2. Тело в библиотеке

Первое утро моей новой прекрасной жизни началось с пронзительного писка мобильного телефона на прикроватной тумбочке, возвещавшего о приходе СМС. Был пятый час утра, солнце лишь пыталось пробиться сквозь спущенные римские шторы на окнах, и голова моя спросонья не хотела отрываться от подушки.

- Макс, ты с ума сошел! – промычал я, дотянувшись до телефона и взглянув на экран, светившийся, информируя: «Новое сообщение от абонента Перов».

Рассылать сообщения в любое время суток было вполне в духе Макса. Видимо, только тот факт, что вчера он выпил вдвое больше, чем я, спас меня от СМСки где-нибудь около полуночи. «Старик, я договорился с Тингли», - писал Макс, видимо, о стороже Лайлек-хауса (И когда только успел?), - «Загляни в особняк часа в четыре, тебя будут ждать. Инструкции почтой. Позвоню, как вернусь. Целую, М».

Последняя фраза меня развеселила. Макс всегда заканчивал свои послания поцелуями – и друзьям, и  женщинам, и даже тем, у кого занимал деньги, ибо того требовала его добродушная, широкая во всех смыслах натура. Со смехом я сел на постели, спустил ноги на пол, откинул одеяло и пошел в душ. В приоткрытую форточку на кухне вливался утренний колокольный звон.

***

Начавшись с ранней побудки и неторопливого завтрака, день продолжился в праздности. Воспользовавшись отличной погодой, я отправился в Университетский ботанический сад и, усевшись там на траву под развесистым каштаном, поставив себе на колени ноутбук, принялся перетряхивать старые связи, между делом путешествуя по Интернету.

Сообщать бабушке и дедушке о своем уходе из полиции я пока не спешил, зато по цепочке знакомых через сеть новость домчалась до Южной Звезды, и около полудня я получил неожиданное, но приятное письмо от профессора Дежневой. «До меня дошла благая весть», - написала мне по электронной почте Елена Ивановна, - «Вы, наконец-то, перестали попусту тратить время, дорогой мальчик. Ваша светлая голова очень пригодится мне на кафедре. Если надумаете, я жду вас в любое время».

Я улыбнулся, оторвался от экрана ноутбука и встретился взглядом с миловидной шатенкой в узких брючках и светлой шифоновой блузке. Она сидела под соседним деревом на клетчатом пледике, обложившись книгами, и занималась тем же, что и я – ничем, делая вид, что занята чем-то. Макс, несомненно, одобрил бы такой поворот сюжета, а я, приняв во внимание то, что девушка, кажется, была настроена благожелательно, решил присмотреться повнимательнее.

По подбору литературы я предположил, что прекрасная незнакомка студентка-биолог. Не смотря на близость к естественным наукам, она оказалась столь же застенчивой особой, как и я, и минут пять мы робко улыбались друг другу издали, а еще минут пять я мучительно изобретал повод, чтобы завязать беседу.

Повод нашелся на пледе рядом с девушкой в виде сказочно красивого ботанического атласа в кожаном переплете с медными уголками и застежками, снабженного великолепными иллюстрациями Коэна и Майлса, несомненно, подлинными, а не перепечатанными.

- Ух, ты, это «Травник Сосновского»! – восхитился я, - «Лайтбург паблишинг», издание конца XIX века.

- Возможно, - обладательница букинистического сокровища наградила меня благосклонной улыбкой, видимо, за то, что я, наконец, решился заговорить, - Книга очень старая, мне одолжил ее мой куратор под честное-пречестное слово.

Она встала с пледа и направилась ко мне с атласом в руках. Я предусмотрительно закрыл в ноутбуке письмо от Дежневой. Оно было отправлено с ее рабочего почтового ящика и содержало символику Нового Университета.

С тех пор, как первый камень его фундамента был заложен, между Городком и Городом на Юге, между Старым Университетом и Новым возникло соперничество, временами похожее на войну, и неприязнь, часто переходящая во вражду. На меня, выпускника Нового Университета, здесь, в Городке, часто бросали косые взгляды даже те, кто не учился в Университете Старом, но все же жил ежедневно в его могущественной тени.

