Станица часть 4
на фото - первый мост через Подкумок к станице
ПРИСЯГА
И вот, этот день настал. После литургии в храме собрались во главе с Атаманом старейшины, несколько заслуженных казаков и пятеро парней, которым предстояло начало воинской службы. Второй Волгский полк, часть которого разместилась в новой станице, был льготным, то-есть освобождённым от несения постоянной службы и призывался только при военных действиях, но казаки, особенно молодые, обязаны были проходить определённую войсковую подготовку. Положено было четыре года проходить её в подготовительном отряде в своей станице, после которых – четыре года действительной службы по охране рубежей, а дальше – только на месячных сборах. Но, с одной стороны, льгота не предусматривала казакам станицы проходить действительную службу, с другой стороны – проходить подготовку в станице из-за переезда не было возможности. Поэтому атаманское Правление приняло решение, с согласия командования, отправить новобранцев на некоторый срок для боевой подготовки в Константиногорскую крепость.
Процедура принятия присяги выглядела торжественно, Пётр смотрел на происходящее, как заворожённый.
По церкви неслось пение:
«Царю Небесный, Утешителю, Душе истинны,
Иже везде сый и вся исполняяй…»
Потом священник с крестом в руках с амвона прочитал молитву «На доброе дело», и все выстроились: слева – знаменная группа, справа – атаман, старейшины и казаки, а Пётр со своими товарищами – в центре храма. По поручению атамана вперёд вышел со всеми знаками отличия, вахмистр Григорий Кандауров, который торжественно произнёс:
«Я – назовите свои имена! (хором прозвучало: «Кандауров Пётр, Гладких Степан, Скляров Павел, Грицан Николай, Таранов Иван») – перед Честным Крестом и Святым Евангелием присягаю:
Верой и правдою служить Отечеству, Церкви Православной, честному казачеству, свято хранить добрые казачьи традиции и обычаи. Защищить их в годину брани, не щадя живота своего. Не за страх, а по совести выполнять возложенные на меня обязанности, подчиняться законной власти, Атаману, священноначалию, а данные мне праа и власть не употреблять во зло.
Боже Милосердный, буди мне помощником и заступником в несении служения моего!»
– А таперича, – сказад атаман – подходьте к кресту и Евангелию на аналое, потом к батюшке и Знамени.
Приложились поочерёдно к Кресту у священника, который окропил каждого святой водой, вставали на колено перед Знаменем, целовали его и затем соединились со строем казаков на правой стороне, где каждому новобранцу одели погоны.
Со смешанным чувством гордости и несколько нервного ожидания неизвестности вышел Пётр из храма на площадь. А ещё и Катя из головы не выходила! Но – думать и мечтать было некогда: начинались праздничнве игры.
В прошлом году карачаевцы, живущие в Аджи-Ауле у подножия Бештау километрах в пяти от Подкумка, пригласили своих соседей на байрам. Перед обильным угощением поразили казаков женщины аула, которые, красиво одетые в национальные костмы, стройно на своём непонятном языке спели национальные песни, показали красивые танцы, а потом парни восхитили своей джигитовкой.
Сегодня станичники решили не отставать. Зазвучали песни. Вот запели женские голоса:
«Как на ентой, да ой-да, на долинке
На широкой, ой-да, луговинке
На мягкой траве, ох, на лазоревой,
Там девчоночки, ой-да, гуляли,
Да травы, ой, цветочки собирали…»
Затем подхватили голоса казаков:
Ой, да раз малым мало, эх,
Мне, братцы, ноня спалось, да,
Ой, да, вот (и), ой-е, много-много
Да во сне, ой-е,вот и виделось…»
Пётр с трудом слушал казачьи песни, испоняемые красиво одетыми казачками и казаками –– он среди них видел только свою Катерину, а в мыслях витала их встреча на берегу Подкумка, и он мечтал о том, когда он сможет снова обнять её и прижать к себе.
Но, вот, пришла и его пора – начались соревнования в джигитовке. Нет, не зря он ездил несколько раз к парням из Аджи-Аула, и, подружившись с ними, изучил несколько приёмов работы с конём, а выезжая на свои земельные участки (довольно далеко от станицы на юг), устраивал себе скачки и упражнялся в джигитовке!
