георгия, зашел Изяслав Андреевич.
- Что ж ты, двоечница, увольняешься? - он любил совать нос в мои дела.
- Нет, переезжаю.
- К кому?
- К зяблику, - я хотела уже нести свой короб с бумагой, настольными сувенирчиками и канцелярией.
- Так я ж все равно после отпуска на пенсию ухожу, - Изик взял мои вещи. - Правда, загоняешь ты меня далеко лечить мое старое сердце. Ты уверена, что воздух Камчатки мне подойдет?
- Мороз полезен, - я открыла дверь. - И потом я буду уверена, что за вами поухаживают, как надо.
- Да ладно уж, - старый ассистент пошел со мной к кабинету Климина и Черных. - Я сам присмотрю за твоими Инной и Толиком. Правда, я им еще клички не придумал.
- Ничего страшного.
На новом месте у Гоши было еще теснее, чем в нашем прежнем кабинете. Он сидел и заполнял сам формуляры.
- А где же мой Арлекин? - шутливо спросил Изяслав Андреевич.
- Он покурить вышел, - Георгий смотрел на нас ничего не понимающим взглядом.
- Ну, и ладно, - старик водрузил мою коробку на стол Черных, брезгливо смахнув фарфоровую фигурку, изображающую голую женщину.
- Изяслав Андреевич! - воскликнула я, но чужой сувенир уже разбился.
- Какая жалость, - саркастический тон старика говорил об обратном. - Я совсем старый стал.
- Что происходит, если это не секрет, - Гоша отложил бумажную работу.
- Да так, озябший зяблик, я еду на курорт, в Анадырь, - старый ассистент по-хозяйски сел на стул Леши. - Знаешь, хочу встретить старость среди белых медведей. А двоечницу некуда девать.
- А я тут причем? - Георгий пытался сделать возмущенное лицо, но у него это плохо получалось.
- Ну будешь следить за ней, а то тут шпагоглотатель завелся, - ухмылялся Изик. - Хочет увезти Полину в дальние дали и целовать ее до потери пульса.
- Вы Ганс Христиан Андерсен? - со смехом спросила я у старика.
- Нет, но сказки хорошо сочиняю, - Ершов хлопнул рукой по столу и встал. - Что ж, малыши-карандаши, меня белые медведи заждались. Полина, тебе прислать открытку?
- Да, если все хорошо будет, просто напишите, что я двоечница.
- Всенепременно, - Изяслав Андреевич тепло потрепал меня по плечу, кивнул режиссеру- Ладно, зяблик, бывай.
Мы остались с Гошей наедине. У меня был карт-бланш на то, чтобы пока ничего не объяснять: я раскладывала вещи. Но все равно я чувствовала, как бывший друг следит за каждым моим движением. Стукнул дверью Алексей.
- Какого черта? - воскликнул он.
- О, привет, Лешенька, - я подняла на него глаза.
- Вообще-то, это мое место, - Черных смешно моргал и топтался у стола.
- Вообще-то, я теперь ассистент Климина, - передразнила я собутыльника Георгия.
- Почему? Гоша!
Режиссер вышел из оцепенения.
- Да ничего, - он подскочил к нам и начал в мою коробку утрамбовывать Лешины вещи. - Не расстраивайся, Леха.
- Ничего не понимаю.
- Да тут и понимать нечего, - огрызнулась я. - Месяц простоя - это залет, друг мой.
- А зачем мою Катюшу разбили?
- Обзаведись настоящей, - пожелал Гоша.
Черных сделал обиженное и гордое лицо, которое никак не шло его противоречивой сущности.
- Потом не проси меня вернуться, - погрозил он своему товарищу и ушел.
Теперь мы точно остались вдвоем.
- Я переписала сценарий, - я решила все же начать разговор по делу. - Но подумала, что диалоги лучше получатся у тебя.
- Извини, но я сейчас просто не в состоянии думать, - Гоша взъерошил свои волосы. - Давай завтра, если я буду еще жив.
- Ты собираешься напиться?
- Нет, поливать Костика, - на его лице блуждала плутовская ухмылка.
