Монисто. 3. Спящее лихо

 Гроза налетела неожиданно и стремительно. Как она подкралась к деревне, Варюха даже и не заметила. Впрочем, как она могла это сделать, если всё ещё находилась в хате? Она, правда, выбегала несколько раз во двор – то половички развесить на ограде и выбить их от пыли, то промчаться через дорогу на заброшенное подворье Черненок. Оно густо заросло бурьянами, как тайга. Делом одной-двух минут было наломать букет голубой полыни, чтобы им как веником подмести в хате глиняный пол. Очень уж нравился Варюхе её сладковато-горький аромат, витавший в комнате после уборки.

 Вот и не заметила девчонка признаки приближающейся грозы – ни в небе, ставшем вдруг каким-то молочно-синим, с лёгким намёком на затаённую угрозу, ни по установившейся тишине в природе – ни пичужка не пискнет, ни лист на дереве не шелохнётся. Лишь когда со сдерживаемой яростью лютого пса заворчал гром, Варюха поняла, что вскоре начнётся ливень.

Она обеспокоенно оглядела улицу в поисках младших братьев и сестры. Улица была пуста. Варюха надеялась, что дети недалеко от дома, и в случае дождя найдут у кого-нибудь приют.

Сама она метнулась спасать половички, когда ливень стеной обрушился на Шопенку. Лил как из ведра, ровно и щедро. Быстро напитал землю, ещё быстрее заполнил пенившейся водой ямки, канавки, выбоины на дорогах. И, наконец, затопил по самые верхушки все спорыши во дворах, оставив на ровных местах огромные лужи с тёплой водой, почти озёра глубиной чуть выше щиколотки. А гроза так же стремительно улетела прочь – осчастливливать свежестью очередную деревню, изнывающую от зноя.

Восьмилетняя Варюха с закрытыми глазами и блаженной улыбкой стояла босиком посреди двора, чувствуя, что ещё секунда – и она не сможет сдерживать рвущуюся наружу радость – вскрикнет тонко, подпрыгнет высоко козлёночком и припустит по двору, взбрыкивая и поднимая фонтаны брызг… Но не успела.

Во двор влетели мокрые до нитки, со взлохмаченными волосами и перепачканными в жирном чернозёме чёрными до самых колен ногами, словно в лаковых сапожках, Лариса с Алькой. Вот они-то не сдерживались. Разбрызгивая воду во все стороны, они наперегонки бросились к Варюхе и затараторили, перебивая друг друга:

– Ты видела? Видела? Молнии на полнеба были! А гром… так… не очень громкий.
– А ты видела, как молния в дерево попала? С неба упала – и в дерево! Оно даже загорелось!
– Когда? Сейчас загорелось? Где? – всполошилась Варюха.

Но Лариса, почувствовав, что сейчас начнутся вопросы, и тогда волей-неволей придётся рассказать, что они ушли далеко от дома, почти за село, что их застала там гроза, что они побежали назад под дождём и уже почти взбежали на вершину холма, туда, где через дорогу от крайней хаты деда Матея рос дуб, и тут именно в это дерево попала молния.

Придётся признаться, что дед, увидевший их в окно, заставил ребят зайти в дом и крепко отругал за то, что они в грозу оказались рядом с деревом. Поэтому она быстренько перевела разговор с дерева на молнии:

– А ты видела, сегодня молнии совсем не такие были? Какие-то вообще… лежачие.
– Какие? Скажешь тоже – «лежачие»… Ещё скажи ползучие!
– И скажу! Да! Ползучие как змеи. А что? Не так разве?
– А дождь-то… Дождь какой! Тёплый!
– И лил прямо стеной! Мы не видели даже, куда идти. Он нам как будто дорогу перекрыл!

– Интересно, а где это вы были? – спросила Варюха. – Почему под крышу не спрятались? И где Боря? Вы что, его потеряли? – забеспокоилась она.
– Да нет. Никого мы не теряли, – это опять Лариса обходит неприятную тему, умело направляя разговор. – Он сзади идёт. Медленно же ходит…

Во двор вошёл Борик, самый младший брат. Он был ещё чумазее старших ребят, зато, будто флажок, что-то нёс в вытянутой руке.

