Между Сциллой и Харибдой. Сентябрь. День третий...

Николай Север-Романов
Самопревосхождение
Ника Смирнов
Книга третья: «Между Сциллой и Харибдой»
Сентябрь, день третий…

…В самом конце шествия видны купец Зигфрид из Данцига, оказавшийся здесь по торговым делам, и кузнец Аверкий…
Что вы за народ такой, говорит купец Зигфрид. Человек вас исцеляет, посвящает вам всю свою жизнь, вы же его всю жизнь мучаете…
Ты в нашей земле уже год и восемь месяцев, отвечает кузнец Аверкий, а так ничего в ней и не понял.
А сами вы её понимаете? спрашивает Зигфрид.
Мы? Кузнец задумывается и смотрит на Зигфрида.
Сами мы её, конечно, тоже не понимаем.
Е. Водолазкин. Лавр.

Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь
Кн. Экклезиаст, гл. 1:7.


Николай вернулся поздно, спал не больше четырех часов, проснулся, как ни странно, бодрым, быстро привел себя в порядок и спустился вниз. В доме было тихо, безлюдно и солнечно. «Наверное, все ушли на экскурсию в Заповедник», - подумал он, не задерживаясь на этой мысли и с интересом рассматривая крохотные записки Лизы, оставленные ему на кухне с указанием, где, что можно найти для завтрака. Николай не стал ничего подогревать, тем более, готовить. Он просто сделал внушительных размеров бутерброд с колбасой, сыром, огурцами, добавил зелень и приправил специями. Затем нашел самую большую кружку и налил из термоса кофе. Он пил горячий, хорошо приготовленный напиток, даже не пытаясь стряхнуть с себя запоздалую апатию от вчерашнего столкновения с Михаилом. И если тогда, под напором Лизы, он еще сомневался, то теперь твердо решил уехать до того, как все вернутся. «Петру я могу позвонить по дороге на станцию. Он наверняка отнесется с пониманием, Михаил – с облегчением, а Лиза … Что ж Лиза? – Николай усмехнулся. – Отобрали одну игрушку, будет другая. Правду говорят: настроение детей переменчиво, а память коротка»…
Николай уже собрал свой рюкзак и начал рисовать на обратной стороне Лизиной записки смешную мордашку с поднятой вверх рукой и сердечком на груди, когда вдруг услышал шум подъезжающей машины. Через несколько секунд в дом вошел жизнерадостный, занявший сразу всё пространство Ника вместе с молчаливым, привычно погруженным в себя, Ильей.
- Не ожидал? – весело спросил Ника и добавил, не дожидаясь ответа. – Я и сам не думал, что всё так хорошо устроится. Ася и дети здоровы, слава Богу, мама – дома, даже отец успел вернуться из Москвы, так что тылы обеспечены.
Он беззвучно отодвинул стул, сел напротив Николая и, доверительно глядя ему в глаза, сообщил:
- Я ведь еще год назад обещал Михаилу провести занятия со вновь собранным коллективом преподавателей, тренеров и воспитателей. Намеревалось уложиться, примерно, дней в десять. Может быстрее, как получится. - Он встал. – А тут еще вы с Петром оказались, Илья загорелся желанием встретиться со своими ребятами из семейного детского дома по поводу очередной невероятной идеи, которую они разрабатывают уже больше года, обмениваясь информацией по интернету …
Ника говорил все это, мягко двигаясь по помещению, одновременно мыл руки и заставлял Илью делать то же самое, подогревал кашу, поджаривал яичницу с ветчиной, заваривал чай, пододвигал к Илье чистые приборы, хлебницу и два блюда, одно с овощами, другое с нарезанным сыром и оливками.
- Я вижу, ты чувствуешь себя здесь как дома, - заметил Николай.
- Так и есть, - отозвался Ника, снова садясь за стол и наливая себе чашку кофе. - В отличие от меня, Илья не успел толком позавтракать, и сейчас рвется убежать на целый день в какие-то «заповедные места».
- В пещеру, - тихо сказал Илья.
- Ну, да. У них там сегодня задуман фантастический эксперимент, - добродушно вещал Ника, - от исхода которого зависит, будут ли они работать по старой схеме или придется разрабатывать новые, выдвигать свежие идеи и строить заново гипотезы. Я все правильно изложил? – обратился Ника к Илье, но тот лишь неопределенно пожал плечами.