Я заметила, что бывший друг как-то изменился. Будто я его слишком давно не видела и забыла все характерные черты. А теперь после многолетнего расставания не узнаю. Ночь снова прошла в размышлениях. Мои мысли крутились вокруг карих глаз, которые смотрели на меня со смесью противоречивых эмоций: от тепла до желания отстраниться. Утром я словно поднималась по крутой лестнице, с которой могла сорваться в любой момент. Две чашки кофе дома мне совсем не помогли. Пришлось покупать еще две по дороге к Гоше. Я пила на ходу, мысленно извиняясь перед Изяславом Андреевичем за свою зависимость от терпкого напитка. Остановившись под окнами бывшего друга, я вскинула голову и увидела, что Георгий стоял и поливал кактус, затягиваясь сигаретой. Мужчина заметил меня, кивнул и исчез за пеленой тюля.
- Доброе утро, - он был свежий, веселый и держал термокружку. - Это тебе, ты же, наверное, опять плохо спала.
- Привет, - я взяла синюю тубу. - Я уже выпила четыре чашки.
- Да, натощак, как всегда. Там бульон, - Гоша с важным видом пошел в сторону Роскино.
- Ты решил переплюнуть Изика?
- Это невозможно, - его глаза смотрели тем утром очень пристально. - Изяслав Андреевич плюется лучше всех.
Я пила по дороге питательную жидкость. Душа моя играла на серебряной флейте. От этой увертюры ностальгии мне было хорошо, уютно, тепло. У входа на работу Георгий остановился, взял меня за плечи.
- Скажи, зачем тебе помогать мне? - его голос звучал слишком серьезно. - После всего, что случилось.
- Может, у меня и нет друга Гоши, - я с достоинством выдержала прожигающий взгляд мужчины. - Но у тебя все еще есть подруга Полина.
Я понимала, что Георгий хочет что-то ответить. Но он промолчал. Весь день мы занимались диалогами. А к вечеру я пошла в Росцензуру, к Антону.
- Ты говорил, что поможешь, если надо, - я стояла в дверях маленького кабинета со стенами противного зеленого ярко-цвета.
- Конечно, - Маргатов встал из-за стола и подошел ко мне.
- Нужно завизировать заново, - я подала ему сценарий. - Но Тардюков уже подписывал. А мы переделали все.
- Да это легко. Идем.
Цензор постучался в дверь напротив и зашел. До меня долетали обрывки фраз из-за полузакрытой двери. Я прислонилась к стене и буквально на секунду прикрыла глаза от усталости. Все последние дни я бежала наперегонки со временем, чувствуя адреналиновый азарт. И в этот момент я словно пересекла финишную черту.
- Полина? Полина! - я очнулась на руках у Антона. - Тебе плохо?
- Да нет... Я просто... - свет от ламп на потолке больно резал глаза. - Я вздремнула...
- Подожди, - цензор втащил меня к себе и уложил на потрепанный посетителями диван. - Я сейчас отдам Людову тексты и вернусь.
Маргатов выудил из стола бутылку английского виски и удалился. Я пыталась удерживать свое сознание на кромке льда бодрствования, но у меня не получилось.
- Где ты живешь? - вопрос Антона вывел меня из теплого полусна.
- Да в сущности, нигде, - я плохо соображала, что говорила. - Через пару недель точно нигде.
Щуплый на вид цензор оказался в состоянии нести меня на руках. Он бережно положил меня на заднее сидение такси. Я словно плыла по горной реке на каное, периодически ударяясь о дверную ручку. В таком же практически коматозном состоянии влетела на руках мужчины в его квартиру. Я отвечала на его вопросы невпопад и уснула, так и не собравшись силами для того, чтобы помыться. Пришла я в себя только следующим вечером. Я лежала прямо в одежде на чужой широкой кровати. Встала и пошатываясь побрела на отдаленные звуки.
- Привет, Полина, - Маргатов стоял у плиты и жарил сырники.
- Ну привет, - я еще была немного сбита с толку. - А что случилось?
- Ты вчера уснула, стоя в коридоре. Где живешь, не объяснила. И я не мог тебя оставить в таком состоянии одну. Поэтому ты сейчас у меня.
- Да уж, неловко вышло.
- Почему? - мужчина поставил тарелку с горкой творожной выпечки на стол. - Все в порядке. Хочешь есть?
- Это я хочу всегда, равно, как и спать, - честно призналась я.
Антон усадил меня за стол, подал плов. И вдруг меня осенило:
- Гоша!
- Все хорошо, я все уладил, - Маргаритка сел напротив. - Я утром отнес сценарий и предупредил, что тебе плохо.
- Так раскадровки! - я встала.
- Один вечер ничего не решит, - Антон буквально силком усадил меня обратно. - Тебе нужно поесть, помыться, отдохнуть.
