Незримая миру борьба

Московское сообщество знатоков и почитателей творчества М.Ю. Лермонтова разместило лекцию питерского писателя С. Сурина на своей странице ВК. И небольшой комментарий к лекции. С. Сурин в своё оправдание сослался как на самого большого знатока по его мнению В.А. Захарова.
 Если исследователь человек серьёзный, то он должен интересоваться историей вопроса во всей его полноте. Так полагаем мы. Однако, С. Сурину известный уже опыт в литературоведении просто не нужен.
 Факт печальный. Множатся захаровы, порочащие имя М.Ю. Лермонтова.
 И снова  мы выступаем в защиту русской литературы и её гения М.Ю. Лермонтова


О «вкладе» В.А. Захарова в лермонтоведение


Из повести Петра Ткаченко «С тех пор как вечный Судия…». Лермонтов. Поэт и пророк. Вышла в книгах: «До разгрома и после него» М., «У Никитских ворот», 2016 г. «Трагические судьбы русских писателей» М., Издательский дом «Звонница-МГ», 2020 г.

Отрывки взяты с указанием страниц по книге «До разгрома и после него» 2016 г.



***
«…Нет никаких оснований потоплять трагедию гибели поэта во всевозможных «версиях», что, к сожалению, продолжается и до сих пор. Есть неоспоримые факты, причинно­следственная связь происшедшего, есть, наконец, логика отбора этих фактов и их сопоставления. Этого достаточно для того, чтобы в сознании потомства сложилась достаточно достоверная картина происшедшей трагедии. Но, к сожалению, она и до сих пор остаётся абсолютно необъяснённой. Это может быть лишь при условии, что и до сих пор в нашем обществе находятся силы, поддерживающие её именно в таком состоянии. Опять-­таки, я имею в виду не только реально­бытовые отношения поэта с окружавшими его людьми, но, прежде всего, духовно­мировоззренческие, так как и причиной гибели поэта, как уже сказано, стали не бытовые или ещё какие-­то причины, но его гениальность, невероятная острота ума, ну и, главное, тот редкий дар пророка, который дал ему вечный Судия. А участь пророков известна с незапамятных времён до сего дня. Согласно Евангельской мудрости «никакой пророк не принимается в своём отечестве» (Евангелие от Луки, 4, 24). Вот главная причина гибели великого русского поэта, наделённого даром пророчества, Михаила Юрьевича Лермонтова. Уразуметь и объяснить её посложнее, чем какие бы то ни было социальные, бытовые, служебные и иные отношения между людьми…
Потому поэт и говорит в стихотворении «Ангел» о пламени неземном, хранящемся в нём со дней младенчества: «Хранится пламень неземной Со  дней младенчества во мне». А в стихотворении «Ужасная судьба отца и сына» пламень, огонь божественный оправдан Творцом. И что очень важно, относящееся к пророческому дару М.Ю. Лермонтова, люди угасить хотели этот пламень неземной в его душе:
Я ль виновен в том,
Что люди угасить в душе моей хотели
Огонь божественный, от самой колыбели
Горевший в ней, оправданный Творцом.
И это не декларации, так как и аспекты общественной жизни, и его личной судьбы, выраженные им, сбылись с пугающей точностью. Ну а почему люди сей драгоценный дар хотели угасить в душе поэта – это и;есть реальное проявление участи пророка, отмеченное выше.
Ссылки на историчность исследований о жизни и творчестве М.Лермонтова, которые, якобы должны придать повествованию несомненную достоверность, не состоятельны, так как речь идёт, прежде всего, о поэзии. А это – разные формы самосознания людей и подменять их нет оснований. Конечно, каждый исследователь обращается и к эпохе М. Лермонтова. Но заглавным, основным такая подмена поэзии историей быть не может.
Документальность исследований тем более не проясняет личности поэта, не говоря уже о его творчестве. Особенно – трагическую его гибель. Уже хотя бы потому, что, как уже сказано, даже материалам следствия и военно­судного дела 1841 года верить нельзя, как выстроенным на сговоре М. Глебова, А. Васильчикова и Н.Мартынова («Дуэль Лермонтова с Мартыновым». Составитель Д.А. Алексеев. М., 1992). А потому «документальность» принятая в качестве основного принципа исследования, есть не что иное, как уловка в разговоре вроде бы о поэте не касаться главного– поэтического мира М. Лермонтова. Цель таких исследований – высказать свои убеждения, бесконечно далёкие от убеждений и поэтического мира самого М. Лермонтова. В какой мере это делается из лукавства, а в какой по глубокому убеждению, вполне искренне, сказать трудно. Но и искренность сама по себе ещё не аргумент в поэтическом исследовании.
Примером таких псевдонаучных исследований являются книги В. А. Захарова, который справедливо почитается истинными литераторами не лермонтоведом, а,скорее, мартыноведом (к примеру, – «Загадка последней дуэли». Документальное исследование. М., Русская панорама, 2000). В этой книге о М. Лермонтове, а точнее было бы сказать, о Н. Мартынове, пожалуй, всё направлено против поэта, начиная с эпиграфа, в качестве которого он приводит строчки М.Лермонтова из стихотворения «Памяти А.И Одоевского»:
…С собой
В могилу он унёс летучий рой
Ещё незрелых, тёмных вдохновений,
Обманутых надежд и горьких сожалений!

