Петер

- Вы уверены, что вас зовут Полиной Аистовой? - в этот раз меня допрашивал агент среднестатистической внешности.
- Да, - он не мог сбить меня обычными приемами ПИН.
- Что вы знаете о Наталье Уваровой?
- Это бывший секретарь Росцензуры, - я понимала, что сейчас допрашивают и всех цензоров.
- Вы были близки? - голубые глаза хищно впивались в мое лицо, ища признаки лжи.
- Мы иногда проводили время вместе, - я сконцентрировалась на воспоминании, как мы ходили с Наташей в бордель.
- Как именно?
- Выпивали в баре, например.
- Она вас приглашала на свои свадьбы, - агент хорошо подготовился.
- Да, было дело, - но я держала себя в руках, полиграф не подавал признаков того, что я лгу. - Но не были лучшими подругами.
- Хорошо, у вас есть друзья?
- Нет, я не умею дружить, - я вспоминала, как Галя кинула в меня чемодан. - Была в университете подруга, но мы поссорились.
- Из-за чего? - дурацкие вопросы могли бы меня взбесить, но я была холодна.
- Мы не поделили мужчину.
- Серьезно? - удивился пинок и скабрезно улыбнулся.
- Да, она была в него влюблена, но женой стала я, - я думала о Максиме для большей убедительности.
- И где же он сейчас?
- Он мертв.
Наташа с мужьями отправилась в Псков. А уж оттуда окольными путями выбралась в Норвегию, к Кире. Предприятие было очень рискованное. Но у нее это получилось. Я это поняла, когда получила голубое письмо - вызов в агентство ПИН для первого допроса. Я прошла три круга совершенно спокойно, стараясь не думать о тех, за кого переживала: о милых Маше и Даше, их матери, о Гоше, даже Стаса не вспоминала на всякий случай.
Я готовилась к фильму про Ивана Грозного. Сверху спустили заказ изобразить царя с исключительно положительной стороны. На тот момент меня уже не волновали подробности запросов от министров. Я хотела довести до ума другое свое детище, хотя не знала, как же его показать максимальному количеству людей. Пока нужно было пообщаться с лидерами расеев. Староверы жили общинами, которые называли "гнездами". И у их связных и курьеров были птичьи позывные. Стас звался Вороном. И он дал мне список, больше похожий на заметки орнитолога.
- Как интересно, - в мои визиты к алхимику я делала вид, что меня волнует только кофе. - Сойка, Удод, Выпь, Соловей...
- Да, но позывные нужны, - в кофейне никого не было кроме нас со Станиславом.
Он поставил мне вторую чашку эспрессо. Под ней, на блюдце была исписана вторая салфетка. Бариста вернулся за стойку. Я вытащила его записку. "Петер Янкаускас, - прочла я про себя. - Лебедь. Вызвать в течение двух недель".
- Стас, - позвала я мужчину, - можно еще круассан?
- Конечно, - он улыбался, но глаза его были темными и тревожными.
Когда алхимик принес мне выпечку, я взяла его за руку.
- Садись, - он поддался на мою команду. - Это кто?
- Курьер, - прошептал бариста.
- Это же актер, - я аккуратно сложила салфетку и бросила ее в пустую чашку, чтобы остатки кофе уничтожили запись карандашом.
Я знала Янкаускаса. Он уже снимался у меня в роли Барклая-де-Толли. И я тогда даже не подозревала, что этот человек перевозит через границу запрещенные посылки, тайные письма, оружие, незаконные травы.
- Я не сомневаюсь, но он слишком на виду.
- И в этом тоже есть своя прелесть, - Ворон не отпускал мою руку, хотя я уже давно ослабила свою хватку. - Он привезет тебе письмо.
- Хорошо, спасибо, - я поняла, что речь о послании от Наташи.
- Теперь я заслужил прощение? - глаза цвета ночного неба изучали мое лицо.
- Стас... Я...
- Я прошу только прощения...
От пережитого за последние месяцы я стала плохо спать даже с сонными ягодами. Каждый раз я давала себе зарок не открывать свое сердце.
- Если бы не простила, я бы с тобой не общалась, - в сущности, я говорила правду.
Он облегченно выдохнул, его губ коснулась легкая улыбка. Стас взял мою вторую руку.
- Но пока больше ничего, кроме прощения я не могу дать, - мои пальцы выскользнули из его плена.
- Я понимаю.
Я пришла в Роскино и вписала имя актера в список претендентов на роль Ивана Грозного. У меня не было больше других вариантов для европейского курьера. А он нужен был мне до конца. Петер должен был свести меня с каждым лидером. Хоть у меня были теперь их позывные, все равно рядом должен был быть человек, которого они знают.
- Поля, это что за истинно русское имя в перечне? - изумился Гоша, собравшись заполнять запросы на актеров.
- Ну как же, это ж наш Петька Янкин, - я пересматривала правки Людова в сценарии.
- Так зарежут, - ассистент взглянул на меня.
- Да кто ж его зарежет? - с усмешкой спросила я. - Он сам, кого хочешь, пырнет ножичком.
- Я серьезно.
- Я тоже. Иван Грозный у нас кто? Правильно, Рюрикович. А Рюрик был кто? - я выразительно посмотрела в пытливые глаза друга, стараясь показать ему своим видом, что все под контролем. - Варягом же он был, если верить там летописям всяким. Так что Петер больше всех похож на нашего царя.
- Ну, если посмотреть с такого ракурса, то, возможно, и не зарежут.
Только дома я смогла объяснить Гоше, что к чему. Он внимал, нервно куря.
-Ты провонял всю квартиру, - заметила я как бы про между прочим.
-Да? - друг сидел на широком подоконнике в комнате и пускал струи никотинового дыма в приоткрытую створку. - По-моему все нормально.
-Нет, конечно, это твой дом. И твои легкие. Делай, что хочешь.
-А что ты мне раньше не говорила? - Георгий сделал еще затяжку.
-Да как-то не обращала внимание.
-Ммм... А сейчас обратила.
-А сейчас я живу с тобой в одной квартире.
-А курящих мужчин у тебя никогда не было, что ли? - Гоша съехал на свою любимую тему.
-Был один, - ответила честно я. - Целовать курильщика - это как облизывать пепельницу.
-Ах, вот оно как, - он затушил недокуренную сигарету, помахал рукой, разгоняя остатки дыма. - Ну, что поделать. У всех есть недостатки.