- Ну-ка, - девушка присела под каштаном рядом со мной и, открыв книгу, показала на выходные данные, набранные, как весь остальной текст по-русски кириллицей с «ятями» и «ерами», - Да, вы правы: 1881 год. Я тут в основном смотрю картинки. Читаю по-русски только со словарем. В школе у меня были по нему сплошь тройки, – она положила атлас мне на колени, предлагая посмотреть поближе, - Да и старательной студенткой меня тоже не назовешь.

Так я познакомился с очаровательной Евой Робертс, студенткой четвертого курса из колледжа Жерома Боринже, и с лужайки ботанического сада мы переместились в кафе, расположенное неподалеку, рядом с оранжереей. За чашкой каппучино со сливками мы поболтали обо всем подряд и ни о чем конкретно, после чего я проводил Еву до центральных ворот ботанического сада, где мы распрощались, обменявшись телефонами. Учитывая, в каком плачевном свете мне рисовалась действительность еще вчера, это был ошеломительный прогресс.

Настроение у меня было прекрасное, до четырех часов делать мне было решительно нечего. Я пошел на Хлебную набережную поболтаться вдоль Грин-ривер. Просто так, без цели. Я не делал этого, наверное, уже полгода.

***

- Я же говорил, вы вернетесь, - сторож Лайлек-хауса ухмыльнулся, осклабив свои прокуренные зубы.

Мой второй визит в особняк на Олд-Черч-лейн выглядел вполне официально. Я позвонил у ворот, представился в домофон, и мистер Тингли лично вышел встретить меня.

- Значит, вы вроде как помощник Максимилиана? – сторож окинул меня критическим взглядом, - Да, вам, такому субтильному, попроще будет лазить по полкам, чем ему. Ну, милости прошу.

Он указал на уже знакомый путь вверх по центральной аллее, а сам чуть задержался запереть ворота. Створки резко взвизгнули за моей спиной, и я оглянулся через плечо.

- И вы действительно слышите все эти скрипы? – вспомнив другие двери с несмазанными петлями, спросил я мистера Тингли.

- Нет, - ответил тот, - Вот, он слышит. Вернее, слышал раньше.

Слева от дорожки, там, куда указал Тингли, на газоне сидела собака. Черный ротвейлер не выглядел угрожающе даже на первый взгляд. Сразу было видно по прогнувшейся спине, седеющей морде и подернутому стеклянным налетом взгляду, что пес уже очень немолод. Вместе с хозяином они составляли довольно печальную пару некогда грозных, а теперь одряхлевших охранников.

- Блэк, познакомься с мистером Мартеном, - сказал Тингли собаке и добавил, обращаясь ко мне, - Позвольте ему себя обнюхать, чтобы привык, нюхает он все еще хорошо. А как придем в дом, дайте пару печенюшек. Тогда он будет считать вас лучшим другом.

Я присел на корточки и протянул руку, позволяя Блэку подойти и обнюхать свою ладонь. Втроем мы зашагали к парадному входу. По дороге я оглядывал парк, уже не чувствуя себя непрошенным захватчиком. Я находился в Лайлек-хаусе на законных основаниях,  это было новое, непривычное ощущение, и, пожалуй, оно мне нравилось.

***
Еще больше мне понравился дом изнутри. Раньше я видел только холл, теперь же Тингли повел меня в левое, так называемое «жилое» крыло. Анфилада из пяти квадратных комнат вела к лестнице на второй этаж. Интерьеры, выдержанные в стиле позапрошлого столетия, смотрелись элегантно, не смотря на то, что почти вся мебель была закрыта чехлами. Стены в большинстве комнат, как и в холле, украшали картины, преимущественно написанные маслом, но попадались и акварели.

- Это Жан-Поль Монье? – на одном из этюдов, вставленных в темные рамки и широкие паспарту, я узнал знакомый сюжет: садовая клумба и две гротескные феи, порхающие на стрекозиных крыльях, - И, похоже, не копия, а подлинник, да?

- Он здесь бывал, когда гостил в Долине у своей тетушки Мадлен, - в голосе Тингли прозвучали почти что хвастливые нотки, словно знаменитый художник-иллюстратор, живший в начале двадцатого века, приезжал в гости к нему лично.