- Ладно, сменим тему, - примирительно сказал Ника. – Между прочим, мы провезли к обеду телячьи отбивные с брокколи, знаменитый мамин пирог с капустой и землянику с мороженым. – Он внимательно посмотрел на Николая. – Что-то не вижу энтузиазма?
Николай действительно не высказывал до сих пор никаких эмоций, молча, сдержанно слушал Нику и теперь лишь слегка, повернул голову к Илье:
- Так что это за невероятная идея и не менее фантастический эксперимент?
Илья невозмутимо смотрел прямо перед собой, чуть прикрыв глаза и улыбаясь одними губами. Николай не был даже уверен, что эта полуулыбка предназначалась ему, Илья просто молча сидел и улыбался. Замолчал и Николай. Ситуацию решил поправить Ника:
- Не хотелось бы растрачивать твои таланты, Никола, на бесполезные угадывания. Если авторы захотят, они расскажут и покажут нам всё, что считают нужным. Не так ли, Илья?
Однако, ответа опять не последовало. Илья молча закончил завтрак, аккуратно сложил использованные приборы на поднос, осмотрелся вокруг, отнес и положил посуду в раковину.
- Посудомойки нет, это правда, но вскоре непременно появится, - ответил на невысказанный вопрос Ильи Ника. – Оставь все, как есть, я потом вымою. И иди уже!
Илья молча взглянул сначала на Нику, потом на Николая.
- Ты правильно все понял. Сейчас мы с вами никуда не пойдем. Если можно, попозже.
На этот раз Илья радостно кивнул в ответ и быстро ушел, плотно закрыв за собою дверь.
- А он по-прежнему немногословен, - заметил Николай.
- Когда надо, он говорит, - твердо сказал Ника, сразу закрывая тему. – Что же касается эксперимента, то, насколько я знаю, ребятам надо всем вместе еще раз все проверить и обсудить, потом подготовить технику… - Ника слегка махнул рукой. – Думаю, это займет несколько часов. – и без всякого перехода, прямо глядя в глаза Николая, спросил:
- Так, что случилось, если ты задумал уехать, даже не попрощавшись? Главное, конечно, не в этом. – Он бросил короткий взгляд на собранный рюкзак и перевернутую записку. – Хотя … должен заметить, лайки и символы – не всегда даже субкультура, они могут означать и конец культуры, вместе с исчезновением текста. А если распадаются слова, что как известно, были в начале и пребудут до скончания времен, то пропадает и всякий смысле. Но это так, к слову, а если вернуться к нашему скромному началу, то получается, что главное – это твое упадническое настроение…
Николай протестующе помотал головой и руками.
- … от слова «падать», на несколько градусов вниз – ничего более, - пояснил Ника, а так как Николай молчал, продолжил сам:
- Вчера Лиза вышла на разговор с Асей по скайпу, и если то, что она рассказала, это все, что произошло, то, на наш взгляд, не стоит так остро реагировать. Обычное временное рассогласование мотивов, чувств и поступков, которое легко исправить.
- Никакой остроты я не ощущаю – Николай отвернулся. – Скорее … равнодушие от непонимания и нежелания что-либо дополнительно объяснять. - Он снова помолчал. – Похоже, в ближайшее время я буду чувствовать себя более скованно и неуютно в этом доме, боясь – без всякой на то причины – обидеть хозяина. А Михаилу и вовсе будет неловко от того, что так некстати раскрылся… Обычная реакция на излишнюю откровенность. - И он, как недавно Илья, вместо дальнейших объяснений просто пожал плечами.
- А ты сам… не чувствуешь обиды? – осторожно спросил Ника.
- Нет, конечно. – Николай встал и накинул рюкзак на плечо. – Я думал, ты меня лучше знаешь.
Ника задумчиво смотрел вслед Николаю, который уже шел к двери. – У меня есть к тебе одно предложение.
- Какое? – Николай обернулся.