Но в книге о М.Лермонтове, если автор её считает таковой (а не о Н. Мартынове), таким эпиграфом однозначно проводится давняя мысль, бытующая в среде псевдолитературоведов: по причине ранней гибели он, мол, не успел ничего значительного сделать и, как поэт, якобы не состоялся… Но, проводя такую мысль, как можно десятилетиями заниматься М. Лермонтовым? Впрочем, В.А. Захаров о М. Лермонтове, как о поэте, собственно и не пишет. Его больше занимает убийца поэта. Он даже публикует в названной книге его графоманские писания, почтенно называя их «сочинения г-на Н.С. Мартынова». Не думаю, что такой казус «лермонтоведа» В.А. Захарова проистекает только из обычной нечуткости к поэзии. Судя по его писаниям, тут скорее просматривается идеологическая озабоченность…

Сравним сходные стихотворения: «Он был рождён для счастья, для надежд…», написанном в 1834 году и «Памяти А.И.Одоевского» 1839 года («Он был рождён для них, для тех надежд…»).
Но ведь в ранее написанном стихотворении содержится прямо противоположный смысл. Говоря о поэте вообще, а стало быть, и о себе:

Как сочный плод до времени созрелый,
Между цветов висит осиротелый,
Ни вкуса он не радует, ни глаз
И час их красоты – его паденья час!

В оценке же А. И. Одоевского:

В могилу он унёс летучий рой
Ещё незрелых, тёмных вдохновений,
Обманутых надежд и;горьких сожалений.

«До времени созрелый» и «ещё незрелых» – это ведь прямо противоположные смыслы…
Таким образом, данную поэтом характеристику А. И. Одоевского, исследователь В. Захаров переносит на самого М. Лермонтова, вынося её эпиграфом к книге. Но это ведь не то, что неточное прочтение текстов, а искажённая интерпретация их, так как в этих, вроде бы, сходных стихах содержатся, по сути, противоположные значения. Такая подтасовка недопустима, так как является неким прямо-таки шулерством…

А потому, вынося в эпиграф книги «Загадка последней дуэли» строчки об А.И. Одоевском, автор совершает подмену, – выставляет М. Лермонтова «ещё не зрелым», в то время как он сам осознавал себя: «до времени созрелым», в чем и состояла его трагедия. Это образчик того литературоведения, которое основывается на неких своих отвлечённых убеждениях, как правило, идеологических, но только не на текстах поэта.

Многие исследователи, объясняющие судьбу М. Лермонтова, придают своим соображениям не иначе как статус версии. Это очень принципиальное положение, на которое можно ответить разве что таким образом: если наша драматическая история состоит лишь из версий или из набора мнений, при которых истины как бы и нет и даже не предполагается, дела наши плохи. При таком «методологическом» условии осмысление нашей истории и судеб выдающихся личностей в принципе невозможно.
В отношении жизни и творчества М. Лермонтова это особенно наглядно, так как почти каждый факт его жизни в наших научных, литературных и окололитературных исследованиях есть не что иное как «версии». В то время как более чем ста семидесяти лет со дня гибели поэта – срок более чем достаточный для того, чтобы прекратить играть в «версии», и хотя бы составить научную биографию великого поэта, которой до сих пор нет…