Тингли, наверное, знал практически все о жизни в этом старом доме. И сам он был не просто сторожем, а неотъемлемой частью Лайлек-хауса такой же, как кусты сирени под окнами или львиные головы на дверных ручках.

- Не все так сходу узнают работы Монье, - заметил Тингли с толикой одобрения в своем ворчливом голосе, провожая меня дальше, в последнюю из комнат, выводившую во внутренний коридор.

- Просто я много раз ходил в детстве в Галерею, - поспешил оправдаться я, - Меня вообще-то назвали в честь Монье.

- Ваши родители, видно, понимающие, культурные люди, - теперь уже с явным одобрением сказал сторож.

- Возможно, - дипломатично и лаконично ответил я, не вдаваясь в подробности, дабы не рассуждать о том, что мне было неведомо.

Из темноватого, отделанного мореным дубом коридора в комнаты второго этажа вела великолепная псевдоготическая лестница в два пролета с коваными перилами.

- Почти пришли, - перед тем, как подниматься, Тингли постоял возле лестницы, собираясь с силами, - Вам это понравится. Максимилиан тот просто прыгал от восторга, когда в первый раз увидел библиотеку. Так и сказал: «Восторг»!

Глубоко вздохнув, как перед прыжком в воду, он начал восхождение, стоившее усилий в его возрасте.

- Кстати, когда он успел вас предупредить обо мне? – спросил я, - Мы вчера расстались поздно.

Я мог бы взбежать по лестнице за доли секунды, но из чувства такта постарался замедлить шаги и не забегать вперед сопровождающего.

- Я нашел с утра записку на холодильнике в кухне. Понятия не имею, когда он ее написал, - Тингли остановился на квадратной площадке между пролетами лестницы, переводя дух, - Максимилиан приходит и уходит, когда вздумается. У него свои ключи от калиток, от входных дверей и от библиотеки, - он пошарил в правом кармане брюк и, встряхнув, протянул мне связку ключей на медном брелоке в виде все той же львиной головы, - Теперь они ваши.

***
Читать я научился в возрасте трех лет, но по-настоящему книги завладели моим разумом гораздо позже, когда лет в десять я прочел «Имя розы» Умберто Экко. Образ потайной библиотеки, наполненной сокровищами знаний, захватил мое воображение на долгие годы.

То, что я увидел, войдя в библиотеку Лайлек-хауса, во многом перекликалось с моими детскими фантазиями. Вместительный квадратный зал в полтора этажа высотой с куполообразным потолком служил прибежищем не одной тысяче книжных томов. Библиотека семьи Дормер собиралась не годами, даже не десятилетиями, и устроено в ней всё было не только со старомодной роскошью, но и с толком.

Массивные шкафы из красного дерева со стеклянными дверцами стояли по периметру, полностью закрывая стены. Чтобы добраться до верхних полок, перед каждой секцией дожидалась стремянка на колесиках. Верхний полуэтаж опоясывал балкончик, на котором помимо книжных шкафов было устроено несколько читальных мест с круглыми столиками и зелеными лампами.

Центр зала был перегорожен восемью рядами высоких стеллажей, поставленных на рельсы и снабженных сбоку поворотным механизмом, чтобы сдвигать и раздвигать отдельные секции. Резные карнизы, украшавшие полки на стеллажах, запылились от недостатка уборки, латунные ручки поворотников потускнели без прикосновений человеческих рук, но вид книжных корешков, выстроенных бесконечными рядами, внушал благоговейный трепет и нетерпение.

- Восторг! – оглядевшись, выдохнул я, полностью соглашаясь с Максом.

Мистер Тингли за моей спиной издал довольный смешок.

- Это еще не все, - сказал он, словно фокусник, показывающий свой лучший номер, и прикрыл дверь.

Дверь опять-таки протяжно скрипнула, закрылась и исчезла. Еще на верхней площадке лестницы, перед входом, я обратил внимание на то, с каким усилием сторож нажимает на дверную ручку,  списал это на возраст, потянулся помочь и решил, что петли очень тугие. Дело оказалось в другом: с внутренней стороны дверную панель утяжелял подвешенный к ней книжный стеллаж. Закрыв дверь, мы с мистером Тингли будто оказались в коробке, полной книг.

- Здорово, - одобрил я.