- Когда я ехал сюда, я хотел, помимо прочего, познакомить тебя с художниками. Они поселились здесь неподалеку. Так почему бы не сделать это прямо сейчас? Насколько я помню, в работе вашей слаженной команды, связанной с постройкой загородных домов и облагораживанием усадеб, могли бы весьма пригодиться их профессиональные умения по росписи стен, установке садовых скульптур и фонтанов, и вообще привнесению каких-либо художественных деталей при разработке ландшафтного дизайна. Ну, и все в этом роде. Разве не так? А уехать ты можешь с таким же успехом от них, как и отсюда.
Николай засмеялся.
- Да ладно меня уговаривать. Конечно, здорово. Пошли? Я готов.
Ника кивнул.
- Сейчас. Только переложу припасы из машины в холодильник.
Николай двинулся за ним:
- Я помогу.
Когда они уходили, Ника бегло осмотрелся – все ли в порядке, и лишь после этого закрыл дом.

Золотая осень полноправно вступала в свои права. Воздух был свеж, прян и всё еще влажен после ночного дождя. Почти исчезли полевые цветы. Николаю почему-то было особенно жаль колокольчиков, которые он очень любил. Узкие в основании, с мягко округлыми отверстиями, окруженными нежными лепестками, куда, блеснув на солнце, могли сесть лишь очень маленькие насекомые, они были трогательны и беззащитны, однако упорно продолжали цвести все лето. Николай всегда думал, глядя на них, что их изящная хрупкая форма – само совершенство. Теперь на смену цветам поднялись над землей нарядные пышные кроны рябин с тяжелыми гроздьями оранжево-красных ягод, медленно наполняющихся неповторимым горько-сладким вкусом.
Николай сорвал несколько ягод, попробовал сам и протянул Нике, но тот отказался.
- Да, еще не созрели, - отметил Николай, но Ника не стал поддерживать ягодную тему, по-прежнему пытливо поглядывая на него и думая сразу о разном. Наконец сказал с добродушной усмешкой:
- Раньше ты слыл Дон-Жуаном.
Николай недовольно помотал головой:
- Это сильно преувеличено.
- Я тоже так думаю, - охотно согласился Ника.
Они шли песчаной дорогой вдоль реки, и хотя все еще находились недалеко от того места, где Николай был ночью, он не узнавал деревьев и кустарников, что окружали его своим тихим, мягким вниманием при лунном свете. Сейчас, когда взошло и ярко светило солнце, они были другими. «Как и сама жизнь, - думал Николай, - они свободны, не связаны никакими нашими правилами и вовсе не обязаны быть похожими даже на самих себя несколько часов назад. Для них жизнь – это бесконечный поток, где ничего не остается прежним, меняется в каждое мгновение, а все перемены – не хороши и не плохи, они просто есть, и это естественно и неизбежно. Такова природа вещей. Такова правда жизни…»
Николай наклонился к кусту шиповника, к нежным, оставшимся на его колючих ветках цветках.
- Догадка гениев, - говорил он, легко касаясь листьев - заключается в том, что цветок гораздо более поздняя эволюция, после шишек. И он уже обменивается своими генами с насекомыми.
Ника всегда замечал и ценил в собеседниках умение составлять из цепочек слов и присущих им образов разветвленные, свободно раскидывающиеся, поворачивающиеся в разные стороны ассоциации, которые, подобно ветвям деревьев, растущих на ухоженном пространстве земли, шелестят, переговариваются, перекликаются друг с другом. Вот и сейчас он с удовольствием вслушивался в плавно текущую речь Николая, догадываясь, что он, наверное, и сам до конца не знает, куда поведет его возникшая и уже живущая сама по себе мысль.
- Вырастание новой идеи из старой традиции, или вопреки ей, - все более воодушевляясь, говорил Николай, - предполагает особого носителя. И что самое удивительное – он обычно появляется!
- Это так, - коротко, чтобы не сбить говорящего, отметил Ника. – Для новой истины нет ничего опаснее старых заблуждений.
- Жизнь гениев, - увлеченно продолжал Николай, - для такого рода детальность как нельзя более подходит: они живут полнокровной, более насыщенной жизнью, и это неопровержимо превращает их существование в бег с препятствиями, ошибками, а значит с необходимостью их особым образом преодолевать. Что весьма полезно для коллективного бессознательного, в том числе и для тех, кто ни в коем случает гением не является. Именно поэтому, я думаю, их, то есть гениев, нельзя «причесывать», вечно объявлять при жизни ошибающимися, заблуждающимися, отвергать, преследовать …
- Сам придумал? – весело поинтересовался Ника.