Сегодня среди всех казаков, несмотря на свою молодость, ему равных не оказалось. Он на полном скаку переворачивался и сидел спиной к голове коня, на полном ходу спрыгивал с коня и запрыгивал в седло, повисал на стремени вниз головой, и скакал, закрепившись лёжа вдоль коня сбоку, а уж как рубил лозу! На полном скаку ни одного промаха и все срубленные концы лозы падали вертикально вниз. В конце заезда отец его Григорий, зная возможности сына, подбросил вверх небольшой арбуз, и Пётр одним взмахом шашки рассёк его пополам. Как победителю ему вручили большой букет полевых цветов. Пётр, подъехав к толпе, перегнулся через коня и отдал букет Катерине, показав всей станице, кто его девушка, и – только посмейте кто-нибудь к ней подойти!
СВАТОВСТВО
Гулянье продолжалось весь день. К столу Петра подсел Ермолай. Он ловко одной рукой, помогая культей, скрутил цигарку, закурил, спросил:
– Ишшо не дымишь?
– Нет, Ермолай, пока неохота. А где Маша?
– С маманей твоей. Вона ея любит, як родну.
– Да, Ермолай, жаниться бы табе.
– Кто ж за мене пойдет? Одинокие жалмерки, да с детьми – это не по мне. Да и кому из них нужон инвалид? Как и молодым. Стар я для них.
– Який же ты стар? Скоко табе лет? Небось, тридцати пяти ишо нет!
Помолчали. Вдруг Петру пришла, казалось бы, немыслимая идея!
– Ермолай! А давай мы табя женим на Лизавете, Коренца дочери! Поглянь на неё – она ж красивая, почти, как Катерина. Ну, да, маленько хромает, зато хозяйка какая! И с Машенькой у неё добрые отношения!
– Да и мне вона нравится, но Коренец ни за что не отдаст её за калеку.
– Фу-ты ну-ты! Сызнова ты за своё! Який ты калека? По дому всё могёшь, цигарку, вон, как скрутил! Чирики, пока простые, научился шить. Да ты обучись сапожному ремеслу, табе в станице цены не будет! Погутарь с ней. Хошь, я её приведу?
– Ох, Петька, боязно. А ну, как откажет? Плохо мне будет!
– Ну, как знаешь!
Растравил Петька Ермолаю душу. Теперь он день и ночь думал только об одном. Наконец не выдержал, встретил утром Лизу одну около речки, когда она за водой пошла.
– Здарово ночявала, Лизавета.
– Слава Богу! Ты чего, Ермолай так рано к речке вышел?
– Не поверишь, табе караулил. Погодь на-час, треба мне с тобою погутарить. По дуже важному делу.
Лиза поставила вёдра с коромыслом на землю и молча ждала, что Ермолай скажет. А он, сняв картуз с головы, мял его в руках и молчал. Наконец, выдавил:
– Лизавета! … Выйдешь за меня?... Погодь! Не торопись отказывать! Да, у мене культя, но я всё могу! И я вполне здоровый мужчина, дочурка в мене маленька, адже как она до тебе тянется! Вполне может мамой назвать. А Бог даст, нарожаем ишшо, сколько душе угодно!
– Погодь, Ермолай, разтарабанился! Ты захотел соединить двух инвалидов? Подошёл ко мне, потому что я хромая?
– Нет, нет и нет! Я совсем не потому! Не ведаю, как это получилось, но я до тебе прикипелся. Ты цельными днями в моих мыслях, я анжик устал от энтих думок! А то, что у табе одна нога чуть короче другой – да наплевать! (он схватил её руки, прижал их к своей груди) Я табе таки чирики сошью, вложу таку подошву, шо будешь ходить по станице, как англицкая королева!
– Шо табе сказать, Ермолай? Колы твоя Машенька була у нас, и я бачила, с каким коханием вы друг к другу относитесь, подумала – вот такого отца своих детей я желала бы иметь, и представила себя твоею жинкою. Но отогнала эту мысль напрочь, потому как подумала – ни за что батяня табе меня не отдаст! Всё ищет то ли богатого, то ли знатного! Но я характером в него, я тож упряма, за любого не пойду!... Знаешь? Посылай сватов. Я согласная!
Ермолай хотел бы обнять Елизавету, но подумал, что это будет не хорошо. Просто поклонился и пошёл
Попросил Ермолай Григория съездить с ним в город – так уже называли меж собой поселение Горячих Гор под Машуком, потому что стояли в нём добротные дома, протянувшись вдоль нескольких улиц, вместо убогих калмыцких кибиток около целебных источников строились каменные здания купален, видно было, как разбивался небольшой парк и возводилось красивое здание для приезжавших на лечение офицеров со странным для казаков названием Ресторация. Походили казаки по многочисленным магазинам, купили в подарок «Коренчихе» красивую шаль, а Семёну Евсеевичу – добротные шевровые сапоги, прихватили и вина «заморского».