- Да, - скрипучий голос сторожа потеплел, - Сделано с умом и с фантазией. У меня руки не доходят до всех этих чудес. Хорошо, хоть важные гусаки из попечительского совета додумались позвать Максимилиана. Он тут всё как следует встряхнет, а вы ему поможете, - он сделал шаг вглубь зала и указал на проход между стеллажами, ведущий к окнам, - Рабочий стол там. Свету, правда, маловато, проводка старая. Но есть переносные лампы, с ними вы всё легко найдете. Как надумаете чайку попить, или пойти в уборную, позвоните в колокольчик – шнур на стене у стола. Я вас провожу, а то сами вы с непривычки заблудитесь.

Когда дверь за мистером Тингли закрылась, отделив меня от остального мира, я почувствовал себя Алисой в волшебной лавке, где на полках, то одна, то другая невидаль отвлекает от изначальной цели. Книги в шкафах настоятельно требовали моего внимания. Сначала один заманчивый корешок притягивал взгляд, потом другой и третий, заставляя едва ли не метаться между полками. Я понял, что если не сосредоточусь, то просто сяду прямо на пол с кипой книг, так и не приступив к своим новым обязанностям.

Оставив экскурсию на потом, я прошел сквозь ряды стеллажей к окнам. Их было три, в решетчатых ореховых переплетах, в обрамлении слегка выцветших серебристо-серых портьер. Библиотека выходила окнами на французский сад с обратной стороны дома и располагалась, судя по всему, над открытой верандой, куда выходила задняя дверь холла. К ее левой стене прилегало жилое крыло, где обитал сторож, а к правой - закрытое. Дверей в оба крыла не наблюдалось, хотя, возможно, они были также замаскированы стеллажами, как и входная.

В строгой тишине пахло книжной пылью. Уже слегка растревоженная появлением Макса и моим приходом, она вилась в лучах солнечного света, падавших из окон на узорчатый наборный паркет. В глубокой нише среднего окна находилось рабочее место: эбенового дерева письменный стол со слегка наклонной, как у старой школьной парты столешницей, и множеством ящиков и ящичков в двух боковых тумбах. Этот бесспорно антикварный предмет мебели был в творческом беспорядке заставлен, даже захламлен, инструментами Макса.

Переплетный станок, банки с клеями, красками, лаками, пузырьки с чернилами, кисти и карандаши, кипы заготовок и материалов – всё это хаотично заполняло как сам стол, так и приставные шкафчики с открытыми полками. Сдвинув на угол набор ножниц, ножей для резки бумаги, заточки перьев и других колюще-режущих предметов, я склонился над столешницей. Поверх стопки тонкого картона для подновления форзацев лежал выполненный черной тушью набросок буквицы, состоящей из литеры “D” и растительного орнамента в сказочно-гротескном стиле Монье.

Макс и сам был неплохим рисовальщиком, способным восстановить оформление страниц, титульных листов или иллюстрации почти в первоначальном их виде. Рядом с рисунком я нашел записку, содержавшую адресованные мне указания. «Тебе туда», - гласило послание, а стрелка под ним направляла к последнему стеллажу справа от стола.

Я подтянул рукава старого серого джемпера, который предусмотрительно надел, зная, что столкнусь с вековой пылью. Внутри приятно щекотало, наверное, так было у Шлимана перед тем, как он открыл Трою. Я тоже был на пороге захватывающих изысканий и волнующих открытий. «Спасибо, что уговорил меня на это», - перед тем, как приступить, я, улыбаясь, набрал СМС для Макса, - «Тоже целую».

***
Прошло три дня. Новое занятие меня захватило, а я постепенно захватил и освоил вверенную мне территорию. Рабочий стол Макса как-то незаметно стал моим рабочим столом, и его креативный хаос сменился моей аккуратной упорядоченностью. Библиотека стала для меня привычной средой обитания. Я даже дома появлялся только, чтобы переночевать, а с утра снова бежать в Лайлек-хаус. Из небольшого архива, хранившегося в одном из комодов, я узнал, что его официальное название – Дормер Таункасл-апон-Грин-ривер.