Я закрыла глаза, стараясь представить себе возможные недостатки Янкаускаса. Он был высоким, с необычным типажом внешности. Черные волосы начали рано седеть. Возможно, это можно было бы посчитать проблемой. Но все перекрывали его талант, пластика тела, самобытная мимика. Петер покорил меня как актер еще во время работы над нашим с ним прошлым фильмом. Когда пришел ответ от Петера, что он готов, я отправила сценарий и зачем-то свои раскадровки. Возможно, перенервничала от мысли, что буду проводить пробы одному из самых известных актеров. И Янкаускас приехал буквально через три дня.
- Здравствуйте, - он отлично говорил по-русски, но все равно небольшой акцент давал понять, что этот человек - из Юрмалы. - Вы Полина Аистова? Я Петер Янкаускас.
- Да, здравствуйте. Я знаю. Ну, я знаю вас.
Я вела себя нервно, слишком резко встала, слишком нервно пожала руку. Меня тогда удивила скорость его прибытия.
- Вы очень быстро приехали, - Георгий как всегда не мог молчать. - Хотели нас застать врасплох?
- У меня еще действует виза после съемок в Челябинске. Вот я решил действовать.
- Да хоть бы она не истекла в середине съемок, - ассистент подозрительно посмотрел на артиста. - Я же надеюсь, вы знаете срок годности ваших документов?
- Да, все будет в порядке,  - любезно кивнул Петер. - Я могу приступить. Дайте любую реплику.
И улыбнулся. Наверное, с этого момента я поняла, что нужно держать себя в узде рядом с этим человеком. Его лицо всегда было похоже на морду довольного кота, который знает, что он хороший, пушистый, пухлый и всеми любимый. А в тот момент это было лицо смущенного мужчины, который пытался понравиться. Я решила начать со сцены, которую отработала на кастинге на Багратиона. Она мне хорошо врезалась в память после вчерашней вереницы желающих.
- Михаил Богданович! Я не согласен, мы должны наступать.
Петер сразу принял позу вполоборота.
- Нет, это все ребячество.
- Суворов бы...
- Александр Васильевич бы сначала подумал, а потом бы отступил.
Он знал чудесно текст. Во время разбора я поняла, что Петер еще работал и по раскадровке, принимая позы, прорисованные мной.
-Очередной манекен с витрины, - устало констатировал Гоша. - Но талантливый. Поэтому, пожалуйста, Поля, прекращай его поглощать глазами.
-Я не поглощаю.
-Да я вижу, - лицо ассистента разгорелось от румянца. - Смотри: съешь его с потрохами и останешься без хорошего актера. Яшка-то Становой ему и в подметки не годится.
У меня не было сомнений на тот счет, что Петер справится с образом Ивана Грозного. Но нужно было, действительно, подготовиться к борьбе за своего актера на главной роли. Пока шло наше приглашение в Латвию, я сначала держала слово в Минкульте, потом - в Росцензуре. Янкаускас принял предложение и ответил, что уже выезжает. У меня в тот момент появилась догадка, что с визой актера не все так просто. Вообще, информация, что это курьер староверов, перевернула мое представление об этом человеке. Он прибыл буквально через несколько дней.
- Вы очень стремительный, - я изучала лицо Петера, пытаясь найти хоть какую-то лишнюю эмоцию.
- Как коршун, - прокомментировал Гоша. - Вы хоть текст выучили, скороспелый вы наш?
- Я всегда готов, - простая фраза звучала, как девиз.
- Вы прямо супергерой, - ассистент нашел список претендентов на роль Ивана Грозного.
- Предпочитаю называться царем, - актер одарил его ехидной улыбкой.
Пробы Янкаускас прошел легко, словно всю жизнь готовился только к этой роли. Я понимала, что у него фантастическая память, видимо, хорошие связи на границе. Письмо от такого Лебедя должно стоить очень дорого. Я еще никогда не получала послания от европейского курьера, поэтому не знала, должна ли я что-то за услуги. После кастинга мужчина спросил:
- Будете забирать сегодня? Там целая посылка.
- Хорошо, только у меня еще дела.
Я, действительно, не ждала актера в тот день. Поэтому пообещала Лидии, что зайду к ней, принесу новые книги.
- Позволите вас сопроводить? - у Петера был очень умный и проницательный взгляд.
- Думаете, стоит? - я заметила какой-то особый интерес в свою сторону давно и не понимала, чем заслужила его внимание. - Я иду в больницу.
- Если вы не против, Полина. Кто у вас болеет?
- Подруга.
Мы купили по дороге фрукты. Петер отказался ждать меня на улице. Пришлось взять его с собой.
- Здравствуй, Полина, - матери Стаса было лучше.
Она хорошо перенесла операцию, теперь алхимик бился за ее полное выздоровление, продолжая работать незаконно. Я иногда приносила передачки, беседовала с ней, пыталась развлечь.
- Здравствуйте. Это все вам, - я поставила на ее тумбу стопку книг и пакет с фруктами.
- А кто это с тобой?
- Это один из лучших актеров нашего времени, - я решила отрекомендовать своего спутника, как можно помпезнее. - Петер Янкаускас.
- Нет, это вы зря, Полина, - он был с виду невозмутим, - только вводите человека в заблуждение.
- Не знаю насчет лучшего, но очень красивый, - женщина внимательно изучала артиста.
- Спасибо за комплимент, - Петер учтиво поцеловал Лидии руку.
- Полина, передай, пожалуйста, Стасу, - пациентка показала на пакет с вещами.
- Без проблем.
Выйдя из больницы, мы проследовали в кофейню. Там я отдала одежду Станиславу. Меня облепили Маша и Даша.
- Полина, а сегодня ты поможешь с литературой? - спросила Маша, скорее усаживая меня за стол.
- Здравствуйте, - поздоровалась с актером Даша. - Маша, Стас... Это же...
Близняшки замерли от восторга. Они очень любили фильм про Юлия Цезаря, где главную роль играл Янкаускас.
- Я чувствую, вам придется дать парочку автографов, - в моем шутке две трети точно были правдой.
- Я это переживу, - актер мило улыбнулся, присаживаясь к нам.
Хозяин кофейни подавал нам кофе, ревниво изучая мужчину, который украл внимание сразу трех важных для него женщин. Особенно внимательно Станислав смотрел на кисти рук. Рядом с большим пальцем стояло маленькое клеймо-звезда. Нам был не понятен этот знак.
- Нет, Маша, Онегин никогда не любил Татьяну, - я старалась погрузиться в общение с девочками.
- Но он же потом ходил к ней, признавался... - близняшки были такими же идеалистками, как и я в их возрасте.
- Ну, он поверхностный человек. В сельской тиши обычная мещанская дочка не могла бы овладеть его фантазиями, - мой тон был наставительным. - А вот когда Татьяна стала блистательной генеральшей, недоступной, тогда кто угодно мог в нее влюбиться.
- А она его разлюбила? - боковым зрением я видела, как актер следит за мной и девочками.