На следующий день празднично одетые Кандауровы и Ермолай с подарками пришли в дом Коренцов.
– Здарово живёте!
– Слава богу!
– Принимай гостей, Семён Евсеич.
– Милости просим! Сидайте.
– Мы к табе с подарками. Вот – табе, вот – уважаемой Ефросинии Ильиничне!
– Спаси господи, в честь чего подарки?
– По делу пришли мы, у вас – девка невеста, у нас – жених. Може, договоримся?
Коренец запустил пятерню в поредевшую шевелюру и почесал затылок.
– Шо вам сказать? Младшая моя ще молода, а старшая – ещё незамужняя.
– Так мы, Пётр Евсеевич, про старшую-то и гутарим.
Коренец посмотрел на них, пожал плечами…
– Как сказать? Покумекать надобь.
Тут вмешался дед Лукашка.
– А чо резину тянуть, чо кумекать? Ты глянь на жениха – який казак! Чо с того, что в бою пострадал? Зато який работяга, який хозяин, дом построил, а как без хозяйки? Конечно, може, ждёшь зятька купеческого звания с башлями али вельможу какого – тогда уж, чего уж! Тогда – всё наоборот. Ато как? Тогда звиняйте!
– Не торопись, батя, – прервал его Григорий, – може, спросим Лизавету?
Покрутил головой Коренец – отказать такому свату вахмистру Кандаурову и заслуженному казаку Ермолаю, станичники не поймут. Неуважительно.
– Клич дочерю, мать. Спытаем.
Елизавета всё слышала, сама открыла дверь и вышла к ним из комнаты.
– Коли, тата и маменька, сватают меня за Ермолая, то я прямо говорю – я согласная.
Семёну Евсеевичу ничего не оставалось, как согласиться. Подали угощение, Ермолай выставил на стол красивые бутылки «заморского» вина, выпили, закусили, пошли разговоры. Григорий с Ермолаем рассказали, что видели на той стороне Подкумка, «Вот бы и нам в станице поставить несколько мануфактурных и бакалейных лавок, ещё и винную» …
Пётр, выпив немного вина, осмелел, вдруг поднялся и говорит:
– Семён Евсеич! Уважаемый! Коль мы тут уж сватаемся, може, заодно отдадите за меня Катерину? Я божусь…
– Охолони, парень! Молодой ишо, рано табе жаниться! Да и старшая ишо не замужем – только разговоры ведём! И Катька нехай подрастёт! Табе ехать в крепость послужить? Вот и ехай! Так что – точка!
– Нет, Семён Евсеич! – заступился за внука дед Лукашка, погрозив пальцем. – Это не точка, это – точка с запятой!
Немножко разрядилась ситуация небольшим смехом, а Григорий усадил сына, похлопал его по колену – не время ещё! Катерина стояла в дверях сама не своя, закрыла покрасневшее лицо, выскочила из дома, выбежала на баз, вскочила на коня и ускакала в сторону Юцы, успокаивая себя.
СЛУЖБА
Начало службы в крепости было для молодых казаков необычным: требовалось освоить строевую подготовку, основы караульной службы, а уж после этого стали отрабатывать боевые приёмы работы шашкой, пикой, стрельбой с места и на ходу с коня, чем горские джигиты владели достаточно хорошо. Наконец, пошла настоящая работа – в составе небольших отрядов охрана дороги до редутов в Ессентукской станице и у Кислых Вод. Нападения стали реже, большую опасность представляли небольшие караваны с оружием, которыми горцев, разжигая страсти на Кавказе, пытались обеспечить из Турции.
Однажды возвращался дозор в крепость Кисловодского посёлка, всё было хорошо, Николай Грицан предложил:
– Може, песню заиграем?
Едут молодые казаки и поют под аккомпанемент цоканья копыт:
«Скакал казак через долину
Через кавказские края,
Скакал он садиком зелёным
Кольцо сияло на руке…»
Вдруг видят – навстречу им со стороны Кольцо-горы едет одинокий горец. Остановили.
– Кто таков? Куда путь держишь?