На следующий день после моего первого знакомства с домом и библиотекой мне пришло электронное письмо от Макса, представлявшее собой более подробную и пространную инструкцию.  Шкафы, в которых Перов поручил мне разобраться, содержали в основном теологические труды, многие из которых порадовали бы моего дедушку, а другие ввели бы в изрядную досаду. Это были дорогие, красочно оформленные издания, приобретенные, вероятно, ради своего парадного вида, который в настоящее время порядком потускнел без должного присмотра.

Среди помпезных сафьяновых переплетов и золотых обрезов нашлась даже парочка настоящих сокровищ. На самой нижней полке в уголке мне попались несколько томов с религиозными сочинениями Саймона и Буковского, отцов-основателей Саймон-коллежда, отпечатанных при жизни авторов в конце XVI века типографией Университета.

Я рассортировал все книги, доверенные Максом моему попечению, по степени  их сохранности и потребности в реставрации, после чего занялся переписью и составлением каталога. Компьютерный учет в библиотеке Лайлек-хауса отсутствовал как таковой, приходилось заносить названия и фамилии авторов в алфавитном порядке в толстую тетрадь, похожую на гроссбух. Но меня это не смущало, и не вызывало затруднений. Наоборот было какое-то очарование в том, чтобы выполнять работу по-старинке, пользуясь обычными письменными принадлежностями.

Бумажная картотека, неполная и составленная достаточно небрежно, хранилась в эбеновом бюро, составлявшем пару письменному столу. Разбираясь в  ячейках с картонными карточками, содержащими названия книг и указание их места на полках, я неожиданно сделал одно занимательное открытие. Дормеры, как оказалось, являлись владельцами ботанического атласа Сосновского издания 1881 года, в двух томах. В шкафу на балкончике, указанном в карточке, я нашел только второй том антикварного двухтомника, снабженный экслибрисом, изображающим геральдического льва.

Экслибрис показался мне очень знакомым, уже виденным ранее,  и я сделал на полях своего рукописного каталога заметку: «Узнать у Евы, как зовут ее университетского куратора». Наверное, то возобладали полицейские привычки везде и всюду докапываться до последних мелочей, но я решил, что было бы неплохо, если б некий профессор вернул книгу, которую заиграл в чужой библиотеке.

Не меньше, чем собрание книг меня интересовал сам дом. В архиве, найденном в комоде, содержались документы, записи и письма, порой очень старые, касавшиеся Дормер Таунскасла и его обитателей в разное время. Я узнал, что дом был возведен на фундаменте более старого здания XVII века, входившего в состав оборонительных сооружений Университета во времена Нью-Тортужского вторжения. Также мне попались различные планы здания и окружающего парка, которые я с интересом изучил, и которые помогли мне лучше освоиться в доме и запомнить планировку.

Я обследовал и саму библиотеку на предмет обнаружения скрытых дверей в оба крыла дома, даже обошел зал со свечей, дабы сквозняк выдал расположение потайных ходов, которые, как известно, непременно должны иметься в любом уважающем себя старинном жилище. Но Лайлек-хаус не открыл своих тайн вот так запросто любопытному пришельцу. Судя по моим неудавшимся поискам, входная дверь была единственной.

Зато чтение бумаг из архива помогло немного пролить свет на пребывание в доме Дормеров Жана-Поля Монье. Художника привлекал в Лайлек-хаус романтический интерес к Миранде Дормер, дочери тогдашнего владельца дома. Судя по фотографии, которую я нашел в круглой лаковой шкатулке с письмами, то была интересная молодая особа с длинными темными волосами и глубокими темно-карими глазами, похожая на женщин с картин прерафаэлитов.

Роман вышел платоническим – Миранда была мечтательной девушкой не от мира сего, а художник застенчивым молодым человеком – и продлился недолго. Мисс Дормер умерла в возрасте неполных двадцати лет от испанки, свирепствовавшей по всей Республике в 20-х годах прошлого столетия.

Еще из переписки Дормеров того периода следовало, что Миранда была талантливой художницей и поэтессой. Это отчасти подтверждалось парой коротких стихотворений, написанных ею в письме к бабушке из Лайтбурга и беглыми зарисовками, сделанными тушью на полях. Но других свидетельств талантов девушки в библиотеке не нашлось, не смотря на то, что я, заинтригованный, произвел тщательный предметный поиск во всех комодах и мелких шкафчиках.

