Воспоминания торпедиста

Моя служба на подводной лодке Северного флота началась в довоенное время. После пяти классов школы я продолжил свою самостоятельную жизнь, нанявшись простым матросом на речной пароход, доставлявший людей и различные грузы в городки и посёлки, расположенные на берегах нашей полноводной реки. За пару сезонов навигации я освоил многие премудрости матросской жизни, научился разбираться в неисправностях котельного оборудования и механизмов парохода. В 1940 году меня призвали на флот, направив, для начала, в учебку моряков-подводников. Главным условием прохождения службы для всех новобранцев было определить сможет ли матрос работать и жить в замкнутом пространстве корабля. От этого зависит, как оказалось в последствии, выживаемость всего экипажа. Человек, паникующий и «теряющий голову» от страха, не только сам опасен для окружающих, но и может в самый неподходящий момент своим бездействием или, наоборот, хаотичными манипуляциями с оборудованием, сотворить катастрофу. Подводники, как никто другой на флоте, зависят друг от друга, от своего мастерства, выдержки и самообладания в бою.

Учитывая мою хорошую физическую форму, меня определили на курс торпедистов. Грозная сила любой подводной лодки – это торпедное вооружение. Стальные сигары, начинённые взрывчаткой, могут двигаться в воде при помощи собственного двигателя на встречу с бортом вражеского корабля. Удачное попадание может привести к непоправимым последствиям: взрыву, большой пробоине и даже к разлому корпуса судна. Это значит, что военные грузы, продовольствие, войска, перевозимые в трюмах парохода, не попадут на фронт или военный корабль противника будет выведены из строя. Постигая премудрости устройства торпед, их обслуживания и подготовки к боевому применению, я, в некотором роде, влюбился в это оружие, что помогло мне хорошо изучить свою будущую специальность. Уверенная сдача выпускного экзамена определила мою дальнейшую судьбу: меня и нескольких парней нашего выпуска направили в экипаж новой подводной лодки, готовящейся к ходовым испытаниям после постройки.

Офицеры и младшие командиры в нашей команде подобрались строгие, но справедливые, которые прошли суровую школу службы, в том числе, в столкновениях с врагами на Балтике. «Отцы-командиры» с первых дней нашей службы придирчиво и внимательно наблюдали за нами, старались помочь советом и постоянными тренировками различных ситуаций, постепенно сплачивая разношёрстных парней, добиваясь слаженности в коллективных действиях экипажа. Отработка каждого манёвра начиналась с обстоятельного разъяснения цели наших усилий, взаимодействия людей и механизмов корабля. Командир часто говорил нам, что, только понимая, как лодка реагирует на нашу боевую работу, можно почувствовать её послушность и полюбить это железное создание рук человеческих.

Неприятная особенность службы на подводной лодке заключается в ограниченном количестве возимых с собой ресурсов:
запасов сжатого воздуха для продувки балластных цистерн и накачки аварийных отсеков для нейтрализации давления поступающей забортной воды,
пресной воды для приготовления пищи и утоления жажды,
ресурса аккумуляторных батарей при движении под водой,
провизии для экипажа,
торпед, патронов для пулемёта и снарядов к орудию.
Эти ограничения накладывают на весь экипаж повышенную ответственность, заставляют людей бережно и рачительно расходовать имеющиеся запасы, ведь неизвестно сколько времени может продлиться боевой поход, какие неприятности подстерегают моряков в открытом море, что потребуется для успешного выполнения поставленных командованием задач. Во время морского выхода умные командиры не придираются к внешнему виду своих подчинённых, понимая, что для внешнего лоска людей никаких запасов пресной воды на лодке не хватит, а солёная вода не пригодна для умывания и бритья.

Любой поход подводников делится на движение в надводном положении (под дизелем, с зарядом аккумуляторов, наблюдением с мостика за обстановкой на море и в воздухе, проветриванием отсеков, максимальной скоростью следования) и уходом на глубину (на электромоторах, в готовности к атаке или уклонению от встречи с противником, для скрытного проникновения к конвою или в район патрулирования). Двигаясь по морской поверхности, любой корабль подвержен почти непрерывной качке, ведь в редких случаях море бывает спокойным. Подводники страдают от укачивания сильнее моряков надводных судов. «Железную сигару» нещадно болтает во все стороны, доставляя экипажу максимум неудобств и болезненных ощущений. Нервы всех людей на лодке бывают натянуты, как струна, ведь море не прощает упущений моряков. Оно не любит тех, кто не уважает морские традиции, кто не готов помочь товарищу в трудную минуту, кто невнимателен к мелочам и беспечен в работе. Только доведённые до автоматизма действия каждого от простого краснофлотца до командира лодки помогают использовать каждую секунду боевого столкновения или надвигающейся катастрофы в свою пользу.