- Нет, конечно, - я старалась вести себя естественно. - Так быстро разлюбить нельзя. Но она уже поняла суть Евгения.
- Какой интересный взгляд на этот сюжет, - подал голос Петер.
- А вы читали Пушкина? - я смотрела в его карие глаза, пытаясь понять, почему этот человек одинок.
- Конечно, я много книг прочел, - прибалт опустил взгляд и начал крутить свою чашку. - И "Евгений Онегин" мне казался очень простым и незамысловатым. Но в вашей трактовке сейчас я вижу большую трагедию.
Наконец, мы с Петером вырвались из теплого плена кофейни. Мужчина шел чуть впереди, иногда поглядывая на меня, разжигая мои мысли, словно угли в печи. Я хотела знать ответы на кучу вопросов, которые звучали в моей голове.
- Вот, - Петер достал из своего тайника посылку для меня. - Весит немного, но что-то объемное.
- Это снова Пол, - с улыбкой проговорила я, ласково проведя пальцами по адресату на деревянном ящике.
- Да, Олафссон мне лично принес. Мы пересеклись в Германии, - Янкаускас не убирал руку с бандероли.
- Сколько я должна?
- Нисколько, - заулыбался актер. - Хотя... Да, должны. Рассказ, как познакомились с Полом. Он сказал, что вы самая смелая и добрая во всем мире.
- Я могу открыть прямо сейчас?
- Конечно.
Внутри посылки лежал синий кардиган с замысловатым узором. И вновь пакет с ягодами. Письмо написала Кира. В Норвегии сняли уже второй фильм по ее сценарию. Главную роль снова играл Пол. Их дочь Инга уже наизусть рассказывает стихи. Они завели кошку и снова назвали ее Милой. Еще разбили целую теплицу и выращивают цветы. Потом я раскрыла конверт от Наташи. Подруга поделилась со мной, что у них все хорошо. Мужья нашли работу, сама она ждала ребенка. Пока пол не знала, но хотела девочку. Согретая словами друзей, я умиротворенно прижимала письма к сердцу, словно они были в состоянии наполнить мою душу светом.
- Я вас, пожалуй, провожу, - подал голос Петер из своего кресла. - Уже поздно.
- Черт! - выругалась я, представив, как будет кричать Гоша. - Да, надо торопиться.
Янкаускас еле поспевал за мной с коробкой. Дома нас встретил Георгий.
- Наконец-то, - это было единственное слово, которое друг произнес с укором. - Петер, спасибо, что привели эту блудную... То есть заблудшую птичку.
- Здесь посылка еще, - актер передал ящик Гоше.
- Отлично. Чай попьете? - ассистент выжидательно смотрел на прибалта.
- Нет, спасибо.
- Вы идеальный гость. Приходите чаще.
Когда Георгий закрыл дверь за Петером, он даже не взглянул на меня.
- А что, ругаться не будешь?
- Я уже устал бороться с твоей рассеянностью, - вздохнул Гоша, вытащив кардиган из ящика. - Ух ты, этот норвег просто монстр со спицами.
- А с моей блудливостью?
- В этом плане ты настолько горбата, что и могила тебя не исправит, - друг пересыпал сонные ягоды в стеклянный судок. - Петера только не трогай. Дай человеку нормально пожить.
- Как будто я кому-то мешаю жить, - засмеялась я.
- Да. Мне, например.
Так как нам нужно было побывать в целом перечне городов, нашей команде вновь выдали передвижные вагончики. Так было проще и дешевле путешествовать. Во время поездки к зоне Золотого кольца мы периодически останавливались. Веселая и праздная компания уже пила, еще не достигнув первой точки назначения - Ярославля. Плюс актеры привычной тропой пошли в вагончики женщин. В этот раз помимо меня была врач Алина и актриса Оксана. Первая даже сама кокетничала со всеми мужчинами. Вторая держала вежливую дистанцию. Моя же слава развратницы, как всегда, привлекла охочих до острых ощущений. На каждой остановке ночью ко мне обязательно кто-то стучался. Чаще всего был Андрей Прялин, исполнявший роль Малюты Скуратова. В целом, внешне актер мне нравился, но его наглость бесила. Я сначала просто не открывала ему дверь, потом посылала матом. Когда же Андрей распустил слух, что мы с ним любовники, я вызвала мужчину на разговор.
- Ты с ума сошел? - спросила я.
- Да, от твоей красоты, - меня злил его голос, голубые глаза, черные локоны, легкая небритость, даже манера взмахивать рукой.
- Да, еще скажи: я тебя люблю и все такое, - безразлично протянула я.
- Я люблю тебя, Полина! - громогласно объявил артист и картинно встал на колено.
В этот момент в вагончик заглянул Петер.
- Извините, дверь была распахнута, - прибалт отшатнулся и ушел.
- Ты плохо сыграл антрепризу, - я подняла Андрея и начала выталкивать со своей территории.
- Ну, ты даже не даешь мне шанса!
Мне было ужасно стыдно, что Янкаускас заглянул именно в этот момент. Меня тянуло к загадочному европейскому курьеру. Но я понимала, что у нас вряд ли получатся долгие и крепкие отношения. Мне нужно было доводить до ума два фильма. И я осознавала, что ничего не могу дать этому удивительному мужчине, кроме возможных проблем. И все же я не хотела, чтобы Петер плохо думал обо мне. Когда мы, наконец, расставили свой табор вагончиков под Ярославлем, Андрей снова пошел в наступление. Он нарвал васильков и начал ломиться ко мне вечером.
- Ты меня достал! - я потеряла терпение, поэтому повысила голос.
- Полина, после того, что было между нами...
Актер не договорил. Я вырвала у него букет и хлестнула по лицу.
- Между нами ничего не было и будет, - я швырнула цветы в Андрея. - Вали, собиратель гербария.
Прялин был сумасшедшим. Иначе невозможно объяснить его настырность. Актер попытался обнять меня. Но его схватил за плечо Янкаускас, который подоспел вовремя.
- Вас только что выгнали, - проговорил он с беспристрастным лицом. - Так что отойдите от леди.
Мои щеки в тот момент занялись пожаром от стыда. Словно мужчина, который мне нравится, узнал обо мне самые неприглядные факты. Петер прогнал Андрея и вернулся ко мне. Мужчина очень настойчиво постучал.
- Я не хочу это обсуждать, - крикнула я.
- Нет, я шел к вам, Полина. Нужно кое-что обсудить.
Пришлось впустить Петера.
- Вы забыли? - его глаза смотрели внимательно, словно на моем лице была написана вся нужная ему информация. - Завтра Сыч летит в гнездо к Скворцу.
- Нет, не забыла.