Пришлось сдаться под напором цензора. После ужина и ванной меня так разморило, что я просто лежала на диване в гостиной и ничего не хотела.
- Ты сказала, что тебе негде жить, - Маргатов сидел в кресле напротив.
- Да, я кочевник.
- Как Чингис-хан? - он хихикнул, видимо, посчитав свою шутку удачной
- Как хан Батый.
- Тогда можешь остановиться у меня.
- Да не знаю, - мне было очень неловко.
- Ну ты же помогала мне, в больницу приходила, - Антон теребил от волнения бахрому на покрывале кресла. - Долг платежом красен.
- Но тут платеж будет дороже долга, - я встала с дивана.
- Хорошо, считай, что ты снова помогаешь мне, - Маргатов последовал за мной. - Я не привык жить совсем в одиночку. Мне нужен кто-то рядом. Знаю, я плохой сосед, я часто плачу. Но мне прописали более сильные препараты, у меня почти прошли истерики.
Его речь была вполне убедительной. Я решила, что, действительно, стоит перебраться к цензору. У Эдуарда постоянно кто-то находился в квартире, все проституты "Мулен Руж" покинули столицу, к Гоше проситься было еще более неловко. Антон помог собрать мои вещи.
- Полина, - Наташа взяла меня за руку, - ты что, решила Маргаритку...
- Нет, - оборвала я ее, предчувствуя слишком беспардонный вопрос. - Просто мне нужно где-то жить.
- Ну-ну, - кивнула подруга. - Нет, в целом, разведенки лучше проститутов. Они на все согласны и денег не берут.
- Эх, Наташа, ты скоро укомплектуешь семью, а все о том же думаешь, - вздохнула я.
Я думала, что жизнь с мужчиной будет непривычной. Но Маргатов вел себя тихо, на глаза старался не попадаться лишний раз. Я это связывала с тем, что у него выработалась привычка, как говорится, не мозолить глаза своей доброй супруге. Припадки его стали более редкими и слабыми. Единственная вещь, которая доставляла мне неловкость, это забота, по сути, от постороннего человека. Каждое утро он вставал очень рано, чтобы приготовить что-нибудь на день, не позволял помогать по хозяйству, обязательно встречал вечером после работы.
- Да не надо за мной так ухаживать, будто я маленькая, - в один раз я не выдержала.
- Я не думаю, что ты маленькая, - Маргаритка опять подсовывал мне в руки пакет, пахнущий выпечкой. - Я думаю, что ты проголодаешься.
- Это ужасно, - я, конечно, взяла заготовку, но ненавидела себя в этот момент. - Завтра мне ничего не готовь, я не хочу. Спи по утрам дольше.
- Мне все равно не спится.
Он вышел со мной в прихожую. Начал помогать мне надевать дубленку.
- Да я сама справлюсь, - рассердилась я еще сильнее.
- Я не понимаю, что плохого в том, что я забочусь о тебе, как умею, - Антон остановил свои пальцы на моей второй пуговице. - Что делать... Если в этом состоит мой смысл жизни? Я ухаживал за младшими братьями и сестрой, потом - за родителями на старости. В браке был больше десяти лет. Полина, понимаешь? Я по-другому никогда не жил.
Я смотрела в грустное лицо мужчины. По правой щеке, изрезанной поперечными шрамами, уже текла слеза. В этот момент я почувствовала себя актрисой, играющей в дешевом сериале.
- Надо уметь заботиться и о себе, - я решила поумничать.
- Если хочешь, ты можешь делать что-то в ответ, - Маргаритка застегнул мою дубленку. - В тебе тоже очень много заботы. Когда я лежал в больнице... Что тебя заставило меня навещать?
- Не знаю. Просто вошло в привычку. И мне нужно было отвлечься от плохих мыслей, - я смутилась. - А как мне тогда отплатить тебе? Ты же не даешь даже за швабру взяться!
- Хорошо, - он улыбался сквозь слезы. - Я буду бороться с собой. Буду давать тебе швабру.
В своем кабинете я села за заполнение формуляров на актеров. Гоша перерисовывал раскадровки в тех местах, где ему цензор оставили пометки. Я иногда следила украдкой за его аккуратными руками. В голове стучала мысль, что сейчас все по-другому, он не мой друг и помощник. Этот человек мне никто, просто коллега.
- Я о тебе никогда не заботилась, - эта фраза сама вырвалась у меня.