Леденящий душу страх возникает у каждого моряка-подводника, когда лодка попадает в минное поле, и вынуждена, буквально крадучись, медленно двигаться среди минрепов, на концах которых покачиваются в водной толще рогатые минные шары. Зловещий скрежет стального троса по обшивке подлодки, перемещающийся метр за метром вдоль корпуса, заставляет моряков внутри корабля вжимать головы в плечи, инстинктивно провожая смертельный звук поворотом головы. Каждый член экипажа про себя молится морскому богу, прося его пронести мимо забортную круглую смерть, надеясь на везение командира и мастерство рулевого, на кончиках пальцев которого, сжимающих до хруста в фалангах штурвал, находится жизнь или погибель всех его товарищей. Неудачный резкий манёвр может привести к касанию одного из минных «рогов» и взрыву вражеского боеприпаса, который проломит прочный корпус взрывной волной и откроет морской воде путь внутрь корабля. Ломая всё на своём пути, калеча и убивая всё живое, море заполнит погибающую лодку и примет в свои солёные объятия очередную жертву людского безумия.

Повышенную опасность представляет собой выделения водорода из аккумуляторов при их зарядке. Газ может мгновенно воспламениться от случайной искры или зажжённой спички. Чтобы этого не произошло, предусмотрена система вентиляции аккумуляторных ям, исправность которой является первостепенной задачей краснофлотца-электрика. Любой матрос-подводник знает, что зловредное воздействие забортной морской воды на электробатареи приводит к выделению хлора, который в смеси с водородом может привести к взрыву и отравлению людей. Потому экипажи учат интенсивно устранять любые течи внутри корпуса.

Подводная лодка – это не надводный корабль, пусть даже небольшой, на палубу которого можно выйти или просто открыть иллюминатор, впустив глоток свежего воздуха в кубрик. Подводная лодка – это большая «металлическая сигара», как в народной загадке, «без окон и дверей», напичканная внутри разнообразными механизмами, трубопроводами, манометрами, кранами, пучками проводов, матросскими лежаками, лампами, стойками с приборами, герметичными переборками с массивными люками, которые выдерживают большое давление воды при авариях. Жить и работать в этом царстве торчащих углов и сплошного железа – ещё то «удовольствие»! Новичок, впервые ступивший на борт подводного корабля, обречён на первых порах своей службы набивать шишки и синяки, приноравливаясь к своеобразной манере передвижения по отсекам бывалых моряков.

Обязательно нужно прибавить к суровой повседневности существования экипажа стойкие запахи крепкого мужского коллектива, который вынужден длительное время усиленно работать без возможности смыть с себя пот и грязь, нормально просушить одежду. К этому «аромату» добавляется проникающая из моторного отделения дизельная гарь вперемешку с запахом разогретого масла, испарения аккумуляторных погребов и высокая концентрация углекислого газа, выдыхаемого каждым подводником, вездесущая сырость, летняя духота или зимний холод. Молчу, пардон, о гальюнах, прибавляющих «приятных» ароматов в атмосферу корабля. Поэтому, самым долгожданным событием в плавании становится команда на проветривание отсеков. В такие редкие минуты моряки отчётливо понимают, что воздух снаружи корпуса лодки сладок и приятен для измученных духотой и вредностью лёгких человека. Они готовы вдыхать его снова и снова, но минуты блаженства быстро заканчиваются. Боевой поход – это не морской круиз, в любой момент из облаков может вынырнуть вражеский самолёт или на горизонте покажется силуэт корабля-охотника за подлодками.

Моё рабочее место – носовой отсек. Моё хозяйство – четыре торпедных аппарата, заряженных смертью для ненавистного врага. Их исправность и готовность к применению по команде «Пли» от командира – моя прямая обязанность. Выпуская в сторону надводного противника торпеду, я каждый раз надеюсь, что командир выбрал правильное упреждение и кара настигнет неприятельский корабль. Все в отсеке считают (некоторые вслух) секунды до взрыва и очень огорчаются, если его нет. Иногда командир даёт команду пускать торпеды «с временным интервалом». Это значит, что мы атакуем несколько кораблей одновременно или конвой идёт с большой скоростью. Звуки взрывов наших торпед, что называется, ласкают слух моряков, которые не могут увидеть гибель вражеской техники, но надеются на очередную победу. Только командир, если позволяет боевая обстановка, может наблюдать в перископ результаты нашей атаки. Правда, это бывает не всегда. Эсминцы и катера, проспавшие наши торпеды, пытаются «свести с нами счёты».

