Гармонисты

   Давным-давно, когда я ещё на свет не появилась, моя мама работала заведующей сельским клубом. В деревне ведь как — ни ресторанов, ни всяких других развлечений не было. По выходным и по праздникам весь народ, от мала до велика, собирался в клубе. Под это дело выделили здание старой школы. Сделали там ремонт местными силами, приобрели киноаппарат. Свой. Сначала-то была передвижка — это, кто не знает, так назывался передвижной кинотеатр. На лошади, зимой на санях, летом на телеге, привозили киноаппарат и движок, который вырабатывал электричество — света тогда в деревне не было ещё, позже провели.
   Всё в клубе было: и шахматы, и шашки, и песни, и танцы. Спустя время и радиола с пластинками появилась. Напоется народ, натанцуется под всякие там «Бессамэ мучо», но потом все-равно гармониста играть зовут. И вот тут-то и начиналось самое интересное, самое веселье. На гармони в деревне многие играли, но так как Иннокентий Малахов (дядя Кеша), никто не мог. Ох, как у него пальцы бегали по кнопочкам — не уследишь! А наигрышей сколько знал — не пересчитать! Как заиграет, ну не усидеть на месте. Ноги сами кренделя выписывают. В деревне говорили: «Под Малаховскую гармонь и безногий запляшет.» А ещё говорили: «В Малаховской гармони душа живёт.»
   Так вот, эта история произошла, когда мне ещё и двух лет не исполнилось, но кое-что сама помню, что-то мальчишки рассказали, а что-то мама дополнила.
    Мой брат, который всего-то старше меня на четыре года, был у меня в няньках. В те поры матери по три года в декрете не сидели, работать надо было. С малышами водились старшие. Вот и за мной брат присматривал. Ну как присматривал — таскал меня везде за собой. Сами посудите — братишке всего лет шесть тогда было, с мальчишками побегать, поиграть хочется, а меня куда денешь? Посадит в коляску и возит то на пруд, то в соседнюю деревню, то на кузню — в общем, куда с мальчишками отправятся, туда и меня волочёт. Зато какие у меня игрушки были! Чего мне только мальчишки в коляску не насуют — и подковы были, и гвозди всевозможные, и обрывки лески с рыболовными крючками, и даже пачка махорки. Перекладывала я всё это добро, рассматривала, может что и на зуб пробовала — этого не помню, врать не буду, но сидела я в коляске спокойно, мальчишкам не докучала. Ну, и они в ответ все заботились обо мне как умели, делились очередной «добычей» - так что недостатка в игрушках у меня не было. А однажды моя коллекция пополнилась удивительными музыкальными вещицами...

    Был у моего брата друг-сосед, на пару лет постарше, через два дома от нас жил, Вовка Малахов, сын того самого знаменитого дяди Кеши-гармониста. Ох, и проныра был — вся семья, да что семья — вся деревня иногда от его выходок стонала. Хотя потом институт закончил, большим человеком стал. Но пацанёнком был бедовым, с фантазией и, постоянно остальных мальчишек в свои аферы втягивал. Такого бывало натворят — на голову не натянешь. Вот и в этот раз, ловили они с моим братом на пруду карасей. Я рядом, как обычно, в коляске сижу. В ногах у меня банка с червями. Я их по одному достаю и аккуратно по коляске раскладываю. Червяки расползаются в разные стороны, я их ловлю и обратно в банку складываю. Увлекательное занятие, а мальчишкам скучно — не клюёт у них. Воткнули они удочки в землю, уселись на мелкую травку на берегу пруда. Брат достал съестные припасы — большие ломти чёрного хлеба натёртые чесноком и щедро посыпанные солью. Мне подали ломоть, между собой поделили. Сидим жуём. Солнышко макушки греет, поплавки не шевелятся — тишь да гладь.
– Вовка, а душа, она какая? На что похожа? - нарушил тишину мой брат.
– А я почём знаю. Спроси чего полегче.
– Нет, ну как же,  - загорячился брат, – кому как не тебе  про это знать!
– Это ещё почему? - искренне удивился Вовка.
– Так ведь все в деревне говорят, что душа у твоего батьки в гармони живёт. Небось вылезает иногда оттуда? - убеждённо спросил Гоша, – небось, видел, а сказать не хочешь. Я думал мы с тобой друзья. Разве от друга могут быть секреты? Нет, ты скажи. - не унимался брат.
Вовка аж отшатнулся от такого напора:
– Да не видел я никого! Чё прицепился, как клещ? Хотя... - Вовка почесал себя за ухом, от чего его давно не стриженные лохмы над ухом встали торчком и он стал похож на одноухого филина.
Брат насторожился:
– Нууу? Чего замолчал? Вспомнил? Видел? Ну рассказывай, не тяни! Какая она?
Вовка с шумом втянул в себя воздух, потом так же шумно, со звуком «чшшшшш», выдохнул и выдал фразу, с которой всегда и начиналась очередная афера:
– Я тут чего подумал-то... - он помолчал и продолжил, – раз по дому душа не летает, значит она сейчас в гармошке сидит. Так? - и не дожидаясь ответа от нас, сам себе ответил — Так! Значит надо взять гармонь и посмотреть. Батя на работе. Мы быстренько туда и обратно. Он и не заметит.
Брат с уважением воззрился на друга:
– Ну, ты башка! Я бы не додумался. Айда! - И тут он кисло посмотрел на меня, - Ляльку с собой тащить? Мы так до темна не управимся.
– Ляльку обязательно с собой! - Вовка даже ногой притопнул, - ты как собираешься гармонь по деревне, в руках нести? Да нас с тобой сразу отцу сдадут. А мы её Ляльке в коляску спрячем — никто не увидит.
– Ну, ты башка! - снова восхищённо выдохнул брат.
Пацаны вдвоём вцепились в ручку коляски и со всех ног понеслись в деревню. Такой скорости моя коляска не развивала ни до ни после этого случая. Несчастное средство передвижения со скрипом и стоном подскакивало на каждой кочке, каждой рытвине. Я подскакивала вместе с ним, и одновременно с нами подскакивала и металась по коляске банка с червями, а точнее без червей, потому как они давно повылетали из посудины и тоже метались и подскакивали вместе со мной и с банкой.
    До деревни мы долетели быстро. Вовка пошёл в дом, а мы с братом остались ждать его на улице.
Вот, в сенях скрипнула половица, Вовка высунул из-за двери голову и зашипел сквозь зубы:
– Коляску ближе подкати.
– Чего? - не расслышал брат.
– Коляску, говорю, ближе подкати, тетерев глухой! - уже зло шипел мальчишка.
– Аааа, понял.
Брат закатил меня почти на самое крыльцо и в целях конспирации, поднял у коляски верх.
Пацаны затолкали гармонь мне за спину, закинули её сверху моим одеяльцем и понеслись обратно к пруду.
   