- Что-то читал запомнил… Ну, и сам, конечно.
- А как быть с лаврами?
- Лавры тоже есть, - вздохнул Николай, - но, как правило, после… ухода.
- Печально, но пережить можно, - спокойно ответил Ника.
- Кому? Нам или им?
- И нам, и им.
- И ты так спокойно об этом говоришь? - воскликнул Николай.
- А ты почему-то вдруг забыл и не хочешь вспомнить, что от непонимания и всех вытекающих отсюда последствий страдают все люди, без исключения, а не только светлые гении.
- И что же остается делать всем остальным, несчастным, неразумным смертным?
- Теперь ты решил впасть в самоуничтожение, - добродушно отметил Ника.      - Или, может быть, только делаешь вид?
- Ну, вот опять я себя запалил – Николай попытался огорчиться, но заметив насмешливый взгляд Ники, быстро забежал вперед, обернулся и поднял руки вверх:
- Все! Больше не буду! Обещаю. Но заметь – лгать я так и не научится, здесь ты прав. Падать – да. – Он снова повысил голос. – Только не в том мелком смысле, о котором ты говорил вначале, гораздо глубже.
- Не пора ли нам сделать привал?
Ника показал на остатки костра на берегу реки и низкие скамейки вокруг, аккуратно собранные из небольших досок, бревен и камней. «Спасибо за гостеприимство, - тихо сказал он, удобно усаживаясь и приглашая Николая присоединиться. Николай сбросил рюкзак и сел рядом.
- Рассказывай. Мы не спешим. – Ника смотрел на реку, давая Николаю время собраться, и тот почти сразу стал ощущать привычное нарастание между ними той самой искренней заинтересованности и доверия, которые всегда возникали, когда они оказывались вот так близко наедине друг с другом.
- Сначала я поверил, - тихо начал говорить Николая, вслушиваясь в скрытое движение речной воды, - что в Мире есть нечто гораздо более значительное, чем ты сам. Чем даже наши замечательные гении. Как ты догадываешься, это было не самое трудное дело. А дальше надо было разбираться со всем этим подробнее. Что я и попытался сделать. Но как только я начал продвигаться по этому пути и даже стал чувствовать себя как бы «приобщенным», так тотчас наделал кучу глупостей. Пришлось признать, что сложное - осталось непонятым, зато простое вроде бы приблизилось и стало более ясным. Даже повысилось в цене, что в общем-то следует признать неплохим результатом.
- Кстати, на этом можно было бы и остановиться, - заметил Ника.
- Опять ты надо мной смеешься, – ничуть не обижаясь, ответил Николай, а Ника спокойно пояснил:
- Просто мы говорили о разной простоте, - извини за тавтологию. Есть высокая и великая, сияющая и ясная простота просветленных. На другой стороне находятся банальности, клише, общие места, словом – обыденное и дообыденное сознание. Ну, да Бог с ними. Давай лучше вспомним такую, например, сутру Будды: «Все возникает и уходит. Когда ты видишь это, ты поднялся над отчаянием. Вот путь сияющих… Пойми и выйди за пределы. Вот пусть ясных… Овладей своими словами. Овладей своими мыслями… Освободи себя, и ты окажешься на пути мудрости…»
Николай низко опустил голову:
- У меня не получится…
- Нет, так не пойдет, - решительно проговорил Ника, поворачивая его к себе. – Шаг вперед, два шага назад – пора бы уже определиться. Если есть те, кто разрушает, должны быть и те, кто создает. Да, есть те, кто впадает в ликование от беспрерывного потребления массовой культуры или в отчаяние от ее же тупиков. Их немало. Но есть и «аристократы духа», которые, не щадя себя, разгадывают тайны мира, воссоздают порядок из хаоса, восстанавливают изначально присущую ему гармонию, чтобы можно было свободно дальше жить и дышать. – Ника весело смотрел на Николая. – А теперь расскажи, друг мой, какие-такие глупости ты натворил, или считаешь, что натворил. И подробнее, пожалуйста.