Труднейшим испытанием всего экипажа подлодки является уход от погони кораблей-охотников, которые не просто пытаются обнаружить противника, но и стараются уничтожить его, применяя глубинные бомбы. В этой ситуации главную роль играет мастерство командира и гидроакустика. Первый применяет свои знания о противнике, рельефе дна района нахождения, течениях и способах отрыва, а второй является ушами командования, которое основывается на данных, услышанных матросом. Часто назойливость и настойчивость противника заставляет подлодку лечь на грунт, затаиться, в надежде на потерю акустического контакта или израсходование запаса глубинных бомб миноносцами. Жизнь внутри корабля буквально замирает: двигатель стопорят, запрещено перемещение по отсекам, люди стараются громко не говорить и не делать лишних движений, понимая, что вынужденное лежание на грунте может продлиться длительное время, а каждый член экипажа дышит, увеличивая концентрацию углекислого газа. Чаще дышишь, больше углекислоты в отсеках. Вынужденное безделье и неизвестность за бортом угнетают гораздо сильнее, чем боевая работа во время атаки или постоянные вахты при возвращении на базу. Добавляет нервозности морякам скрип железного корпуса подлодки, испытывающий давление водной толщи и гидроудары от подводных взрывов.

В нашем крайнем походе, уходя от погони охраны атакованного нами конвоя, командир принял решение лечь на грунт. Противник попался нам настойчивый, долгое время «утюжил» район нашего залегания. Пару раз глубинные бомбы взрывались вблизи нашей подлодки, что привело к нарушению герметичности внутреннего корпуса в районе носового отсека. В течение получаса аварийной команде пришлось заделывать течь, а, затем, около часа ждать прекращения бомбардировки, стоя в холодной воде. Командир не разрешил включить откачивающий насос, опасаясь, что грязная вода из отсека, поднимаясь к поверхности, демаскирует место нашего нахождения. Приходилось постоянно двигаться, чтобы не замёрзнуть в мокрой форме. Наконец, враг угомонился и покинул зону поиска. Поступила команда приступить к откачке воды из отсека, потом, отдраили переходной люк, аварийщики смогли переодеться в сухое, получив для профилактики порцию спирта. Подлодка оторвалась от грунта и, не всплывая, стала уходить из района патрулирования. Вскоре, используя ночное время и близость скалистого берега, мы всплыли для зарядки аккумуляторов и проветривания отсеков.

К сожалению, мне в тот раз не повезло: стояние в холодной воде в мокрой форме не прошло бесследно. К утру поднялась температура, стало знобить, запершило в горле и появился кашель. Корабельный доктор пытался лечить меня пилюлями, заваривал настойки и растирал спиртом, но моё состояние быстро ухудшалось. Командир запросил помощи от командования базы. Ему разрешили изменить курс и встретиться с другой подлодкой, которая возвращалась уже домой, чтобы передать меня им. Вскоре нам повезло: встреча состоялась. Низкая облачность и небольшое волнение укрыли подлодки от самолётов противника, позволили провести мою эвакуацию относительно быстро. Прежде чем спуститься в рубочный люк, я окинул взглядом свою родную подлодку. Командир и пара краснофлотцев, помогавших мне перейти на другой корабль, махнули рукой. Им предстояло продолжить патрулирование и поиск судов противника. Удачи вам, ребята!

Обратную дорогу я помню смутно: температурил сильно, бредил, впадал в забытьё. Доктор почти не отходил от моей койки, пытаясь облегчить мои страдания. Мне повезло: подлодка дошла до базы без приключений, меня сдали в госпиталь и долгое время лечили. Жаль только мой родной экипаж, который не вернулся из того похода. Вот и получается, как в народной пословице: «Не было бы счастья, да несчастье помогло». Моё воспаление лёгких спасло мне жизнь, но определило дальнейшую судьбу: списание на берег и службу в подразделении обеспечения базы. Не раз я выходил на пирс, провожая и встречая подлодки, сожалея, что не могу своими руками выпускать смертоносные торпеды в сторону врага, и, тем самым, отомстить за гибель моих товарищей. Это делали другие экипажи, а мне оставалось добросовестно готовить снаряжение для их боевой работы.