Станица часть 3

 Станица   (повесть)продолжение

 НА ПРАВОМ БЕРЕГУ ПОДКУМКА
    На новом месте работа пошла быстро и организованно. Переселенцы получали от писаря место для своей усадьбы, организована была подвозка камней для фундамента, недалеко нашли залежи глины, была припасена солома для изготовления самана и многое-многое другое. Но начиналось всё с обустройства места под майдан – большой широкой площади посредине будущей станицы, рядом протекала маленькая речушка, воду из которой решили брать для строительства, а для питья – из Юцы, она показалась чище, вкуснее.
      Площадь очистили, развернули на ней походные казачьи палатки для временного размещения, а ближе к южной части майдана разметили место для церкви, поставить которую решили в первую очередь. Очень помог станичникам приехавший к ним архитектор, который определил точное направление алтаря на восток, и дал советы по архитектуре, приближая её к современным формам, максимально используя традиции и заготовленный материал.   
     Через пару дней под руководством Семёна Коренца пришёл второй обоз. Семён Евсеевич был зажиточным казаком. Мало того, что у него был большой надел земли, обрабатывать который не хватало даже двух его взрослых сыновей и приходилось нанимать кого-то из желающих заработать жителей Георгиевска, но ещё он занимался коневодством и имел внушительную конюшню. Сейчас пока конюшня осталась в старом месте под присмотром старшего сына Коренца Ивана, и второму сыну Павлу, почти одногодку Петра, было трудно вдвоём с отцом разгружать свои телеги.
      Но у казаков всегда было правило – в трудных ситуациях безвозмездно помогать друг другу. Вот и сейчас подоспела целая бригада, и с ними Пётр, которая быстро разгружала телеги, и под присмотром жены Коренца – Ефросинии – раскладывала всё в нужные места. Работая, Петя всё время не спускал глаз с Кати, и в случае чего старался ей помочь – то ведро с водой возьмёт из рук и отнесёт, то какой-нибудь тяжёлый узел, всё время думая: «Хоть бы заметила, хоть бы обратила внимание!»
     Молодёжь вечерами, несмотря на усталость, собиралась на майдане на игрище. Звучали гармошки, балалайки, казачьи песни с приплясами.
                «Ойся ты ойся! Ты меня не бойся!
                Я тебя не трону, ты не беспокойся! …»
А то, как запоют на разные голоса:
«Домик стоит над рекою,
Пристань у самой реки,ой,
Парень девчонку целует,
Просит он правой руки.
    Верила, верила я, верю,
    Верила, верила я
    Ой, никогда не поверю,
    Что ты разлюбишь меня»
   Молодёжь, взявшись за руки, водила под песни хороводы. Тут уж Пётр не упускал момента, чтобы оказаться рядом с Катей. Сердце его млело, он держал её за руку и не знал, что ему дальше делать, хотелось прижать к себе, но боялся ненароком испортить начинавшиеся отношения.
     Наконец, пришла последняя группа. Кандауровы Григорий и Пётр ждали её особо: там был односум Григория Ермолай Кашкаров. Григорий даже уговорил писаря выделить место для жилья Кашкарова рядом с собой. Три года назад они вместе с группой казаков патрулировали дорогу в районе Ессентукского редута и неожиданно пришлось вступить в сражение с небольшим отрядом черкесов, которые, как оказалось, везли из-за границы оружие. В битве Ермолай потерял кисть левой руки. В пылу борьбы не чувствуя боли, он, разозлившись, чуть не пополам рассёк своего обидчика. Противник, потеряв двух убитых и оставив свой груз, ускакал в горы, а Ермолай из-за полученного увечья был списан со службы.
     Через несколько месяцев дом его, стоящий на окраине Георгиевска, вдруг ночью загорелся и сгорел дотла. Погибла вся семья. Сам Ермолай в горящей одежде чудом успел вытащить из огня только годовалую дочку Машеньку. Тяжело жилось Ермолаю. Кандауровы, как могли, помогали ему, но жили-то далеко, зато теперь приняли все меры, чтобы дома их оказались рядом. Разгрузили его нехитрый скарб и сразу начали строить ему небольшую турлучную мазанку во дворе, чтобы потом на «красной» линии построить хороший саманный дом. Подошла Катя.
     – Дядя Ермолай! Нехай пока Машенька побудет у нас, майная сёстра Елизавета за ней посмотрит.
     – Спасибо, Катюша, дай Бог тебе здоровья! Но не трудно ли будет Лизе? Ведь, у неё нога больная.
     Катя улыбнулась.
     – Не, нога не больная, она така с рождения, ажник за двадцать лет привыкла, да и маманя, ежели што, помогёт.