– Вот. Это я нашёл, – сказал он гордо, показывая Варюхе грибок, небольшой, но крепенький.
– Ух ты! Какой хорошенький! – восхитилась сестра.
– Да ну, выбрось! Сорвал и носишься с этой поганкой, – пренебрежительно скривилась Лариса.
– И никакая это не поганка. Я такие в прошлом году собирала в степи, там, где коров пасут. Как же они называются? – вспоминала Варюха, наморщив лоб. – Кажется, бабушка их называла пещ… пещер… печерницы. Вот, кажется вспомнила. Печерицы. Да, печерицы. А по-нашему шампиньоны. Я позже по книжке проверила, по грибному справочнику, – поделилась знаниями Варюха. – Бабушка их с картошкой жарила. Вку-у-усные!.. Между прочим, они не растут по одному. Поблизости должны были быть и другие грибы. Где ты его нашёл, Борик? Место рядом хорошо осмотрел?

Боря, счастливый, что добыл такой замечательный трофей, важно ответил:
–  Там… За селом, – махнул рукой, показывая направление вдоль улицы. – Но он один рос.
– Ну хорошо. Мне кажется, вы потому других грибов не нашли, что и этот поганкой посчитали – не приглядывались. Вот пойдём ещё раз за село и специально поищем. Я уверена, что сейчас, после дождя, мы их много найдём. А теперь скажите мне, почему это завтрак на столе остался нетронутым? – строго спросила у младших Варюха.

Те виновато притихли, а потом Лариса, которая не любила, когда её отчитывали, с вызовом ответила:
– Не хотели есть, вот и не стали. А ты чего это раскомандовалась? Сама-то, небось, тоже не завтракала?

Варюха не стала поддерживать перепалку. Она-то как раз позавтракала, потому что очень любила бабушкину стряпню. Ничего мудрёного в завтраке не было. Обычная рисовая каша на молоке, томлёная в чугунке на летней печке во дворе.

Летняя печь была уличной, не домовой. Это обычная глиняная конфорочная печь. Она прямоугольная и побелена извёсткой и мелом, но стоит во дворе. Еду готовят на такой печи в чавунах* или больших плоских сковородах без ручек. Дедушка, когда жив был, сделал навес над печью. Позаботился о бабушке, чтобы не мокла под дождем, если готовить еду в непогоду придётся.

Топили летнюю печь кукурузными кочерыжками или кирпичиками кизяков. Высокая труба над печью даёт возможность дыму улетать в небо. Иногда она не очень помогает – в ненастье дым стелется, льнёт к земле кошкой на охоте.

Тогда еда, приготовленная на летней печи, приобретает легкий запах дыма. Но он нравится Варюхе, ей кажется, что от этого еда становится неповторимой и особенной.

Бабушка готовила кашу до работы, заносила в хату, ставила чавунчик на стол и прикрывала рушником* вместо крышки. Там каша и дожидалась, пока ребятня проснётся. Рис в ней к этому времени совсем разбухнет, вберёт в себя половину молока и станет вязким, отдаст оставшейся жидкости часть своей крахмалистости и станет необыкновенно вкусным.

 Варюхе кажется, что на свете нет ничего вкуснее этой чуть тепловатой, пропахшей дымком утренней рисовой каши. Особенно, если её прямо в тарелке присыпать сахарком. Немножко, чуть-чуть, не для сладости, а только для того, чтоб на зубах похрустывал, как снег на морозе… М-м-м! Необыкновенно!

Варюха потребовала, чтоб младшие вымыли руки и ноги, что они и исполнили, поливая друг другу из большой жестяной кружки тут же, у крылечка. Хотя, если говорить точнее, то никакого крылечка нет, есть большой песчаник, вкопанный в землю перед входом и заменяющий крыльцо. Алька даже усердно потёр о него пятки. Этот большой точильный камень дедушка приспособил для сапожных нужд – любил чинить обувь на завалинке у порожка.
 Потом, усевшись за стол, дети в мгновение ока смели завтрак. Пока Варюха мыла посуду, Алька с Ларочкой обошли все комнаты. Особенно тщательно они осмотрели светёлку, куда бабушка строжайше запретила детям заходить.

 В той комнате просела стена, что было нередким явлением в недолговечных саманных хатах, особенно если они не протапливались зимами – саман уязвим для сырости. Вот и сейчас, после ливня, с потолка, на котором расплылось огромное мокрое пятно, тонкой струйкой стекала вода. На земляном полу разлилась лужа, в которой размокали довольно внушительные куски глины с соломой и побелкой, шлёпнувшиеся с потолка.

Дети опасливо обошли лужу и продолжили поиски корзинки или чего-то другого, куда можно будет складывать грибы. Корзинку нашли, но она была занята яйцами. Освободить её поленились, и Лариса, которая не любила долгое время заниматься одним делом, предложила поиски прекратить. Алька согласился, заметив, что грибов в степи может и не оказаться вовсе, так зачем же занимать руки корзинкой, пусть даже и пустой.