В размышлениях о судьбе М. Лермонтова сегодня, когда прошло уже столь много лет со дня его гибели, непременно должны быть соблюдены некоторые условия, для того, чтобы не выдвигать произвольные версии, но хотя бы в какой-­то мере приблизиться к истине.
Первое из них состоит в том, что загадочная гибель М. Лермонтова не может быть рассматриваема вне его творчества, хотя оно и обладает особой биографичностью. Мало ли офицеров в те времена стрелялось и погибало на дуэлях. Разгадываем ли мы их тайны и интриги, которые там, безусловно, были? Нет. Нас тревожит вот уже более ста семидесяти лет загадочная гибель великого русского поэта М. Лермонтова. А это и значит, что именно творчество его стало главной причиной его таинственной гибели. К тому же он обладал невероятным пророческим даром и многое предсказал о себе.

Второе состоит в том, что мы обязаны отдать себе полный отчёт в том, что новых фактов, документов и свидетельств не будет. Всё уже найдено и известно. А стало быть, надо рачительно распорядиться теми фактами, которые есть. К сожалению, в литературоведении о М. Лермонтове мы наблюдали и наблюдаем это редко. Конечно, архивы и частные собрания обладают загадочностью, и что-­то может явиться неведомое. Но это маловероятно. Тем более, что такая великая война прокатилась по России, в которой горели и архивы…

Бережность же в распоряжении уже имеющимися фактами состоит в том, что мы обязаны отделить свидетельства накануне и сразу после гибели поэта от тех, которые возникли позже, как правило, в результате домыслов. Кроме того, мы должны не формально, а посуществу, различать – кто именно свидетельствует о М.Лермонтове, сразу после его гибели вплоть до сегодняшнего дня. Ведь у поэта были, повторимся, как почитатели его таланта, друзья так и недоброжелатели. Смешивание первоначальных фактов с последующими, возникшими за многие годы и десятилетия, не может даже приблизить нас к объяснению судьбы поэта.
Это – непременное условие, коль новых фактов нам ждать неоткуда. Остаётся, верно истолковать факты уже имеющиеся, особенно первоначальные, сразу после гибели поэта. Поставить их в точную причинно-следственную взаимосвязь. И только тогда мы можем получить более или менее объективную картину судьбы поэта и его странной гибели…»

(Из главы «Не обвиняй меня, Всесильный…», стр. 244 – 245).


***
«… Когда я говорю, что вокруг наследия и личности М. Лермонтова, а также вокруг его трагической гибели всё ещё идёт незримая читающему миру борьба, я имею в виду и тот странный факт, что у нас есть, вроде бы, лермонтоведы, которых точнее было бы назвать мартыноведами. При этом они не обращаются, по сути, к поразительному по своей глубине творчеству поэта, но в основном к его биографии, начиная с детства, ставя под сомнение даже факт его рождения. Одним из таких мартыноведов является В. А. Захаров.
Юрий Беличенко в своей книге приводит потрясшую его фразу В. А.Захарова в Тамани, в Лермонтовском музее, где тот тогда работал научным сотрудником:
– Надо ещё выяснить, точно ли он – Лермонтов.
– Я и предположить не мог, – писал поэт, – что подобного рода сомнение в принципе существует.

В чём проявляется теперь борьба вокруг имени М. Лермонтова? Сошлюсь на пример. Сообщается о переиздании биографии М.Лермонтова, написанной П.А. Висковатовым, в издательстве «Книга» в 1986 году. Одним из авторов комментариев к которой был В.А. Захаров. Я изучаю книгу П.А. Висковатова, вышедшую на следующий год, в 1987 году, семидесятипятитысячным тиражом в издательстве «Современник», с комментариями уже А.А. Карпова. Но тут же, вослед, в том же издательстве «Книга» в 1989 году выходит двухтомное издание книги П.А. Висковатова. И составителями комментариев к нему являются В.А. Захаров и Л.Н. Назарова. А авторами вступительной статьи – В.А. Мануйлов и Л.Н. Назарова.