    Оказавшись на берегу, рядом с воткнутыми в землю удочками, ребята перевели дух. Оглядевшись по сторонам и не заметив никого подозрительного, брат откинул верх коляски и аккуратно достал гармонь. Какая же она была красивая! Небольшая. Ладненькая. Лаково поблёскивала на солнце и чуть поскрипывала мехами. Мы все трое молча любовались этим чудом, совсем забыв, для чего только что совершили дерзкую кражу.
Первым снова заговорил брат:
– Ну, Вовка, давай показывай, где она, душа.
Вовка взял гармонь, покачал её в руках, как будто взвешивал. Зачем-то понюхал. Затем, как доктор к пациенту,  приложил ухо к мехам и начал прислушиваться.
– Ну, что там? - шёпотом спросил мой брат.
– Тихо! - шикнул на него Вовка, продолжая вслушиваться в недра гармони.
Гоша хотел было ещё что-то спросить, но осёкся на полуслове.
Вовка наконец-то перестал прослушивать гармонь. Теперь он держал её перед собой на вытянутых руках и буравил взглядом,. Как будто хотел рассмотреть что-то сквозь меха. И вдруг:
– Душааа, выходииии. - неожиданно тоненьким голосом протяжно позвал он.
У брата от удивления глаза сделались круглыми:
– Вовка, ты чего? Совсем рехнулся?
– И не рехнулся. Может она боится выходить? Надо тихонечко звать, а то перепугается и вовсе не выйдет. Давай вместе.
И мальчишки начали наперебой, умильно-тоненькими голосами выманивать из гармошки душу, как щенка из конуры. Минут десять они так сюсюкали, но душа не соизволила появиться. Вовка начал злиться:
– Да что это за душа такая трусливая! И чего не выходит? - нервничал он. - Выходи, мы ничего тебе не сделаем! - уже приказным тоном кричал он во внутренности гармошки. Но душа не отзывалась.
В отчаянии парень начал трясти инструмент, как будто надеялся силой вытрясти из него душу. Случайно нажал кнопки и гармонь пару раз слабо пискнула.
– Ага! Не нравится! - закричал Вовка. - Не хочешь по-хорошему? Всё-равно достану! Гоша, берись за тот край. Тяни на себя!
Брат схватился за один край гармони, Вовка тянул за другой. Парни растягивали гармонь в разные стороны, всё дальше и дальше отходя друг от друга. Тянули изо всех сил, упираясь ногами в землю. Лица у них раскраснелись, они скрипели зубами, тяжело дышали, но тянули, тянули, тянули...