Николай молча слушал Нику, глядя вдаль, охватывая взглядом медленно текущую реку и другой берег, покрытый лесом, вершины деревьев которого сливались с небом. Потом сказал:
- Я снова стал мучить себя тем, что всё «бесчеловечное» - пошлость, невежество, агрессия, зло и т.д. – с огромным успехом шагают по планете, а то, что мы называем «истинно человеческим», - все реже и реже появляется среди нас…
- Однако, - усмехнулся Ника, нисколько не теряя своего благодушного настроения, - все то, что ты перечислил со знаком (-), очень даже человеческое. Еще Александр Сергеевич Пушкин сказал: «пошлость – это общеизвестное, и оно неистребимо». А ты как бы хотел?
- Мне бы, конечно, хотелось иначе. Пусть всегда были, есть и будут проблемы, их бездна, но мы все вместе, взявшись за руки, берем и решаем их.
- Прекрасно, теперь смеешься ты. Но на земле так не получается. Здесь все всё решают по-своему, кто как умеет.
- Или не умеет, - добавил Николай, вставая. – Пойдем?
- И все же, несмотря ни на что, - Ника уже шел рядом с Николаем, по-прежнему улыбаясь и не теряя добродушия, - ныне началась, идет, а где-то победно идет эпоха космического осознания человечеством самого себя и мира. В том числе, поиска иных перспектив развития как глобальных событий, так и тех, что неминуемо отражаются в судьбах отдельных людей.
- Ты уверен? – с сомнением спросил Николай.
- Да. Поверь и ты. Было немало прозревших истину мудрецов на земле, которые знали, ведали, что на самом деле люди не хотят быть разделенными, и у них есть то, что их объединяет. И хотя невидимый мир, где обитает все высшее, духовное, еще не включен в фокус естественного восприятия человека, можно уже сейчас учиться его видеть и слышать. Еще лучше – участвовать, по мере сил, разумеется, в этом процессе. Делать нечего, - засмеялся Ника, - надо идти дальше.
- Но есть же и те, другие, которые видеть, слышать, тем более, участвовать не хотят. Они не желают «сеять разумное, доброе, вечное». Что-то ведь с ними надо делать?
- Ничего не надо ни с кем делать вопреки воле и желанию человека, - уже без улыбки, строго заговорил Ника, - без спроса и разрешения с его стороны, насильно, навязанно. Все равно ничего хорошего не получится. Зато ненависть тех, кому кто-то хочет таким обрядом принести, как он считает, добра или даже сверхдобро, появится непременно, и она будет невероятно сильна, а в чем-то даже и справедлива. – Ника остановился, взглянул на Николая и снова улыбнулся:
- Знаешь, какой у тебя сейчас вид?
- Знаю, у меня вид человека, которого ведут на казнь за то, что он хотел изменить мир и историю, «спрямить» их, как ему казалось, в лучшую сторону, а народ в это время кричал: «Распни его!» Или что-нибудь в этом роде, соответствующее моменту.
Ника коротко сказал: «Не задавайся!», а потом решил еще кое-что добавить к сказанному:
- Даже пресекать следствие зла, не зная его причины – значит творить, не ведая, что творишь. Во многих случаях это еще означает и прямое усиление зла, опять же по неведомым нам причинам. И вообще, что за высокомерие полагать, что ты можешь изменить хоть кого-то, тем более, человечество! К сожалению, известно, что из этого обычно получается. Господи! – воскликнул он. – Сколько раз и когда еще было сказано: «Спаси себя, и вокруг спасутся тысячи», - а мир все тот же.
Давно воспрявший духом Николай, снова став походим на самого себя, живого и бодрого, уверенно и на этот раз без сомнений поддержал Нику:
- Я прочитал в одной книге:
«Не тебе решать, кто враг, кто друг,
Ты ничтожней мгновения, человек.
Это просто время замкнуло круг,
Чтоб собрать, притянуть и спаять навек.