Либо работы Миранды хранились в ее комнате в закрытом крыле, либо пренебрежение Дормеров семейными реликвиями можно было считать уже не легкомысленным, а преступным. Ведь всё, что касалось девушки, могло относиться также к биографическому и творческому наследию Жан-Поля Монье. Я поставил овальную серебряную рамку с фотографией темноволосой красавицы на стол и сделал на полях своей большой тетради еще одну пометку: «Узнать подробнее о Миранде Дормер».

***
Но еще больше, чем библиотека, чем сам дом, меня привлекал тисовый лабиринт. Я не раз вспоминал мрачные шуточки сторожа, когда, сидя за письменным столом, казалось бы, увлеченный делом, вдруг ловил себя на том, что, не отрываясь, смотрю в окно на свивающиеся в запутанный клубок зеленые изгороди.

Иногда, делая перерыв в работе, я спускался в кухню выпить чаю с мистером Тингли и выходил на веранду глотнуть свежего воздуха. Но и здесь, не проходило и пяти минут, как мой взгляд оказывался прикованным к извилистым дорожкам, скрывавшимся зелени. Они кружили, сплетались, убегали в тень и сходились в невидимой глазу точке.

Вид лабиринта отчего-то воздействовал на меня почти что гипнотически. Я чувствовал, что мог бы часами стоять на краю веранды, глядя в тисовые дебри, желая, но  медля спуститься.

- Не смотрите долго, а то вас тоже туда затянет, - на третий день своего пребывания в Лайлек-хаусе, глядя на лабиринт с веранды, я вдруг услышал за спиной юный женский голос.

Я стоял на верхней ступеньке лестницы, заложив руки в карманы брюк,  задумчиво покачиваясь с носков на пятки и полагая, что я один в саду, как обычно, за исключением Блэка, дремавшего под кустом сирени. Обернувшись, я обнаружил на веранде невысокую стройную девушку лет семнадцати в потертых джинсах и свободной фиолетовой рубашке-поло. Она стояла на пороге открытой двери в холл, ее взгляд из-под спадающей на лоб густой челки казался неприязненным. Но смотрела она не на меня, а на лабиринт.

У девушки были бархатно-карие, как у диснеевского Бэмби глаза, свежая, приятного золотистого оттенка кожа и маленький, тонко прорисованный, пухлый рот. Темные волосы, прямые и блестящие, стекали по плечам, внося нотку женственности в ее пацанский вид. Не смотря на джинсы и спортивную рубашку, меня поразило сходство с фотографией, стоящей на моем письменном столе.

- Вы так на нее похожи, - не сдержав удивления, сказал я.

Хмурое выражение на лице девушки стало почти болезненным.

- Вы ее знали? – отрывисто спросила она.

- Знал? – переспросил я с недоумением, - В тысяча девятьсот двадцать третьем году?

- Ах, вы о Миранде, - понимающе кивнула девушка с отзвуком разочарования в голосе, - Я думала, вы говорите о Нелл. Она тоже любила смотреть на лабиринт до потемнения в глазах. Я Берти, - она подошла ближе, поглядела мне в лицо снизу вверх и, чуть склонив голову набок, потом протянула маленькую ладонь, - То есть Альберта Грей. Покойный дядя Арчи, то есть барон Дормер, был старшим братом моей бабушки. Значит, я его внучатая племянница и кто-то вроде того Миранде Дормер. Она, кажется, была его тетей или кем-то вроде того. То, что я на нее похожа, неудивительно. Почти все женщины в нашей семье на одно лицо, кроме мамы. Видели бы вы тетю Люси в молодости! Вот она – копия Миранды. Да и Нелл тоже была.

- Я Пол Мартен, - я пожал протянутую руку, она оказалась шершавой и теплой, очень подходящей для обладательницы мальчишеского имени и небрежно-ребяческой внешности, - Здешний новый библиотекарь.

- Так вы работаете на попечителей Лайлек-хауса? – Берти опять кивнула с пониманием и после рукопожатия убрала обе руки в карманы джинсов.

- Нет, я работаю скорее на Максимилиана Перова, - возразил я.

- А, толстячок Макс, - Берти прищурила глаза с насмешливой симпатией, - Он ведь все еще толстячок? Помню, когда в Лайлек-хаусе еще устраивались приемы, он любил налегать на пирожные и сдобные булочки.

