Ну, з-заяц, погоди!

                НУ, З-ЗАЯЦ, ПОГОДИ!

      Последний день уходящего года. Иван Алексеевич ещё с утра  принёс из леса ёлку (благо, лес рядом), паяльной лампой отогрел раскидистые  нижние ветки, чтобы не обломать их в дверях,  установил красавицу на крестовину. К вечеру из города  должны подъехать  дочь, с зятем и внуком Владиком, для которого, собственно говоря, и задумана ёлка. Декоративную часть приятной работы, он предоставил бабушке, а сам, примотав к поняге  пустой мешок, пошёл по вОлоку, по которому таскали трактором с лесосеки хлысты на дрова. Километрах в двух от посёлка, в сиверу Ингурской сопки, у него стояли петли на зайцев.

       Буквально вчера он был  там –   и что же! На первой половине путика не попалось ни одного, а дальше.… Пять зайцев подряд были расклёваны вороньём. С болью сердца Иван Алексеевич  взирал на остатки дикого пиршества –  кровь, кости, клочья шерсти, снег, весь испещрённый вороньими следами и безобразными  кляксами их  испражнений. Можно представить, как стервятники важно разгуливали по утолованному снегу, потряхивая головой заглатывали вырванные кусочки мяса. И куда только влезало – ведь была же не стая, а всего-то два - три вОрона! Пресытившись, откровенно пакостили – следующей по путику жертве пробивали грудную клетку, доставали только  лёгкие, печень. И, хотя мясо тушки оставалось  целым, товарный вид её, как и шкурка, были испорчены. Чтобы не сгубить понапрасну зайцев, теперь предстояло  срочно снимать те петли, которые он, ещё не зная, какая картина ожидает его  впереди, оставил настороженными в первой половине кругового путика. Остальные по ходу вчера решительно  поснимал. Но вернуться назад, чтобы затянуть оставленные петли,  у него уже не оставалось светлого времени. Для того он и шёл сейчас, надеясь вернуться домой  до приезда гостей.

      Первые две петли  оказались  сбитыми, и этот факт он воспринял с удовлетворением. Попадись, зайцы так же были бы растерзаны вороньём. Ночью слегка порошнуло. На одной из троп  явственно проступали крупные кошачьи следы. Рысь! Что же, хорошие виды… Определённо, она надыбает эту популяцию зайцев и так просто отсюда не уйдёт!

      Над Иваном Алексеевичем  неспешно, дозором, профуркал крыльями вОрон, в полёте поворачивая голову и взблёскивая глазом – явно наблюдал за ним – и, одобрительно  куркая, очевидно, благодарил его. Провожая взглядом вОрона, Иван Алексеевич обложил его нехорошими словами.  Тут внимание его привлекло некое движение в стороне. Приглядевшись, он увидел, что это мелькает между деревьями заяц, и вспугнул его, судя по всему, кто-то другой – драпал  не от Ивана Алексеевича, а в одном с ним направлении. Скорее всего, это рысь, следы которой он только что видел. Рысь подняла его с дневной лёжки и не пыталась поймать, потому как рядом был человек. Эффект  домино! Косой   нёсся вниз на опушку леса, в тальники – к месту ночной кормёжки, как раз по той тропе, которую Иван Алексеевич пересёк выше, где  видел свежий след рыси. Тропа, возле которой он остановился, тоже вела в те тальники. «Дальше там открытое место, сейчас развернётся и окажется на этой, других троп тут нет». И точно: заяц летел ему навстречу, стремительно приближаясь.

      И вот он был уже совсем рядом. В последний момент Ивана Алексеевича вдруг охватило какое-то безотчётное озорство.  Неожиданно для самого себя, он сделал к тропе выпад с приседанием  и в шутку распахнул руки как для объятия, предвкушая потеху понаблюдать, как бедолага шарахнется в сторону, напуганный дважды раз за разом. Но  тут случилось то, чего он никак не ожидал: тот торкнулся ему в плечо. Иван Алексеевич, опешив от удара, машинально сомкнул руки и захлебнулся детским счастливым смехом, точно ему мастерски удался ловкий, необычайно забавный фокус: заяц был у него в руках! Подёргавшись в тщетной попытке  высвободиться, он сгорбился, сжался в комочек и покорно притих. Иван Алексеевич поочерёдно сбросил рукавицы, которые теперь болтались у него на запястьях на подшитых петлёй ремешках, и осторожно переместил его  к левому боку, головой вперёд. «Вот-дак ловко: голыми руками в лесу зайца поймал! Где это видано! Кому расскажи – ни за что не поверят…»
               