- Это у Стругацких – кивнул Ника, - И там же они пишут… У меня не такая память, как у тебя, скажу близко к тексту. Хотя вселенское злодейство успешно сотворяется на Земле и бесы невозбранно разгуливают среди людей, однако, приучить человека жить в аду, оказывается, невозможно. И это весьма обнадеживает. А также позволяет верить, что человечество, пусть это и не всегда заметно, постоянно порождает внутри себя человека нового и чуть более совершенного, чем это представляется на поверхностный взгляд. Ибо человек – единственное животное, для которого собственное существование является проблемой. И он вынужден ее решать. Поэтому я уверен, что нравственные и духовные ценности тоже постоянно эволюционируют.

Они уже давно ушли от погашенного когда-то кем-то костра, и даже от самой реки, рядом с которой он горел, и теперь молча шли по мягкой траве, потом между сосен, по сотканному из опавших иголок упругому ковру, и мир был так ясен, светел и добр, что странно было, почти неестественно, нелепо заниматься так называемым «глобальным переустройством» того, что не ты создал, не знаешь, кто, когда и зачем сотворил все это великолепие и что из этого должно было получиться.
- И ведь понимаешь, - вслух сказал Ника, скорее, самому себе, продолжал свой внутренний монолог, - что, как всегда, тебя ждет поражение, если начнешь по собственно воле нарушать естественный ход вещей. Так что, будь любезен, - он обращался теперь и к самому себе, и к Николаю, - ничего не нарушать из существующего помимо тебя порядка, до и беспорядка тоже. И помни, что все мы, похоже, не смогли оправдать ожиданий Бога…
Теперь он, чтобы закончить свою мысль, обращался уже ко всему вокруг, что окружало их с Николаем:
- Живите, наблюдайте существование внутри себя и снаружи, когда все так чудесно возникает, уходит и приходит вновь. «И вы выйдите за пределы отчаяния» … Есть уровень, который нам никогда не достигнуть. Но есть и тот, ниже которого вполне возможно не падать.
- Но делать все равно что-то надо, - тихо добавил Николай.
- Несомненно, - Ника согласно кивнул. – «Делай, что должно, и будь, что будет». Иначе Бог перестанет отражаться в твоих глазах.
- Я сейчас подумал, - задумчиво сказал Николай, - а вдруг в следующей жизни появится больше понимания и тогда…
Но Ника неожиданно его перебил:
- А ты уверен, что у тебя будет эта самая следующая жизнь?
Николай покачал головой:
- Нет. Точно я, конечно, не знаю.
Ника остановился, слегка обнял Николая за плечи и так повел вперед, продолжая говорить:
- Сделать усилие, чтобы увидеть себя таким, какой ты есть, и затем двигаться дальше. Когда воспринимаешь мысль как событие, то вслед ожиданию неожиданных возможностей может произойти внутри тебя вспышка, озарение, и тогда ты увидишь, как истина всплывает из глубины твоей души, подобно воспоминанию о чем-то более высоком, чем ты сам … Поверь, иногда это действительно происходит.
Они не заметили, как снова вышли к реке и остановились у ее излучины. Здесь река поворачивала налево, а им надо было идти прямо, через мост. На той стороне отчетливо стали видны силуэты двух домов художников, очевидно, не случайно расположенные недалеко друг от друга. Опираясь на удобные, лаконично сделанные, легкие перила, Николай негромко заметил:
- Хотел бы я поработать вместе с такими мастерами.
- Так мы к ним и идем, - откликнулся Ника, быстро пересекая мост. Николай догнал его, и они пошли рядом по дороге, с двух сторон окруженной лугами, где ровно скошенная трава все еще хранила пряный свой аромат.
- Вообще-то я придумал одну неплохую, как мне кажется, формулу, которая как раз годится для всех, - начал говорить Николай, но отвлекся и замолчал, с удовольствием, всей грудью вдыхая переменчивые запахи лугов.
- Я слушаю тебя внимательно, - напомнил о себе Ника и Николай живо обернулся к нему.
- Слушай: «Все бесчеловечное есть ложь». Однажды где-то я прочитал, как умирают деревья, спокойно, честно и очень красиво. Потому что они не лгут, не ломаются, ничего из себя не строят, как люди, и не боятся. И я подумал: если не лгать, не думать о себе слишком много и не бояться, то, наверное, так можно жить вполне достойно, и даже успеть сделать что-то хорошее, не впадая в ересь – в широком смысле этого слова, конечно.
Николай выжидательно смотрел на Нику, и тот ответил:
- А что, совсем неплохо.
