Огорчительный случай с профессором, путь к разрухе

Отдав в самой полной мере должное ресторанным изыскам, изрядно набив пузо деликатесами и всякостями, Преображенский возвращался домой, когда напоследок съеденное горячее вдруг сыграло с ним злую шутку: он резко и решительно восхотел. Самым радикальным образом. Будто в дьявола превратился.
Он было сжал сжимательные мышцы в кулачок и попробовал донести. Но попытка оказалась безуспешной. Чувствовалось, что кризис может вот-вот разразиться.
Два решения приходили на ум: навалять себе в панталоны или же забежать в ближайший двор.
Он рассудительно выбрал второе.
Там, во дворе, возле чьей-то парадной, он обильно совершил то, за что часто любил критиковать других.
Была зима... Снег, пушистыми игривыми снежинками, сыпал и сыпал из уютного серого неба. Маленькие, весёлые, они, словно миллионы маленьких парашютистов-десантников, садились, садились… Горел фонарь.
Так вот…
Всё сложилось бы благоприятно, и профессор в беседах с доктором Борменталем по-прежнему пространно рассуждал бы о разрухе в головах и снайперском мочеиспускании, но тут, вдруг, из ниоткуда, в кожаном реглане и с револьвером, появился Шариков.
«Мордой в говно!» - жёстко скомандовал Шариков и взвёл курок.
Профессор сообразил, что золотые червонцы и вся медицинская практика, и философские беседы за ужином с нелестными отзывами о советской периодике могут прямо сейчас прекратиться. Причём навсегда.
Он упал мордой в говно.
«Ну и свинья вы, профессор! Поймите вы наконец: нельзя срать где попало! Для этого есть специально отведённые места! Ну как вам объяснить?..» - сказал Шариков, поморщился, погрозил пальцем и пошёл.
Преображенский хотел было вдогонку оправдать своё поведение, мол, он не закоренелый засранец, мол, это редкий случай и всё такое, но говно набилось ему в ноздри и текло по усам, и, дабы не наесться своего же, он благоразумно промолчал.
«Ах, ты, горячее, будь оно неладно…» - огорчался профессор.