- Нужно обсудить план с Георгием, я так полагаю.
- Не обязательно, - я усмехнулась. - Сыч - это я.
- А... - Петер был почти невозмутим, я успела уловить легкое смятение в его взгляде. - А вы...
- Позывной "Сова" был занят. Поэтому я "Сыч". И в нашем дуэте с Зябликом именно мне нечего терять.
- Вы так и не рассказали, как познакомились с Олафссоном, - Петер удобно устроился на моем стуле и подпер подбородок рукой.
- Как и с вами. Я пригласила его на роль. Он подошел, - я села на кровать. - Почему Пол считает меня смелой и доброй?
- Да, пожалуй, это больше всего меня интересует.
- Я помогла ему наладить общий язык с его возлюбленной. А потом помогла им выехать в Норвегию вместе, - я говорила быстро и шепотом. - А потом меня и всю команду допрашивали с пристрастием. Но, как видите, я жива, здорова, сижу перед вами, байки травлю.
- А почему Сыч?
- Я почти не сплю по ночам. Думаю, вопросы исчерпаны?
Что мне еще нравилось в Петере, так это его проницательность. Он не стал спрашивать что-то дополнительно. Актер коротко попрощался и вышел.
На следующую ночь я проинструктировала своего ассистента по условным знакам и по тому, где нас встречать, если мы задержится. Гоша должен был стать прикрытием на случай проблемы. Я просто не смогла бы соблазнить в каждом городе по военному. Поэтому мы с Петером планировали обходить цепочки наблюдения партизанскими методами. Первая вылазка прошла успешно. Мы смогли пролезть под колючей проволокой без лишних проблем. Идти было недалеко. Расеи устроили себе гнездо в соседнем лесу. Они были относительно доброжелательны и готовы идти на контакт. Мы оставили им все данные о других отрядах. Обратная дорога тоже прошла спокойно. Потом Янкаускас довел меня до моего вагончика. Зайдя внутрь, он порывисто пожал мои руки.
- Пол вас неправильно охарактеризовал, - прошептал прибалт. - Вы отважная, красноречивая и самоотверженная.
- То же самое можно сказать и о вас. Спасибо за помощь.
Вопросы вороньей стаей бились в моей голове, не давая покоя. Я не могла понять, почему Янкаускас стал курьером, почему не женат, почему согласился участвовать в моем странном предприятии.
Я видела его упорство, выносливость, работоспособность. Это лето выдалось невероятно жарким. Даже в Ярославле казалось, что мы все дружно сидим в раскаленной духовке. Петер держался и не подавал виду, как ему тяжело в этих одеждах, скроенных на старинный лад, в гриме, в парике, в бороде. Из-за солнцепека мы работали на натуре посменно. Актеры играли свои эпизоды, потом отрабатывали крупные планы и бежали прятаться в тень, скорее разоблачаться. Янкаускас же стойко держался весь день. Он иногда позволял себе класть на загривок мокрую ткань, пил воду. Еще его, как истинного царя, обмахивали опахалом в перерывах. Но все равно это все слабые меры против этого аномального лета. В перерыве Петер подсел ко мне, позвякивая медными бляхами на костюме.
- Может, разденетесь, на сегодня мы закончили с Иваном Грозным, - я сочувственно посмотрела в его глаза.
- Нет, все в порядке, - Петер принял очень уставшую позу на стуле.
- Почему вы такой?
- Какой? Упрямый?
- Да, - я невольно улыбнулась, - вы упрямый, упорный... Что заставляет вас идти по этому пути?
- А можно я приду к вам вечером? - актер подался чуть вперед. - Скажем, сварю вам какао? Заодно поговорим.
- Какао? - я даже не представляла, что суровый мужчина передо мной - сладкоежка.
- Ну, если не любите... Я могу сделать чай.
- Да нет, люблю.
Вечером к нам спускалась живительная прохлада, дающая силы на оптимизм. Группа весело переговаривалась, звенела посудой за ужином, кто-то выпивал. Я сидела на подножке своего вагончика, делала вид, что просто точу ножи.
- Красивое оружие, - Янкаускас подошел ко мне слишком тихо.
- Да, подарок друга.
Мы обошли вагон. Пока он возился с огнем и своим походным котелком, я внимательно следила за каждым точным движением актера.
- Мне интересно, почему такой мужчина, - я оборвала деловую паузу, - не женат?
- Вас сильно волнует моя судьба? - в его глазах проскользнула насмешливость. - Что ж... Я полагаю, я должен быть честным, раз мы - в одной упряжке?
- Если не хотите, не говорите.
Петер помешивал какао в котелке, позвякивая ложечкой. Она стала своеобразным аккомпанементом тихой речи актера.
- Я почти женился. Был такой эпизод в моей жизни. Но за день до свадьбы я услышал, как моя невеста бравировала тем, что заклеймит актера, - мужчина сделал вид, что очень занят перемешиванием напитка. - Единственные эпитеты, которые она использовала... Это "симпатичный", "богатый". Еще она добавила, что я неплох в постели.
- И вас это оскорбило?
- Нет, не оскорбило. Отрезвило. И я расторг помолвку.
- Вы любили свою невесту?
Петер выдержал паузу, наливая какао мне в железную кружку.
- Ну, был влюблен точно, - он подал мне какао, - но не так сильно, чтобы простить ложь и безразличие.
-А звезда на вашей руке…
-Это ставят в Латвии всем, кто лишился девственности. Но в целом, у нас это не великий грех, - актер потер руку с клеймом. Но со мной все понятно... Где же ваши три кольца?
Теперь настала моя очередь устроить минуту тишины. Я тянула горячий какао и раздумывала о том, какую часть своей жизни можно открыть Янкаускасу.
- Я была замужем, - наконец, я нашла свои силы, чтобы начать историю. - Но это был брак по расчету, если так можно выразиться. А потом мы развелись. Еще был жених, но он меня обманул.
- В чем?
- Вы тоже любите выпытывать?
- Ну, не зря же я стал птичкой, - Петер хитро улыбнулся. - Это все из любопытства.
- Ладно. Он сделал вид, что невинен и влюблен. Но потом все быстро вскрылось.
- У этого человека каменное сердце, раз он смог вас обмануть.
Янкаускас молча уставился в свою кружку. Так, в тишине мы допили какао. Потом он потушил огонь, забрал свою утварь.
Следующей точкой в маршруте стал Ростов. И здесь я тоже разрешила команде первые два дня расслабляться и выпивать. Тем временем мы с Петером продумали маршрут следования и свои действия практически до мельчайших деталей. И все равно у меня сердце бешено билось в висках, а волнение заглушало мысли. Если бы мой напарник знал, как я волновалась, то уже не считал бы меня отважной. Мы преодолели заграждение. Потом шли около десяти километров до старообрядцев. Они были не так радушны, как предыдущие. Отказались разговаривать с женщиной. Янкаускасу пришлось самостоятельно убеждать их взять позывные и карту. И они отказали в съемках. На обратном пути нас застукал часовой.