Тот на ломанном русском языке пытался объяснить, что через Ессентукскую хочет попасть в село Этока, где живут его родственники. Что ж, ничего подозрительного не нашли, отпустили. Но, как только тот отъехал, казаки услышали резкий его свист и увидели, как горец пустил своего коня в намёт. Это показалось подозрительным. Стали внимательно смотреть по сторонам и, проехав немного вперёд, заметили в кустах ниже своей дороги у реки спрятавшихся всадников с грузом на конях. Те, увидев, что они обнаружены, выхватили винтовки, прозвучали выстрелы. Один из казаков упал, под другим пал конь, седок перелетел через его голову на землю, тотчас выхватил винтовку и открыл ответный огонь, а Пётр, получив пулю в ногу выше колена, выхватил шашку и с диким криком бросился вниз с дороги на стрелявших. За ним ринулись и остальные. Атака была такой стремительной, что противник, побросав груз, попытался уйти. Да разве, как говорил дед Лукашка, от казака уйдёшь? Пётр не видел, как воевали остальные, он одного из бежавших полоснул шашкой, на другого, пытавшегося перебраться на другой берег, прыгнул с коня, свалил в воду, прижал его голову к воде, пока тот не начал захлёбываться, выволок на берег и крепко связал по рукам и ногам. Забрав раненого товарища и перевязав свои раны, казаки пленённых коней с грузом контрабанды, пленного и раненых горцев, доставили в крепость.
– Вы допросили их? – спросил командир наряда крепости.
– Нет, господин подпоручик.
– Корнет, казак. Мы – драгуны.
– Звиняйте, ваше благородие, не хотел обидеть. У вас – корнет, в нашей крепости у солдат – подпоручик, у нас – казаков – хорунжий. Погоны-то одинаковые, как всё запомнить? А шо за допросы – не казачье энто дело. Завтра с утра наш срок вертаться к себе.
Вернулись, доложили о случившемся, но не успел Пётр залечить свою рану (ранение было, на счастье, лёгким), как поступил сигнал, что злоумышленники отбили часть стада коров хозяйств Солдатской слободы и увели в сторону Бештау. Дело в том, что выше Сенной площади, где по субботам и воскресеньям собирался большой базар и на нём как горцы, так и русские торговали… (чем? Да всем! От живых коров, овец и кур, молочной продукции, овощей и фруктов до всяких поделок, на которые особо падки были приезжавшие на воды отдыхающие) – так вот, выше Сенной площади была большая поляна с сочной травой и множеством цветущих белых ромашек. Это место так исстари и называли – Белая Ромашка. На эту поляну жители Солдатской слободы сводили на пастбище своих коров, вот их-то и увели. Пётр сам вызвался возглавить отряд: он понял, что коров угнали в Аджи-Аул, а там жили его товарищи и кунак Тимур, он не хотел, чтобы кто-то из них пострадал.
Подъехав к Аджи-Аулу, попросил товарищей быть наготове, но подождать, а сам спешился, подошёл поближе и, спрятавшись за склоном небольшой скалы стал звать:
– Тимур! Тимур! Это я – Пётр. Не стреляйте, выйди поговорить! Просто поговорить!
В конце концов Тимур подошёл.
– Тимур! Я не ведаю, може, твои земляки ни при чём, но стадо надо срочно возвернуть. Ты представляешь, шо буде, колы всё дойдёт до начальства? С аулом поступят по-ермоловски: сотрут с лица земли, будут жертвы, зачем?
– Подожди здесь, сейчас вернусь.
Через некоторое время вернулся.
– Наши в этом не виноваты. Стадо через нас увели в сторону озера. Наши знают этих людей, сказали, что найдут и вернут. Хозяева своих коров вечером забирают? Вот к тому времени и вернут.
Пётр был очень доволен, он почувствовал, что всегда можно договориться, не доводить до кровопролития. Начальство тоже было довольно действиями Петра и, учитывая его сообразительность и то, что среди своих он был наиболее грамотным и авторитетным, ему присвоили внеочередное звание урядника, а за то, что, будучи раненным, проявил храбрость и задержал контрабандистов оружием, наградили медалью «За службу и храбрость». Правда, узнал он об этом позже, а пока… Как-то прискакал мальчишка из станицы и сообщил:
–Твою Катьку сватают!
Петра аж зашатало от такой новости, он вскочил на коня и помчался. На удивлённый вопрос товарищей «Ты куда?!», только махнул рукой: «Беда!». Не сговариваясь, они тоже поскакали за ним вслед.
(продолжение следует)
Свидетельство о публикации №221121101080