Дед

– Дедушка! Эй, постойте, куда вы идёте? Там заканчивается городская зона! Вы слышите меня? – кричал Виктор Павлович, молодой учитель истории. Он хотел остановить старика, идущего в лютый мороз в сторону безжизненного поля, на котором серым покрывалом скапливалась пыль из промышленной части мегаполиса.
В той стороне кроме пустыря ничего не было. И никого. Поэтому учитель подумал, что старик потерялся, сбился с пути и не дошёл до своего дома, и теперь словно безумный плутает, тщетно пытаясь вернуться обратно. 

Но старичок даже не повернул голову. «Может глухой?» – подумал Витя, поправляя сбившийся шарф на своём лёгком пальто. Издали было не разглядеть лица путника, но его выправка и твёрдый шаг говорили о стальной воли. Не раздумывая больше ни минуты, учитель перешёл с быстрого шага на бег, чтобы сократить расстояние.
Дед не был глухим и, почувствовав неладное, остановился, резко развернувшись в сторону опасности. Оценивая приближающуюся фигуру, он зацокал, прикидывая что-то в уме, но в ту же минуту скрыл все эмоции. Когда расстояние между ними сократилось до пары метров, широкая улыбка осветила его лицо и выправила морщины.
 
– Здрав будь! – шутливым басом прогудело приветствие незнакомцу. Дед любил входить в образ древнего странника, на собственный манер употребляя старославянские фразы. 
– Добрый вечер! Вы не потерялись здесь, с вами ничего не приключилось?
– Приключилось, конечно! В кой-то веки меня остановили, чтобы узнать о моём самочувствии! Хе-хе… Ну да ладно, со мной всё в порядке, ещё ядерную войну переживу… А ты сам кем будешь? – с ходу перевёл тему дед, хитро прищуриваясь.   
– Я работаю на окраине этой промзоны учителем истории. Меня Виктором зовут. Будем знакомы? – протягивая руку, спросил историк.
– Будем. Меня Василием можешь звать. – выдержанно ответил дед.
После крепкого рукопожатия в воздухе повисло неловкое молчание. Они оба шли по узкой тропе, стараясь подобрать верные слова. Наконец, Витя не выдержал паузы и первым спросил:
– Я обычно гуляю здесь по вечерам. Отличное место вдали от городского шума и постоянно куда-то спешащей толпы. Но вижу, вы направляетесь в сторону пустыря. На таком морозе не слишком далёкий путь?
Дед почесал белесую бороду, в которую залетели крохотные снежинки снега, и отрешенным взглядом на мгновенье взглянул в сумрачную даль. 
– О, нет, не переживай. За девять километров отсюда у меня дом. Раньше там была заброшенная деревня. Сейчас многие участки выкупают дачники, старую рухлядь сносят и ставят новые домики на заказ. У меня дом старый, но крепкий. Ещё не одно десятилетие выстоит. Только протопить печь надо, за сутки всё вымерзло пока хозяина не было. Но это не беда, дело привычное.
– Не сладко. А что же, в город переехать вы не хотите? Всё лучше, чем на такие расстояния курсировать пешим ходом.
– Э, нет, дружище. В город ты меня не заманишь. – вытягивая каждое слово с долей усмешки ответил Василий.
– Экология не та?
– Экология? Да Бог с ней с этой экологией, она везде сейчас поганая. Люди не те, один муравейник сплошной. Свободы духа нет, все обезумели. На работе гонятся за прибылью, каждый вечер устраивают скандалы, спят в бетонных коробках. Тьфу, противно видеть! У меня кот живёт дома – Черныш. Характер у него вредный, но чуткий. Почувствует, что мне взгрустнулось, подойдёт ластиться сразу, мурлычет. Добрый кот, всё понимает. А среди городских найдёшь ли кого такого? Нет больше среди людей заботы друг о друге, нет в них любви. Каждый в своей комнате спрячется и по клавиатуре стучит, время убивает. Так и проходят дни и годы, годы и дни. Больших семей считай не осталось. Раньше на земле хозяйство своё вели, сады украшали. Места много на всех, не жалко. А нынче кто двоих-троих прокормит? Разбежались все по комнаткам-то, разбежались. О кумовьях, свахах, кузинах не вспоминают.
– А вам не одиноко с котом жить, не тяжко на огороде постоянно трудиться?
– С ним не заскучаешь! Я книги больше читаю. Они – мои собеседники. Хочешь, лекцию по культурологии расскажу, хочешь – по ботанике. Книг много, на мой век хватит. А труд, как изрёк Маркс, сделал из обезьяны человека. Но мне другое сейчас мыслится. Человечество какими категориями думает? «Прогресс», «техника», «покорение космоса». Но что это на самом деле? Атрибуты линейного времени. Все спешат создать рай, построить его здесь и сейчас. Возводят новые города, запускают машины последней модели. Казалось бы, что ещё нужно? Живи да радуйся. Но нет, никто не радуется. Сейчас вообще мало кто улыбается на улице. У каждого свои заботы как болотная трясина, сделал шаг вперёд, и застрял, медленно проваливаешься вниз. Люди виртуальные миры создали, вот до чего дошли! Казалось бы, какое богатство! Но оскудели духовно. Сердца свои очерствили. Словно звери друг с другом ругаются. Хуже стал жить человек. Многое видел на этом свете он, но для себя ничего не приобрёл. Только растерял. Растерял блага души своей. Вот до чего дошёл. И гордится этим! Кочевряжится словно петух. Надменно на старое смотрит. Глупый гордец. Ничего не приобрёл он. Нищий. В иллюзиях живёт, по головам идёт к своей цели. И что, к чему он пришёл в итоге?
– Но постойте. Мне кажется, вы много несправедливо ругаете. Посмотрите на молодое поколение. Они не по годам развиты и умны. Много одаренных талантов. Они живут гораздо лучше, чем их предки. Почему бы именно им и не построить светлое будущее? За молодостью и энергия и сила!
– Пустое это всё, пустое. Разбей глиняный сосуд. Много в нём воды пронесёшь, чтобы жажду свою унять? Да, дети энергичны. Но куда энергия их уходит? Шёл я сегодня по улице, а местная шпана гнездо воробьёв разорила и играется с ним. Воробьят кидают друг другу по кругу, словно мячики какие. Я шуганул их, но поздно. Все воробьята забитые уже были до крови. Злые все стали. Хуже волков. Вот про что я тебе толкую. Раньше одной оплеухой никто бы не отделался, заставили бы уважать природу, кормилицу нашу. Теперь же век другой. Ешь, пей, веселись. Прожигай жизнь ярче. Получится – поставят тебе лайк. Нет, так в другом преуспеешь. Деградировать можно со вкусом и по-разному...
 