- Что вы здесь делаете? - солдат смотрел недоверчиво расширенными зрачками.
- Мы гуляли, - я решила косить под пьяную в надежде, что военный поверит. - Хочешь с нами, мальчик?
- Да, воздух здесь потрясающий, - Петер тоже подпустил в голос нетрезвые ноты.
- У заграждений нельзя гулять, - дуло автомата, направленное на Янкаускаса, дрожало в нетвердых руках молодого солдата. - Вам придется пройти...
- Дорогой мой, нежный зяблик, - проговорила я проникновенно, - опусти, пожалуйста, автомат.
- Пройдемте, - часовой от волнения превратился в дрожащий камертон, вооруженный и опасный.
- Мы пройдем, только не угрожай нам.
Солдат опустил дуло и вздохнул.
- Может простишь нас? На первый раз, - я подошла ближе к парню, понимая, что атмосфера уже не так накалена.
- Я должен вас проводить на допрос.
- Ну, пожалуйста, - моя рука аккуратно поползла по его предплечью. - Мы больше не будем.
- Меня накажут, - солдат даже не сопротивлялся.
- А ты никому не говори, - я завладела воротом его шинели. - И мы не скажем.
Петер молча наблюдал, видимо, осознавая, что не стоит мешать.
- Пожалуйста, - прошептал часовой, - не надо.
- Чего не надо? - отозвалась я, приближая лицо.
- Что вы хотите? - голос парня дрожал вместе с его телом.
- Я хочу поцеловать тебя, - в этих моих словах была доля правды. - А потом пойти на допрос.
- Не надо, - молодой человек превратился в попугая, повторяя свою короткую мантру.
- Хорошо, я уважаю твои желания. Тогда мы пойдем.
Я отпустила смущенного юношу. Мы с Петером торопливо зашагали прочь. Мужчина снова завел сначала меня в мой вагончик. Он выразительно посмотрел мне в глаза, на мои губы.
- Что теперь скажете обо мне? - насмешка на моем лице стала маской, скрывающей стыд.
- Что сам дьявол не устоит перед вами, Полина. Но вы это и так знаете.
Утром все еще были разморенными после успешного пьянства. Правда, на удивление Гоша был трезвым и бодрым. Он принес мне два стакана кофе. Мы сели на подножку моего вагончика.
- А что это ты, Гошенька, поссорился с Давидычем? - спросила я удивленно.
- Да, он не простил мне измены с Яшкой Становым, - друг тоже пил бодрящий напиток.
- Я думала, у вас высокие отношения.
Тут я, поняла, что по нашему лагерю идет тот самый ночной часовой. Парень увидел меня. Его лицо было взволнованным. Я думала, что сейчас точно случится что-то необычное или страшное.
- Это же вы? - он снял зачем-то свою пилотку и начал ее нервно мять.
- Я, - испуганно отозвалась я.
- Пожалуйста, поцелуйте меня.
Эта просьба прозвучала, словно грохот пушки в полной тишине. Я изумленно уставилась на парня, который опустил пристыженно глаза.
- Полина, стоит мне отвернуться, как на тебя набрасывается солдатня, - захихикал ассистент. - Хотя ты не дембельский аксельбант.
- Да ладно тебе, - толкнула я Кузнечика плечом. - Тебе завидно, что ли?
- Нет, я ни в коем разе не хочу лобзаться с этим парнишкой, - Гоша встал и пошел в сторону своего вагончика.
- Надо было соглашаться ночью, - я смерила юношу презрительным взглядом. - У меня сейчас нет настроения.
- Я испугался... А потом подумал, что мне еще служить восемнадцать лет...
- Ладно, убедил.
Я взяла солдата за руку и завела в свой вагончик, чтобы никто не видел, как я целую постороннего человека.
Третьим городом стал Александров. Команда, привычная к долгим поездкам, зароптала. Мы снимали быстро. Я поторопилась, боясь, что военные цепочки что-то заподозрят. И даже два дня отдыха после каждого переезда не радовали группу.
- А что вы хотите, Амфибрахий Давидович? - устало спросила я у звукорежиссера.
- Кости старые размять, Полина.
Он стоял надо мной, пока я просматривала сценарий. Операторы уже настраивали баланс на камерах. Актеры разогревали лица и речевой аппарат. Петер нервно прохаживался в полной своей амуниции. Мы все дружно встали в пять утра, чтобы успеть отработать хотя бы две уличные сцены до дикой жары. Я видела, что у всех усталые, невыспанные лица. Я, наоборот, жила в состоянии адреналиновой агонии. А среди других участников съемок уже бродило коварное выгорание. Это легкая тень, которая сначала слегка касается плеча. Если не смахнуть ее черную руку, она ляжет всем весом на плечи и потянет на дно.
- Гоша, слышал? - обратилась я к ассистенту.
Он выговаривал за медлительность стажера с хлопушкой. Услышав мой голос, Георгий повернулся. Весь его вид тоже выражал усталость.
- Что?
- Амфибрахий Давидович просит тебя вернуться, он все простит.
- Да, ладно, Давидыч? - Гоша взглянул на собутыльника. - Родной мой!
- Да я не в этом плане! - замахал руками старик. - Я хочу погулять, архитектуру посмотреть.
- Друг мой, бутылка - это тоже архитектурная форма, - в голосе ассистента проснулось озорство.
- Я, может, хочу перед смертью насладиться жизнью, - заворчал Давидыч.
- Я вас поняла, - на самом деле, я уважала старого звукорежиссера. - Давайте договоримся так. Вы живете еще пятьдесят лет, милый Амфибрахий Давидович. Сегодня мы поработаем, а завтра весь день будем смотреть достопримечательности?
- А алкогольные обычаи Александрова будем осваивать? - заволновался осветитель Филипп.
- Филя, это вечером.
После съемок Петер подошел ко мне. Костюмер уже забрал царские одежды, но гример еще был занят, поэтому передо мной стоял Иван Грозный в современной футболке. Я невольно улыбнулась, отмечая диссонанс.
- Что ж вы, Петер, снимайте бороду сами.
Я встала. Прикладывая смоченный платок к краю искусственной накладки, начала ее отклеивать.
- Вы очень демократичный режиссер, - Янкаускас тоже ухмылялся в ответ. - Я это сразу заметил.
- А что, это плохо?