Не потому ли сменены авторы, что во вступительной статье книги, вышедшей в издательстве «Современник» труд биографа М. Лермонтова П.А. Висковатова в целом оценивается положительно? При всем при том, что в нём есть неточности и упущения. В то время как В.А. Захаров в своих писаниях, чуть ли не через страницу поносит П. А. Висковатова. Во вступительной же статье биографии, вышедшей в издательстве «Современник» в 1987 году, говорится: «Скромный учёный ­труженик, страстный почитатель памяти великого поэта он заслуживает нашей признательности за «нерукотворный памятник», каким и сегодня написанная им биография Лермонтова является для всех, кому дороги судьбы русской культуры и литературы» (Г. Фридлендер).

О чем это свидетельствует? О том, что по ментальности, по образу мыслей, по культурному уровню В. А. Захарову ближе убийца поэта Н. Мартынов, чем сам М. Лермонтов. Ведь он не касается, собственно, творчества великого поэта, но зато в своей книге «Загадка последней дуэли» публикует графоманские «сочинения» убийцы поэта.

Надеюсь, что это скучноватое сопоставление книг всё-­таки убедит вдумчивого читателя в том, что и книжно-­информационное противоборство вовсе не случайно, и за ним стоит отстаивание имени великого русского поэта Михаила Лермонтова.
Зададимся вопросом: зачем В. Захаров публикует «Сочинения г-­на Н. С. Мартынова»? Ведь это – никакие не «сочинения», а явное графоманство. Если нам в ответ скажут, что это, видите ли, необходимо для более «полного» постижения М. Лермонтова и его эпохи, мы ответим, что это лукавая демагогия. Невозможно постигать великого поэта графоманскими поделками его убийцы. А если учесть то, что исследователь скупо ссылается на стихи М. Лермонтова, не говоря уже об их серьёзном анализе, то вывод напрашивается один: убийца М. Лермонтова Н. Мартынов для него дороже и значимей. И это подтверждается текстами исследователя, в которых прорывается оправдание убийцы М. Лермонтова. Как ни странно, но это так… И наряду с этим уничижение матери, отца, да и самого поэта.

Таким образом, В. Захаров являет нам ситуацию довольно странную: с помощью графоманских писаний убийцы поэта, якобы объяснить великого русского поэта… Какова цель такого действа? Пожалуй, одна – оправдание убийцы М. Лермонтова. Но в таком случае и назывался бы мартыноведом, но – не лермонтоведом. Но это – постыдно, а потому исследователь и прячется под титло лермонтоведа…
Но из такого уничижения М. Лермонтова, ставящего под сомнение даже его происхождение без достаточных на то оснований, явно проступает – умаление великого русского поэта.

В. Захаров в унижении М. Лермонтова не одинок. «Лермонтов пал жертвой собственного характера, беспокойного и насмешливого», (Евгений Гусляров, «Лермонтов в жизни», «Простор», № 7, 1990). Ну,вот ещё одно подобное суждение. Причина гибели – был не «как все». Получается, что сам поэт повинен в своей гибели… Но будь он «как все», не было бы у нас великого поэта. Странные суждения из уст литератора.

Эта, столь затянувшаяся «Лета Лермонтова», то есть, попытки его искажения и забвения объясняются тем, что во все времена после его гибели они имеют одну и ту же природу – идеологическую, по самой своей сущности, неспособной постичь всей глубины и многомерности поэтического мира М. Лермонтова. И в ХIХ, и в ХХ веке, и сегодня, судя по книгам ныне о нём выходящим. Ну,разве что изменялись названия этих идеологических догматов – революционно-­демократический, социалистический, теперь – опять «демократический»…»

(Из главы «Необходимый для вселенной Глоток живительной воды…», стр. 290- 291).


***
«…О том, как Лермонтов идеологизировался свидетельствует статья Д. А.Гиреева 1948 года «В.Г. Белинский и М. Ю.Лермонтов». Не были Белинский и Лермонтов близнецы-братья уже потому, что критик был революционным демократом, то есть человеком с революционным сознанием, а поэт «неведомый избранник», но только «с русскою душой». А потому просто не соответствует действительности утверждением Д.А. Гиреева, что критик и поэт не сблизились «в силу чисто внешних обстоятельств». На самом деле всё обстояло как раз наоборот – не сблизились они не в силу внешних, а, именно внутренних обстоятельств, то есть духовно-мировоззренческих.
Когда уже при первой их встрече в Пятигорске критик предъявил Вольтера как высшее достижение человеческой мысли, более молодой Лермонтов просто рассмеялся ему в лицо. Конечно, и следующая декларация исследователя далека от миропонимания Лермонтова: «Лермонтов восхищался борьбой народов против тирании». Это доказывает помянутый уже цикл «Опять народные витии…».
Но коль эта догматика переиздаётся теперь, причём, Государственным университетом, мы не можем не задаться вопросом: зачем? И другого вывода из этого не выходит, кроме, уже нами помянутого: возвратить лермонтоведение в ортодоксальное и вульгарно-социологическое состояние…