- И только-то? – засмеялся Николай.
- А ты бы хотел аплодисментов, криков «Браво!», «Но мы же не теноры» - как сказал однажды Александр Блок Анне Ахматовой, когда они выступали перед публикой, и она всего лишь попросила: «Можно я пойду после Вас?»
Николай закинул голову вверх:
- Интересно, чайки кричат сейчас хриплыми голосами «за» или «против» меня?
- Они кричат, потому что скоро будет гроза. – Ника пошел быстрее. – А нам еще почти километр идти.
Николай бодро пробежал вперед и остановился, поджидал Нику:
- Сейчас я, кажется, начинаю понимать, почему не вписался…
- «Не вписался» - куда? – переспросил Ника, не сбавляя шага.
- В их жизнь, жизнь твоих друзей, в строение Вселенной… не знаю…
- Спроси у тех, кто знает.
- Вот, спрашиваю у тебя.
- Но я уже сказал тебе все, что мог.
Теперь Ника немного задержал движение и повернулся к Николаю.
- Нет! Не все! – громко воскликнул тот, так что сидящий на одиноко растущем дереве ворон досадливо гаркнул.
- Хорошо, почти все, - примирительно заметил Ника, но Николая это явно не устраивало. Он опять было повысил голос, но потом решил ограничиться тем, что пригрозил ворону и небрежно произнес:
- Самый простой способ отделаться от меня – это ответить еще на какой-нибудь вопрос, пусть даже невысказанный.
- Не слишком ли многого ты хочешь? Я не читаю мысли, хотя… - Ника насмешливо блеснул глазами, - кое-что могу добавить к сказанному.
Николай нетерпеливо остановил его:
- Говори! - и Ника, облокотясь на большой валун, стоящий на дороге, спокойно ответил, глядя ему в глаза:
- Лиза весьма строптивая, своевольная девочка, и так просто она тебя не отпустит. Даже не надейся!
- Ну, это не самое страшное, - улыбнулся, потупясь, Николай.
- Ладно. Чтобы ты лучше понял ее характер, расскажу одну историю, - Он удобно устроился на камне, а Николай прислонился к широкому стволу спиленного сверху дерева.
- Как ты помнишь, - начал свой рассказ Ника, - прошлым летом мы вчетвером - Ася, Ваня, Илья и я – прибыли сюда, чтобы провести нечто вроде мастер-класса для будущих преподавателей и воспитателей, тренеров и воспитанников школы.
- Много наслышаны, как вы взбудоражили всю округу, - усмехнулся Николая, покусывая стебельки оставшейся кое-где высокой травы.
- Не преувеличивай и слушай дальше. Лиза тогда гостила у отца, и они сразу подружились с Ванечкой: оба отважные, смелые, «без страха и упрека», как никто, любящие и чувствующие природу, понимающие ее язык, - от шороха трав и ветра до предупредительной переклички пернатых и зова хищников. Они постоянно пропадали в заповеднике. Хорошо, если с Ланой и ее ребятней, но чаще одни. Однако, зная их способности ориентироваться на местности, мы почти не беспокоились. Лиза очень быстро примечала все детали вокруг, про Ваню ты и сам знаешь – природа с детства к нему благоволила. И вот в один прекрасный летний день, когда наши юные герои беззаботно прыгали по кочкам в заповедном лесу, на опушке показался… - Ника сделал паузу, - охотник с ружьем, что строжайше запрещено! Ни в коем случае, это не мог быть местный житель, но лишь приехавший из города незадачливый гость, который, видимо, решил после приятного застолья прогуляться неведомо куда, благо кругом была сплошная благодать. Недалеко от Вани неподвижно стояла стройная лань, и они с ней беззвучно переговаривались. Лиза находилась по другую сторону от лани, возле дерева. Она наблюдала за полетом пушистой белочки с одной ветки на другую. Увидев мужчину, поднимающего ружье для прицела, Лиза в ту же секунду крикнула негромко, но так, чтобы ее услышало грациозное животное: «Рука! Отсохни!» - и со скоростью дикой кошки бросилась к охотнику, но не добежала. Мужик стоял, с ужасом глядя на свою повисшую мертвой плетью руку, выронив ружье, ничего не слыша и не видя вокруг, и вдруг завыл, как раненый зверь, и с воплем побежал прочь. Ванечка молча стоял рядом с Лизой.