- Так он здесь бывал раньше? – спросил я.

- Часто, - кивнула Берти, - Люси, наш главный источник доходов и проводник в мир светской жизни, во времена дяди Арчи обожала собирать здесь компании. Мы с Максом были хорошими приятелями, когда я была маленькой. Однажды он даже разрисовал для меня книжку, которая была без картинок. Я тоже часто ходила сюда, когда Арчи был жив. Сейчас захожу иногда – навестить Рона.

- Мистера Тингли, – догадался я.

- Он хороший, хотя с виду не догадаешься, - Берти улыбнулась, - Всё, что осталось от прежних времен этого дома. Он да Блэк. Теперь вот дела пошли на лад, раз Макс вернулся и привел вас. Только не увлекайтесь лабиринтом, а то свихнетесь, как Нелл. Она часто повторяла,  что это место притягивает ее с необъяснимой силой. И даже раз мрачно пошутила: «Не удивлюсь, если я найду там свою смерть».

Ее собственный взгляд, словно помимо воли, обратился к тенистым дорожкам и тисовым изгородям. Ямочки на щеках, вызванные улыбкой, исчезли.

- Кто была Нелл? – спросил я.

От моего внимания не укрылось прошедшее время в рассказе девушки. Услышав вопрос, она вздрогнула, будто очнувшись от тяжелого сна,  с усилием оторвалась от созерцания лабиринта и подняла свои бархатные глаза на меня.

- Моя старшая сестра, - Берти улыбнулась с деланной беспечностью, - У нас разница в шесть лет. Пять лет назад,  в свой восемнадцатый день рождения Нелл вошла в этот лабиринт и не вышла.

- Совсем? – ее рассказ меня полностью обескуражил, так, что я даже забыл о деликатности.

В детстве я вдоволь наслушался подобных историй о лабиринте Лайлек-хауса, но никогда не верил, что хотя бы одно слово в них правда. Услышав подлинное свидетельство очевидца, я растерялся.

- Во всяком случае, никто ее больше не видел, - улыбка Берти съехала на бок, она встряхнула челкой, возвращая себе прежний беззаботный вид, - Так мне можно посмотреть, что происходит в библиотеке, или это большой секрет?

- Никакого секрета, - я с воодушевлением указал на дверь в холл, радуясь возможности загладить бестактность, с которой я затронул болезненную для девушки тему исчезновения сестры, - Там пока мало подвижек в лучшую сторону. Макс только приступил к расчистке завалов. Но вот мне уже посчастливилось найти три антикварных фолианта и напасть на след четвертого.

- Я сразу поняла, как увидела вас, что вы наш герой и спаситель, - Берти радостно приняла мой преувеличенно веселый тон.

Перебрасываясь шутками и смеясь, мы вошли в холл, миновали нижние комнаты левого крыла, ведущие к лестнице, поднялись наверх и у двери в библиотеку столкнулись с мистером Тингли.

- Пришла навестить старика, малышка? – сторож обрадовался появлению Берти,  потянулся поцеловать ее в щеку и с удивлением взглянул на меня, - А я думал, вы там, работаете. Пришел вот позвать вас на кофе.

- Нет, я вышел прогуляться, - объяснил я, - И встретил мисс Грей.

- Вижу теперь, - кивнул Тингли, - Дверь-то заперта.

- Но я запираю только, когда ухожу домой, - возразил я и вынул ключи из заднего кармана брюк, - Вы, наверное, плохо подергали ручку.

- Я, конечно, уже не юноша, но и не немощная развалина, - сварливо заметил Тингли и кивнул на дверь библиотеки, - Там заперто. Попробуйте сами.

Я подергал за кольцо в зубах львиной головы, служившее ручкой многим дверям в особняке, и был вынужден признать, что старик прав. Дверь была заперта.

- Может, вы закрыли и забыли? – предположила Берти, забрала брелок с ключами из моей руки и отперла дверь.

- Обычно я так не делаю, - заметил я, немного растерянно.

Мысль о том, что я настолько увлекся странными размышлениями о лабиринте, что даже стал рассеянным, показалась довольно неприятной.