Поражает и принцип составления этой двухтомной антологии. В неё включаются не только статьи, но и целые книги. Остановлюсь только на одном примере. В антологию включена книга В.А. Захарова «Загадка последней дуэли». Правда, издатели опустили «сочинения г-на Мартынова». Это, безусловно, свидетельствует о том, что они осознавали не то, что неловкость, но неуместность в книге о Лермонтове публиковать «сочинения» его убийцы. Но, помимо книги, в антологию включены 12 статей этого же автора, в том числе, написанные в молодости и не представляющие литературного интереса. Невольно приходишь к выводу о том, что В. А. Захаров включил в антологию, всё своё «лермонтоведение», пользуясь членством в редакционно-издательском совете. Нет же в антологии замечательной книги или выборки из неё, талантливого поэта и образованнейшего литератора Юрия Беличенко «Лета Лермонтова». Книга-то входит в означенный издателями период. К тому же, она остро ставит ту проблему, о которой писала Е.И. Яковкина в первом томе антологии: «Не было покоя Лермонтову и после смерти». В таком случае, мы не должны верить в полноту охвата лермонтоведения означенного издателями периода, а прийти к выводу, что при составлении двухтомной антологии они руководствовались некими иными соображениями.
Но столь значительный объём писаний В.А. Захарова в антологии оказался недостаточным. Тут же, в ней, пропета и похвала его книге «Загадка последней дуэли», похвала, не соответствующая её содержанию: «Всё же пора прямолинейной социологической догматики, поисков душителей и гонителей лермонтовского гения сменяется наконец-то объективным, непредвзятым выяснением истоков пятигорской трагедии. Книга Владимира Захарова «Загадка последней дуэли»… убедительный тому пример». (А.В. Очман). Пенять на социологическую догматику основания, конечно, есть. Но лермонтоведение к ней не сводилось. Были и глубокие исследования. Но главное, судя уже по Ставропольскому университетскому двухтомнику, смены «объективным, непредвзятым выяснением истоков пятигорской трагедии» не произошло. Просто одна догматика сменилась другой. Судя по «Лермонтовскому тексту», а также по многим исследованиям о М. Ю. Лермонтове, книгам о нём, он во многой мере остаётся – «ещё неведомый избранник».