- Не знаю даже, - актер снял и парик. - Просто пытаюсь понять вас. Нос мне тоже вы снимете?
- А почему бы и нет.
Вечером он снова пришел с котелком. Какао стало лейтмотивом, сопровождающее наше душевное общение.
- Зачем вам вот это все? - многозначительно спросил Петер, мы не называли свою конечную цель сотрудничества.
- Я пообещала помочь человеку, - я приняла кружку со сладким напитком. - И я хочу увидеть другой мир. Если повезет.
- Думаете, повезет? - актер словно невзначай прикоснулся к моей руке.
- Возможно. Меня больше интересует, что вас заставляет помогать мне?
Янкаускас убрал руку, начал переливать остатки какао в свою кружку.
- Мой отец - беженец из Сургута, - наконец проговорил мужчина. - Его женили насильно. Жена его тоже не любила. Она была бесплодной. Но грешила на своих мужей, унижала. Ему помогли староверы. А потом отец встретил мою мать. И на удивление, ей было все равно, какое у него клеймо на руке. Конечно, брак им не одобрили, но все равно они были вместе, были счастливы.
- И как это касается вашего мировоззрения?
- Отец помогал расеям в благодарность за свое спасение, но он занимался доставкой до межи. И я тоже загорелся, решил как бы продолжить его дело. Почему нет?
Я следила за Петером. Он мечтательно помешивал свой напиток. Его глаза будто смотрели сквозь время, на своего отца. Я к тому моменту научилась распознавать эмоции на лице Янкаускаса. В кадре он играл ярко, показывая большой спектр эмоций. А в жизни мимика этого человека была немного скованной, будто он боялся впустить в свою душу лишних зрителей.
- Ну и еще я с удовольствием помогаю вам, Полина.
- Спасибо.
- А завтра мне тоже можно наслаждаться архитектурой Александрова?
- Конечно.
- А можно сделать это в вашем обществе?
 Наш вечерний час с какао всегда казался мне мгновением. Каждая его черточка, морщинка были для меня совершенными. Мужчина стал моей отдушиной, отрадой, вдохновением. Утром он постучался ко мне.
- Полина, я принес вам кофе.
-Благодарю, вы очень внимательны, - я смотрела в карие глаза и пыталась понять, зачем Петер взялся ухаживать за мной.
Днем мы все отправились в путешествие по старинным улочкам, смотрели восстановленные храмы. Я пыталась блеснуть знанием биографии Ивана Грозного. Даже немного заспорили с Янкаускасом насчет личности царя. Ему казалось, что он хорошо проник в образ, который играл.
- Что для вас важнее? - Петер прожигал меня взглядом.
- Что именно?
- В мужчине.
- Если в монархе, то решительность, - я увиливала от прямого ответа, чувствуя, как смущение пробирается мурашками к лицу. - Если в актере, то талант перевоплощения.
- В вашем мужчине, - прибалт решил надавить.
Мы остановились у спуска к реке и храмовому комплексу, пропуская всех желавших с Давидычем восхититься красой Александрова. Между нами шли гуськом более десяти человек.
- У меня нет моего мужчины, - ответила я, когда прошел последний - оператор Миша.
Мне показалось, что под моими ногами затанцевала земля. Я плохо спала в последнее время, по своему обычаю.
- Ну вот вы встретите мужчину. Как поймете, что он вам подходит? - глаза актера словно гипнотизировали меня.
- Надеюсь, я просто влюблюсь в него настолько сильно, что забуду о своем прошлом.
-У вас оно очень богатое?
-Как у всякой женщины.
Ночью нам предстояло вновь ползти по сухой земле, среди колкой травы. У заграждений Петер аккуратно перекусил плоскогубцами колючую проволоку. Он помог пролезть мне в брешь без повреждений. Потом нужно было перейти реку вброд в специальном месте, где местные расеи сделали скрытую насыпь. Актер, ни слова не говоря, подхватил меня на руки и начал путь практически в полной темноте, надеясь на свою память. Он проходил этот участок несколько раз, но с другой стороны. Надо было отдать должное, Петер отлично помнил все. Александровское гнездо приняло нас добродушно. Янкаускаса здесь особенно любили, он часто приносил им запретные травы, которые росли только на морском берегу. И именно их организация когда-то помогла отцу Петера. Лидер внимательно выслушал мою речь и даже предложил помощь в съемках. Такое теплое общение наполнило меня энергией, надеждой. И уже на обратном возникла проблема. Она была серьезнее, чем испуганный молодой солдат с автоматом. Янкаускас провалился в ловушку своих же союзников. Это была яма, наполненная заостренными кольями. Один из таких шипов разорвал курьеру одежду и кожу на груди. Из раны хлынула темная кровь. Я с трудом вытащила слабеющего сообщника.
- Кричать не будете? - шепотом спросила я, уложив Петера на землю.
- Что вы хотите сделать?
- Нужно продезинфицировать, - я достала соль.
Прибалт стойко вынес обработку. Потом пришлось раздеться, снять нижнюю майку и использовать ее для того, чтобы остановить кровотечение. Мужчина молчал, но очень часто и поверхностно дышал. Это был верный признак, что он испытывал сильную боль. До ограждения Петер еще шел сам. В дыру между колючей проволокой я буквально протащила своего тяжелого и высокого подельника. Когда до нашего лагеря осталось метров сто, мужчина рухнул от усталости и потери крови. Я волокла его на своих плечах. Минуты пути с серьезной поклажей растянулись в часы. "Хорошо, что это хотя бы не Пол, норвег, поди, еще тяжелее", - мелькнула у меня мысль в голове. Я завалила Петера в свой вагончик. Там в свете ночника, который специально не тушила, я поняла, что рана слишком глубокая и большая. Ее нужно было хорошо промыть и зашить. Я так растерялась, увидев, что у Янкаускаса снова начала сочиться кровь... Когда удалось остановить ее, я пошла за помощью к Гоше.
- Ты же не будешь его штопать обычными иголками и нитками, - ассистент задумчиво расколошматил волосы на своей голове.
- А что делать?
- Эх, Полина, - прошептал друг, мрачно посмотрев на меня. - Ладно... Я пойду к этой безотказной Алине. Я ее выведу, а ты прошерсти инструменты.
Георгий очень правдоподобно изобразил увлечение врачом. Она была несколько удивлена приходу ассистента под утро. Но сдалась под напором Гоши. Он повел ее, взяв под руку. Я бросилась в медицинский вагончик. Старалась тут же закрывать проверенные ящички, чтобы женщина ничего не поняла, вернувшись обратно. Только в самом низу стеллажа я нашла хирургические нити и иглы. Заодно вооружилась антибиотиком и обезболивающим. Петер был без сознания, когда я вошла с награбленным добром. Я снова обработала рану, теперь Гошиной водкой. Это быстро привело в чувство моего пациента. Я дала ему таблетки, сделала укол.