- Где лань? – спросила она.
- С ней все в порядке, я ее предупредил.- Он решительно взял Лизу за руку и повел к дому.- А вот ты наломала дров, девушка.
- Куда ты меня ведешь? – Лиза попыталась вырваться, но Ваня держал ее крепко – Пойдем разбираться к Асе.
Ваня знал, что говорит, - тот авторитет, что приобрела Ася в глазах Лизы, был ни с чем не сравним. Он был связан с весьма необычным явлением, достоверно известным только им двоим. Лиза видела цвета ауры различных людей, и только у Аси она впервые в жизни обнаружила абсолютно белое свечение, белый цвет, включающий в себя все остальные цвета радуги. Для Лизы это был особый знак, значащий очень много, и она безоговорочно признала над собой раз и навсегда право главенства высшего существа. Конечно, она не смогла бы сформулировать свои ощущения, но она точно знала, что Ася ее Учитель, причем учитель с большой буквы. В соответствующей литературе такой человек иногда называется достигшим высокого уровня духовности и просветленного сознания.
Ника замолчал. Задумчиво молчал и Николай, потом он воскликнул:
- Ты не сказал, что же дальше стало с этим несчастным мужиком? – но Ника только отмахнулся:
- Да ничего особенного. Ася взяла обоих ребят, Ваня нес ружье, Лиза – бутылки с «живой водой», - и повела из в дом горе-охотника. Быстро его вылечила, а их заставила ассистировать.
- А потом? – не унимался Николай.
- Потом в селении опять пошли страхи и легенды. Все как обычно.
- А что стало с Лизой? – осторожно спросил Николай, выждав паузу.
- Она, конечно, получила по заслугам. А основания были такие: «Раньше времени не смей!», «Не навреди!». И - «Кому много дано, с того многое спросится». Как видишь, она жива, здорова, продолжает играть в свои игры, заставляя в них участвовать даже взрослых.
Ника посмотрел вверх:
- Идем! Пора.
Из-за леса уже заходила грозовая туча и тускнел воздух. Одинокая чайка, кренясь на острых крыльях, летела прочь, а ставшее сразу по-осеннему серым небо почти смыло ее силуэт. Однако, Николай и Ника успели. Лишь в то самое мгновение, когда наши путники взбежали на крыльцо дома художников, на землю обрушился мощный ливень, как мифический занавес, сотканный из непрерывно движущихся сильных водяных струй. Теперь люди могли стоять и вдоволь любоваться завораживающей красотой потока, вдыхая идущие от него живительные капли влаги.
Внутри дома в это время нарастали разнообразно звучащие веселые голоса, и вот уже широкие двери распахнулись и появилось множество поразительно красивых людей, мужчин, женщин и детей. Все они так радостно обнимали пришедших, так ласково смотрели на них и что-то такое нежное, теплое, милое и вроде бы самое обычное приговаривала, что Николай окончательно растаял и растерялся. Он только все время повторял, находя взглядом Нику, когда они оказывались рядом.
- Как же так можно… Они меня совсем не знают…
А тот отвечал ему, сам наполненный улыбками, теплом и радостью:
- Мы тут совсем не при чем… Это они такие… Это они так живут.
- И они всегда… такие искренние и открытые? – продолжал удивляться Николай.
- Корыстный человек может притвориться щедрым, хотя бы ненадолго, злой – добрым, но притвориться интеллигентным - невозможно.
- Да как же это у них получается? – восклицал Николай.
- Очень просто, - улыбался в ответ Ника. - Никто не должен им доказывать, что он хороший. Здесь это принимается на веру. Но вот если сам человек пожелает обнародовать, проявить свои дурные наклонности, тогда и только тогда, возможно… И то, не всегда! Они умеют любить и прощать.
Вошел художник, рыжеватый мужчина с длинными, почти до плеч волосами, умело подчеркнутым рисунком усов и бороды, высокий и стройный. Он всех куда-то очень быстро и незаметно увел, а сам радушно обернулся к гостям:
- Ника предупредил меня, что вы захотите взглянуть на нашу студию. Может быть, с этого и начнем?

*