      «Ну и что я теперь буду делать с тобой?» – вопросил он своего добровольного пленника, склонив к нему голову и с любопытством разглядывая его потешную мордочку с торчащими жёсткими редкими усами. Вопрос был не праздный: он и в самом деле не знал, что с ним делать. Отпусти его – сейчас же залетит в петлю. Кончить – рука не поднимется. Жалко.  А тот, пристроившись на его левой руке, прижав уши назад, казалось, всем видом своим являл: «Ничего не знаю, делай со мной что хочешь, но мне так удобно».
 
      И тут его озарило:  сегодня же встречаем Новый год! К вечеру подъедут гости дорогие! А у Владика излюбленный мультик «Ну, заяц, погоди!». И чем бы он ни занимался, бывало, если начинался этот мультфильм,  стоило кликнуть ему одно слово «Заяц!» – незамедлительно бросал все свои игры и бежал к телевизору. И над проделками зайца в экстазе исступленно шлёпал ладошками по столу и смеялся взахлёб, так что невозможно было смотреть на него без улыбки. Иван Алексеевич представил себе, когда они споют песенку: «…зайчишка-зайка серенький…беленький под ёлочкой скакал…», он, заранее  посадив косого  в мешок, сходит в зимовье, где оставит его до своего времени, и, вернувшись, вывалит прямо под ёлку – не мультяшного, а, что ни на есть, настоящего зайца из леса. Что тут будет – можно вообразить! То-то радость внуку! Лучшего сюрприза  ему под Новый год нельзя было придумать!
                               
      Окрылённый своей затеей («петли завтра с утра сниму»), Иван Алексеевич обратным ходом след в след вышел на накатанный волок, где уже не надо было  смотреть под ноги, опасаясь споткнуться, и, бережно удерживая свой «сюрприз», задушевно обратился к нему: «Это кто же на тебя напустил страху, братец ты мой? Бедненький!  Сколько же у тебя и всего  вашего  племени  врагов – рысь, филин, соболь, росомаха, лисица, тот же никак не мультяшный волк! Тут  поневоле трусом станешь…»

      «Безобидная тваринка – ни на кого не нападает, никому не делает вреда.… Даже не кусается, не царапается.  Попробовал бы ты сейчас удержать в руках соболя, лисицу, да хотя бы ту же белку! А этот вот – посиживает себе  смирнёхонько, и хоть бы что ему – какой же он трус! Он – герой! Это люди сказку  придумали, навесили ярлык. Благородная, чистая, безответная зверушка…» – уверенно шагая по твёрдому вОлоку,  размышлял Иван Алексеевич. – Много у тебя, приятель, смертельных врагов, но самый страшный враг – человек, то есть, и  я, в том числе,  со своими петлями. А петля – это удел приговорённых…  Ружьё ещё как-то КАК-ТО, но петля – изуверство. Это, на какие же ужасные муки, залетев в петлю,  ты обречён, пока не замёрзнешь.…» « И не жалко тебе?! Ладно, молодой был – не ведал греха! А теперь-то.…  Кажется, пора бы остепениться!». Он с неким удивлением поймал себя на мысли, что раньше даже в голову не приходило думать так – до тех пор, пока совершенно случайно не одержал эту живую тваринку в руках. Запустив пальцы рук в пушистую шубку зайца, ощущая тепло живого существа,  и то, как строчит его сердечко, он, далёкий от сентиментальности,  проникался к нему незнакомой доселе нежностью, умилением, точно к ребёнку. Наговаривал слова, какие приходили на ум, в самом доброжелательном тоне, который, видимо, действовал успокоительно… «Встретишь с нами Новый год, друг любезный. Рюмки не подадим, но морковкой закусишь – точно. А наутро с Владиком решим: на жаркое тебя или отпустить в родные края. Конечно, он выберет второе, и это будет добрый поступок. Таким образом, поучаствуешь в  воспитании моего  внука собственной персоной…»