- Что вы хотите? - в голосе курьера зазвенел легкой нотой испуг.
- Вы боитесь боли? - я продевала своими пинцетами нить в изогнутую иглу.
- Я боюсь этих предметов в ваших руках.
- Ничего, Петер, я хорошо шью.
Я действовала аккуратно, соединяя разрезанные ткани. Янкаускас мелко дрожал и задерживал дыхание, когда игла входила в его мышцы.
- Все будет хорошо, - три слова стали припевом моей успокоительной песни для актера.
Я пыталась отвлечь его болтовней про свое детство, бордель матери, про свою жизнь в общежитии. Наконец, работа была окончена, а за окном начали мерцать рассветные лучи. Они просочились сквозь мою занавеску, нарисовав красные полосы на бледном лице актера. Одна яркая строчка поползла по его шее, ключице, груди, открывая мне целую карту татуировок на его коже.
- Да, вы решили сделать из себя полотно, Петер, - проговорила я, снова омывая спиртом швы.
- Тату прикрывают рубцы и шрамы, - ответил он. - Хотите, расскажу, что значат все эти рисунки?
- Ну, давайте.
Янкаускас приподнялся на локте, я подхватила его, помогая сесть. Но коварный прибалт подался вперед и припал к моим губам. Кто-то искусный словно пришил меня крепкой нитью к мужчине. Я не могла оторваться, испытывая, как на меня обрушивается неумолимое цунами страсти. Петер сам остановил свой порыв, опустив голову.
- Простите, я не могу удержаться, - прошептал актер. - Пока вы зашивали мою грудь, вы в нее уронили искорку любви.
- Очень романтичное оправдание, - улыбнулась. - Но давайте не будем торопить события.
-А если в следующий раз кто-то из нас погибнет?
Мужчина прикоснулся снова ко мне своими колдовскими губами, привораживая еще сильнее. Потом он встал, покачиваясь. Хотел выйти, но я его удержала.
- Вам надо одеться, - напомнила я. - Я принесу чистую рубашку.
На улице происходил настоящий скандал, который всех пробудил.
-Почему не хотите? - у Алины был очень командирский тон.
-Я думал, это свидание, - парировал Гоша. - Меня мама не так воспитывала.
-Всего лишь поцелуй! - выразительно развела руками врач.
-Ну, это вам всего лишь, - ассистент уже стоял на своей подножке. - А я хочу на свадьбе поцеловаться.
Группа хихикала. Алина, ничего не понимая, досадливо махнула рукой.
-Давидыч, у тебя есть коньяк? - крикнул Георгий.
-Конечно, сын мой!
Пройти незамеченной не удалось. Команда заметила, что я вынесла рубашку из вагончика Петера. Но никто не стал задавать глупых вопросов. Ситуация казалась всем понятной. У актера еще дрожали руки после ночного приключения, поэтому я сама застегивала на нем мелкие пуговицы. Несколько дней Янкаускас делал вид, что ничего не произошло. Актер героически и невозмутимо играл свою роль, будто и не был ранен.
Следующим нас встретил Ростов со своим потрясающим кремлем. Мы устроили свое киношное кочевье у самых его стен, потому что снимали внутри. Я пыталась запечатлеть углем мощные стены и купола крепости, когда Петер вновь пришел ко мне с котелком.
-Наш традиционный какао? - с улыбкой спросила я.
-Да, он самый. Ты не только шьешь, но и рисуешь?
-Да, есть такое.
Я продолжала свой рисунок, пока Янкаускас варил напиток. Он изредка посматривал на меня.
-А портреты? - спросил он.
-Да, иногда они получаются.
Мужчина откинул прядь волос со лба и задал вполне ожидаемый вопрос:
-А меня ты нарисуешь?
-С этим желанием осторожнее, - проговорила я с усмешкой. - Я - портретная ведьма. Все, кого я изображаю, в меня влюбляются.
-Я и без этой магии… - многозначительно улыбнулся актер.
Эта фраза не давала мне покоя, преследовала даже по ночам, мешая спать. Петер приносил мне полевые цветы, кофе, повесил новые занавески на окно в вагончике. Даже предложил научить меня метанию ножей.
-Меня научили ближнему бою, - я шила чехлы для подарка Эдуарда.
-А лучше не подпустить к себе противника, - Петер сидел рядом и следил за мной. - Я помогу. Я умею метать.
От этого предложения было сложно отказаться. По вечерам Янкаускас ставил мешочки с песком, которые сам подготовил. Он показывал, как держать оружие, объяснял тонкости. В очередной раз Петер взял мою руку с ножом и начал ее целовать, закрыв глаза.
-Петер, это опасный поцелуй, - смущение охватило меня. - Не порежешься?
-Еще опаснее целовать тебя в губы.
-Почему? - я воткнула нож в землю.
-Можно погибнуть, - он обнял меня. - Я уже пропал.
- Просто объясни мне, - я почти сдалась под натиском мужчины, - что ты такого нашел во мне?
- Я всегда хотел равную, похожую на меня. Чтобы не нужно было оправдываться за съемки на выезде, не скрывать чужие письма и посылки, - Янкаускас ласково провел пальцами по моей щеке, шее. - Чтобы не сомневаться в том, что меня выбрали за то, что я - это я. А не просто персонаж из фильма, который понравился. Ты именно такая…
Когда мы пошли ночью на встречу с Пересмешником, я крутила в голове слова актера. Пыталась понять, что будет дальше. В тот момент влюбленность овладела моим сердцем. Но разум напоминал, что у меня еще куча незавершенных дел. Переговоры опять вел курьер, потому что местное гнездо расеев не захотело слушать женщину. Нам даже удалось спокойно добраться до моего вагончика. Внутри Янкаускас меня поцеловал, в тот раз это был требовательный поцелуй, огненный.
-Я не сплю с актерами, - я попыталась сопротивляться соблазну.
-А я сейчас не актер, я курьер, - он приник вновь к моим губам.
-Ты точно этого хочешь?
- Я не отступлюсь, я уже выбрал тебя, - прошептал он, расстегивая рубашку.
Я любовалась игрой отблесков ночника в его глазах, пятнами света на сильном теле мужчины. Утром уже лучи солнца, продираясь сквозь занавеску, плясали на счастливом лице Петера.
-Можно я тебя нарисую? - я почему-то сильно захотела подарить ему хотя бы набросок.
-Я же сам тебя попросил.
 После съемок я усадила своего любовника на лужайке, среди ромашек. Его серьезное лицо необычно контрастировали с нежными цветами. Я рисовала его пастелью, хотя не хватало всех оттенков.