     Вот так, всю осень строились, косили сено на зиму, обрабатывали новые займища, зимой обустраивались, а весной всё продолжилось заново. Так прошёл в непрерывных заботах ещё один год, за ним - второй. Станица в несколько улиц с почти готовыми новыми саманными домами приобретала свой вид. Некоторые украсили окна резными наличниками и крышу петушком. Хорошо, что церковь построили сразу в первый год. Большой деревянный храм, посвящённый Успению Пресвятой Богородицы, красиво выделялся высокими стенами на фоне кудрявого Машука, устроили даже придел со вторым алтарём, который в октябре того же года был освящён. Рядом пристроили на каменном основании деревянную колокольню, но главное отличие этого храма от всех других в округе – это возведённая стена с 80 бойницами и четырьмя каменными воротами с амбразурами. Получилась целая крепость, где в случае набега могли укрыться все жители станицы. Слава Богу, что в жизни это не понадобилось!
АХ, УЖ ЭТОТ КУСТАРНИК!
     Как-то раз, Катя после домашних работ и уборки накопившегося строительного мусора решила пойти обмыться не к ближе расположенной Юце, ни, тем более, к маленькой и грязноватой речушке около церкви, а к Подкумку – там правее моста была заводь и густые заросли кустарника. Она зашла за эти заросли, разделась, стала умываться, и ей вдруг захотелось снять с себя всю одежду. Те чувства, которые охватили её, представшую обнажённой перед всей природой, трудно было объяснить! Какое-то волнение, смешанное с тревогой и радостью, наполнило её душу. Она ждала и звала любовь. А перед закрытыми глазами возник почему-то образ красивого, высокого и широкоплечего парня – Петра Кандаурова с его карими глазами и коричневой непослушной волнистой копной волос на голове.
     Внезапно Катерина услышала топот рысью приближающегося коня. Не успевая одеться, юркнула в кустарник и притаилась. Пошевелиться – значит выдать себя! Что делать? Во попалась! Присела и стала ждать – может быть, сейчас уедет? Аккуратно раздвинув веточки, решила посмотреть… И… обомлела: голый по пояс, весь обмазанный глиной стоял в воде Пётр Кандауров – видимо, кому-то помогал строить мазанку – и старался смыть глину с себя. Вся одежда тоже была в глине. Не увидев никого вокруг, он вдруг быстро скинул с себя штаны, чтобы постирать, и Катерина впервые в жизни увидела перед собой обнажённого мужчину. Она чуть не вскрикнула, но побоялась быть обнаруженной. Петр стоял к ней спиной и, выходя на берег, повернулся. У девушки остановилось дыхание, закрыв глаза, хотела отвернуться, но отчаянное любопытство взяло верх, и она их открыла. То, что предстало перед ней, её поразило! Видя голенькими маленьких мальчиков, она невольно представляла, что и у взрослых это выглядит так же. Но то, что она увидела… Кровь бросилась ей в лицо, а сердце забилось так, что, казалось, было слышно во всей вселенной! Катерина невольно пошатнулась. Пётр сразу среагировал.
     – Что это?
     Раздвинул ветви, а там… Обнажённая девушка сидит на коленях и пытается спрятать в ладонях лицо.
     – Катя?! Ты?! Телешом?
     – Уйди! Отвернись, охальник! Не гляди!
     – Катюша, как не гляди? Коли я уже вижу! Я, как разглядел, всё захолонуло во мне! Да ты же мейная свет, болезочка, жалочка! Я думаю о табе день и ночь! Люба моя!
     Он уже не мог совладать с собой – подхватил её за подмышки, поднял с земли и приговаривая ласковые слова, целовал лицо, шею, плечи, груди. Катя сопротивлялась прижатыми локтями, как могла, потом вдруг обмякла, ноги её подкосились, и уже ни о чём не думая, полностью отдалась его власти…    
      Пётр лежал на спине, закинув руки за голову, и блаженно улыбался. Катя сидела рядом, охватив колени и, положив на них голову, плакала.
     – Шо мы с тобой, Петя, наделали?! Как мне таперяча жить? Кто узнает – позор! Отец меня убьёт!
     – Ну, чо ты, дружечка моя родимая? Хочешь, я завтра же пошлю сватов?
     – Эх, Петя, ты не ведаешь моего батяню. Окромя того, кто ж меня отдаст замуж, ежели старшая сёстра ещё не выдана? Обычаи наши забыл?
     – Ладно, люба моя, ни о чём пока не думай. Иди домой и вида не подавай. Я приеду позжее и другой дорогой. Знай, шо я табе николы не брошу, кохаю табе давно, ты мейная на всю жизнь. Шо-нибудь прикумекаем!
     Катя пошла, а Пётр, верхом поехал вдоль Подкумка, увидел на другом берегу рыбачков, перебрался через речку, выпросил трёх пойманных голавлей и с противоположной стороны станицы подъехал к дому.
     Отец его Григорий, дед Лукашка и Ермолай Кашкаров сидели за столом, мать – Евдокия – убирала миски, на столе стояла кастрюля борща, рядом крутилась маленькая Машенька.
     – Здарово днявали! – приветствовал их Пётр.
     – Слава Богу! Ты иде был, почему к столу опоздал?
     – Да вот, поехал до речки, а там ребята с Солдатскй Слободы рыбалят, я с ними и добыл трёх рыб. Возьми, маманя, положи на лёд, уха знатная будет.
     – Наш пострел везде успел! Сидай до стола, борщ постный, но дуже гарный!
     – Спаси Господи, маманя!
     – А ты, Петро, не забув, шо завтра «Пётр и Павел»? – спросил Ермолай, – Нынче на вечерню пойдем, а завтра опосля обедни – присяга новобранцев. Тебе-то уж осьмнадцать исполниось!
     – Да ишо в прошлом годе було. Надо ж! С энтими стройками всё с головы повылетало! Мама, форму треба приготовить.
     – Да уж готова, сынок.
   (продолжение следует)