   Меха не выдержали, с треском лопнули — вместо одной целой гармони, у мальчишек в руках остались две половинки. Войдя в раж, друзья ещё не осознавали что они натворили. По очереди заглядывая в разорванное нутро несчастной гармони, парни ещё пытались рассмотреть там душу, но увы — их ждало разочарование, души там не оказалось. Зато оказалось много серебристых маленьких плоских прямоугольных пластиночек с узкими щёлочками, прикрытыми тоненькими металлическими мембранками. Мальчишки выковыривали их из гармонного пузика и складывали мне в коляску. Я вертела в руках эти новые игрушки и почему-то решила подуть в одну из них. Неожиданно серебристый прямоугольничек издал нежный красивый звук. Я взяла другой прямоугольничек и тоже подула в него. Он тоже зазвучал, но звук был уже немного другой — более низкий, бархатный. Какое чудо — я дула на эти пластинки и они все пели на разные голоса. Таких замечательных игрушек у меня ещё не было. Радость моя была безгранична.
А вот мальчишки остыв и осознав что натворили, здорово приуныли. Оба прекрасно понимали, что изрядной порки им не миновать. Вовке так лучше вообще теперь дома не показываться. В общем стояли они над поруганным инструментом и мысли обоих одолевали не радостные.
– Может спрячем это всё куда-нибудь подальше или лучше сожжём? - Вовка ткнул носком ботинка в половинку гармони, которая лежала ближе к нему.
– Не, жечь сейчас нельзя — огонь, дым увидят. - здраво рассудил брат.
– Значит спрячем. Пока у тебя, твой дом ближе. Может отец не спохватится? - без особой надежды успокаивал себя Вовка.
– Может и правда, не спохватится. - поддакнул Гоша. - А и спохватится, скажешь, может воры украли.
– Точно! - оживился Вовка. - Если гармонь не найдут, так на нас не подумают. Может и правда воры. Пришли и украли. Гармонь-то дорогая...  - и  тихо добавил — Была.
Мальчишки закинули ошмётки гармони в коляску, кое-как прикрыли одеяльцем и уже никуда не торопясь потолкали горестную поклажу ближе к дому. Всю дорогу они молчали отдавшись не весёлым мыслям и лишь изредка тяжело вздыхали.
   Мамы дома не было, она ещё не вернулась с работы. Брат по-быстренькому скидал половинки гармони в голбец, и строго посмотрев на меня поднёс палец к губам, давая понять, чтоб я хранила тайну. Я кивнула. Вовка убежал домой, а мы остались ждать. Обычно мама поздно возвращалась с работы и меня спать укладывал брат. Но сегодня она вернулась раньше — в клубе отменили репетицию. Мы даже успели попить чаю все вместе, что бывало очень редко.
За окнами темнело. Вечер плавно перетекал в ночь. Пора укладываться спать.
Мы с братом так старательно вели себя «как обычно», что вызвали у мамы смутные подозрения:
– Да что с вами сегодня? Какие-то вы необычные.
– Обычные! Обычные! - закричали мы наперебой, устроив привычный гвалт, чем окончательно успокоили маму.
– Ну, значит спать. Все по кроватям. - скомандовала она и пошла расстилать постели.
Мама уложила меня в кроватку. Я прихватила с собой из коляски несколько серебристых пластинок — даже на ночь не могла расстаться с ними, так они мне понравились.
– Лялька, что это у тебя? - мама рассматривала на своей ладони несколько блестящих прямоугольничков. - Ты где это взяла?
   И тут в окошко громко и требовательно постучали. Мама выглянула за занавеску и побежала открывать дверь.
В дом вошли дядя Кеша в кое-как накинутом на одно плечо пиджаке, и Вовка исподлобья озирающийся по сторонам.
– Константиновна, - обратился дядя Кеша к маме, - гармонь пропала. Люди видели как мой с твоим парнем днём у нашей избы крутились. Так гармонь не у вас?
У мамы брови удивлённо поползли вверх:
С чего вдруг ей здесь ока... - мама не закончила фразу, закусив губу разжала ладонь. На ладошке поблёскивали мои музыкальные пластиночки.
Охнув, Вовкин отец опустился на лавку. Объяснять тут было уже нечего, но Вовка и Гоша перекрикивая друг друга затараторили торопясь высказать всё что произошло: и про гармонь, и про душу, и что вернули бы сразу, и что случайно так вышло, и про пластинки, и главное про душу, про душу. Брат слазал в голбец, достал то, что ещё с утра было целым прекрасным инструментом, и оба горе-гармониста встали перед дядей Кешей склонив головы и смиренно ожидая справедливой порки.
– Отдала Богу душу моя гармонь. - дрогнувшим голосом сказал Вовкин  отец.
   Драть пацанов на ночь глядя Дядя Кеша не стал. Они с Вовкой молча собрали с пола половинки гармони и побрели в выходу. Мама протянула им пластинки, которые выгребла из коляски, но дядя Кеша только рукой махнул, повернулся и вышел. Вовка быстро переглянулся с Гошей, хотел что-то сказать, но передумал и вышел вслед за отцом.

   Выдрали мальчишек или нет я не помню, мама не знает, а сами парни не говорят. Их с тех пор у нас в деревне гармонистами прозвали.
   Дядя Кеша ездил куда-то далеко и привёз новую гармонь, люди говорят лучше прежней. И про душу опять говорят. Только я думаю не в гармони она эта душа, а в дяде Кеше, потому как в его руках любая гармонь поёт так, что заслушаешься.