Алька с Ларочкой были одногодки с разницей в возрасте всего в месяц. Жили далеко друг от друга, на расстоянии нескольких сотен километров: Алька – в Харькове, Лариса – в Крыму. Виделись редко. Но характеры имели сходные – оба любили пошалить, потому так прекрасно ладили, понимая друг друга с полуслова. Алька любил покомандовать, но сейчас он с удовольствием подчинялся Ларисе, чья неиссякаемая фантазия была богата на выдумки и проделки. Они безмерно радовались, что в этом году судьба свела их вместе.

Наконец ребята шумной ватагой вышли со двора. Дождевая вода к тому времени впиталась в землю без остатка. Дороги в деревне представляли собой труднопроходимые чёрные полосы, невообразимо скользкие. Ноги на них разъезжались. Жирные ошмётки чернозёма разлетались в стороны, норовя испачкать не только ноги до колен, но и одежду.

Особенно тяжело было на холмах. Если спуститься вниз ещё как-то возможно: съехать, как на коньках, на подошвах или скатиться, как на лыжах, в глубоком приседе, то подняться наверх не было никакой возможности. Хоть на четвереньки становись, не поможет!

Как не пытались дети побыстрее выйти за околицу, им всё равно приходилось выбирать такой маршрут, чтобы путь пролегал из более высоких мест в более низкие. Спустившись по склону балки на её равнинное дно, Алька взял разбег и заскользил на подошвах, скороговоркой спортивного комментатора сопровождая своё движение:

– Внимание! Внимание! А вот на ледовую дорожку выходит чемпион мира по конькобежному спорту! Зрители на трибунах встречают его громкими аплодисментами.

Все ребята, подражая «чемпиону», проехались по его следам друг за дружкой. Когда они повторили это несколько раз, дорожка оказалось настолько раскатанной  и скользкой, что Боря не удержался на ней и упал. Да так сильно, что Варюха услышала, как щёлкнули его зубы. Алька мгновенно отреагировал:

– Чемпион мира разбил своё зубило!
И хотя ребята знали, что зубило – это какой-то инструмент, получилось очень неожиданно и смешно.

Даже Борик, собиравшийся заплакать от боли, засмеялся. И тут стала видна кровь у него на зубах. Варюха, а за нею и Алька, бросились к нему, помогли подняться, осмотрели зубы, губы и язык, всё ли цело. Алька даже хотел потрогать его передние зубы, не шатаются ли, но глянув на руки, почти чёрные от грязи, передумал.

– Ничего страшного. Всё на месте. А ты молодец, не плачешь. Прямо настоящий мужчина, – похвалил он Борю.

Тот быстренько стёр слезу, предательски выкатившуюся из глаза, оставив на её месте широкую чёрную полоску грязи.

Смешливая Варюха, чтобы разрядить обстановку, изобразила в обнаруженной одинокой луже корову на льду. Она заправила платьице в трусишки, чтобы хоть как-то уберечь его от грязи. Потом встала на четвереньки и направилась в сторону ребят.

Чтобы отогнать сомнения, какое четвероногое животное она изображает, девочка задумчиво и протяжно замычала. Все её четыре «ноги» периодически разъезжались в стороны, на «копыта» налипали пудовые лепёхи грязи, иногда шлёпающиеся в лужу, а когда «корова» подняла тяжеленную ногу и по-собачьи встряхнула её, вся компания пришла в неописуемый восторг.

Здесь, за деревней, на дне оврага земля изначально была более влажной и потому Варюхины прогнозы относительно грибов оправдались.

Сначала медлительный Борик нашёл ещё один грибок. Потом внимательная Варюха обнаружила неподалёку ещё два грибочка. Наконец Алька с Ларисой прекратили дурачиться и тоже начали искать грибы, которых оказалось видимо-невидимо.

То ли грибной период начался, то ли ливень помог спорам прорасти. Тут-то и пришлось пожалеть о том, что не взяли с собой из дома хотя бы ведро.

Лариса, недолго думая, приподняла подол сарафана и стала в него складывать добычу. Алька снял рубашку, предложив ею заменить корзину, а сам остался в шортах.

Увлечённые сбором, дети не сразу заметили, что ушли от деревни очень далеко. Варюха поняла вдруг, что деревня скрылась из глаз. Да и времени прошло много. Пока они ходили по дну извилистого оврага, солнце скатилось в кукурузу, посеянную на его склонах.

Стало темнеть. Варюха забеспокоилась и по праву старшей скомандовала возвращаться. Алька с Ларисой по привычке запротестовали. В это время слабый ветер донёс едва слышный петушиный напев из невидимой деревни. Петушок, видимо, был совсем молодой. Песня его оказалась нестройной, хрипловатой и совсем неблагозвучной. Она очень рассмешила Альку, и он стал пародировать петушка:

– Ой, не хвастай! Я тоже так могу! – передразнивал он птицу, и у него получалось очень похоже.