Гоша оторвал взгляд от ватмана.
- И, наверное, ни о ком не заботилась. Я эгоистка.
- Почему же? - он отложил карандаш. - Наоборот, ты не эгоистка, поэтому не замечаешь, что на каждом шагу творишь добрые дела.
- Да нет, - я посмотрела на формуляры. - Просто я никогда никому не готовила еду... добровольно. Никогда...
- Полина, - Георгий встал и подсел ко мне, - честно говорю: не всегда доброта упирается в домашние дела. Поверь мне.
Почему-то мне захотелось прикоснуться к его лицу. Рука сама легла на щеку режиссера. Его карие глаза казались самыми выразительным и эмоциональными. Георгий накрыл мои пальцы своей вечно горячей ладонью. Буквально секунду во мне трепетало хрупкими крыльями колибри какое-то новое чувство.
- Ну, если хочешь о ком-то позаботиться, забери свою Милу, - Гошин язык без костей сбил накал момента. - Она что-то решила сойти с ума посреди зимы. Я ей говорю: еще не март, а она орет.
Я отняла руку и отвернулась, пытаясь побороть румянец на лице.
- Нет уж, Мила - не переходящий вымпел, - проговорила я. - Пусть орет у тебя.
- Понимаю. Наверное, новый любовник не любит животных? - бывший друг взялся за старое.
- Если тебе Наташа рассказала о своих эротических фантазиях, - я встала, - то это еще ничего не значит.
- Из вас двоих с Наташей специалист по эротике - ты, - Гоша кипел от злости и ревности. - Поэтому логично, что вы там с этим додиком не пирожки печете!
Я молча вытащила из сумки пакет с выпечкой. Выдала плюшку с творогом пунцовому режиссеру.
- Почти угадал! Угощайся!
И с этим человеком Наташа посадила меня за один стол на свадьбе. Гоша, конечно, вел себя так, словно мы с ним снова друзья. У него была потрясающая способность делать вид, что ничего не случилось.
- Поля, Гоша, вы такая красивая пара, - приложила руки к груди тетя Ева, мать Наташи. - Я никак не могу налюбоваться.
- Спасибо за комплимент! - Георгий пришел на торжество уже немного выпивший. - Я тоже говорю Полине, что хорошо сочетаюсь с ее туфлями и сумочкой.
Я наступила ему на ногу. Но мой сосед по столу продолжал болтать, разливать шампанское.
- Тебе нельзя, - я выхватила бокал у него рук. - Градус понижать опасно, говорят.
- Ну, ты мне еще даже не невеста, поэтому я тебя слушаться не обязан, - Гоша отпил шампанское из горла. - И потом почему я понижаю градус? Откуда такие данные?
- Ну, я же вижу, что ты пришел со своим алкоголем, - я поставила бокал обратно. - Пронес внутри, так сказать.
- Я просто запасливый.
В поездку в Москву Гоша тоже запасся  большим количеством выпивки. Хотя ему для съемок выделили не Давидыча, а Оганова - звукорежиссера с серьезным лицом. Невозможно было сказать, что у него творится на душе. И сложно предположить, что этот человек может стать хорошим собутыльником. Я же спрятала под своей одеждой шифровки от Эдуарда для связного из Сергиева Посада. До встречи с фехтовальщиком я думала, что рассказы про старообрядцев Золотого кольца - просто сказки. Однако, действительно, они существовали. Они остались в своих умерших городах, не желая поддаваться дрессировке и инвентаризации. Но с ними была серьезная проблема. Старообрядцы жили отдельными селениями, не желая привлекать к себе внимание, не собираясь объединяться в один фронт для восстания. Их нужно было как-то убедить. Эд смог выйти только на тех, кто укрывался рядом с Москвой.
Так как теперь ассистентом была я, я же и решала все текущие вопросы в командировке. Поэтому я выбила себе отдельный номер, чтобы ни с кем не соседствовать. Еще пришлось пить снотворное и ставить будильник, чтобы чувствовать себя собранной с самого утра.
- Что, Полина, надоело командовать? - в первый же день съемок ко мне решила пристать Клементина. - О, кофе принесла. Мне?
- Режиссеру, - я молниеносно ударила ее наглую руку, которая потянулась к стакану.
- Вы с Георгием прямо местами поменялись, - ехидно улыбнулась актриса.
- Конечно. Поэтому бойся меня, - я откинулась на стуле, потягивая бодрящий напиток из своей чашки. - Любой огрех, Тина, и я буду топтаться по твоему самолюбию.