      Не велика тяжесть, но руки в одном положении уже затекали. Иван Алексеевич  присел на комель потерянного при вывозке хлыста на обочине вОлока. Отсюда был виден въезд в посёлок  со стороны города. Дорога пустынна... Непроизвольно повернувшись, он  увидел, как  из-за угла вынырнула легковая машина и подкатила к воротам его дома на перекрёстке.  «О, приехали!» Бабушка встречала гостей у калитки. Первым из машины вышел энергичный, молодцеватый зять Олег, с другой стороны  Ольга, и следом за ней выскочил Владик – он толкнулся к бабушке и, уклонившись от излишних нежностей, шмыгнул в калитку – здороваться с дедом. За руку, на равных, как это было принято между ними. А дед – вот он где, с таким-то сюрпризом!  «Маленько не успел… – посетовал про себя Иван Алексеевич – Обождать надо. Пусть разденутся, сядут за стол.  А то увидят с зайцем в руках, начнутся расспросы…».  «Зайду с задворок, оставлю тебя, друг,  в зимовье. Посажу покуда в ларь.  Придётся, значит, малехо в темнушке посидеть.… Уж извини. Всему своё время. Настоящий сюрприз предполагает эффект неожиданности…».

      «Приехал твой душеприказчик, – доверительно уведомил он своего  новоиспечённого  друга. Его подмывало приласкать его, погладить, прижаться к нему  щекой, но он воздержался, чтобы лишний раз не беспокоить… – Не переживай, отпустим тебя. В будущем  году. То есть, меньше, чем через сутки.  Только сменил бы ты, паря, место жительства – а то там у вас, в ваших краях,  суровая тётушка объявилась.… Эта дама шуток не понимает! Наведёт она шороху вашей братии… Имя, кликуху  дадим тебе, чтоб вспоминать.… Наречём, и гуляй себе!  Постой, а какое тебе имя давать – девичье или парнишичье?  То, что по национальности ты – ушкан –  это, положим,  понятно, а вот какого ты рода –  мущщина или жэньщина? Понимаю, секрет.…  А давай мы разгадаем этот секрет?». Он прижал зайца к себе спиной и попытался оттянуть ему заднюю ногу набок. Тот подёргался, выражая своё неудовольствие. «Не боИсь, я тебе худа не сделаю, – увещевал его Иван Алексеевич. – Делов-то.… Даже штаны не будем снимать».  Заяц притих, съёжился весь, и вдруг… вымахнул из его рук, как выстреливает туго сжатая пружина при снятом ограничителе, больно оцарапав ему руку. Произошло это настолько неожиданно, что Иван Алексеевич заполошно вскочил, как будто можно было ещё что-то исправить, какое-то время оторопело смотрел  вслед беглецу, который стреканул не по вОлоку, а поперёк, по целику, в сторону близлежащего перелеска – да  такими частыми прыжками, что, казалось, катился по полю меж кустов таволожки. Как не поверилось ему в происшедшее в тот момент, когда заяц оказался у него в объятиях, точно так же он не верил сейчас, что остался с пустыми руками. Он был ошарашен таким вероломством.  За показной кротостью… потерял всякую бдительность!
         
      «Ты что наделал?! – строго, с пристрастием, спросил сам себя Иван Алексеевич вслух, когда к нему вернулась способность соображать. – До дома каких-то триста метров осталось, не мог… в надёжных стенах? Надо же.… Такой подарок внуку прошляпил!»  Досада пропитывала его, как натекает в проколотый сапог  холодная вода. Ушлый оказался ушкан! Ловкач! Задарма прокатился, только что не верхом – вот дерзость! – и восвояси.… Оставил с носом! «Ну, з-заяц, погоди!»!
               
      «А петли я всё же сниму, – рассудил Иван Алексеевич, остывая. – Завтра же.  Даже и не сниму, а просто затяну. Больше не понадобятся. Попустись! Зачем тебе это надо? Вороньё кормишь,  да коммерсантов, которые скупают тушки и потом втридорога в городе продают! Деньги.…  А нашто тебе деньги? В молодости не было, а теперь – и не надо. Слава Богу, пенсушки хватает. Говоришь, не усидишь дома? Рысь вон ходит – чем тебе  не объект для охоты?»
      На это дело – что петлёй, что с собакой – по своему немалому опыту Иван Алексеевич был мастак.