Все снова смеялись и отпускали шуточки. Вдруг Лариса скомандовала громким шёпотом:
– Ребята, замрите! Алька, ты продолжай петь, ну… кукарекать! Осторожно поверните головы направо! Не все вместе, по одному!.. Видите? Вон там, в кукурузе! Лиса. Наверное, пришла Альке «браво» прокричать.

Варюха медленно повернула голову и увидела застывшую лису. Она была тёмно-рыжей, почти коричневой, и поджарой. Лиса постояла некоторое время неподвижно, словно ожидая реакции ребят на своё появление и раздумывая, стоит ли к ним приближаться. Потом зверёк смело направился к детям.

– Ой! Чего-то мне страшно, – выдохнула Варька.
– Кукарек!.. – задушено прохрипел Алька. – Всё. Не могу. Голос кончился, – и он замолчал.

Лиса остановилась в двух шагах от детей. Немного постояла, потом села. Потом точь-в-точь как собака подняла заднюю ногу и почесала за ухом.

– Иди, иди сюда, красавица. Лисонька. Алисонька. Ты думала, что сюда забежал молодой петух из деревни и вышла на охоту? – вкрадчиво стал уговаривать её Алька.

Лиса не обращала на него никакого внимания. Она разглядывала Варюху, которой её повадки показались очень странными.

 Ну, во-первых, почему лисица так смело себя ведёт? Почему не убегает от людей, а сама вышла им навстречу?

Во-вторых, взгляд у неё странный. Ну прямо-таки человечий! Ишь, сразу распознала, кто из ребят её больше всего боится. И глаза почему-то не зелёные (Варюха решила, что у лис должны быть или зелёные, или жёлтые глаза), а красноватые какие-то. Словно кровью налились.

Дети замерли, стараясь не спугнуть лису. Одна Варюха мелкими шажками, медленно-медленно, уходила за Алькину спину.

– Ой, боюсь… Чего она как приклеилась ко мне? Я от неё, а она за мной… – еле шевеля губами, почти беззвучно спрашивала она. – Ребята, пойдёмте скорее домой. Это какая-то сумасшедшая лиса.

Дети, разговаривая с лисой, потихоньку двинулись к деревне. Зверёк как привязанный следовал за Варюхой. Старшая девочка напрасно обшаривала глазами дно оврага в поисках какой-нибудь завалящей палки или ветки на случай нападения. Странное поведение зверя таило в себе опасность, но очень веселило младших детей. Алька всю дорогу шутил:

– Пойдём, пойдём с нами, лисонька. Приглашаем тебя в гости. Петушатинки захотелось? Так и быть. Угостим и петушком, и курочкой. Как самую важную гостью. Познакомим тебя и с Шариками, и с Боцманами… А сейчас не обессудь – угощать нечем. Ты же не станешь есть сырые грибы?

Лиса уже сделала несколько кругов вокруг ребят, по-прежнему следуя за Варюхой на расстоянии полутора-двух шагов.

 Девчонка не спускала со зверя глаз, сторожила каждое его движение и мысленно повторяла: скорее бы деревня, скорее бы люди!

Вот наконец показались крайние дома. Стали слышны приглушённые голоса людей, мычание скотины, лай собак. Потянуло горьковатым дымком от уличных печей. Селяне готовили ужин. Лиса стала чаще останавливаться. Она словно раздумывала, стоит ли идти дальше.

– Лисонька Алисонька, ну пойдём, пойдём с нами! – в голосе Альки звучало отчаяние: неужели лиса убежит теперь, почти дойдя до деревни.

До хаты деда Матея лисе не хватило всего каких-то пятьдесят шагов, она села на землю и долго провожала ребят взглядом. В деревню рыжая не пошла.

Бабушка уже была дома. Увидев огромную кучу принесённых грибов, она охнула и быстро организовала их чистку и приготовление. Так как в процесс были вовлечены все, то и проходил он весело и шумно. В суете и в предвкушении лакомого ужина как-то само собой о лисе все забыли и бабушке не рассказали…

И только зимой в читальном зале библиотеки Варюха узнала, что в этот день все они чудесным образом избежали смертельной опасности – милая лиса, которую они назвали Алисой, могла оказаться бешеной.


Чавун* – оригинальной формы посуда для приготовления первых блюд, изготовляемая из чугуна; обычно производилась без крышки.
Рушник * – полотенце, часто домотканное, богато украшенное вышивкой.