- Доброе утро, - пришел важный Гоша. - О чем беседуете?
- Делим твой кофе, - ответила я.
- Ой, как мило и неожиданно, - режиссер уселся на свой стул, заглянул в экран контроля. - Ух ты, уже и камера настроена. Полина, я снимаю шляпу.
- Сюда не заглядывай, это моя территория теперь, - я чуть отвернула экран. - И орать - тоже моя функция. И девок от тебя отгонять.
Клементина на этих словах хмыкнула и удалилась.
- Ну, девок я тут не вижу, - Гоша взялся за свой утренний напиток. - Хм, с сахаром. Нет, я пью несладкий кофе.
- Тогда отдай мне, - я забрала чашку и начала пить.
- Знаешь, Поля, - режиссер сложил руки на груди, - ассистент ты так себе.
- Какого ассистента заслужил. Все, камера, мотор?
- Ладно, собирай всех.
Вечером я нашла себе жертву: военного, который пропустит меня за московский периметр. Это был Артем, ему едва исполнилось восемнадцать, и его юный возраст был мне на руку. Молодые и глупые не задают сложных вопросов. Он ждал любви, это было видно по большим серым глазам. Его тело мелко дрожало, когда я расстегивала китель. Кожа покрывалась мурашками от моих касаний. Мне нужна была эта юная чувственность, чтобы забыть единственный поцелуй с Эдуардом, перечеркнуть свои воспоминания о других мужчинах, не краснеть, сидя рядом с Гошей. В последнее время пристальный взгляд бывшего друга вызывал во мне приступы удушья.
- Полина, ты прямо исправляешься, - казалось Георгий специально издевался, потягивая кофе. - Сегодня без сахара. Но я люблю шоколад вприкуску.
- Ах, ты сладкоежка мой, - протянула я, стараясь сделать вид, что очень занята изучением раскадровки.
-А что же мне делать, если жизнь - не сахар?
На следующий день пришлось идти покупать шоколад. Опять же режиссер не уточнил, какой он предпочитает, а я, к стыду своему, не присматривалась к вкусовым пристрастиям Гоши. Поэтому взяла целый веер плиток разной степени сладости. Потом сварила кофе, потащила свои подношения для строгого начальника. А на моем месте восседала навязчивая Клементина. Она держала моего коллегу за руку.
-Георгий, ну, хватит уже ломаться. У вас есть еще какие-то варианты? - на этих фразах я подошла вплотную. - Хотите остаться в одиночестве?
-Ух ты, да тут у нас любовная сцена, - воскликнула я. - Подождите, мы же камеры не выставили.
-Отвянь, - отреагировала актриса.
Я сделала вид, что нечаянно уронила одну чашку и забрызгала Тину. Напиток, конечно, успел остыть, ничего страшного не случилось. Разве что я испортила грим девушке. Но она вскочила с таким вскриком, будто ее усадили в адский котел для похотливых грешников.
-Ты что делаешь, мразь?!
-Я попрошу никого не оскорблять, - подал голос Гоша. - Клементина, не задерживайте съемку, идите к гримеру. Если он вам сможет помочь, конечно.
Когда актриса удалилась, Георгий выразительно посмотрел на меня и изрек:
-Ну а ты, дочь Афины, свари, пожалуйста, кофе снова.
-Да ладно, выпей мой, он тоже без сахара, - я протерла стул платком и уселась.
- Ты упрямая, - Гоша пытался просверлить глазами во мне дыры, - и гневливая.
-Еще я невыносимая, - процитировала я Эда и начала разворачивать плитку молочного шоколада. - Сладенького хочешь?
На самом деле, ревность внутри меня металась, как бешеная собака. Она кусала меня, подгоняла, пугала. Мне потом стало стыдно из-за такого грубого поступка. Но уже ничего было не изменить. Я старалась не общаться так же часто и долго с Гошей, как раньше. Иначе я могла совсем погрязнуть в своем диком желании вернуть обратно нашу дружбу, а может и пойти дальше. Но в тот момент сближение могло быть опасным для режиссера. Я предпочитала следить за аппаратурой во время перерывов. В очередной раз во время такого тайм-аута актриса прицепилась ко мне.
-Полина, не будь жадиной, - проговорила она, устраиваясь теперь на месте режиссера.
-Это стул Георгия, так что освобождай, - я не хотела вести переговоры.