– Невесёлые у вас речи, дед Василий.
– Невесёлые, да. Но такова жизнь. В каждой эпохе есть свои тёмные и светлые стороны. Мы не выбираем в какой из них родиться. Идеализировать одну эпоху – значит грешить против другой. И сегодня есть много хорошего. Книги свои я в планшете теперь храню. Удобно. Но страшно порой бывает, будто планшеты останутся, а людей – уже не будет. Каждое царство разделившееся само в себе опустеет. Были у нас личности, а стали индивиды. Были индивиды – станут дивиды. Не то, что народы перестают быть целым единым, человек перестаёт себя контролировать. Теперь не он сам себе царь, а желудок и похоть им правят. Такова демократия! – с улыбкой закончил свою речь дед. – Ну вот мы и на распутье с тобой, Витя. Мне прямо, а тебе направо, чтобы в город вернуться. Давай прощаться!
– Интересный у нас разговор получился. Жаль, вам в дорогу пора, а так бы ещё побеседовали. Ну да ладно. Здоровья вам побольше. Всё-таки такие расстояния длинные проходите, и ничего, молодцом!
– И тебе спасибо. Сам я нынче мало с кем общаюсь, а языком почесать ой как охота. Может увидимся ещё, а может нет. Как Бог рассудит. Прощай!

Белобородый старик помахал учителю рукой и бодрым строевым шагом пошёл по своему пути. Он действительно был молод, если не телом, так душой точно. У него была удивительная способность сочетать пессимизм в своей критики мира с внутренним оптимизмом, который словно подчёркивал контраст – вокруг ад, а у него в душе построен собственный рай. Рай, в котором он живёт и радуется.
Виктор долгим взглядом провожал удаляющуюся за горизонт фигуру своего собеседника. И в этом время размышлял над тем, зачем сдался ему этот город, и работа, которую он всей душой ненавидел. «А что, мысль шальная, но верная. Брошу всё, продам, и уеду отсюда на природу. Посмотрю на жизнь другими глазами. И если повезёт – глазами этого добродушного деда».