Берти толкнула тяжелую дверную коробку и вошла в библиотечный зал. Он был погружен в глубокий полумрак. Пространство затеняли стеллажи, перегораживавшие центр и закрывавшие вид на окна. Сами окна тоже были наполовину занавешены.

Работая за столом в нише центрального окна, я не нуждался в том, чтобы дневной свет проникал в зал, и не дал себе труда полностью отдернуть портьеры. Лишь узкие просветы виднелись между полотнищами ткани.

Верхний свет обеспечивали две старинные бронзовые люстры с множеством мелких плафонов, но, как и говорил мистер Тингли, горели они довольно тускло, их мощности не хватало на столь обширное помещение, поэтому днем я их даже не включал.

- А здесь все так же, как три месяца назад, когда я заходила последний раз, - шутливо заметила Берти, устремляясь в средний проход между стеллажами, который вел к центральному окну и письменному столу.

- Только кто-то набросал книг, - ворчливо проговорил мистер Тингли, старательно делая вид, что не смотрит на меня.

Возле одного из коротких приставных стеллажей, которые образовывали углы с торцами основных длинных секций, прямо на полу россыпью лежало три или четыре книжных тома, то ли небрежно брошенных, то ли опрокинутых с ближайшей полки.

- Это не я, - я покачал головой и быстрым шагом направился вслед за Берти, подгоняемый неприятным чувством, говорившим о том, что в мое отсутствие в библиотеке кто-то был, кто-то чужой и с неясными намерениями.

Берти, уже дошедшая до конца прохода, вдруг сдавленно вскрикнула и отпрянула назад. Наткнувшись спиной на меня, она вздрогнула всем телом, как от удара, и обернулась.

- Там… там, - ее глаза в темном пространстве между стеллажами казались черными и огромными от испуга.

Девушка не договорила, но я уже и сам видел в конце прохода, между боковиной шкафа и окном распростертое на полу человеческое тело. Высокий худощавый мужчина в серых брюках и темном джемпере лежал лицом вниз рядом с небольшой лужицей крови, натекшей вокруг головы.

Я взял Берти за плечи и хотел вывести ее обратно, к Тингли, остановившемуся между стеллажами и дверью, но девушка резко вырвалась из моих рук и подбежала к телу. Она нагнулась над незнакомцем, пытаясь заглянуть ему в лицо, потом охнула, зажав рот ладонью, и отшатнулась, налетев спиной на полки.

- Шон! Шон! – Берти всхлипнула и начала рыдать.

Я снова взял ее за плечи, уже не сопротивляющуюся, и передал из рук в руки мистеру Тингли.

- Это то, что я думаю? – бережно обняв девушку, спросил сторож и бросил поверх моего плеча хмурый взгляд туда, где в конце прохода на полу темным пятном виднелось тело.

- Уведите ее, я вызову полицию, - сказал я, указав глазами на дверь.

- Ничего не трогайте, - строго предупредил Тингли и, бормоча что-то ласково-утешительное, вывел рыдающую Берти на лестницу.

Я плотно прикрыл за ними дверь, прислонился к висящим на ней книжным полкам и сглотнул. Потом вернулся в центральный проход. Мой мобильный телефон лежал на письменном столе, чтобы до него добраться, мне нужно было перешагнуть через лежащего поперек дороги покойника или…

К счастью ряды книжных секций прерывались поперечными проходами, по которым можно было перейти на другую линию. Я свернул направо и обошел тело стороной. Остановившись у стола, я сглотнул еще раз и заставил себя посмотреть, чтобы увидеть лицо. Мужчина был молодой, моих лет. У него были коротко стриженые светлые волосы льняного оттенка. На макушке темнело пятно.

Я сглотнул третий раз, но тщетно – во рту было сухо. Перед глазами замелькали черные точки, а ноги ниже колен вдруг стали ватными. Я чувствовал, что надо отвернуться, но не мог. В ушах у меня зазвенело. Чтобы удержаться в вертикальном положении, я вцепился обеими руками в угол стола. «Ты этого не сделаешь, Пол Мартен», - глубоко дыша ртом, я стал уговаривать себя, - «Ты этого не сделаешь. Это всего лишь твой сосед с верхнего этажа. Твой сосед. Мертвый. С пробитой головой».