Сам факт того, что и столь длительное время спустя – более ста семидесяти лет – обстоятельства гибели М. Ю. Лермонтова всё ещё остаются неясными и загадочными, как справедливо пишет Д. А. Алексеев, представляют собой «потаённые события» свидетельствует не только о том, что избрана неверная методология исследования, а скорее – о криминальной составляющей в них. Ведь такие «дела» во все времена так и совершаются, чтобы от них не оставалось достоверных следов, а только слухи и «версии». Наряду с этим, исследователи ведут дискуссию: что это было – дуэль или убийство? И,несмотря на неясность и загадочность гибели поэта, описывают, по сути, один и тот же сюжет дуэли, не взирая ни на какие факты, ему кричаще противоречащие. Совершенно прав Вадим Хачиков, пишущий о том, что «повторение находим мы и в описании последних дней поэта» («Тайна гибели Лермонтова», М., АСТ, 2014). Другое дело, что он и сам мало в чём выходит «за рамки привычного набора фактов». Так обычно бывает, когда за объяснение поэзии и судеб поэтов берутся историки или кто угодно, но только не литераторы и не филологи.
Очень важно, кандидатом каких наук является исследователь В. А. Захаров, пишущий о судьбе великого русского поэта М. Ю. Лермонтова (собственно творчества его он почти не касается) – филологических или исторических? Но коль он – историк, важна также тема его постоянных исследований. А она далека как от русской литературы вообще, так и от творчества Лермонтова в частности. Кандидатскую диссертацию В. А. Захаров защищал по теме: «Мальтийский Орден в XI– ХХ вв. – в системе европейских государств». Тема тоже, видимо, необходимая, но только к исследованию жизни и тем более творчества Лермонтова, отношения не имеющая.
Мне дела нет до того, что исследователь был канцлером миссии суверенного военного Мальтийского Ордена при Российской Федерации. В конце концов, это – его выбор, продиктованный его вероисповеданием. Но когда он при этом прикрывается православием, он, безусловно, лукавит: так как Мальтийский Орден принадлежит римско-католической Церкви: «В это время весьма активно продолжалось обвинение меня в связях с Православной церковью». Гонимости за православие у исследователя не получается. Но зачем-то он делает это, хотя несоответствие очевидно из его же собственных писаний…
И теперь, вспоминая о том, как В. А. Захаров захаживал к нам в редакцию газеты «Красная звезда», разумеется, к Юрию Николаевичу Беличенко, и о том, что каждая такая встреча их заканчивалась жёсткой полемикой, я задаюсь вопросом: а знал ли Юрий Николаевич о том, что к нему, полковнику, приходит не просто историк и «лермонтовед», но – канцлер миссии военного Мальтийского Ордена при Российской Федерации? Видимо, не знал. Ибо, так или иначе, сказал бы мне об этом. Он как литератор ведь полагал, что перед ним – историк и исследователь жизни и творчества М.Ю. Лермонтова, но не какой-то там «канцлер»…

Что даёт нам публикация «произведений» Н. М. Мартынова, тем более в книге о Лермонтове, о которых он, вполне возможно, сам уже забыл? Сообщает ли это нам нечто до того неведомое о поэте, а не о его убийце? Это показывает нам лишь то, как и на каком уровне многие современники поэта пописывали стихи. И не более того. Это и продемонстрировал В. А. Захаров, опубликовав в своей книге «Загадка последней дуэли» «Сочинения г-на Н. С.Мартынова». Именно так – господина. Что-то не припоминается публикаций шедевров М. Ю. Лермонтова с таким званием. Из этого следует положение, что господа и поэты проходят по разным положениям в обществе. Этот факт, безусловно, свидетельствует о неразличении поэзии, что с историками бывает, тем более, со столь специфической направленностью исследований. Всё, написанное стихами для таких историков является поэзией. В то время, как это далеко не так. Или же свидетельствует о предпочтении публикатором «сочинений» Мартынова шедеврам Лермонтова.

Для такого вывода есть полные основания, так как это далеко не единственный случай, когда В.А. Захаров уничижает Лермонтова. Так, будучи экскурсоводом в музее-заповеднике «Тарханы», его экскурсантами оказались крупнейшие нейрохирурги, которые увидев детский портрет поэта, заявили, что это – наш «пациент». И только на основании этого, он сообщает городу и миру о том, что в детстве Лермонтов болел «рахитом». Тем более, что автор настаивает на том, что «перенесённые в детском возрасте болезни оставляют на физическом и психологическом развитии определённый след». Видимо, действительно, оставляют. Но судить об этом не пристало ни кандидатам исторических наук, ни литераторам. Но – скорее врачам. Этому кандидату исторических наук, и к литературе-то не имеющего отношения, разве что как член давно разрушенного творческого писательского Союза, усмотревшему по единственному детскому портрету Лермонтова болезнь «рахит», следует сказать следующее: пошли бы ему, прости Господи, таких же детских «болезней», как поэту, не повредивших его гениальности. Но в том-то и дело, что В. А. Захаров в своих писаниях, которые я знаю давно, что называется, не дотягивает даже до исправного публициста. Может быть, мы слишком требовательны к автору? Ведь у «канцлера» совсем иные задачи. Во всяком случае, не литературные…
Но в таком случае неизбежно встаёт вопрос: а мы чем заняты – медициной или всё-таки литературой? Тем более, что имён «крупнейших нейрохирургов», которые были экскурсантами у него в музее-заповеднике «Тарханы», он не называет, хотя – почему бы не назвать имена крупнейших учёных? Не можем же мы полагаться в столь важном деле на пустые декларации…

Но встаёт другой вопрос: а зачем нужно выискивать детские «болезни» Лермонтова? Это хоть как-то способствует постижению глубин его творчества? Нет. Тогда остаётся одно – это понадобилось публицисту для унижения поэта.