-У вас что-то было? - не унималась Тина. - Мужчины обычно тенью ходят за той женщиной, которая сорвала их цветочек.
-Это научно доказанное утверждение? - огрызнулась я.
-Ну так было или не было? - глаза актрисы азартно горели, она видимо коллекционировала девственников.
-Освобождай стул, режиссер уже покурил, - за спиной Тины стоял Гоша.
Она обернулась.
-Я очень польщен, что моя невинность так будоражит вас, - мужчина оперся о спинку стула рукой, нависнув над актрисой.
-Я просто серьезно отношусь… - начала объясняться Клементина.
-Мне все равно, - Георгий смотрел на нее с ненавистью. - Пощекотали нервишки и хватит.
-Георгий, я даже готова развестись с первым мужем ради вас, - актриса схватилась за руку мужчины.
-Вот, Полина, учись, как правильно соблазнять, - захохотал Гоша, пытаясь освободиться из цепкой хватки.
-Я видела в ваших глазах, что вы испытываете ко мне чувство, - я пожалела, что сейчас мне нечего вылить на Тину, но и драться с ней я не собиралась.
-Да, вы угадали, Клементина, - ухмылка Георгия в этот момент была злой, кривой, брезгливой. - Но из чувства юмора не женятся.
В этой разборке пощечину получил объект дележки. Тина чуть руку не отбила о желваки Гоши и гордо ушла, поправляя прическу.
-Все, Гоша, придется завести сорок кошек, - проговорила я, подавая ему холодную бутылку с водой, чтобы он приложил ее к пострадавшей щеке. - Говорят, это удел всех сильных и независимых мужчин.
-Ну, я уже начал. Осталось еще тридцать девять.
В этот вечер я должна была заставить своего солдатика понервничать, должна была остаться в номере. Все для того, чтобы парень еще сильнее привязался ко мне и потом помог. Эта ночь далась мне невероятно сложно. Я чувствовала, что мне нужно хотя бы лечь рядом в постель с кем-то теплым. Поэтому на следующую нашу встречу я сама горела желанием.
-А где ты была вчера? - голос Артема звучал жалобно. - Я ждал тебя.
-Мой зяблик, - я нежно провела рукой по его щеке, - не могла. Мне нужно сделать кое-какие дела, тогда я буду полностью свободна.
Я следила за лицом парня. По его глазам я поняла, что он глубоко заглотил крючок нашей близости и точно не сорвется с удочки.
-Ты мне, кстати, можешь помочь?
-Как? - с готовностью спросил солдат.
Я уложилась в сроки по подготовке к встрече со связным. Оставалось только незаметно уйти ночью из отеля. Местный пинок был очень умным и дотошным. Он часто спал прямо в вестибюле гостиницы. Поэтому мне пришлось спускаться по водоотводной трубе со своего второго этажа. Хорошо, что она была отлично привинчена к стене. Я бежала со всех ног, от страха сердце будто выскочило из груди в горло и больно билось, мешая дышать. Артем меня послушно ждал в условленном месте. Мы ехали на служебной машине, которую он взял, сильно рискуя, никого не уведомив. Я должна была встретиться со связным в вымершем поселке. Мы так с Артемом нервничали, что проехали по деревне два раза, прежде чем нашли нужный дом. Связным оказался бородатый мужчина средних лет. Он забрал зашифрованные письма. В ответ отдал мне карту и нарисованный на кальке маршрут. Мы условились вновь увидеться в другом поселке через месяц. После поездки у меня так дрожали руки от прилива адреналина, что у меня не получалось взобраться на трубу. Когда удалось, как мне показалось, нормально ухватиться за крепления, я слишком сильно ударила каблуками ботинков по металлу. Окно на первом этаже открылось. Это был Гоша. Он молча схватил меня и затянул к себе.
-Что ты творишь? - шепотом спросил мужчина.
-Неважно, - я не хотела посвящать его в детали, не хотела вмешивать в опасные игры.
Я устремилась на выход. Но Георгий схватил меня за руку.
-Не привлекай к себе внимания, - тихо проговорил он. - Останься. Утром уйдешь.
Я помылась и легла на кровать. Только в тот момент я осознала, что у меня нет с собой снотворного. И оставшаяся ночь прошла в тщетных попытках уснуть. Но пережитое путешествие и присутствие Гоши не давали расслабиться. А утром режиссер отвел меня в дальний угол павильона, за декорации, которые остались от фильма про космическую гонку. Я плохо соображала, мне приходилось напрягать мысли, чтобы услышать, что Георгий хотел донести до меня.