-Ты поедешь со мной? - волнуясь, спросил Петер.
-Куда?
- В Латвию. У нас мужчина и со звездой может надеяться на брак. Это на усмотрение женщины… - он внимательно изучал меня. - У вас все строже. А я не хочу быть никем в твоей жизни.
-Почему же никем?
Я не задумывалась о будущем с Янкаускасом. Просто плыла по течению своей страсти. И вдруг он поставил меня перед выбором. Конечно, такой человек имел право требовать.
-Я не знаю… мне нужно подумать…
Я поняла, что не смогу оставить всю команду, не выполнить обещание, данное Эдуарду и себе самой, забыть в Иркутске Гошу, кошку и кактус. Поэтому не могла даже смотреть на Петера. Последним пунктом нашего путешествия стал Плес. В маленьком городке на Волге мы все решили сначала перевести дух, а потом уже продолжать снимать. Тем более, я должна была выбрать подходящий пейзаж для батальных сцен в поле. За мной увязался Янкаускас.
-Ты так и не сказала: едешь со мной или нет, - ответил он на мой вопросительный взгляд.
-У меня очень много дел здесь, сейчас, - я словно оправдывалась.
-У меня тоже очень много задач, если ты не заметила, - он попытался взять меня за руку.
-Видишь, как получается…
-Я не люблю, когда со мной играют.
-Я подумаю еще.
Я боялась дать прямой ответ и потерять Петера. У нас оставалась последняя ночь, последний визит. Наш ждала община Плеса. На удивление нам удалось обойти часового, который сидел, как раз в самом удобном месте для лаза. Пришлось рвать дырку в заграждении у кустов шиповника. Дикие цветы ободрали мне ладонь и щеку. В гнезде Сороки помогли обработать глубокие царапины, внимательно выслушали, обещали помочь. Лидер лично проводил нас обратно. Но все планы спутал случай. На спуске я поскользнулась и чуть не выдала наше присутствие часовым. Но смогла промолчать, катясь по склону. Петер ловко соскользнул следом, ухватил меня за куртку. Мы шли к лагерю, измазанные в грязи, уставшие. Янкаускас завел меня к себе: его вагончик стоял ближе всего.
-Я пойду к себе.
-Подожди, - прошептал он, вытирая мне лицо полотенцем. - Я принесу воды. Хочешь, пока возьми мою одежду.
Я вытащила из шкафа наугад кофту, вместе с ней вылетел открытый конверт. Я бы положила его обязательно на место, если на серой бумаге не было бы написано мое имя. Когда курьер зашел в вагон с котелком, я показала ему письмо.
-Я хотел тебе отдать, но позже, - по его лицу пробежала тень волнения. - Если будешь готова.
-Я готова сейчас.
Первый лист был исписан мелким почерком. Его короткий текст гласил:
"Уважаемая пани Полина!
Пан Богдан не в состоянии сейчас составлять письма. Потому что Милоша больше нет с нами. Вчера утром его нашли мертвым в кровати, он заранее написал вам послание и попросил отправить, если не дождется вас...
Возможно, эта ужасная весть не застанет вас в Иркутске. Но я очень надеюсь, что все же успею предупредить и подготовить вас.
Простите меня, что стал дурным вестником.
Ваш друг Марек".
А вторая, страница заставила мое сердце упасть в глубокий обрыв. Я села на постель курьера, потому что не могла стоять.
"Моя маленькая сирена!
Если ты получила это письмо, заклинаю, не приезжай.
Я просто хочу, чтобы ты знала: всех слов в мире не хватит, чтобы передать мою любовь к тебе.
Я только сейчас понял, как был прав, настояв на том, чтобы мы купили тебе платье до твоего отъезда. Я забрал его с собой в палату, повесил на виду. Оно дает силы держаться. Я целую перстень - твой дар любви - и представляю, что в этот момент ты чувствуешь мой поцелуй. Я грею у груди милого смешного кота, которого ты купила для меня. И надеюсь, что в эти моменты ты ощущаешь мое тепло.
Сейчас, наедине с самим собой, больше всего на свете я жалею о том, что не признался тебе в любви раньше. Еще в Варшаве, рядом с сиреной, или на нашем сувенирном рынке. Я был глупым, эгоистичным, трусливым. Мне казалось, что твои чувства поверхностны. Я осознал их глубину тогда, в гримерке. Ты смотрела на мою печать позора и уродства и говорила, что шрам меня украшает. Если бы ты знала, как билось и горело мое больное сердце в тот момент. Я кляну себя за слабость. Мы бы могли быть вместе дольше. В нашу ночь я уже понимал, что нужно было торопиться любить, кинуться с головой в твои бездонные глаза и не думать о будущем.
А сейчас я больше всего боюсь того, что умру у тебя на глазах и причиню страдания. И это после того, как ты сделала меня самым счастливым на свете человеком. Ты говорила, что не заслужила моей любви. На самом деле, это я не достоин и одной десятой твоей нежности.
Твой, только твой Милош".
Словно Милош вновь явился ко мне во сне, окликнул, напомнил о себе, о том, что ради него я не бросила работу и друзей. Я представила, как он коротал свои последние дни в обществе платья и боялся умереть на моих глазах...
-В первый раз я тебя не застал, - проговорил Петер, подавая мне свежее полотенце, смоченное в теплой воде.
-А во второй раз? - я оттолкнула его руку.
-Ты не хотела никого видеть.
- А почему потом не вручил? - я подняла глаза на мужчину.
- Я вскрыл и прочел... Когда приехал еще во второй раз... - актер не выдержал мой долгий взгляд. - И тогда подумал, что это слишком тяжелое послание. Но и выбросить не мог. Я смотрел на тебя на съемках фильма про Кутузова и гадал, какая ты на самом деле... Какой женщине пишут предсмертное письмо, уговаривая не приезжать.
-Прости, но я сейчас не могу это обсуждать!
Я вышла и направилась в то самое поле, которое так и не посмотрела толком. Дело было не в Петере, не в моих чувствах. Просто письмо Милоша вскрыло старую рану, перечеркнуло страсть, остудило мою голову. Всю ночь мне снился возлюбленный, тянул ко мне руки, пытаясь обнять. Утром я встала с трудом. Все тело болело, словно меня били палками. Но я не могла показать виду, что мне плохо. Нам оставалось отработать батальную сцену. Потом нужно было возвращаться в Иркутск для монтажа. Я подавила дрожь от температуры, старалась лишний раз не говорить, чтобы никто не услышал мой больной голос, не смотрела коллегам в лица, чтобы они не видели моих красных глаз. Всю дорогу домой я боролась с болезнью и чувством вины.