Но главным исследовательским «делом» для В. А.Захарова стало доказательство «незаконнорожденности» Михаила Юрьевича Лермонтова, хотя эта, скажем так, тема не имеет под собой никаких биографических фактов и оснований. И делает он это с усердием, достойным лучшего применения, вослед за филологом В.А. Мануйловым, пребывавшего «в амплуа лермонтоведа-неудачника» (Иван Толстой). Его абсолютно бездоказательную и довольно странную статью «Лермонтов ли Лермонтов?» В.А. Захаров помещает в своей книге «Загадка последней дуэли». Разумеется, со своими комментариями. Более того, почитает его своим наставником и учителем.

Эта казусная история, изложенная В. А. Мануйловым в его статье, такова. 14 августа 1936 года в Музей изящных искусств в Москве (Государственный музей изобразительных искусств имени А.С. Пушкина) пришло, как сам же В.А. Мануйлов отмечает «малограмотное письмо» от подростка Абакумова А.С., в котором неверно даже названо отчество матери поэта и которое якобы содержало «тайну» рождения поэта. Эту «тайну» подросток, вроде;бы, услышал единожды от 114-летней старухи, имени которой не знает, около районной больницы в Чембаре. Тайна же эта такова, что Юрий Петрович Лермонтов, якобы, не является отцом поэта. Бабушка Михаила Юрьевича будто бы заставила скрыть грех своей дочери, которая «была в положении от кучера в её имении». Деспотическая помещица сосватала её с Юрием Петровичем Лермонтовым. Последний согласился жениться потому, что ему сулили имение.
Эта небольшая статья В.А. Мануйлова странна во многих отношениях, как и странно её появление. Ведь автор её сам писал о том, что «у нас нет прямых подтверждений версии о внебрачном происхождении поэта». Слух выдаёт уже за «предание», «народную молву». И что это за малограмотный подросток из далёкой провинции, знающий, куда именно следует посылать письмо? Да ещё в такой спешке. В августе он якобы услышал старуху, а 14 августа письмо было уже в Москве, словно его там ждали… Ну как не заподозрить во всём этом то, что такое письмо могло быть просто «организовано»?

Довольно необычно и то, что на основе малограмотного письма подростка 1936 года В.А. Мануйлов пишет небольшую статью только в 1973 году. То есть филологу, доктору наук понадобилось почти сорок лет для её написания… Кстати, степень доктора филологических наук В.А. Мануйлов не защищал, а получил её по совокупности работ. Мало того, он едет в село Лермонтово, чтобы встретиться с этим малограмотным подростком и встречается с ним не единожды, нисколько не сомневаясь в его путаных и неточных показаниях.
Но чем вызвано такое поведение учёного-филолога? Это объяснимо довольно распространённым в 1930-х годах вульгарным социологизмом – черпать «из народа», не особенно разбираясь, что народное, а что ненародное. Именно этот принцип заложил В.А. Мануйлов в концепцию составленной им «Лермонтовской энциклопедии», о чём пишет в интернете Иван Толстой: «Мануйлов верил, что обучить можно всякого, кто хочет. Потому в будущую энциклопедию писали люди самых разных профессий» (16.10.2014). Заметим, что для работы над энциклопедией привлекаются не учёные-филологи и даже не историки, а «всякие» авторы. Ясно, что при такой концепции составления энциклопедии, она не может получиться вполне научной, но скорее самодеятельной.
И когда В.А. Мануйлов приехал за консультацией к Ираклию Андроникову, тот вполне резонно ему ответил: «Всё это безумно интересно. Я вижу, что ты не на шутку увлечён. Но,во-первых, ты же сам утверждаешь, что никаких доказательств тут нет». И добавил о том, кто же в таком случае будет считать нас лермонтоведами: «Мануйлов сидел с совершенно озадаченным лицом. Такой простой контрдовод ему никак не приходил прежде в голову» (Иван Толстой)…»

(Из главы «Ещё неведомый избранник…»,  стр. 295 – 298).

Материал к публикации подготовила Катерина Беда.