-Я нашел у тебя карту.
-Ты рылся в моих вещах? - я была фантастически возмущена.
-А что мне было делать? - Гоша стоял, уперев руки в бока. - Ты же ничего не сказала. Куда ты ввязалась?
-Это исключительно мое дело.
-Ходишь по ночам одна, лазаешь по трубам, вся грязная, потрепанная, - он смотрел укоризненно. - Я, может, тоже хочу повеселиться.
-Нет, тебе нельзя. Это опасно! - я уже понимала, что мне не отвертеться от бывшего друга.
-Меня это не пугает, - он подошел вплотную. - Тебе же тоже опасно…
-Мне нечего терять, - я с вызовом посмотрела на мужчину.
-Представь: мне тоже.
Я замолчала, пытаясь удержать желание выговориться. Гоша всегда умел нажать, держа выразительную паузу.
-Хорошо, - я сдалась под прицелом карих глаз. - Я ездила к старообрядцам, точнее к их связному.
-Зачем? - казалось, он хотел прикоснуться ко мне, так уж Георгий смотрел на меня.
-Неважно.
-Я никому не скажу, ты же знаешь, - все же его руки нашли мои и крепко сжали.
-Мы хотим объединиться, - я опустила взгляд, - чтобы хотя бы попытаться изменить этот мир.
Гоша отпустил меня, отвернулся, задумчиво лохматя свои волосы. Потом вновь повернулся. Я видела, как страх свернулся клубочком на дне его потемневших глаз.
-Ты понимаешь… - начал бывший друг.
-Ничего, это будет самое эффектное самоубийство, - я хорохорилась, как могла, - с удовольствием умру от пыток или у расстрельной стены. Все равно у меня ничего нет. Пусть будет хотя бы необычная смерть.
-Говоришь, как сумасшедший подросток, - процедил Гоша. - В этом - вся ты… Когда ты снова пойдешь?
-Тебе-то что?
-Я пойду с тобой.
Весь месяц я пыталась задираться перед бывшим другом, злить его, отталкивать. Специально. Чтобы он передумал помогать мне. Чтобы остался жив.
-Если не хочешь жениться на Клементине, - я болтала в перерыве между съемками, - вон, обрати внимание на Нину. Будет хорошая жена.
-Ты бы могла работать сватьей или сутенершей, - Георгий сидел, устало подперев рукой голову.
- Да, у меня талант. Только потом на свадьбу не зови. Я ненавижу это все, - я пыталась разогнать тишину, которая петлей оборачивалась вокруг моей шеи. - А уж после того, как Наташа вышла замуж за близнецов, меня тошнит от торжеств.
-Да, Наташа заиграла новыми гранями как персонаж.
Гоша стал угрюмым и менее словоохотливым. Я еще никогда не видела его в таком состоянии. Режиссер часто гулял в одиночестве, начал курить еще больше, уходил в себя, в свои мысли прямо на съемках. Когда его окликали, выяснялось, что он не смотрел на актеров, не следил за действием. Я понимала, что все это признаки чего-то нехорошего. Гоша раздумывал. Но о чем, было неясно. В назначенный день встречи с гонцом из Сергиева Посада Георгий подошел ко мне и предложил прогуляться вечером. Мы выдвинулись в сторону центра. Сначала мой спутник молчал, потом все же заговорил:
-Сейчас мы прогуляемся, потом вместе поужинаем и пойдем ко мне. Я живу ниже, от меня проще спускаться.
-А ничего, что слухи точно поползут, что я сорвала твой цветочек? - я все еще надеялась, что он передумает.
-Что ж поделать, если у тебя - имидж знатного садовода, Полина. В конце концов, мы же собрались погибать. Какая разница, что подумают окружающие.
- Я не могу взять тебя с собой, меня там ждет любовник.
-А, очередная кукла? - Гоша ухмыльнулся. - Ты так любишь острые ощущения? Ладно, я доведу тебя и подожду в укромном месте. Так сойдет?
-То есть ты крепко сел мне на хвост?
-Как репейник, - он искоса глянул на меня, - и ты меня уже не стряхнешь, глупая лисичка.
На ужине в ресторане при отеле я даже взяла Гошу за руку. Это была и конспирация, и возможность вновь прикоснутся к нему. Я видела его лицо с новых ракурсов, в другом освещении. Казалось, что он лучше всех, кого я знала. Георгий пожимал мои пальцы, даже румянец проступил на его щеках.
-Ты же не пил? - вполголоса спросила я.
-Нет, мой организм уже научился вырабатывать алкоголь, - он старался улыбнуться весело, безмятежно, но его привычная ухмылка проступила сквозь елейное притворство.
-Как удобно.
Заходили в его номер мы тоже держась за руки, словно скованные одной цепью. В темноте апартаментов Гоша как бы невзначай прикоснулся к моим волосам.
-Что будем делать, чтобы не уснуть? - я говорила шепотом.
-Поиграем в ребусы.
Когда в гостинице все стихло, Гоша медленно и аккуратно открыл окна.
-Еще не поздно передумать, - я смотрела в его глаза, но уже не находила там страха.
-Я же сказал, что все решил.
С ним бежать из отеля не было так страшно. Хотя если бы нас поймали, ничем бы хорошим это не закончилось. Но Георгий придавал мне уверенности. Он остался в укрытии, в заброшенном доме. Всю дорогу я думала о том, чтобы моего сообщника никто не нашел. Связной вновь был молчалив, он просто отдал мне длинное письмо, тоже зашифрованное. Я сложила его и спрятала на груди. На обратном пути послание жгло мне легкие. Когда мы добрались обратно, Артем попытался меня удержать объятиями, поцелуями.
-Прости, мне нужно срочно идти, - я не могла сконцентрироваться на его нежности, в моей голове бились мысли только о Гоше.
-А завтра? Завтра ты придешь?
-Конечно, мой нежный зяблик.
В заброшенном доме никого не оказалось. Я почувствовала металлический привкус во рту, словно его наполнила кровь. Еще никогда и ничто меня не пугало. Я вышла и не знала, что делать: уходить или искать Георгия. Я медленно двинулась дальше. За пошатнувшимся забором стоял мой сообщник. Мы молча продолжили путь. В отеле Гоша сначала залез в окно сам, потом помог мне. Мы улеглись на постель прямо в одежде и уснули.
Оставшееся время я заботилась только об одном: я прятала все, что мне передал связной. Боялась лишний раз разговаривать с кем-то, чтобы нечаянно не проболтаться о своей тайне. Мне почему-то казалось, что мой язык ждет удобного момента, чтобы стать моим врагом. Теперь я понимала состояние Гоши. Мы вместе выпивали одну из фляжек его золотого запаса. И каждый раз я смотрела в его глаза, понимая, что дороги назад нет. И приходилось делать вид, что все в порядке. Когда мы вернулись в Иркутск, меня на перроне встречал Антон.
-Это легендарный пекарь, - Георгий подошел к цензору. - Плюшки свои принес? А то тебе больше нечем зацепить.
-Пожалуйста, прекращай, - я оттеснила его.
Маргаритка молчал в ответ. Его запавшие глаза горели огнем решительности. Мы ехали домой молча. Там мужчина набрал мне ванну, подал обед.
-Почему ты молчишь? - спросила я. - Что-то случилось?
- Нет, что ты… просто…
А ночью Маргатов постучался ко мне. Я по традиции не спала, поэтому встала и впустила цензора.
-Я все хочу сказать… и боюсь… - он мялся у дверей, опустив глаза.
-Садись.
Мы устроились на кровати.
-Я знаю, что для тебя никто, - продолжал Антон, - и что мне нечем зацепить…
-Ты из-за Гоши? - спросила я. - Да не обращай внимание, у него манера такая общаться.
-Нет… меня правильно наказывала Ирина… - Маргаритка посмотрел на меня. - Я виноват… Потому что не любил ее… Я все это время думал только о тебе.
Я ошеломленно молчала, прокручивая в голове все моменты работы с цензором. Мне тогда казалось, что, наоборот, он меня за что-то невзлюбил.
-Просто хочу, чтобы ты знала. Ничего не отвечай, пожалуйста. Я знаю твой ответ.
-И какой он? - я взглянула на худое лицо.
-Что ты меня только жалеешь.
-Я хотела ответить, что нашла в тебе друга, - я положила ладонь поверх его сложенных замком рук.
-Спасибо, - выдохнул Антон, из его глаз снова поползли слезы. - Я буду рад стать тебе другом.
Я хотела рассказать ему о своих приключениях, о задуманном фильме, Эдуарде. Но боялась, что мои откровения станут фатальными для нас обоих.